***
Кайи проснулся от промораживающего холода. Грязный земляной пол был ледяным, отсыревшим и какие-то букашки копошились у его головы, то ли строя туннели, то ли собираясь отведать человечинки. С трудом поднявшись, омега попытался размять затекшие руки и ноги. Больше всего хотелось пить и есть, но все попытки привлечь внимание охраны не увенчались успехом. Кажется, о нем вновь забыли. Вот так из преступника беты – в наложники, из элитного гаремного мальчишки Императора — в грязного заключенного. Судьба словно насмехалась над ним. «Сам виноват», — проворчал дух земли, и Кайи сердито его пнул. Еще не хватало, чтобы духи указывали ему, как себя вести с Хоши. Впрочем, Император явно был ими любим. Хотя Сын Неба не был шугенья и не чувствовал духов, те его всюду окружали и оберегали. Скрипнула тяжелая дверь в подземелье, и к пленнику спустился гость. Небольшой свет светильника высвечивал лишь кусок движущегося человека, и Кайи не мог понять, кто именно к нему приближался. Еще несколько шагов — и свет вырисовал темно-красное кимоно с росписью синих завитков, еще шаг – и фонарь осветил морщинистое лицо. — Сай! — с ненавистью выговорил омега. — Смотрю, ты тут уютно устроился. — Советник сел на принесенный с собой табурет и с довольной усмешкой посмотрел на юношу. — А знаешь, я даже рад, что ты не пошел ко мне в услужение. — Конечно… — Император велел мне расследовать дело о твоем происхождении. Конечно, я не сказал ему о том, что сообщила мне Мико. Пришлось связаться с двоюродным братом Масоны Исаво – Икома Рикиши. Ведь он главный претендент на твое наследство. Рикиши обещал закрыть все мои долги и добавить круглую сумму, если я оставлю за ним это право. Это не составило бы мне труда, но тут всплыл документ с твоим описанием, мой серебряноволосый друг, — Сай опустил голову, и в свете фонаря его глаза, казалось, засветились зловещим светом. — Твои родители тебя любили, это чувствуется в каждом их слове, и Масона была шугенья, потому слова о твоем рождении запечатаны ее силой. Но есть нечто сильнее, чем духи, оберегающие старинные документы. Кайи с непониманием смотрел на советника и на свое свидетельство о рождении. Если его отец-омега наложил защитное заклятье, не было сильнее магии, способной разрушить этот манускрипт. Документ не сгорит в огне, не смоется водой и не сможет быть разрезан сталью. Его также невозможно утерять, и любой желающий его найти волшебным образом обнаружит его в своей библиотеке. Сай поднялся со своего стульчика и подошел почти вплотную к решетке. Кайи двинулся ему навстречу, если бы не железо, отгораживающее их, омега бы давно разорвал ненавистного альфу голыми руками. Резким движением Сай выхватил нож и полоснул Кайи по руке, омега вовремя успел отодвинуться, но острие все же немного порезало ему пальцы. — Этого достаточно, — проговорил Сай, смотря на капли крови, оставшиеся на оружии. Приблизив нож к бумаге, он заставил капли упасть на документ, и незаметная защита вздрогнула, Кайи почувствовал, как стала ломаться сдерживающая оберегающая сила духов. Далее советник надрезал свою кисть и брызнул на документ своей кровью. Произнеся короткое заклинание, Сай сломал барьер, и духи бросились прочь, делая манускрипт беззащитным. — Магия крови! — Кайи в ужасе отшатнулся. Магию крови применяли лишь проклятые. — Тебе об этом помнить не обязательно. Сай махнул рукой, и кровь из его порезанного запястья, словно стрела, врезалась в шею омеги. Внезапная боль пронзила все его тело, дыхание стало сбивчивым, словно кто-то или что-то пытался его задушить. Юноша закашлялся и упал на колени, ощущая тяжесть во всем теле и раздражающую боль в горле. В глазах стало темнеть, и последнее, что он увидел – это то, что Сай поджег документ, оставляя его догорать рядом с камерой Кайи.***
Император второй день был в дурном расположении духа, и даже Масико своими поэмами не мог взбодрить его. Мысли о непокорном омеге не давали покоя. Отказ мальчишки и зацикленность Императора сыграли дурную шутку с властителем – Хоши чувствовал непреодолимую тягу к юноше. Еще в первую же ночь он велел себе быть терпеливым и позволить Кайи отсидеть в подземелье хотя бы неделю. Но дни растягивались, словно года, в неторопливых каждодневных рутинных событиях, от которых, казалось, Императора мог спасти лишь прекрасный светловолосый юноша. — Прекрасно, Масико, благодарю, — Император жестом отправил Журавля из своих покоев, и разочарованный омега, явно ждущий, когда же Император позволит тому остаться на ночь, со вздохом удалился. — Император, — к Хоши обратился советник, и, заметив его тревожный взгляд, повелитель приказал покинуть комнату остальным придворным, оставаясь с Саем наедине. — Слушаю. — Как вы и просили, я проверил слова Кайи. К сожалению, мне придется вас разочаровать, его отец – благородный Хакаи Исаво, но он был рожден в грехе от женщины-беты по имени Мико. Я нашел документы у одного Журавля, которому они принадлежали после смерти их покровителей. Кайи – лишь наполовину потомок богов. — Благодарю, — Хоши помрачнел. Его ожидания не оправдались, и в его гареме вновь временное развлечение – омега, скорее всего, бесплоден из-за своей подпорченной крови, а значит все, что может привлечь в нем Императора — это его девственная попка, и как только страсть утихнет, необычного омегу легко можно будет отдать кому-нибудь в услужение. Хотя бы тому же Саю. Кажется, он просил об этом…***
Просыпаться на ледяном полу было мучительно. На пятый день Кайи с трудом открыл глаза и тут же закрыл их, ослепленный яркими лучами множества фонарей. Рядом с его крошечной камерой собралось слишком много людей и все они светили на него, рассматривая его спящего на ледяном промерзшем полу. Щурясь и зажимая пальцами отвыкшие от долгого заточения в темноте глаза, Кайи приподнялся, пытаясь рассмотреть новых посетителей. — Ха, сам Император, — с трудом выдал он пересохшими губами. — Я решил заключить с тобой сделку, — сказал Император мягко. — Ты будешь предоставлен сам себе, сдерживающие браслеты дадут тебе тридцать шагов, у тебя будет своя комната подле меня, и я не притронусь к тебе до течки. Далее – пеняй на себя, ведь я буду очень неудовлетворен. — Черта с два! У меня со дня на день течка, я лучше тут за решеткой в темноте да подальше от тебя побуду. — И ты расскажешь мне, чем пугают тебя альфы и почему твои волосы отливают серебром. — Альфы мне не по душе, так как своевольничают слишком, а волосы у меня такие с рождения. Ничего не знаю. — Кайи наконец смог раскрыть глаза и, гордо вскинув главу, встретился взглядом с Императором, — доволен? Теперь можешь оставить меня в покое? — Ты мне привлекателен, и я собираюсь уложить тебя в свою постель. Чем дольше ты мне отказываешь, тем больше вероятность, что я прикажу шугенья одурманить тебя и получу свое, пусть и без твоего желания. — Меня устраивает камера. Я остаюсь тут! — Кайи сложил руки на груди и показательно сел в дальний угол. Император расстроено вздохнул и подал слугам знак. Четверо охранников открыли камеру и попытались надеть на Кайи браслет, но мальчишка в этот раз решил живым не сдаваться. Устроив настоящее представление, он показал все, чему научили его в школе Соширо. Четверо охранников были обездвижены, и лишь пришедшие им на помощь еще четверо смогли скрутить упрямого мальчишку и надеть на него оковы. — Успокойся, — повелительным тоном произнес Император. — Даю тебе слово, что не трону в этот цикл. Но когда придет следующая течка, ты будешь моим. — Ха! — Кайи, грязный и побитый, все еще выглядел самоуверенным и гордым. — Вы все слышали – Император дал мне обещание! В ответ придворные и слуги посмотрели на омегу с презрением – Императора все уважали, а вот упрямство гаремного мальчишки выглядело как детское ребячество, и, по мнению большинства, Кайи следовало бы казнить за предательство. Омегу вывели из камеры и, подведя к Императору, заставили встать перед ним на колени. Кайи с неохотой подчинился, перед Хоши он стал чувствовать себя слишком спокойно – омега видел, что страстный Император слаб рядом с ним. Условия, предложенные Сыном Неба, казались приемлемыми, а за полгода, что он будет дожидаться следующей течки, вполне можно сбежать. И лишь странный пепел на полу вызвал в его сердце тревогу.***
Влюбленность, как подпорченный сахарный плод. Претит от горечи на губах, нежно разъедает нёбо и раздражается кашлем, задевая пересохшее горло. Наслаждение, которое невозможно постигнуть, не сорвав и не прокусив мягкую бархатную кожицу, не впившись зубами в розовую мякоть, отрывая кусками блаженство и негу. И ожидание встречи возбуждает, перехватывает мышцы нервными спазмами – мгновения прикосновений слаще смерти. Хоши терпеливо ожидал, когда Кайи проснется, не смея его беспокоить, не смея притрагиваться к зазывающему приоткрытому бедру, что выскользнуло из-под шелкового кимоно и мозолило глаза. Обещание, которое невозможно сдержать – сжав губы, он наслаждался фантазиями и иллюзиями. Так, в своих мыслях Император мог позволить себе то, что какой-то безродный мальчишка запретил ему делать в реальности. Такая несправедливость только подливала масла в огонь, подначивала к преступной оплошности и делала Императора уязвимым. Быть уязвимым перед своими слугами, перед советником и придворными, быть слабым в тот момент, когда Императору следовало проявлять лишь силу и превосходство. Хоши ненавидел Кайи за это. И вместе с тем, эта уязвимость подпитывала восторженное чувство влюбленности, смешанное со страстью и похотью. — Мне хватит терпения, поверь, — тихо проговорил он спящему мальчишке. — Я смогу дождаться, чтобы потом разорвать тебя в клочья! Тяжело вздохнув, он поднялся и покинул комнату юноши. Ходить было неудобно. Что-то тяжелое и крепкое моталось между ног, требуя разрядки. В коридоре Хоши глубоким поклоном встретил казначей — омега, и совсем не дурен собой. Император яростно затряс головой, отгоняя непристойные мысли. — Мой Император, — с позволения обратился казначей, — прошу, посетите Доджи Масико. Хоши, не скрывая раздражения, закатил глаза и тяжело вздохнул. — Раннее утро, Акайо, меньше всего на свете я хочу сейчас видеть Журавля! — У него началась течка, вы просили сообщить об этом, — спокойно ответил придворный. Акайо когда-то тоже был Журавлем, но в семнадцать соединился браком с придворным Львом и в восемнадцать стал казначеем. С тех пор Акайо верно служит империи, несмотря на то, что уже одиннадцать лет как вдовец и скорбит. Император тут же взбодрился и широко заулыбался – прекрасный подарок, давно у него не было течного омежки, который будет готов на все, лишь бы Хоши оставил его при себе. А молоденький Журавль явно горел желанием навсегда переехать во дворец. Передав советнику просьбу не беспокоить его несколько дней и раздав распоряжения по поводу еды и одежды, Хоши направился в покои Масико. Дабы не быть совсем уж невежливым и просто воспользоваться течным омегой, Император захватил с собой небольшой подарок – расписное полотно с изображением охотящегося льва. Очень аллегорично, и не даст Масико расслабиться. Но омеге было уже плевать на подарки. Измученный своим состоянием молодой поэт, словно захмелевший кот, крутился в белых покрывалах и мурлыкал от нетерпения. Император не успел и слова сказать, как юноша, почти обнаженный, прикрытый лишь тонким пледом, вцепился в крепкое тело альфы и, страстно целуя, стал без дозволения стягивать с него одежду. Масико пах приятно, терпко, с немного перечным оттенком, от которого чесался нос, но омега был явно девственником, что несомненно льстило самолюбивому Императору. Очередной подарок от льстивого двора, от Журавлей, готовых пожертвовать мнением молодого омеги ради выгоды своего клана. Если Масико забеременеет, ветви Тотури и Доджи сольются. Позволив омеге стянуть с себя одежду и отвечая на поцелуи юного девственника, Хоши мысленно представлял на его месте Кайи. Журавли испокон веков осветляли свои волосы, пытаясь показать свою близость с Ками, но темные корни волос Масико показывали правду – его истинный цвет был темным, как и у большинства жителей империи. Кайи же был по-настоящему серебряноволосым, и мысли о нем возбуждали Хоши, заставляя выражать свои желания на поэте. Только оказавшись в постели, Масико повернулся к Императору спиной и, выгнувшись, стал покачивать намокшей от смазки попкой, готовый расстаться с невинностью. Тихо постанывая, он с нетерпением ожидал, когда Император воткнет в него свой величественный член, и Хоши не мог сдержать улыбки от такой податливости и неумения держать себя в руках. Сам он, хоть и завелся из-за чудесного запаха и вида обнаженного молодого тела, прекрасно себя контролировал. Поглаживая бедра и ягодицы юноши руками, он слушал его жалобные стоны и просьбы взять его. — Мой Император, умоляю, — попискивал Масико и призывно помахивал попкой. — Расскажи мне, что ты хочешь, — велел Хоши, поддразнивая мальчишку пальчиком, погружая его глубоко в мягкую податливую попку, Император поглаживал простату, и Масико от этого взвывал и громко стонал. — Хочу вас! Прямо сейчас. Войдите в меня! — просил Масико. — Хочешь, чтобы я взял тебя грубо и сильно? — Да, мой Император, сделайте это со мной! Усмехнувшись, Хоши приставил член к его манящему входу и осторожно надавил. Если бы не течка, это было бы достаточно болезненно, но Масико был сильно возбужден и проникновение Императора встретил громким криком и похотливыми стонами. — Глубже, глубже, — звал Масико, начиная самостоятельно насаживаться на большой член альфы. Император не спешил, но возбужденный юноша его заводил, и он прислушался к его мольбам, и, проталкиваясь все глубже, стал двигаться резче, толкаясь в мягкую попку омеги, начиная постанывать в такт своим движениям. Масико слишком быстро кончил, расслабляясь и сжимая мышцами член Императора, и Хоши с наслаждением разложил тело юноши, как ему было удобно, и с удовольствием растянул их соитие. Измучив Масико еще до сцепки, Хоши заставил омегу попотеть еще несколько часов после того, как сильный член Императора связался с ним, доставляя еще больше удовольствия. Когда часов через пять Император велел подать обед, Масико уже не мог шевелиться. После продолжительных оргазмов его организм успокоился, и он хотел отдохнуть. Но вот Император не желал тратить на передышку время течки и, перекусив, снова поставил поэта в удобную позу, заставляя отрабатывать проведенное во дворце время. К вечеру Масико, казалось, пожалел, что пригласил Императора в свои покои.***
Наблюдая за развлечениями Сына Неба, Сай поспешил поставить в известность весь дворец, а также переслал сообщение о случившемся родственникам Доджи Масико. Теперь, если молодой Журавль не забеременеет, он не сможет соврать, что Император от него отказался. Подарить наследника Хоши было в приоритетах у всех знатных кланов империи, и Сай надеялся, что это действительно случится в скором времени. Только не с Журавлями. Если же омега забеременеет... — Батоши! — тихо позвал Сай, обращаясь к темному пятну в углу коридора. Из тени вышел альфа, невысокий, в темной одежде и в тяжелой маске на лице. — Если Масико понесет, уничтожь его и плод! — так же тихо велел Сай, не поворачиваясь к наемнику. Батоши лишь кивнул и снова скрылся в тени. Наследника от Журавлей Сай не потерпит. И не потому, что ненавидел этот клан. Почти тысячелетие Журавли контролировали двор, но с тех пор как линия Тотури заняла трон императора, Журавли потеряли свою власть. Просто шугенья думал, что его магия крови не сможет околдовать потомков самой Доджи – древней богини, создавшей клан Журавлей. И Масико уверял, что его семья ведет древо напрямую от самого Ками.***
Кайи проснулся от того, что замерз. Кто-то сбросил с него покрывала, а быть может, он сам раскрылся, но его оголенные ноги закоченели на верхних этажах императорского дворца. Окна были широко распахнуты, в комнату проникал прохладный весенний ветер, солнышко же скрылось за туманом и грозовыми тучами – похоже, сегодня будет пасмурно. Поднявшись, чтобы закрыть окна, Кайи почувствовал неприятное головокружение и слабость. Привычное состояние перед начавшейся течкой. И тут, в каменных стенах дворца, у него не было возможности набрать козьей травы или попросить кого-либо сделать это за него. Значит справляться придется своими силами. Обычные симптомы были немного усилены, и Кайи предположил, что это следствие отсутствия любимой травки в его рационе уже как несколько месяцев. А еще не было Яги – дух часто успокаивал его своей прохладой и омывал тело. Решив не мучить себя за зря, Кайи выглянул в коридор. Рядом с его дверью расположился охранник и, заметив Кайи, он тут же вытянулся. — Эй, — обратился к нему Кайи, и самурай подошел ближе. – Попроси кого-либо из слуг собрать мне козьей травы, она обильно растет рядом с холмами. Охранник не ответил. Дернув ноздрями, он неуверенно шагнул к омеге и, положив руку ему на плечо, с силой сжал ему ключицу. Кайи заметил нездоровый блеск в глазах альфы и, резво вывернувшись, заскочил назад в свою комнату. Тут же попытался закрыть двери, но охранник втиснулся в проход и, фыркая, как загнанный конь, снова потянулся к омеге. Кайи был готов уже повторить свой побег через окно, как самурай исчез из прохода, и омега услышал строгий голос: — Следи за своим поведением! Император велит казнить тебя, если ты хоть пальцем тронешь его гарем! В комнату вошел высокий омега лет тридцати, с густыми темными волосами, которые от середины плеча были выбелены – раньше он их красил. — Я тебя видел, — буркнул Кайи, пытаясь вспомнить как же звали одного из придворных Императора. — Матсу Акайо – казначей, — представился мужчина. — Ясно. Можешь указать кому-либо из слуг принести для меня козьей травы. — Зачем? — Стирает запах, понижает температуру, — пояснил Кайи. — Ей уже сотни лет никто не пользуется. — Акайо прищурился, — и почему бы тебе не сделать то, что и положено гаремному омеге – удовлетворить Императора. Если у тебя течка, ляг под него, и вы оба избавитесь от своих недугов. Кайи нахмурился, сложил руки на груди, показывая свое недовольство, и сжав губы замолчал, ожидая, когда придворный просто уйдет. Но Акайо продолжал смотреть на юношу, словно ожидал, что тот сразу отправится в покои Хоши, чтобы удовлетворить его. — Нет, — наконец выдавил Кайи, поняв, что второй омега либо так же упрям, либо туп. — Что нет? — Я не собираюсь с ним спать, я не хотел быть в гареме, мне вообще тут не место! — То, что тебе тут не место, все заметили. Жаль, тебя сняли с висельной петли – всем было бы спокойно, – голос Акайо выдавал, что тот лжет, но Кайи не стал придираться. – Император велел позаботиться о твоих нуждах, — со вздохом, смиряясь, продолжил он, — я распоряжусь, чтобы тебе доставили траву, но в замке есть более сильнодействующие средства. Есть и магические артефакты, и шугенья знают способы оградить тебя от желаний. — Мне просто нужна моя трава! — настаивал Кайи, но, потом подумав, и осознав, что на поиск специального растения может уйти не один день, все же попросил, — пока я ее жду, можно ли мне что-то от жара? — Есть настой тимарника, он успокоит тебя, но ты будешь сонным. Зато никаких побочных эффектов. — Я и так достаточно спокоен, — усмехнулся Кайи. — Заметил. — Акайо приблизился и провел рукой по шее юноши. Кайи от неожиданности дернулся в сторону и чуть не ударился о стену, рядом с которой стоял. – Твой запах слаб, хотя течка в самый первый день должна быть активнее всего. Ты почти не горишь, лишь легкая температура, и я не чувствую в тебе желания. – Задумавшись, он уверенно добавил, — духи воды благоволят тебе, они поддерживают твое тело, может, именно поэтому цвет твоих волос – серебро. Кайи неуверенно рассматривал мужчину, пытаясь понять его настрой и что он вообще от него может хотеть. Казначей не выглядел враждебно, но Кайи не хотел никому доверять. Уже много лет он был сам по себе – одиночка, без друзей и близких, и в каждом встречном он видел врага. А уж тем более в таком гадюшнике, как Императорский дворец. — Принеси мне тимарника. И свежий завтрак, — указал Кайи. — Я распоряжусь, — Акайо слегка поклонился. Ему не нравилось прислуживать гаремному мальчишке, но такова воля Императора, и он не мог его ослушаться. От принесенного Акайо отвара сильнее захотелось спать. Травы сняли все симптомы течки, только в сон клонило, словно он неделю не спал. Забравшись на подоконник, Кайи пытался выветрить дрему и взбодриться. Над империей прошелся дождик, и небо казалось белесо-белым, спокойным и умиротворенным. Воздух пах свежестью, и отчистившаяся от пыли крыша переливалась на солнышке всеми цветами радуги. Кайи не хватало свободы. Он потрогал прилегающий браслет, сделанный из плотной коры. Браслет не натирал, не давил, но и не мог быть сломан. Любые попытки сдвинуть браслет, подковырнуть или разбить начинали злить духов. И они не только не подчинялись, но и дрались, если Кайи особенно сильно на них давил. Выбраться из браслета не представлялось возможным. Значит требовалось как-то умилостивить Императора, чтобы он поверил в подчинение Кайи, или чтобы забылся и снял с себя второй браслет. Как расположить к себе похотливого Императора, омега не знал. Это будет серьезным испытанием, но рано или поздно Кайи выберется, и юноша уверял себя, что еще до своего восемнадцатилетия вернется в земли Скорпионов и к прежней жизни. В план задобрения Хоши входили миленькие улыбки, сдержанный тон и послушное передвижение следом. Возможно, Кайи даже позволит Императору редкие прикосновения. Почему-то внутри Кайи хотелось, чтобы красивый альфа прикасался к нему с нежностью и лаской, но без похотливых желаний. Но разумом омега понимал, что никогда этого ему не позволит. Император и так получил от Кайи больше, чем кто бы то ни было. Никогда молодой омега не позволял быть кому-то так близко к нему, целовать его, обнимать. Признаки течки отступили, но мысли об Императоре вызывали головокружение. «Что со мной?» — непонимающе покачал головой Кайи. Возможно, хитрый Акайо подсыпал что-то в его отвар? Возможно, Император воспользовался магией и заставлял Кайи думать о Сыне Неба снова и снова. Омега не мог сбежать от этих мыслей, и они вызывали в нем странные желания. Те, которые Кайи никогда раньше не испытывал. Запустив руку под кимоно, Кайи провел ладонью по своему члену, который почему-то был тверд и болезненно ныл. Немного сжав его, Кайи заставлял желания отступить, обычно это помогало, но не сейчас. Проведя рукой вверх и вниз, юноша тихонько застонал. Он не трогал себя раньше, не чувствуя в этом нужды. «Акайо отравил меня!» — вселилась в него твердая мысль, такая же твердая, как и его член. Поглаживая себя, Кайи сполз с подоконника и стал дергать нудящий пенис. Сжимая губы, он тихо постанывал и двигал рукой все быстрей. — О, мой Император, — тихо прошептал юноша, чувствуя, как что-то горячее залило ему руку. Тяжело дыша, он лег на пол под окно, вновь засыпая.***
Наигравшись с Масико, помучив его трое суток, Император чувствовал себя бодрым, полным сил и готовым к новым подвигам. В таком настроении хоть в военный поход идти. Он велел Саю подготовить отчеты за прошедшие три дня и перед тем, как направиться в свой кабинет, решил заглянуть к Кайи. Удовлетворенный Масико Император не чувствовал прежней страсти, ему просто хотелось увидеть серебряноволосого красавца. Хотелось заглянуть в его светло-карие глаза, увидеть небрежную улыбку на тонких губах и услышать колкий смех. При входе в комнату омеги, в нос альфе ударил сильнейший запах страсти и желания. Запах течки был невыносим, хотя и очень слаб. Этот запах был в сотни раз приятней запаха Масико, не просто приятный – одурманивающий, сводящий с ума, сковывающий рассудок. Император нервно огляделся, ища взглядом мальчишку. Тот свернулся калачиком в углу комнаты, спал под открытым окном, и легкий ветерок шевелил его светлые волосы, словно играя с ними. Хоши облизнул мгновенно пересохшие губы и беззвучно подошел к юноше. Присев рядом с ним, он почувствовал, как все его нутро взвыло, грудь разрывалась от безумного стука сердца, Император дышал тяжело, с трудом сдерживая рвущиеся из груди рычания. Инстинкты брали вверх. — К черту обещания!***
Кайи проснулся от странного приятного ощущения. Кто-то очень нежно и ласково вылизывал его шею. Кайи захихикал от щекотки и, вывернувшись, попытался спастись от назойливого язычка. Сон очень медленно отступал, кто-то вновь принялся ласкать его, теперь уже касаясь его пениса и бедер. Прикосновения были чрезвычайно приятны, и Кайи невольно застонал. На его стон в ответ он услышал громкое рычание, и от этого звука у него по всему телу мурашки от ужаса побежали. Резко открыв глаза, он увидел рядом с собой Императора. Хоши переложил омегу на постель и снял с него одежды. Ласкаясь с ним, он почти ничего не видел и не слышал. Одна настойчивая мысль была сильнее и громче всех остальных. Император хотел обладать прекрасным омегой и был уверен, что сейчас во время течки Кайи желает того же. Его пальцы уверенно бродили по прекрасному телу, каждое касание к которому жгучим огнем отдавало в паху. Легкое поглаживание красивого члена омежки, легкие ласки его сжатого, но переполненного смазкой ануса. Императора трясло от нетерпения. Хотелось скорее пробраться внутрь, ощутить себя единым и излиться в столь желанного омегу. — Хочу тебя, — прошептал альфа Кайи, и тот, распахнув глаза, завопил. Хоши резко прижал ладонь к его рту, не позволяя шуметь. — Тише, тише, мой милый. Все будет хорошо. Теперь движения Императора стали резкими, грубыми, требовательными. Одной рукой он зажал рот юноше, второй схватил его отбивающиеся ладошки и, сильно вывернув, сдавил у него над головой. Устроившись у мальчишки между ног, он настойчиво двигал бедрами, прижимаясь все сильнее к сжавшемуся анусу своим членом. — Расслабься, малыш, просто расслабься, — шептал он на ухо омеге, нежно одаривая его поцелуями. — Как же ты прекрасен, как же ты пахнешь!