Встреча которой не было

Ночь в открытом космосе. Пусть понятие это весьма условно. Пусть необозримая бездна звезд всегда черна. Пусть вблизи от звезд свет ярок так, как не бывает ни на одной планете. Пусть даже время — понятие здесь весьма условное — определяется лишь корабельным квантовым хронометром в сочетании с программами пространственно-временного моделирования да сигналами синхронизации гиперпередач голонета. Но она необходима. Необходима большинству разумных. Необходима для отдыха, сна, для того, чтобы осмыслить очередной прожитый день... или прожитую жизнь. На борту "Сокола Тысячелетия" была ночь. Странная компания, что собралась там, была погружена в объятья сна и мягкой струящейся темноты, наполненной гулом агрегатов, дыханием спящих и переживаниями минувшего дня. В пилотском кресле не спал вуки Чубакка, по меркам своей долгоживущей расы он был еще молод. Двести лет... да что там, самый расцвет сил! И сейчас он впервые за последние полторы дюжины лет чувствовал себя именно так, как и должен чувствовать себя вуки в его возрасте. У него появилась надежда. Рядом был его друг Хан Соло, который, вымотанный сначала боем, а затем четырьмя последовательными прыжками из системы в систему, чтоб запутать след, мирно спал на соседнем кресле. Была где-то тогрута Асока Тано, что некогда спасла его от участи дичи на трандошанской охоте. Были эти джедаи и клон. Они казались ему неким приветом из той, другой, пусть неспокойной, но озаренной надеждой жизни. Да, у него появилась пусть крохотная, но надежда. Бывший наследник древнего кореллианского рода, бывший беспризорник, бывший офицер Галактической Империи, а сейчас контрабандист, картежный игрок, бабник и отчаянный авантюрист Хан Соло мирно спал. Ему снились лица. Улыбающаяся лохматая мордочка Дьюланны, женщины вуки, что была ему как мать, которую он практически не помнил, как старшая сестра. Она была его наставницей, научившей уважать ее гордый и по-своему прекрасный народ. Снилась Брия, его первая настоящая любовь. Снился названный братишка Ярик, что остался на Нар-Шаддаа. Пройдоха, каких поискать, но его брат. И — странно — снилась низенькая темноволосая большеглазая девчонка в белом платье с длинными волосами, уложенными в сложную прическу на набуанский манер. Он никогда ее не видел, но последнее время она иногда приходила к нему во сне. Если бы он верил в эти сказки про Силу, то подумал бы, что это видения. Но сейчас он просто спал, улыбаясь во сне. Не спал Рекс. Он, сидя за столом, на автомате чистил бластеры и, печально улыбаясь, смотрел на спящих в обнимку Энику и Люка. Девушка после пережитого долго не могла уснуть, ворочалась и в конце концов залезла под бок к брату, где прижалась к нему и быстро затихла. «Сила, как они похожи. Молодой парень и девчонка тогрута. Как тогда, когда я еще верил... Надеюсь, ты, Сила, пожалеешь их больше, чем их отца и матерей! Какие они оба, в сущности, еще дети! Пуду, опять приходится смотреть, как война размалывает детские души. Да что творится в этой хаттовой галактике? Нас в десять лет бросили в бойню. Падаванов — обозвав коммандерами — туда же. Большинству из них ведь по пятнадцать-шестнадцать было. Сейчас набирают по планетам необъятной Империи дикутла мальчишек, чтоб они на мясо, в фарш... Пока всякое пуду жирует, властью в шеб упивается! И ведь все они обречены. Падаванов тех, как и джедаев, как и юнлингов, что совсем не при чем, мы сами своими руками убили! Хаттовы рекруты, в шеб, за пару боев сдохнут! А мы сами... А мы «мясные дроиды», нам положено! Но, хатт, может все же есть надежда? Может, эти ребята?.. Да и Командир в последние годы «оживать» начал. Дай-то Сила! Да и наша Шпилька из небытия появилась, а вместе им преград нет, уж я-то помню», — думал старый солдат. За двадцать лет непрерывной войны он часто вот так сидел ночами и думал. В казарме ли, на привале после марша, на поле боя или в редких увольнительных. Вспоминал, осмысливал, рассуждал. Воспоминания... они часто накатывали на клона в ночной тишине. В памяти всплывали события, люди, бои, смерти. Вот сейчас вспомнились стихи. Он слышал их, еще на той войне, за пару месяцев до Приказа. Стихи про войну и ночь: Ночь, снег порошит, замер квартал. Ночь, так хочется жить, но скоро сигнал. Ночь, скоро придет приказ генерала. Ночь, утро разбудит вспышкой удара. Ночь, сухо во рту, натянуты нервы. Ночь, так трудно подняться и выбежать первым. Ночь, надо спешить, скоро светает. Что нас ждет впереди, ночь только знает. Ночь, горящий подъезд, раненых стоны. Ночь, в ад превращен пылающий город. Ночь, трудно понять, где свои, где чужие. Ночь, сутки без сна. Мы голодные, злые. Ночь, вторая попытка, снова атака. Здесь нельзя без потерь, но духом не падать. Ночь, знаем мы общее наше проклятье Ночь цену побед возьмет жизнями братьев* «Да, сколько таких ночей было... И других, когда все в шеб послать хочется и, наплевав на устав, напиться к хаттам. А сейчас еще ничего. Это просто чудо, что в этот раз там из наших никто не остался, — думал Рекс. И, глядя на мирно спящих детей своего Командира, решил: Ничего, мы еще побарахтаемся в этом пуду, даст хаттова Сила, выплывем! Чтоб хоть они жили!» Заснуть не мог и Оби-Ван Кеноби. Он сидел на углу крохотного дивана в капитанской каюте, а рядом, положив ему голову на колени и свернувшись калачиком, мирно посапывала Вентресс. Он нежно провел рукой по ее волосам, которые, хоть сама Ассаж и боялась даже себе признаться, она отрастила специально для него. Он аккуратно убрал прядь волос с ее лица. Сейчас, во сне, умытое, без извечного черного макияжа, оно казалось детским, невинным и умиротворенным. Даже появившиеся в уголках глаз морщинки и несколько небольших шрамов его абсолютно не портили. «Аж не верится, что эта мирно спящая женщина — безжалостная убийца, темный джедай и бывший генерал КНС», — думал Кеноби, любуясь ею. «Бедная моя Ассаж, страшно представить, через что тебе пришлось пройти. Что заставило это милое, доверчиво ко мне прижавшееся существо стать тем, кем она стала. А потом ты, как и я, все потеряла. Но мне было легче, у меня хотя бы была цель...» — он вспоминал их встречу на Татуине девять лет назад... Песок, жара и яркий ослепляющий свет Тату-1 и Тату-2 над головами. Пыльные, загаженные отбросами и пометом бант улочки Мос-Эйсли. Запах тухлятины, немытых тел, песка и технических жидкостей, что пробирается прямо в душу, и, кажется, заражает ее. Тысячи разумных сотен рас, кто в поисках лучшей жизни, кто спасаясь от закона или мести, проворачивая полу- и просто незаконные дела, авантюристы, охотники за головами и бесправные рабы — все выкинуты на эту свалку на обочине перекрестка галактических дорог. Вот и он, некогда магистр Ордена джедаев и генерал ВАР, сейчас был одним из этой пестрой, но безликой массы. Кеноби, как и все прошедшие восемь лет с той злополучной дуэли на Мустафаре, чувствовал себя опустошенным. Не хотелось ничего. Мечты, стремления, надежды — все сгорело вместе с тем чудовищем, в которое превратился его бывший падаван, умерло на больничной койке вместе с Амидалой. Он подозревал, что если бы не малыш Люк, то он и сам бы ушел в Силу. Но у него был Долг, да именно так, с большой буквы. Долг перед Орденом, пусть его уже нет, перед Падме, пусть и ее уже нет, Долг перед тем, кого он не смог спасти, перед другом, учеником и названным братом Энакином Скайуокером. В этот городишко он выбирался нечасто, ведя образ жизни пустынного отшельника. Лишь раз или два в месяц Оби-Ван заходил на местный базар прикупить припасов и одежды, послушать новости. Вот и сейчас он шел по ставшему уже привычным, маршруту. Припортовая кантина, рыночная площадь, пара лавок и наконец стоянка флаеров, где под охраной парочки боевых дроидов и бандитского вида наемников он оставлял свой транспорт. Из состояния обреченной апатии Кеноби вывело изменение в течении Силы. Рядом был одаренный и он чувствовал боль, отголоски которой явственно доносились до бывшего магистра. Оби-Ван нащупал на поясе под плащом цилиндр светового меча и свернул за угол. И увидел фигуру в темно-багровом плаще, что, неестественно поджав ноги, сидела около стены. А под ней лужу крови, которая покрыла песок коричневой коркой. Склонившись над раненым, Оби-Ван снял с его головы плащ. И первое, что он увидел, были глаза. Пара больших серо-голубых, чуть раскосых, подведенных черной тушью глаз, смотрела на него с выражением такой боли и мольбы, что у джедая перехватило дыхание. Да, он сразу узнал давнего врага, Ассаж Вентресс, но отчего-то и мысли о том, чтобы добить ее, даже не возникло. Положив девушку на бок, он, достав из аптечки бинты, наскоро перевязал колотую рану у нее в боку. Не обращая внимания на тихие стоны, поднял ее на руки и понес к своему флаеру, благо, идти было недалеко, а темная джедайка, несмотря на свой рост, казалась ему очень легкой. Домчавшись до своего дома и положив раненую на кухонный стол, он первым делом срезал с нее одежду, пропитанную кровью и уже успевшую начать вонять на жаре. Обмыл бывшую противницу, истратив добрую половину запаса невероятно ценной на этой пустынной планете воды, он вколол ей обезболивающее, антибиотик и противовоспалительное, скальпелем срезал почерневшую плоть по краям раны. Ещё раз промыв ее водой, он наложил сверху бакта-пластырь. Теперь оставалось только ждать и надеяться. Аккуратно подняв Ассаж при помощи Силы, Кеноби перенес ее на свою кровать. Взяв одеяло, он хотел укрыть ее, ведь ночью на Татуине очень холодно, да и после такой кровопотери ее колотил озноб. Взгляд его неосознанно скользнул по обнаженному женскому телу. «Это неправильно, так не должно было быть, как можно испытывать влечение к своему врагу, да еще и беззащитному, это противоречит всему, чему меня учили! Противоречит Кодексу. Но, Сила, до чего же она прекрасна!» — думал Оби-Ван, укутывая ее одеялом и непроизвольно вздрагивая каждый раз, когда прикасался к женскому телу. Сейчас, когда он видел ее такой беззащитной, без черной косметики, без маски надменности на лице, он смог разглядеть в ней такую же израненную душу, как и его собственная, брошенную всеми, всеми преданную. И оттого Ассаж казалась Кеноби еще красивее и желаннее. Отогнав эти мысли, Кеноби ушел в соседнюю комнату, чтобы постараться отвлечься и помедитировать. Так прошло две недели. Организм Вентресс хорошо справлялся с болезнью. Уже на второй день она пришла в себя, а через неделю — с его помощью — начала понемногу ходить. Все это время он стоически давил в себе желания, что возникали при взгляде на нее, при прикосновении к ней. Оби-Ван всячески заботился о Вентресс, лечил, делал перевязки, кормил с ложечки как маленькую, а потом водил ее на прогулки, часами разговаривал... Но все это порою превращалось для него в изощренную пытку, пожалуй, кроме разговоров. У них стало традицией, сидя на закате перед домом джедая, вот так просто говорить. Они говорили часами, на разные темы, рассказывали друг другу о себе, о своей жизни, веселых и грустных ее страницах. Лишь изредка недоговаривали, но это их ничуть не смущало. Казалось, они спешат выговориться после долгих лет без живого собеседника. В этих разговорах они рассказали друг другу все о себе, безо лжи, фальши и приукрашивания. И с каждой фразой понимали, как похожи их судьбы, и то, что они предназначены друг для друга. За этими разговорами Вентресс поведала Кеноби о том, что с ней произошло. История оказалась банальной: очередной контракт, жадный наниматель, наркотик в напитке, удар виброножа и посадка в Мос-Эйсли, где ее выбросили подыхать. На пятнадцатый день после традиционного разговора и ужина Оби-Ван готовился лечь спать. Устроившись на диванчике, — ведь его кровать была занята — он уже начал погружаться в полусон, когда дверь в его комнату, где сейчас находилась Ассаж, открылась. Она стояла на пороге, кутаясь в его халат. Кивнув и сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, темная джедайка подошла к нему. Халат упал на пол. И Кеноби понял, что это все. А наутро она ушла. А он так каждый вечер, сидя перед домом, смотрел на закат двух звезд Тату. Прошло три месяца, и вот во время очередного закатного бдения из-за скалы вышла стройная фигура с изогнутыми рукоятями мечей на поясе и ежиком темно-русых волос на голове. — А вот и я, Обик. Скучал? С тех пор она всегда появлялась около его дома на закате. Быть постоянно вместе они не могли. Ей оставаться на месте мешал характер, ему отправиться с ней — Долг. Но они оба с тех пор знали, что где-то во вселенной есть их вторая половинка, и у них обязательно опять будет их ночь, после того, как двойная звезда скроется за горизонтом. * Из песни "Ночь" группы "Черные береты", с некоторыми изменениями оригинального текста.