Взорву все стены между нами

Усталость сковывала движения, хотелось закрыть глаза и уйти в царство снов, но уснуть мешала мысль об Алисе. Точнее, о моих чувствах к ней. И ничто не помогало - ни убаюкивающие мелодии детства, ни вальс снежинок за окном. Мысли разбегались в голове, не давая разуму отдохнуть. Но, несмотря на бессонную ночь, заполненную думами, я чувствовала себя счастливой. Уставшей, но счастливой. Не знаю, почему, а мне стало легче. Хотя так и должно быть, когда ты долгое время не понимаешь, что с тобой происходит, а потом все становится кристально ясно. Все эти странные сны, все слова, произнесенные девушкой в маске, все ее двусмысленные речи, мое поведение с психологом, мое отношение к ней, эта охватывающая меня дрожь - все действия стали понятны. И не пугали. Наоборот, дарили такое спокойствие, которое есть только у одного человека. Да, мне не удается спать, но мои мысли не мучительны, они не выматывают, наоборот, не дают усталости взять верх. Заставляют смотреть вперед и предполагать, что делать дальше, с какой стороны на все смотреть. Я не чувствую желания все отрицать, это не в моих правилах. Я сказала Алисе, что приму себя такой, каковой являюсь, и я не лгала. Я приняла бы себя даже такой в любом случае, не боясь мнения общества. И мнения мамы тоже. Мне просто нужно было все понять. Понять эти странные чувства, это желание быть рядом с ней. Мне нужно было понять, что меня с Алисой Александровной что-то связывает. Понять, как называется это связь. И я поняла. Любовь. Еще в самом начале нашего общения, когда я в машине после кино раскрыла многое Алисе, до меня начало это доходить, но не было ясно, какого рода это чувство. Мне хотелось общаться с ней, иметь возможность приходить в любое время, обнимать, делиться секретами, говорить на больные темы, чувствуя как они перестают так много значить для меня. С ней мне было спокойно, с ней мне было легко. Я доверяла ей. И все это можно было сказать и о близком друге. Но, смотря в лица даже самых родных друзей, мы же не испытываем к ним какую-то щемящую нежность, не думаем с каким-то отчаянием, какие они красивые, не мечтаем узнать на ощупь их волосы, не желаем коснуться их кожи, не боимся взять их за руку, втайне грезя об этом. Да, мы часто хотим их обнять, но держа их в объятьях, нас не посещают мысли, что этого недостаточно, что хочется чего-то большего. Нет, я сейчас говорю не о сексуальном влечении. Я говорю о каком-то другом, непередаваемом чувстве. Хочется прижать человека сильнее, почувствовать, что ближе не сможет подойти никто, кроме него, показать ему, что твоя душа рвется к его, твое сердце жаждет биться в такт с его. Как бы сильно мы ни любили наших друзей, как бы сильно ни нуждались в их поддержке, как бы сильно ни хотели поддержать их сами, все равно нет и одной минуты, когда ты исступленно желаешь их прижать к себе, защитить от всего этого мира, не дать возможность видеть их кому-то. Как бы мы их сильно ни любили, как бы сильно они ни плакали и страдали, их боль с такой невероятной силой не нанесет удар нам. Нам больно, когда больно нашим близким, но когда больно человеку, которого ты любишь не как друга или родственника, то ты чувствуешь что-то сильнее боли. Что-то мощнее ее. В этом и есть отличие. Даже если ты одно целое со своим другом, с тем человеком ты еще ближе. Ты можешь отказаться от любви ради дружбы и понести тяжелую потерю. Ты можешь отказаться от дружбы ради любви, и эта потеря будет чуть меньше. Вот это и есть настоящая любовь, любовь не материнская, не дружеская, не родственная. Любовь, когда твои душа и тело тянутся к другому человеку. Когда каждая частичка тебя соединятся с каждой частичкой другого. Когда ты желаешь, чтобы тебе отдали всю душу, все сердце и все тело, когда хочешь все отдать этому человеку, все сердце, все тело, всю душу. Это она и есть. Такая странная, парадоксальная. Тебе нравится все в человеке, а не что-то отдельное. Когда ты готов любить, даже если тебя не полюбят в ответ. Даже если знаешь, что все это когда-нибудь закончится. Теперь я это знала. Теперь я научилась отличать такую одинаковую и одновременно разную любовь. Я видела отличия между дружеской, родственной, родительской и совсем другой. И я четко осознала, какая у меня любовь к Алисе. Но это стало ясно чуть позже. На крыше. Когда я обнимала ее. Тогда меня и осенило. Я люблю ее. Люблю совсем другой любовью. И готова любить, не получая ничего взамен. Я люблю ее, и это сильнее всего. Встаю с постели, закутавшись в одеяло, и иду к столику. Беру оттуда небольшой, похожий формой на лампочку, светильник, вставляю его в розетку святящимся шариком вверх, к потолку. Мгновение, и комнату наполняется красными, синими и зелеными огоньками, которые загадочно и гипнотизирующе двигаются по стенам, создавая какую-то таинственную и хрупкую атмосферу. Я забираюсь на подоконник с ногами, следя взглядом за огоньками. - Кажется, там еще был со звездным небом, - тихо произношу. Но я не купила его. У меня есть настоящее звездное небо, которое ничто не заменит. Перевожу взгляд к окну. Да, вот они. Звезды. Светят издали своим холодным светом. Мысли вновь возвращаются к любви. К чувству, о котором я раньше никогда не думала. К чувству, к которому всегда относилась скептически. К чувству, которое я учусь понимать. К чувству, которое так сложно и легко понять. К чувству, в котором нет "я", но есть "мы". К чувству, о котором меня зацепили одни слова. Я снова встала и подошла к книжному шкафу. Достав книгу Марка Леви "Те слова, что мы не сказали друг другу", возвращаюсь на подоконник. Руки уже сами открывают нужную страницу, номер которой я запомнила надолго. Это начинается с четырехсотой страницы. Плохо разбирая в темноте слова, я читаю давно заученный, как собственное имя, текст. - Ты помнишь, что делала почти каждую ночь, когда была маленькой, - я хочу сказать, до того, как тебя одолевал сон? - Читала под одеялом при свете фонарика. - А почему ты не зажигала верхний свет в комнате? - Чтобы ты думал, что я сплю, в то время как я тайком глотала книжки... - И ты никогда не задавалась вопросом: что за волшебный у тебя фонарик? - Н-нет...а почему я должна была?... - Погас ли твой фонарик хоть раз за все те годы? - Нет, - озадаченно произнесла Джулия. - А ведь тебе никогда не приходилось менять в нем батарейки,.. Джулия, милая моя Джулия, да что ты знаешь о любви - ведь ты всегда любила лишь тех, кто служил лестным зеркалом для тебя самой. Посмотри мне в глаза и расскажи всю правду о своей свадьбе, о своих планах на будущее; поклянись, что, кроме этого неожиданного путешествия, ничто не способно омрачить твою любовь к Адаму. Что ты знаешь о чувствах Томаса, о том, чем он сейчас живет? Можешь ли сказать, как повернется твоя собственная жизнь? Нет, не можешь, но ты устроила трагедию из того, что какая-то женщина обнимала его за талию. Хочешь, поговорим с тобой совсем уж откровенно, и я задам тебе один вопрос, а ты обещай ответить на него предельно искренне. Сколько времени длился самый долгий из твоих романов? Я имею в виду не Томаса и не платонические привязанности, а реальный опыт. Два, три, четыре года или может быть, целых пять? Впрочем, не будем мелочиться - принято считать, что любовь длится семь лет. Ну, будь же честной и скажи мне правду: смогла бы ты в течение семи лет отдавать себя кому-нибудь безраздельно, беззаветно, бесстрашно, не питая сомнений и ясно сознавая при этом, что человек, которого ты любишь больше всего на свете, забудет почти все, что вы пережили вместе с ним? Смиришься ли с тем, что твоя преданность, твоя любовь и заботы сотрутся в его памяти, и что природа, которая не терпит пустоты, однажды заменит эту амнезию на упреки и сожаления? И зная, что это неизбежно, найдешь ли ты в себе силы вставать среди ночи, если твой любимый захочет пить, если ему попросту приснится страшный сон? Захочется ли тебе каждое утро готовить ему завтрак, стараться заполнить его дни, развлекать его, читать какие-нибудь истории или петь песни, когда он заскучает, выходить с ним на прогулку, когда ему захочется подышать воздухом, пусть даже в лютую стужу, а потом, к вечеру, преодолев собственную усталость, приходить к нему и садиться в ногах постели, чтобы разгонять его страхи и беседовать с ним о будущем, в котором тебе наверняка уже не найдется места? Если на каждый из этих вопросов ты ответишь "да", тогда прости меня за то, что я неверно судил о тебе; тогда ты действительно знаешь, что такое настоящая любовь. - Ты говорил это, думая о маме? - Нет, моя дорогая, я думал о тебе. Любовь, которую я только что описал, это любовь отца или матери к своим детям. Я снова перевела взгляд на ночное небо. Мне вспомнилось, как мама, пришедшая усталая с работы, рассказывала мне ночью сказки, веселые истории, когда я грустила. Терпела все мои капризы, готовила мне блины ранним утром, желая меня порадовать. Как мягко стирала слезы с моих щек, как ласково гладила по голове. И я действительно видела, что начинаю забывать то, что еще пару месяцев назад помнила. Я снова вернулась к недочитанным строчкам. - Сколько дней и ночей мы неотрывно следим за каждым вашим шагом, любуясь вами, помогая расти, осушая ваши слезы и развлекая вас; сколько километров в парках зимой и на пляжах летом пробегаем мы вместе с вами, сколько слов повторяем несчетное число раз, сколько времени посвящаем вам! И однако, несмотря на все это... с какого возраста вы начинаете впервые осознавать себя? Понимаешь ли ты, как сильно нужно любить, чтобы научиться жить только для вас, зная, что вы все равно забудете свои первые детские годы, что во взрослом возрасте будете страдать оттого, что мы где-то допустили промах, что неизбежно настанет день, когда вы покинете нас, гордясь отвоеванной свободой? Он прав. Каждый день я стараюсь избавиться от опеки мамы, каждый день меня распирает гордость, когда мне удается сделать что-то, запрещенное раньше. Когда я становлюсь ближе к самостоятельности, становлюсь дальше от нее. - Ты упрекала меня в частых отлучках. А знаешь ли ты, как горько у нас на душе в тот день, когда дети уходят из дома? Измеряла ли когда-нибудь всю глубину этой потери? Я расскажу тебе, что с нами тогда происходит: стоишь как последний дурак на пороге, глядя вам вслед и убеждая себя, что нужно радоваться этому неизбежному порыву к свободе, этой беззаботной жажде независимости, которая гонит вас прочь из дома, а у нас отнимает нашу кровь и плоть. И когда за вами захлопывается дверь, для нас наступает совсем другая жизнь: нужно суметь заполнить чем-нибудь опустевшие комнаты, отучиться ловить звуки ваших шагов, забыть про утешающее поскрипывания ступенек, по которым вы прежде крались наверх, вернувшись за полночь, после чего можно было наконец спокойно уснуть, а не терзаться бессонницей, как терзаемся мы после вашего ухода, зная, что вы больше не вернетесь. Каждый раз я, читая эти строки, вспоминала, как обвиняла маму, что после ухода ее мужа, она совсем разучилась любить. Я говорила, что опеки по горло, что она не дает мне дышать, что она старается меня удержать, при этом не доверяя мне и не любя меня. Что ей это нужно, потому что она боится одиночества, не того, что ее никто не будет любить, а того, что рядом никого не будет. В одну из ссор я много гадостей сказала на эту тему. И я видела, что бью в нужное место, но не могла остановиться. Меня так оскорбляло ее недоверие, так сильно... Я не могу описать. Недоверие всегда выводит меня из себя, а в тот раз я отыгрывалась за все сомнения мамы, высказанные в мой адрес. И я жалею об этом, ведь я действительно отдаляюсь, и это действительно неизбежно. Я не перестану ее любить, но и делать ей больно тоже не перестану. Лишь по одной причине. Боль могут причинить и причиняют только те, кого мы любим. Это тоже неизбежно. Но ведь можно сделать так, чтобы любви было больше, чтобы ударяющие слова вырывались из уст реже, чтобы действия были не такими обидными. Ведь можно? Лучше промолчать, когда хочется оскорбить. Когда ругаетесь, лучше обнять, а не орать, что-то доказывая. Прочитав эту книгу в первый раз, я многое поняла о родителях, о их любви. Это произведение помогло узнать все намерения мамы, все ее действия. А теперь она помогла мне понять любовь между двумя совершенно разными людьми. Я осознала, что родительская любовь одной важной вещью точно похожа на другую любовь, не знаю, как ее назвать. А похожа тем, что и там и там мы любим даже тогда, когда не получаем ничего взамен. Мы любим, несмотря на все ссоры, размолвки. Любим, зная, что когда-нибудь это закончится. Да, возможно любовь будет длиться всю жизнь, но это так мало. Ведь позже придет Смерть, и уйдет тот, кого ты любишь так же сильно, как и раньше. И это страшит больше, чем собственная гибель. Свою ты если и почувствуешь, все равно надолго не запомнишь, а смерть дорогого тебе человека тебя будет сводить с ума, ворвется в голову, нанесет урон сердцу, и она оставит огромный след на тебе. Вот она причинит невыносимую боль. Смотрю на настенные часы. Четыре часа ночи. А, нет, полпятого. Кажется, глаза совсем слипаются. Ну, это неудивительно. Так поздно, а я тут о любви думаю и выученные тексты читаю. Положив книгу на полку и вытащив светильник, ложусь в кровать. Теперь я собираюсь поспать, подумать я еще успею, ведь эта книга снова помогла мне выучить еще одну истину. Я люблю ее. И сейчас это самое главное. И все. Этого достаточно. Это все, что я должна была сегодня понять. Все, в чем я должна была признаться. Мне все в ней нравится, не что-то одно, а все. Завтра я увижу ее - только это нужно знать. А что я буду делать с этим чувством, я подумаю потом. Уже засыпая, я про себя повторила последние слова заученного текста. - Но главное заключается в том, Джулия, дорогая, что ни один отец, ни одна мать еще не снискали себе ни славы, ни выгоды от привязанности к детям, ибо настоящая любовь бескорыстна и безоглядна - мы любим просто потому, что любим.

***

На стенах танцуют синие, красные и зеленые огоньки. Из окна доносятся звуки просыпающегося города. Я лежу в кровати, чувствую себя удивительно счастливой. Сзади меня нежно прижимают к себе, пальцы моей правой руки переплетены с пальцами обнимающего меня человека. Я кладу голову на плечо девушки и чувствую, как она осторожно целует меня в макушку. Она тоже склоняет свою голову на мою. Я улыбаюсь, целую ее ладонь и засыпаю, слушая как ее приятный голос шепчет, что даже если и придет Смерть и заберет любимого человека, то всегда есть сны, где даже она не властна. Потом девушка уверенно добавляет: "Но нет, она не придет." И это фраза настолько просто и искренно сказана, что ей нельзя не поверить.