Беты (редакторы): Simeon Stefan Batory
(Шпандау, Spandau Citadel. 1 июля 1808 год). Суббота. (Вильгельм) Сенешалю пришлось дважды отправлять Джетту запрос на приём, потому что новоприбывший Бруджа категорически отказывался с ним видеться, вызывая у Вильгельма раздражение. Добравшись же до цитадели, ему пришлось прождать почти час, прежде чем соблаговолили опустить мост. Вентру уже мечтал ворваться в замок неофициально и забыть обо всех правилах приличия, однако ему требовалось хорошее расположение духа пирата, а если Вильгельм ворвётся в его убежище силой, радости это особой не вызовет. Сенешаля провели через общий двор и проводили по узким солдатским коридорам до большого приёмного зала, который, очевидно, использовали как столовую. Теперь комната была украшена гобеленами сражений, дорогой мебелью и оружием. Джетт слишком сильно любил оружие, и в цитадели Бруджа его было много. — Добро пожаловать в мою обитель! — тожественно сказал пират, поднимаясь с огромного трона и предлагая Вильгельму присесть за круглый стол. На Джетте был пиратский камзол, большая треуголка, а на плече восседал зелёный попугай, который постоянно взмахивал крыльями и раскрывал клюв. Вильгельм слегка склонил голову, приветствуя пирата, и сел на указанное место. Слуга тут же подал ему бокал с красной жижей, но Вентру отказался. — Простите, я забыл, что ваш клан слишком критично относиться к разнообразию смертных. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду пить в вашем присутствии? — не дожидаясь ответа, Джетт наполнил свою чашу из кувшина и с хитрой улыбочкой сделал большой глоток. — Я бы сразу перешёл к делу, — Вильгельм чувствовал себя неловко, особенно после того, как за его спиной закрылась дверь, и комнату наполнили слуги Джетта в количестве двух десятков, и, как натренированные солдаты, встали по стойке «смирно» вдоль стены. — Конечно, я вас слушаю. — Это приватный разговор. Вы не могли бы избавиться от смертных? — Они солдаты. Шведские солдаты. И не говорят по-немецки, — Джетт продолжал попивать кровь и вести себя крайне фривольно. — И всё же, — Вильгельм пытался настоять, но пират даже не шелохнулся, продолжая нагло глядеть Сенешалю в глаза. Это так и подмывало Вентру использовать на наглеца гипноз. — Вильгельм, вы мой гость, расслабьтесь и говорите, о чём пожелаете. Это безопасное место, никто не может его прослушать. Вы сами знаете, что меня охраняют Тремеры, — Джетт снова сделал глоток и пробежался глазами по смертным. — Что ж. Чудесно, — Вильгельм стал серьёзен. — Я хочу купить у вас Диту. Предлагаю сто тысяч кёльнских марок. — Зачем она вам? — Джетт прищурился. — Мне нравиться её кровь, и я хочу иметь к ней свободный доступ. — Её кровь нравиться многим, но никто не предлагал мне подобной суммы. Даже Карл. Вильгельм откашлялся, вдруг понимая, что не все располагали подобными средствами, и некоторые даже были не способны представить себе такую сумму. — Ну, так вы продадите её? — Нет! — Джетт резко ударил кулаком по столу, заставив солдат повернуть к ним голову. — Мы можем рассмотреть и другие варианты. — Я отказал Карлу, почему я должен считаться с тобой! — в Джетте пропали последние капли вежливости. Бруджа негодовал. — Дита не просто моя собственность, это заслуженная награда, от которой я никогда не откажусь! — Но я могу... — А ты можешь продать мне Шарлоттенбург? — Джетт блеснул глазами, наклоняясь к Вентру, — я предложу тебе четыре тонны золота. Я располагаю такими средствами. Ты готов продать свою обитель за золото?! — Джетт прокричал последнее слово. — Я вас понял, — Вильгельм вскинул голову, стараясь сохранить своё лицо. Джетт с презрением смотрел, как Сенешаль поднимается из-за стола. — Простите мою невежливость, — опомнился он. — Дита много для меня значит, а за последнее время слишком много желающих появилось купить её. Вильгельм лишь кивнул. — Не уходите, господин Равенсбург. Я хочу продать вам кое-что интересное, может, не столь диковинное, как ручная магичка... — Джетт подошёл к стенду с оружием, — я не могу подобрать вам крови по вкусу, но могу предложить вам оружие из прочнейшей стали, изготовленное древними мастерами для китайского императора. Секрет изготовление подобного оружия уже потерян, и я готов продать вам этот чудесный экземпляр всего за три тысячи марок. Джетт развернул плотную ткань и выложил перед гостем цзянь[1], украшенный драгоценными камнями. — Красивое оружие. Но вы просите слишком много. — Взгляните сюда – клеймо древнего китайского царя династии Чжау. Она принадлежала императору Тан Шую, цена именно та. Можете попробовать его в бою. Безупречная балансировка, прекрасно лежит в руке. Вильгельм, не отводя взгляда от Бруджа, потянулся к мечу и взялся за эфес. Оружие оказалось лёгким, хорошо наточенным, и действительно отлично лежало в руке. — Я обдумаю ваше предложение. — Это единичный сохранившийся клинок. Поверьте, я сам добыл его из палат императорской семьи, — Джетт усмехнулся, явно вспоминая что-то приятное. — Верю, — Вильгельм, наконец, смягчился. — Пришлите мне гонца, если пожелаете его купить. По такой цене лишь для вас. — Всенепременно, — Вильгельм направился к двери. — И... я надеюсь, что не обидел вас. Дита в вашем распоряжении, забирайте её из Тремерской капеллы, когда пожелаете, просто жить она должна там. — Я же сказал, что понимаю, — Вильгельм улыбнулся пирату, но в глазах его виделось разочарование. Солдаты расступились, выпуская вампира из зала, и Вильгельм поспешил покинуть Бруджа. Поездка не принесла никаких результатов, а ему очень хотелось порадовать Катерину. Любовница будет недовольна, узнав, что девушку из общественного стада получить в своё распоряжение не удастся. Правда, всегда существовали альтернативные пути... Вильгельм пожалел, что пришёл с официальным визитом. Его всюду сопровождали и не дали возможности ничего осмотреть. Но, выходя в центральный двор, Сенешаль встретился со странным человеком, что прятал лицо под маской. Он был невысокого роста, темноволос и напоминал цыгана. Они почти столкнулись, и незнакомец быстро кинул: «простите,» – и проскользнул в здание. Вильгельм словно случайно зацепил его и сорвал серьгу с уха цыгана. Уже покинув цитадель, Сенешаль погрузился в изучение предмета. Случайный встречный был вампиром, его звали Мартин и он был Потомком Джетта. Когда именно получил становление незаконный ребёнок, Вильгельм узнать не мог, но он смог бы использовать это как давление на пирата.***
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 4 июля 1808 год) Воскресенье. Дита пришла к военным казармам, когда ещё не было семи. Слуги Катерины, чётко следующие приказам госпожи, обычно в это время помогали Палачу отправиться на сон, или доделывали её задания. Но Катерина в последнее время так сильно увлеклась своим любовником, что забыла про обязанности и слуг. Именно поэтому Бэн и Ангелина скучали вдвоём в крохотной каморке. Бэн валялся на кровати, задумчиво рассматривая потолок. Когда Дита вошла, он привычно дёрнулся, но сразу успокоился. Ангелина поднялась из-за стола и крепко обняла подругу, слегка приподнимая её от пола, вызывая весёлый смех юной девицы. — Ты сегодня рано, — заметила женщина. — Марианна отпустила, клиентов было много, думала, я спать. Но сначала поем! — Дита поставила корзину на стол, деловито забираясь внутрь. — Это еда, вообще-то, для меня и Ангелины, — мрачно заметил Бэн, не отрываюсь от своего занятия. — Жадина! — фыркнула Дита. — Бери моё, — сразу предложила Ангелина. — А ты, Бэн, мог бы добавить пару монет и заказывать на Диту тоже. — Я ей что, меценат? — он отвернулся к стене, стараясь не смотреть на девушку. — Она со мной занимается! — попыталась парировать Ангелина. — У тебя работы сегодня много? — словно забыв о Бэне, спросила Дита, что-то жуя. — Нет. — Пошли, по городу погуляем! — радостно предложила девушка. — Погода волшебная! — Я... мне надо закончить письма. — Пошли в столовую, я поем, а ты напишешь, что надо. Потом пойдём на прогулку! — Идите куда хотите и побыстрее! — прикрикнул на них Бэн, и девушки, выйдя из комнаты, закрыли дверь на ключ, оставляя мужчину отсыпаться. Гуль крутился в постели ещё минут десять, пытаясь успокоиться и отогнать мысли об испанской инфанте. Когда же ему, наконец, удалось уснуть, то его стали преследовать навязчивые видения о близости с девушкой. Бен проснулся, как только Ангелина вставила ключ в замочную скважину. Он знал, что вернулась сестра, и не двинулся, оставаясь лежать неподвижно. Девушки зашли в комнату, Бэн почувствовал, как учащается его сердцебиение. Прижав подбородок к груди, он постарался отвлечься от глушащих чувств и уснуть снова, но голосок Диты, хоть и очень тихий, тревожил его до безумия, заставляя вздрагивать от каждого её слова, словно она обращалась к нему. Хотелось вскочить и выгнать её прочь, чтобы красотка не доставляла проблем, однако вместе с тем хотелось подняться и затащить её в постель, забыв о присутствии Ангелины. Помощница Катерины разложила свою работу, и Дита отсела в сторонку, чтобы ей не мешать. Вытащила журналы и бульварные газетёнки, что привозили из других городов, и в комнате повисла тишина. Даже перо сестры беззвучно царапало бумагу, чтобы не тревожить его сон. Бэн вслушивался ещё какое-то время, а потом всё же уснул. Ангелина разбудила его около двух. Юноша мог бы спать дольше, потому что заняться было нечем, но он хотел соблюдать режим, настроенный веками. Бэн поднялся, натянул рубашку. Дита поднесла ему поднос с едой. Он быстро сунул ей в руку хлеба, чтобы она не стояла над ним, попрошайничая. В её обществе гуль бы и есть не смог. Дита вернулась за стол к Ангелине, и они стали шёпотом обсуждать какие-то рисунки и статьи. Бэн доел и вернул тарелку в котомку, затем подобрал со стола листы, что готовила Ангелина. Она явно старалась, написано было очень аккуратно. — Хорошо потрудилась, — похвалил он сестру. — Дита помогла, — скромно опустила взгляд Ангелина. Бэн друг побледнел. Пока девчонка занималась ерундой в их спальне, он мог ещё это вытерпеть. Но он чётко сказал Ангелине, насколько это важные бумаги, и что смертную подпускать к ним нельзя. — Я же запретил тебе показывать ей это! — сказал он тихо и очень строго. — Она же много раз говорила, что ей и рассказывать некому. — Мало ли что она говорила! Ты даже не знаешь, чей она гуль! — Тебе же понравилась работа, в чём проблема, — влезла защищать подругу Дита. — Ты – проблема! Что ты всё крутишься тут, вынюхиваешь? — его вдруг охватила паника, так много девчонка могла увидеть. — А зачем тогда пускаешь, если так за свои бумажки трясёшься? — ответила принцесса не менее строго, гневно блистая глазами. — Всё, достала! Топай в свою капеллу и не мешай людям работать! — Я не к тебе прихожу, не тебе меня гнать! — парировала она, заводясь всё сильнее. Бэн подхватил девушку, перебросив её через плечо, и вынес во двор. Опустил Диту на тротуар и, ткнув пальцем на юг, сказал: — Домой! Дита обижено надула губы и, сложив руки на груди, упрямо смотрела ему в глаза. Бэн раздражено мотнул головой и вернулся в казарму. — Идиот, идиот, — повторял он, ходя кругами вокруг стола. Немного успокоившись, гуль вернулся в комнату к Ангелине. — Извинись перед ней! — завопила напарница, обливаясь градом слёз. Бэн рассеяно раскрыл рот, не зная, что ответить. Догнать Диту? Его снова обдало жаром. Принцесса всё равно не отдастся ему. Что толку? — Она не обиделась. Придёт завтра, куда денется, — попытался он успокоить сестру. Та всхлипнула ещё раз и прижалась к нему, словно не Бэн её только что расстроил. «Глупая девчонка! Две глупые девчонки. И почему они свалились мне на голову»? Бэн поглаживал сестру по коротким волосам, он прекрасно её понимал. К Дите сложно было не привязаться. Принцесса очаровывала, завораживала. И Бэн был уверен, что девушка придёт. Ведь она с таким восторгом говорила о дружбе с ними. Бред! Бэн усадил Ангелину за стол, забрал бумаги и, заперев двери, уехал на почту. Надо было срочно себя чем-то занять. Чем-то серьёзным и важным. Или он совсем двинется.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 4 июля 1808 год) Воскресенье. Девушка написала Джетту короткую записку и передала её с уличным мальчишкой, пообещав, что приёмная сторона заплатит. Сведенья от гулей Палача были полезны пирату и Дита радовалась, когда могла отправить хозяину что-то. И пока Бэн не подозревает за ней ничего серьёзного, она могла открыто лезть в их дела. Юноша разозлился, когда Дита добралась до почты Густава, но принцесса была довольна собой и уверяла себя, что Бэн быстро отойдёт, и она вновь сможет находиться в их маленькой и уютной комнате. Принцесса вернулась в капеллу: работать ей совсем не хотелось, но и спрятаться не удалось. Отработав на кухне, Дита переоделась, и ещё до того, как направилась в зал, Марианна сообщила о клиенте. Сразу подхватив её руку, гуль потянула девушку за собой. Дита не сопротивлялась, она была рада не появляться в общем зале, где на неё глазели гули и посетители, что ловили ночных бабочек. Девушку проводили в подземную комнату с шикарной обстановкой. Там ожидал её знакомый вампир с разными глазами, и Дита вежливо его поприветствовала. Эрих сидел на дорогом кресле, закинув ногу на ногу, и предложил девушке сесть напротив. — Желаете пообщаться? — стараясь вести себя вежливо, спросила она. — А ты заслужила? — усмехнулся он. — Что мне сделать, чтобы заслужить? — скромно улыбнулась девушка, подыгрывая вампиру. — Расскажи мне о своей жизни, красотка. Как ты докатилась до состояния скота? — Я, вообще-то, гуль. — И в чём, по-твоему, разница? Ты живёшь с общественным стадом и кормишь собой вампиров. Обычная раба, без прав и возможностей. — Приятный разговор… Эрих рассмеялся. — Не дуйся, прими правду. Расскажи, как ты познакомилась с Джеттом? — Я была ребёнком, когда он рассказывал мне про свои приключения. А потом я влюбилась в него и, испив его крови, помогла украсть несколько тон драгоценностей из казны Испании и сбежала с ним в море. — Как романтично. А что с твоими магическими силами? Дита притронулась к висевшей на шее серебряной пуле. Ей нельзя было открывать свою связь с пиратом, но даже просто разговоры о Бруджа сильно тревожили её сердце. — Не думаю, что я могу это вам рассказывать. Тремеры запретили мне распространяться. — И всё же? — Эрих выразительно на неё посмотрел, и девушка почувствовала, как настойчиво Шериф тянется сознанием к её мыслям. Дита закрылась, не позволяя читать её, и сердито взглянула на Вентру. — Что вы хотите узнать? Если вас интересует моя магия, обращайтесь к Петру. — Меня не интересует твоя магия, — попытался успокоить её Эрих и заискивающе улыбнулся. Девушка надула губки и опустила плечи, Шериф сразу усилил свои попытки прорваться в её мысли, и магичка, словно ножницами, разрезала его ментальную связь. Эрих вздрогнул, почти физически ощущая её преграду, и удивлённо взглянул на принцессу. — Необычная способность. — Питайтесь, и я пойду работать. — Не терпится вернуться на кухню и мыть посуду? Ты же королевских кровей, тебе по статусу положено пользоваться смертными как своими рабами, а при этом ты сама стала рабой. — Я никогда не пользовалась слугами как рабами. Я уважала их. Мои воспитатели говорили со мной как с равной, я играла с кухонными девушками. И моим лучшим другом был сын моего крёстного, который служил в королевской гвардии охранником. — Какая простота. И сколько ты уже гуль? Лет десять? А смогла бы ты дружить со своими кухарками спустя пятьдесят лет? Как бы ты к ним относилась, зная, что ты бессмертна, что ты слуга могущественного существа, а они простолюдинки, которым повезёт, если они удачно выйдут замуж? — Не вижу разницы. Я не относилась к ним плохо, будучи Принцессой, и не стала бы считать себя лучше, будучи слугой вампира. — Представь на мгновение, что ты получила становление. Ты думаешь, что смогла бы относиться как раньше к своим детским друзьям? — Я всегда уважала человеческие жизни и ценила тех, кто заботиться обо мне. — Наивно. Ты ведь даже не задумываешься, каково это, жить столетиями во тьме, одиночестве, вечном голоде. Это сводит с ума, ты смотришь на людишек и видишь лишь кровь, лишь стадо, что должно удовлетворять твои потребности. — Уверена, что даже изменившись, я бы не перестала видеть в людях личности. Я бы относилась к ним, как и раньше, никогда бы не убивала, беря лишь немного. И моё стадо бы жило в прекрасных условиях, ни о чём не задумываясь. Эрих громко рассмеялся, прерывая её речь и смущая. — Ты потеряла бы ощущение их индивидуальности уже через пару убийств! — Я не стала бы убивать! Шериф вновь рассмеялся, и Дита обижено отвернулась. — Извини. Давно не слышал такого наивного бреда. — Ты знаешь, что я молода, зачем спрашиваешь такие вещи? — девушка, прижимая подбородок к груди, подошла к нему и, опустившись на колени, открыла свою шею. — Еда, — сказала она с вызовом. Шериф кашлянул и прокусил её кожу. Напившись, он зализал рану, но не позволил девушке подняться. — Садись. Поговорим ещё. — Ты опять будешь смеяться надо мной. — Тебе ли не всё равно? Мне интересно послушать мнение юных и не посвящённых в нашу жизнь. — Ладно, спрашивай. — Ты любила кого-либо по-настоящему? Без Уз Крови. Дита с недоверием на него взглянула. — Почему ты спрашиваешь? Я же говорила, что была влюблена в Джетта. — Нет, я о другом. У тебя был смертный друг? — Да, нравился один мальчик, но я была слишком молода, чтобы осознать полностью свои чувства. — Ты бы смогла сделать его гулем? — Да, — Дита рассмеялась, — в моих детских представлениях о наших отношениях, я мечтала, чтобы он обожал меня и боготворил. — Но ты понимаешь, что Узы Крови не заставили бы гуля любить тебя по-настоящему, он просто бы был связан с тобой магически и, понимая это, мог и возненавидеть тебя! — Разве можно ненавидеть хозяина? Я бы была добра к нему, заботилась, с чего бы ему меня ненавидеть? — Ну, хорошо, прошло сто лет, ты продолжаешь заботиться об этом гуле, но понимаешь, что он для тебя уже никто, пустое место и большего тебе совершенно не нужен. К тому же он слаб и бесполезен. — допытывался Эрих. — Если он любит меня, я о нём забочусь, это стало бы привычкой, и я бы действительно любила его и не видела причин, чтобы его разлюбить. — Смертные надоедают, они глупы, хрупки, а тело вампиров не пылает страстью. Даже обычные привычки со временем надоедают. — Если я полюблю, то надолго, навсегда, — уверено сказала девушка. — А если бы ты поняла, что любишь, а гуль, осознав, что скован с тобой насильными Узами, в душе тебя ненавидит? — Откуда такие предположения? — непониманием спросила Дита. — Я не раз встречал ситуации, когда любимые гули проклинают своих домитеров и мечтают убить их, даже если это приведёт и к их смерти. — Мне кажется это странным. — Ты не вампир. — Неужели! Эрих снова рассмеялся, но, как только девушка дёрнулась, он снова сжал её плечо. — А ты не побоялась бы держать рядом с собой любимого, зная, что ты можешь в любой момент потерять контроль и уничтожить его? Неудачное пробуждение, случайная царапина – и ты теряешь себя, и твоя любовь превращается в кусок мяса, который невозможно уже спасти ничем. — Зачем такие страшные варианты? Ты можешь использовать более добрые сценарии? — То есть ты признаёшь возможность такого исхода? Дита вздохнула. — Я не хочу о таком думать. И я бы следила за собой, поддерживала Зверя сытым и старалась контролировать себя, чтобы не навредить любимому. — После ста лет психика любого существа кардинально меняется, чувства усыхают, теряется связь с эмоциями. Тебе становится скучно от всего, скучно от жизни. Цена человека неумолимо стремится к нулю, всё, о чем ты думаешь – это твоя безопасность и возможность прожить ещё пару дней. — Ты ошибаешься. Не все становятся безмозглыми чудовищами, способными только убивать. — Убеди меня! — Даже ты предпочитаешь говорить со мной. — Это всё скука. Ты меня развлекаешь. — Ты говорил, что не убиваешь! — Так ты меня слушала? — наигранно удивился Шериф. — Джетт не молод, но он любит меня по-настоящему! Любил, — осеклась она. — Значит, он разлюбил тебя всего за пару месяцев? — Я не знаю, возможно, и нет. — Но ты-то его больше не любишь? Поставь себя на его место. Как бы ты себя чувствовала, зная, что объект твоей любви к тебе полностью равнодушен? Дита не отвечала, склонив низко голову: она старалась не слушать вампира, не думать о Джетте. Она сдерживала слёзы, боясь открыть свою тайную связь. — Почему не отвечаешь? Тебя мучает совесть или ты измеряешь своё влечение к бывшему любовнику? Девушка всё так же молчала. — Бессмертие. Все боятся жажды, защищают себя от солнца, других вампиров, — Эрих отпустил её плечо и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво стал говорить сам с собой. — Но самое страшное – это вечность. Ты не стареешь, не болеешь, почти не чувствуешь боли. Ты словно камень. Разве камни могут любить? Разве камни могут заботиться или понимать? Камень вечен, и это самое страшное проклятие. Бессмертие сводит с ума. Однообразие, бессмысленность. Тебя постоянно преследует страх, что тебя выследят, что убьют, отберут богатства. Паранойя. Просыпаешь с ней и засыпаешь под её мелодичный стук в ушах. — Зачем фиксироваться на чём-то плохом? Я всё время стараюсь думать о хорошем, о добрых эмоциях, и это делает мою жизнь позитивной. Я знаю, что Джетт такой же. Он оптимист и всегда улыбается, полон энергии и счастливых мыслей. — С трудом верится. Смысл жизни у вампиров один – выжить и победить. Вечный Джихад. Убить врагов. Наесться впрок. Отомстить. Да! — Эрих потянул «да» с восклицанием, — Месть! Сладкое наслаждение. Нет ничего приятнее, чем наблюдать поверженного, уничтоженного, растоптанного врага. Месть захватывает, поглощает. Ты словно одержим. Вампиры жаждут мщения. А причину найти можно во всём. — Я бы дружила со всеми, не давая повода… — Так же, как ты дружишь сейчас с Анжело? — вампир довольно улыбнулся, заметив ее смущение. — Вампиры все повёрнуты на мести. Повод не нужен. Неважно за что. Кто-то мешал мне, пока я пытался стать Шерифом – буду мстить. Кто-то убил мою смертную любовницу – мстить. Кто-то лишил меня возможности показать себя с лучшей стороны перед будущим Сиром – месть. И так до бесконечности. Мстить можно за что угодно. — А я вот не верю! И ты меня не убедишь! Скажи, ты мстишь сейчас кому-то? За что? И кому удалось уже навредить? — Многие пали. Поверь. И у меня есть очередная жертва, заслуживающая моего презрения. — Лучше думай о чём-нибудь приятном. — О чём? — О хорошо сделанной работе, завтрашнем дне, новой интересной книге! — Дита, наконец, подняла на него взгляд и, встретившись с его сияющими глазами, удивлено подняла брови. — Что? — Как я об этом раньше не подумал? Вампир продолжал смотреть на неё с восторгом, а потом залился смехом и похлопал её по плечу. — Спасибо за заряд положительного бреда. — Да, всегда, пожалуйста, — мрачно кинула ему девушка. — Сделаешь кое-что ещё для меня? — спросил он, доставая из кармана десять гульденов[2]. — Конечно, — Дита улыбнулась и протянула ладошки, принимая монеты. — Доставь эту посылку по адресу. Сейчас. И если хозяин будет задавать вопросы, скажи, что ответы есть у Густава. — Ладно, — кивнула головой девушка и приняла из его рук ещё и небольшую коробку, на которой был написан адрес и имя. Выбраться из капеллы не составило труда. Дита воспользовалась проходами слуг и уже через десять минут бежала по пыльной, выложенной камнями дорожке. Поместье на севере лесов Грюнвальда было достаточно большим и известным, и добраться до него на нанятом экипаже заняло бы час, однако пришлось бы заплатить два гульдена за дорогу в одну сторону, и Дита не хотела тратиться. Пешком до Хертхазее было более трёх часов, но Дита привыкла бегать по лесным тропинкам, привыкла добираться пешком до Шпандау и была уверена, что будет в поместье уже через два часа. Ночь была в самом разгаре, когда девушка вышла к прекрасной фазенде с аккуратно выстриженным газоном и волшебным садом, полным ярко-красными розами. Грюневальд летом – непролазная трущоба, и Дита порядочно измазалась. Ветки растрепали ей волосы, мох запутался в тонкой ткани платья, и выглядела она оборванкой. Девушка немного привела себя в порядок и направилась по садовой дорожке к дому. Поместье было огорожено забором по всей протяжности, но ворота у главного входа оказались распахнуты, так что Дита вошла беспрепятственно. Лишь рядом с домом господина её заметили. Несколько вооружённых мужчин подбежали к девушке, выставляя на неё пистолеты. — Кто такая, что здесь забыла? — спросили они строго. — Меня направили к Теорону. Передать послание. — Передавай нам. Мы отнесём хозяину, — строго произнесли охранники. Дита вглядывалась в них, пытаясь понять, гули ли они. Но смертные слуги вампиров почти ничем не отличилась от обычных людей. — Это послание от Эриха Хонихера и мне нужно передать его прямо в руки. Прошу, сообщите господину об этом, и пусть он сам примет решение, — ответила девушка. Мужчины переглянулись, и один из них направился в дом. Вернулся он минут через пятнадцать и позволил девушке войти. Дита облегчённо избавилась от компании второго охранника, который за это время нашёл в ней благодарную слушательницу и стал жаловаться на жизнь. Охранники были простыми смертными, и Дита обрадовалась, что не сказала ничего лишнего. В доме ей приказали снять обувь, и какая-то служанка смахнула с её платья грязь. Лишь после этого ей позволили пройти. Главное здание поместья было шикарно оформлено: хозяин, очевидно, было очень богат. Девушку проводили в приёмную залу, и Дита с восторгом уставилась на огромный белый рояль. С тех пор, как она покинула Севилью, она нигде не встречала свой любимый инструмент. Девушка, затаив дыхание, обошла его, надеясь, что хозяин инструмента позволит ей поиграть. Теорон вошёл почти сразу за ней и одобрительно покивал её восторженным вздохам. Рояль Тореадор заказывал у лучшего мастера, и этот он стоил почти целого состояния. — Присаживайтесь, — сказал вежливый хозяин, предлагая девушке занять диван. Посетительница была красива, и Тореадор с удовольствием рассматривал её правильные черты лица. — Благодарю, — очень вежливо откликнулась Дита и, поклонившись, заняла указанное место. — Что хотел сообщить мне Шериф? — подкинув полы сюртука Теорон сел рядом, поглаживая набалдашник тяжёлой дорогой трости и стреляя ей глазками. — Эрих просил передать вам это, — ответила девушка и протянула мужчина коробку. Теорон улыбнулся и ласково пропел. — Что же это могло быть? — погремев содержимым, он вскрыл прибитую крышечку. Дите тоже было очень любопытно, но она старалась быть вежливой и терпеливо ждала, когда хозяин закончит осмотр. Тореадор замер. Он бы побледнел, если бы вампиры были способны на это, и, молча прикрыв крышку, повернулся к девушке. — Чей ты гуль? — спросил он строго, забыв об этикете. — Я... я... — Дита не понимала, почему он спрашивает. — Зачем Эрих прислал тебя? — закричал мужчина, вскакивая на ноги и вынимая тонкую шпагу из своей трости. — Отвечай или я отрублю тебе голову! — Я гуль Карла Шректа, — быстро ответила Дита, пятясь от него по дивану. — Гуль кого? Не знаю такого! Не местный? Зачем Шериф тебя сюда подослал? Что он сделал с моей сестрой? Где Виктория? — продолжал сыпать он вопросами, направляя на девушку оружие. — Не знаю, я ничего не знаю, — испуганно бормотала смертная. — Тогда свали отсюда, пока я не убил тебя! — мужчина кинул от злости шпагу на пол и схватился за голову. — Простите, Шериф заплатил мне, чтобы я доставила вам посылку. Я сожалею, что это вас расстроило, — Дита медленно пятилась к двери, стараясь не привлекать внимание Тореадора. — Стой! — вдруг что-то понял он, — значит, Шериф знает, где моя сестра! Отправляйся к нему и спроси, где она. И возвращайся как можно быстрее! — Я сюда пешком пришла, — обиделась Дита, — да и Шерифа в капелле уже и нет, наверно, — с секунду помолчав, девушка с неохотой добавила: — Эрих просил передать, что все ответы на свои вопросы вы можете получить у Густава. Теорон повернулся к смертной, и девушка заметила, с какой злобой горят его глаза. — Простите, — пробормотала она снова и быстро побежала прочь из зала. Ей ещё нужно было вернуться в капеллу, и Дита стала переживать, что не успеет до рассвета. Учитывая, что Эрих вряд ли отчитался перед Марианной, Дита вдруг осознала, что никто не знает, куда она пошла и ей серьёзно достанется за то, что отсутствовала в капелле ночью. Надевая обувь на ходу, девушка выбежала в сад, быстро сориентировалась и побежала к старому Берлину. Стараясь обогнать встающее солнце, Дита добежала до ворот «Либеайма» и остановилась, чтобы перевести дух. От сегодняшней пробежки разболелись ноги, и лёгкие жгло огнём. Девушка сжала монеты и радостно улыбнулась. Пробежка того стоила, на пять талеров[3] можно будет жить месяц, прилично питаться или даже купить пару книг. Дита обошла заведение и тихо забралась в дом через служебный ход. До её новой комнаты добираться было проблематично, так как располагалась она на одном этаже с кухней, и Дита решила переждать день в комнатах стада. Там всегда были свободные койки, и быстрая текучка не позволила бы никому ничего заподозрить. Но в коридоре, ведущем в спальни Дита столкнулась с Марианной, которая тут же истерично стала на неё кричать. — Простите, Шериф послал меня со срочным делом, — пыталась оправдаться Дита. — Ты должна была хотя бы предупредить! Ты знаешь, что Пётр требовал твоего обязательного присутствия в капелле, ты нарушила указания господина! — кричала Марианна, привлекая внимания всё больших свидетелей. — Простите, этого больше не повториться. Но Эрих сказал, что дело весьма срочное! Марианна стала успокаиваться, и Дита вздохнула, думая, что обойдётся простым замечанием, но женщина, прекратив кричать, схватила девушку за руку и повела в подземные ходы Тремера. Принцесса продолжала оправдываться, придумывая всё новые и новые отговорки. Гуль Петра довела девушку до лабораторий и сердито приказала раздеваться. Дита отрицательно покачала головой. Что собралась с ней делать Марианна, девушка не знала, но добровольно идти в эти комнаты она не собиралась. — Раздевайся, или я сама это сделаю, и ты, бесполезное создание, не сможешь противостоять моей силе гуля! — вдобавок к словам Марианна её ударила. Достаточно сильно и чётко. Дита охнула и, прижав ладонь к припухающей губе, стала распускать завязки на платье. Из кармана передника Дита вынула свои монеты и зажала в кулаке. Но после того, как принцесса разделась, Марианна осмотрела девушку и заставила раскрыть ладони. — Откуда у тебя такие деньги? — разозлилась гуль снова. — Эрих заплатил! Я честно их заработала! — Дита всячески пыталась сохранить деньги и отбивалась, но Марианна действительно была сильнее и очень скоро отобрала монеты, доводя принцессу до слёз. Голую девушку завели в маленькую комнату, туда почти сразу явился Ингвар – старший телохранитель Петра. Диту привязали к скамье, и мужчина отстегал принцессу плетью, приводя в чувство солёной водой. Марианна всё это молча наблюдала. После тридцати плетей девушку отвязали, и женщина повела её по подземным переходам, глубже в подземелья. Остановившись у комнаты со смертью, Марианна открыла засов. Дита узнав место, стала кричать и отбиваться, впадая в истерику. Ингвару пришлось прийти женщине на помощь, и вскоре непослушная девица была заперта. Подземелье словно задрожала от её истошного крика, и Марианна отступила от проклятой двери, чувствуя, как у самой от страха трясутся руки. Принцессу выпустили через час. Всё это время девушка кричала. Когда Марианна отперла двери, к её ногам упало почерневшее от крови тело, и женщина в ужасе отшатнулась, сдерживая приступ тошноты от страха. Ингвар подобрал тело и донёс Диту до ванн. Там девушку отмыли и отправили в её комнату.***
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 5 июля 1808 год) Понедельник. На следующее утро Дита не явилась. И, когда Бэн, задержавшись на границе, выполняя работу вместо своей хозяйки, вернулся домой, Ангелина встретила его очень неприветливо. — Она не пришла! — женщина стояла перед ним, засучив рукава, настроенная очень серьёзно, — ты обидел её и даже не извинился! — Это твоя вина, Ангелина! Я же велел не вмешивать девочку в наши дела! — Бэн попытался сказать это с полным равнодушием. Но вышло не очень хорошо. — Ты пойдёшь к ней сейчас же и извинишься. Ты извинишься или я буду презирать тебя до конца наших дней! — Хватит угроз, — обиделся он. — Это мой дом. Что за дела? Ему становилось всё обиднее. Девицы его не слушались, да теперь ещё и права качали. Но Дита не пришла, и ему было не по себе. Вдруг она действительно обиделась? Не слушая больше криков сестрёнки, он выбежал за дверь. Надо поговорить с девушкой. Может, это и к лучшему, если она не будет к ним больше приходить. Но он бы не хотел, чтобы она на него обижалась. А как же их разговоры по дороге к Катерине? Как же её весёлый смех, пока она рассказывает о своих выходках и издёвках над Анжело? Юноша понял, что будет скучать по её болтовне. Бэн почти бегом добрался до конюшен и, вскочив в седло, с силой ударил свою кобылку пятками. На подъезде к капелле гуль немного успокоил себя. Ни к чему показываться в общественном месте в таком состоянии. Привязав Силь в стойлах, Бэн вошёл в трактир, под утро мертвецки пустой. Кто же ходит в кабак утром? Всего одна девушка на дежурстве, и даже кухня не работает. Если вдруг и появится какой-то посетитель, то подадут холодное. Впрочем, пару столов всё же были заняты завтракающими солдатиками. Бэн задумчиво оглядел зал. Никого из знакомых – хорошо. Не будет лишних свидетелей. Он осторожно прошмыгнул к служебным помещениям. Замер у её двери, прислушиваясь. Тишина. Может, она просто спит, и потому не приехала, а он, такой дурак, повёлся на нытьё сестры. Откашлявшись, он постучал в двери. — Кто там? — почти сразу ответила девушка, голос у неё был встревоженный, но юноша не обратил на это внимания. — Бэн, — теряя голос, произнёс он. Зачем он пришёл? Его вдруг охватила паника. — Заходи, — сказала она так же быстро. Бэн нерешительно открыл двери, зашёл, осторожно осматриваясь. Крохотная каморка, раза в три меньше, чем его с Ангелиной. Тут даже стоять было тесно. Такая же солдатская лавочка вместо постели. Ящичек для одежды и книжная полка. Она всё-таки её получила. Всего пару книг, но Дита ей явно гордилась. И Дита... она была в нижнем белье и просушивала тряпицей волосы. Белый тонкий подьюбник и ещё более тонкая, почти прозрачная рубашка были мокрыми от воды. — Как тебе моя комната? — спросила она, радуясь его появлению, словно он мог спасти её от всех ночных кошмаров. — Удобно, — буркнул он, чувствуя себя невероятно неловко. — Садись на комод, я вообще спать собралась. Марианна сегодня словно с ума сошла, заперла меня, не смогла даже к вам поехать, — Дита не хотела рассказывать все правды. Растянулась на постели, положив руки за голову и закинув ногу на ногу. Бэн с трудом сглотнул. Сквозь тонкую ткань рубашки были видны её тёмно-розовые соски. Он не мог отвести от них взгляд, ловя себя на том, что мысленно представляет их в своих руках, как бы он поглаживал их, осторожно теребя, заставляя твердеть и слушаться его пальцев. Бэн снова нервно сглотнул. — Ты... Ангелина решила, что ты обиделась... — Обиделась? — фыркнула принцесса, — а ты что, извиняться приехал? — Дита хитро улыбнулась, поворачиваясь на бок. Ткань рубашки соскользнула, почти полностью оголяя её грудь. Бэн судорожно отвёл взгляд. — Я извиняюсь, — проговорил он, теряясь в мыслях. Она засмеялась, немного нервно, но привычно звонко, отчего у юноши мурашки побежали по коже. — Ты так мил, Бэн. Не обиделась я! Может, самую малость. Но я к тебе такому уже привыкла. Вечно ты ругаешься, — она снова засмеялась. И Бэн поднялся, чувствуя, что больше не может с ней находиться. — Поеду, обрадую Ангелину, — проговорил он, всё ещё не поднимая на неё взгляда. — Передай ей кое-что, — вскочила Дита с кровати. Достав из комода небольшую коробочку, она протянула ему. — Думаю, вам обоим понравится! — сказала принцесса, нежно смотря на него, и Бэн снова смущено отвёл взгляд, — у Петра украла, у него всё равно полно, а вам пригодится, — пояснила она свою щедрость. Бэн осторожно приоткрыл коробочку. Настоящая железная ручка со сменными перьями, нож для резки бумаги и грифельный карандаш. Ангелина будет в восторге. Он кивнул и убрал коробку во внутренний карман. — Я посплю, — сказала ему Дита, указывая на двери, и Бэн снова кивнул, торопливо выходя в коридор. Уже оказавшись за дверью, он вспомнил, что не попрощался и не поблагодарил. Он тихо вернулся к её комнате и осторожно приоткрыл дверь. Девушка готовилась ко сну. Скинула юбку и рубаку, расправила волосы и водила по ним щёткой. Бэн замер, разглядывая её в приоткрытую дверь. Вот бы так вечность, стоять и смотреть на неё. Дита потянулась. Захотелось вбежать, подхватить её. Повалить на кровать и … Бэн глубоко вздохнул, задерживая дыхание. Девушка легла в постель. Накинула на себя одеяло, пять минут поборолась с ним, и, скинув на пол, уснула. Надо было бы её накрыть, чтобы не замёрзла. Бэн осторожно толкнул дверь. Она бесшумно приоткрылась, и он вошёл, беззвучно останавливаясь рядом с Дитой. Девушка блажено посапывала, улыбаясь чему-то своему, наверное, очередной глупости. Она была похожа на прекрасного ангела: безупречная тонкая кожа, без единого изъяна, даже без родинок. Правую ногу она опёрла на стену, левая же рука свешивалась на пол. Ей явно не хватало места. Бэн нагнулся, поднимая одеяло. В этот момент он оказался всего в нескольких сантиметрах от неё. И подняв взгляд, замер, боясь пошевелиться. Юноша медленно потянул к ней руку, проводя пальцем по гладкой ямочке на животе. Отбросив одеяло, Бэн поднялся над ней, с бешенством осматривая её тело. Быстро планируя, как разбудит её, воспользуется сверхспособностью обольщения, сначала чтобы понравиться ей, а потом чтобы она делала то, что ему захочется. Если не поможет, у него есть в запасе гипноз. Легко справиться со смертной. И он в сотни раз её сильнее. Но нет, не его методы. Жадно облизнув свои губы, он потянулся к её промежности, к мягким полным губам. Ещё немного и он получит её. Больше никаких идиоских мучений и притворств. Бэн почувствовал, как что-то кольнуло его в бок. Коробочка для Ангелины. Как не к месту. Он остановился. Ангелина очень рассердится, если девчонка обидится... почему он должен считаться с их желаниями, а не со своими! И почему девушка обидится? Он медленно провёл рукой по внутренней части её бедра. «Ты ведь тоже хочешь меня, дурочка?» Девушка заворчав, повернулась на бок, отворачиваясь от него. Бэн поднял одеяло с пола и набросил на неё. Быстро вышел и закрыл за собой дверь. Может, в другой раз.