«От тебя не избавишься, верно?»

Мне было плохо. Даже словами невозможно было описать, насколько. Всё тело нестерпимо ныло, особенно ощутимой была неприятная боль в области поясницы. Во рту сушь, как в пустыне, и глаза никак не желали открываться. Но физическая боль была просто пустым местом по сравнению с тем, что сейчас творилось в моей душе. Я просто никак не мог поверить в произошедшее. Лелея в душе мечту о том, что ко мне будет прикасаться только Крис, я вдребезги разбил ее, согласившись на самый необдуманный и дурацкий поступок в своей жизни. Когда я открыл глаза, из них тут же хлынули слезы. Мне было так стыдно за эту слабость, но я просто не мог остановиться. Остервенело кусая свои губы, я понимал — мне оставалось лишь надеяться, что я позорно не разревусь навзрыд. Устал. Я часто совершал поступки, за которые потом было ужасно стыдно, но сейчас я впервые настолько сильно себя возненавидел. Это было кошмарно, но… мне почему-то расхотелось жить. Я в буквальном смысле хотел покончить с собой… Это желание было таким сильным и пугающим, и с каждой секундой я думал о нем всё больше и больше. Сердце глухо билось в груди, а дыхание перехватывало. Полежав еще около пятнадцати минут, я осторожно встал с кровати, при этом сморщившись и сжавшись от непередаваемой боли. Я никак не мог успокоиться, дышал через раз и пытался прогнать из головы картинки вчерашнего вечера. Ведь вчерашний вечер перечеркнул всю мою жизнь, и именно я подсобил такому ужасу, именно я всё перечеркнул. Когда мне удалось принять более-менее вертикальное положение, я с досадой вспомнил, что оставил вчера свои вещи в ванной. Меня всего трясло из-за этого, потому что я хотел поскорее одеться и убежать отсюда. Я не знал, что со мной происходит, но сейчас я не чувствовал себя адекватным человеком. Руки тряслись, ноги подкашивались, а голова гудела. Наверное, со стороны я был похож на настоящего наркомана или психически больного человека… Накинув на себя вчерашнее полотенце, я вышел из комнаты и, не смотря по сторонам, подобно живому мертвецу направился в ванную. Франц был дома, я слышал какие-то движения со стороны кухни. Но мне было наплевать. Сейчас я чувствовал себя тряпичной куклой — с одной стороны меня переполняла невыносимая боль, а с другой… я ничего не чувствовал. Странное состояние, будто я находился на границе между жизнью и смертью. Зайдя в ванную комнату, я тут же закрылся и сбросил полотенце со своего тела. На меня накатила страшная тошнота, и я, мгновенно сев на колени, прижал ладонь к своему рту. Я старался не смотреть на себя в зеркало. Ведь кто знал, насколько паршивее мне станет после увиденного. Мои вещи лежали на полке с полотенцами и халатами, где я их и оставил. Душ сейчас принимать не хотелось, пусть мне станет еще хуже от осознания того, что позволил себя так испачкать. Пусть мне станет так плохо, чтобы я не выдержал и просто сошел с ума. Невольно мой взгляд упал на бритву, которая стояла над раковиной. Против воли я улыбнулся... хотя вряд ли это было похоже на улыбку. Скорее, на оскал какого-нибудь психически больного человека. Помню, мы с Кристофером смотрели какой-то фильм, где парень полоснул бритвой себе по венам. Тогда хоккеист с пренебрежением сказал, что терпеть не может самоубийц и вообще не понимает, зачем заканчивать всё вот так. Ведь можно продолжать бороться. Я тогда ничего не ответил Крису, потому что жизнь у того парня из фильма была действительно очень тяжелой, и я понятия не имел, правильно он поступил или нет. Да уж, кажется, я уже совсем поехавший. Даже такая обычная вещь, как бритва, умудрилась напомнить мне о хоккеисте. Кое-как натянув на липкое тело одежду, я вышел из ванной, совершенно не позаботившись о своем внешнем виде. А смысл? Человеку с кривой уродливой душой красивая внешность в жизни не поможет. Когда я вышел в коридор, меня окликнул Франц — очень хриплым голосом. Мне не хотелось сейчас ни о чем говорить, но, наверное, всё же стоило это сделать. Нельзя уходить, оставив после себя нерешенные вопросы. С завтрашнего дня всё должно начаться заново, чтобы завтра ни меня, ни Франца больше ничего не мучило. Чтобы завтра, пройдя мимо друг друга, мы поздоровались как куратор и студент и забыли обо всем произошедшем. Наверняка я был слишком наивным, раз думал, что это так легко, как кажется. Войдя в кухню, я скептически рассмотрел стол, на котором стояли две кружки кофе и тосты с яичницей. Есть мне точно не хотелось — укачивало, просто жуть. Еще и голова готова была вот-вот разойтись по швам. И к чему вообще вся эта доброта? Неужели таким образом куратор хотел загладить свою вину? Глупости какие. Я осторожно присел за стол, стараясь не выдавать того, как мне сейчас больно. Серьезно, болело так, словно это был мой первый раз. От этой мысли мне становилось еще хуже, но я сразу же вспоминал свой истинный первый раз, и на душе становилось спокойнее. Просто у меня давно не было секса, поэтому так адски болит, вот и всё. Я не знал, как сейчас выглядит Франц – не хотел на него смотреть. Надо было просто выслушать его, с чем-то согласиться, что-то оспорить и уйти домой. Уйти и всё забыть. Меня всего трясло, поскорее хотелось пойти домой и забыться. Уснуть и не проснуться… Сейчас в моей глупой голове сидела лишь одна мысль: хотелось наглотаться успокоительного и провалиться в долгий нескончаемый сон. Возможно, я идиот, и после моего поступка Крис возненавидит меня так же, как того парня из фильма, который мы так неудачно выбрали для просмотра. Вряд ли я собирался действительно совершать задуманное, но довольно забавно думать о таком, находясь в неадекватном состоянии. — Дамиан, — спокойным, даже вполне будничным тоном произнес Франц и присел на стул напротив меня. Кухня куратора была оформлена в нежно-зеленых тонах, что немного успокаивало глаза, поэтому я настроился на нормальный разговор и даже потянулся рукой к чашке с кофе. Надо же было хоть как-то прийти в себя. — Кхм, Дамиан, — прокашлявшись, снова повторил Франц и тяжело вздохнул. — Знаешь, если честно, даже будучи взрослым, я не знаю, что тебе сказать, — ну... я не удивлен. Мне тоже особо нечего было сказать ему сейчас. — Мой поступок действительно ужасен, прости, я… не контролировал свои действия… Франц замолк, и на кухне повисла неловкая тишина. Я без интереса рассматривал свой мутный силуэт в кофе, всё гадая, как же я сейчас выгляжу. Не подойдут ли ко мне на улице полицейские, завидев такое чудо с красными глазами и с не совсем здоровым видом? Я не торопил куратора. Знал ведь, почему он вчера сорвался. Я бы тоже психанул из-за такого придурка, как я. Только вот насиловать бы не стал, а сразу же убил бы. — Знаешь, я всё утро думал, — снова продолжил свой монолог шатен. — Тебе, наверное, лучше стоит обратиться в полицию и сообщить о факте изнасилования. А я во всем сознаюсь. Я должен понести наказание. Удивленно распахнув глаза, я всё же поднял на куратора свои удивленные глаза. Что? Обратиться в полицию? Он что, с ума сошел? Я фыркнул от смеха и тут же прикрыл рот ладонью, нет, ну вот же идиот-то! — Вы серьезно? В полицию? — отсмеявшись, выдавил я, так и не поняв, весельем ли вызван мой смех или же истерикой? — Не смешно, Дамиан. Прошу тебя, отнесись к ситуации серьезнее. Я мгновенно успокоился и кивнул. Да, действительно, время для шуток сейчас не совсем удачное. Значит, сейчас Франц говорил на полном серьезе. — Я никуда не буду обращаться, — внезапно севшим голосом произнес я. — В конце концов, я сам согласился, поэтому вряд ли это было… изнасилование, — слово было неприятное даже по произношению, поэтому я неожиданно для самого себя вздрогнул, стараясь выкинуть вчерашние события из головы. Знаете, обычно после таких событий жертвы начинают бояться своих насильников, я же не чувствовал ровным счетом ни-че-го. В глубине души я действительно понимал, почему сорвался куратор, но самым интересным было то, что из моей памяти начали пропадать события вчерашнего вечера. Только боль напоминала о случившемся. Остальное же просто ускользало из сознания. — Всё равно. Ты младше меня. Ты просил остановиться, но я не сделал этого. Пожалуйста, напиши на меня заявление, иначе совесть будет преследовать меня всю жизнь. — Вы старше, да, но разговоры как у ребенка из детского сада. Ну и чем поможет это заявление? Допустим, вас посадят, уволят из университета, но слухи — вещь скоростная. Я не хочу, чтобы про меня в университете ходили разговоры, типа «этого парня изнасиловал его куратор». Да и вам такая репутация вряд ли нужна, — мой голос был хриплым, будто я был болен ангиной или ларингитом. Я хотел прокашляться, но горло ныло, поэтому не спешил этого делать. — И ректор явно светиться от счастья не будет. Франц очень тяжело вздохнул и, зарывшись пальцами в свои волосы, отрицательно покачал головой. На его лице отражался целый букет негативных эмоций. Да, мы оказались в дурацкой ситуации, но я не считал, что сейчас было подходящее время для такого отчаяния. — Тогда что мне сделать? Давай я выплачу тебе компенсацию за моральный ущерб? Проси любую сумму. Я грустно усмехнулся и сделал глоток кофе, судорожно выдохнув. Да уж, это в какое отчаяние надо впасть, чтобы предлагать деньги за моральный ущерб?.. Неужели все действительно настолько плохо? — Не надо мне ничего платить, — я отрицательно покачал головой, прикрыв глаза. — Я хочу просто попросить вас остановить всё это. Мы не любим друг друга, и я вас никогда не полюблю. Хоть что сделайте, но я сильно завишу от Криса. И во время поездки постараюсь с ним поговорить и всё вернуть… Так что, пожалуйста, не держите меня больше рядом с собой, а я не буду держать вас. Этого будет достаточно. Я не виню вас в случившемся. Просто давайте перелистнем эту страницу и больше никогда не будем к ней возвращаться, хорошо? Франц долго смотрел на меня, как будто сквозь, и через несколько минут все-таки кивнул. Я не знал, о чем сейчас думал куратор, был ли он согласен с моими словами, не был ли – мне было наплевать. Я совершил ужасную ошибку, и её не сотрешь, не заставишь исчезнуть просто так, но я надеюсь, что смогу всё исправить. Смогу наконец-то начать правильно жить. *** Видок у меня был действительно тот еще, поэтому Франц настоял на том, чтобы подвезти меня. Я не был против, тем более, мое состояние все еще было ужасным. Кофе пить всё-таки не стоило, из-за него словно стало еще хуже, а в машине меня и вовсе укачало. Мы с Францем молчали всю дорогу — говорить нам точно было не о чем. Хотя в голове сидела какая-то очень навязчивая мысль, будто я хотел что-то спросить у куратора. Причем этот вопрос был очень важен для меня. Но я никак не мог вспомнить, что именно так интересовало меня. Однако, к сожалению, мне было настолько плохо, что загружать свои мысли еще чем-то было излишним. Как вспомню — обязательно спрошу. Когда мы с куратором доехали до моего дома, он убедительно попросил меня не выходить завтра на учебу. Я слабо кивнул, согласившись. Даже не представляю себе, как буду завтра сидеть пять пар, еще и перемещаться по университету. В прошлом году, пойдя в таком состоянии на встречу с Лией, мы с Крисом позорно спалились. Повторения этого сюжета в своей жизни я не хочу. Сегодня было воскресенье. Я знал, что отец собирался за билетами, а мать вроде как была у подруги. Это сыграло мне на руку, иначе я точно не смог бы объяснить им, почему возвращаюсь от куратора в таком виде. Быстро прошмыгнув в ванную комнату, я снял с себя грязные вещи и забрался под теплый душ, замычав от удовольствия. Да, отец поехал за билетами, а через месяц мы уже будем в Нью-Йорке. Через месяц я поговорю с Кристофером, и пусть через этот гребаный месяц всё наконец решится.