Попутный ветер в удел

-8- У входа большого дома на главной набережной она, с трудом пробившись сквозь толпу восторженных горожан, распевавших песни про золотые реки в долинах, была встречена молодым темноволосым и темноглазым гномом. При взгляде на него заныло сердце. Юное бородатое лицо вдруг напомнило сына лукавой усмешкой и каким-то неуловимым сходством в выражении глаз. - Это вы - вдова Роэна из Дунланда? Кили* к вашим услугам. Пройдемте, Торин ожидает вас в своей комнате наверху. Тяжело поднимаясь по узкой винтовой лестнице, она слышала откуда-то сбоку взрывы хохота и голоса. У подножия вышел маленький человечек с большими ушами и мохнатыми ногами и взглянул на нее снизу вверх. Она в смятении улыбнулась ему и слегка наклонила голову. Он поклонился в ответ, хотел было что-то сказать, но Кили торопил ее дальше. Перед дверью на втором этаже Кили быстро остановился и постучал. Не успела она спросить, удержать, как он уже повернулся и загрохотал сапогами по ступеням, непочтительно подхватив под мышки и увлекая за собой маленького человечка, смотревшего на нее с добрым любопытством. - Входи же... - раздался из-за двери знакомый низкий голос, и она, одним решительным движением руки, толкнувшей заскрипевшую дверь, отбросила вниз по лестнице вслед за Кили все свою щемящую сердце юность и ставшую такой тяжкой ношей любовь. -9- Поздно ночью она опять не спала. Поглаживала, убаюкивала нестерпимо ноющее сердце и левый бок. И думала, вспоминала... Тот первый, неловкий для нее момент, когда голубые глаза, так пронзительно напомнившие ей глаза сына, но мрачно-властные и полные темной гордыни, остановились на ее лице, и она понимала, что вот сейчас он сравнивает то, что видит, со смутным образом, оставшимся в памяти. И сравнение это, должно быть, не в пользу ее теперешней. Удивление. Как же он красив, молод и полон сил. Чуть прибавилось седины в длинных волосах и бороде. Чуть шире стал торс, и чуть грубее черты лица. Время было милостивее к нему, чем к ней. - Ну что ж, - промолвил он, - Вот мы и встретились снова. Да ты, как будто, не рада. - Это такое странное чувство, Ваше Величество, - она слегка задыхалась, и ноги вот-вот готовы были подогнуться, - В нем и радость, и боль... Если позволите, я присяду. Моя спина... - Да, сын твой говорил. Присаживайся, не нужно было и спрашивать, - он казался слегка разочарованным. Чего и кого же он ожидал? Пятнадцатилетнюю девчонку, которая ворвалась бы в комнату и кинулась бы к нему в ноги, задыхаясь от восторга и счастья? Рыжеволосую пышногрудую хозяйку рудников из Дунланда, вслед которой засматривались и улыбались приказчики ее мужа? И так как он не спешил нарушать становившееся все более тяжелым молчание и все глядел на нее пристально и задумчиво, она, чтобы избавиться от неловкого чувства непонятной стыдливости, заговорила: - Я слышала, вы отправляетесь в поход. Он кивнул: - Это всегда подразумевалось. Всегда? Она поспешно опустила голову, чтобы он не прочел в ее взгляде отблеска того далекого воспоминания подземелий: "Мы должны уйти", комнаты с низким потолком и отчаянно срывавшегося голоса: "О как бы хотелось мне верить тебе..." Да будет так... Она подняла голову и спокойно улыбнулась. Сердце билось ровно, грудь не саднило болью. - Конечно... только ("Сказать ему или не стоит?")... только... будьте осторожны. Презрительно приподнятый подбородок: - Осторожность - это для людей и эльфов. Нам терять уже нечего. - Да, возможно, - тихо ответила она, - И все же берегите себя. Быстрая тень промелькнула на его лице, глаза на мгновение скользнули в сторону с каким-то не свойственным ему смятением. Но это прошло, и он снова стал прежним. - Я не за тем тебя позвал. -Зачем же, Король? - По окончанию нашего похода ваш бургомистр получит свою долю и если сочтет нужным, поделится с народом и другими чиновниками, - медленно проговорил он, - Но я не хочу, чтобы ты и твоя семья осталась в стороне. - Ваше Величество... - Каждый раз, вспоминая о тебе, я думал, что настанет день, когда я смогу достойно расплатиться за все, - продолжал он, - Я не хотел говорить об этом с твоим сыном Амрасом. Я его не знаю, и не о нем моя забота. Скажи, чего тебе прислать из-под горы? Хочешь золота? Или, может, украшений? Алмазов? Я дам указ Балину. И потом, что бы ни случилось, о тебе позаботятся. Она упрямо закусила губу, глубоко и прерывисто вздохнула и еще ниже опустила голову. О только не это, только не дорогой подарок снова! - Что же ты молчишь? Неужели думаешь отказаться? - сухо спросил он. Ох, кажется, она рассердила его. Но от одного лишь упоминания о золоте ей снова вспомнился давний ужас. На миг даже показалось, что в комнате запахло гарью. Перехватило дыхание. - Мой Король, - не выдержала она, - Мне дорого ваше внимание, но прошу... не разбрасывайтесь так! Будет время для наград и люди, желающие их получить. Довольно для каждого дня своей заботы. Ведь дракон, может, все еще жив! Долгое-долгое молчание. Набравшись смелости, она, как в воду бросаясь, заглянула ему в лицо. Он хмурился грозовой тучей. - Простите... И тут он взорвался: - Благодарю, добрая госпожа! Ценное замечание! Вкупе с этими глупыми песнями, что распевают под нашими окнами, просто открывает мне новую истину... Дракон все еще жив! Как же я раньше-то не догадался? - он хохотнул коротким язвительно-невеселым смешком и прошептал вполголоса, - Тролль тебя забери, женщина... как же ты всегда умудряешься сделать еще более трудным мой и без того нелегкий путь. Она устыдилась: - Я глупа... великодушно простите. Я знаю, у вас нет выбора и нет иного пути. - Верно говоришь, - он вдруг успокоился, и даже морщины на лбу как будто разгладились, - Выбора у меня нет. Но откуда в тебе такое сомнение? И без того за нашими спинами вечно шепчутся на этих приемах. А эльфы так и ждут, что дракон подпалит нам хвосты. - Я не была бы женщиной, если бы сердце мое не болело за вас, - ответила она, - Но вас не должны волновать чужие пересуды. Разве вы не Торин Дубощит, чье имя знают далеко за пределами Эсгарота? - И это верно, - согласился он, - Что ж, так и быть, я не стану больше предлагать тебе золота. Ты его все равно ценить не умеешь... возможно, в этом и есть твоя ценность для меня, - огонек в глазах, так похожих на глаза Вигторна, - Но я приглашаю тебя на пир после...всего. Смотри же, не отговаривайся больной спиной. Она попыталась улыбнуться: - Я буду ждать вас как победителя. Смотрите не затяните еще лет на пятьдесят. Женщинам вредно столь долгое ожидание. Оно портит цвет кожи и зубы... - Не затяну, - он подошел к ней вплотную, обнял, сдавил тяжелыми ладонями. Запах кожи, табака, его собственный запах, такой знакомый и родной ей. Шепнул, - Мне не меньше твоего опротивело ждать, - и чуть громче, с усмешкой, - Моя спина после всех этих битв тоже, знаешь, не вечная... Счастливцы эльфы! И, приподнявшись, на одно лишь краткое мгновение она легко коснулась губами его высокого лба. Будто благословляя. Как благословила бы в дальний путь Вигторна. Да он и казался сейчас сыном для нее, выстраданным, желанным и бесконечно дорогим. - Вы как всегда правы, Ваше Величество, Король Под Горой, - грустно откликнулась она. ... Она лежала под бледным светом луны и все поглаживала, уговаривала свое сердце, которое ныло пуще прежнего и рвалось куда-то из ее малосильного тела, прочь - на подмогу Торину. -10- В день, когда гномы погрузились в лодку и отправились к Одинокой Горе, дул пронзительно холодный ветер, и с озера надвигался туман. Она зябко ежилась у очага, одна, в пустом доме. Все еще с раннего утра отправились на площадь посмотреть на отплытие гномов. Хлопнула входная дверь. Широкий упругий шаг, и в комнату вошел Вигторн. Она устало подняла отяжелевшую голову: - Что же ты не на площади? Он пожал плечами: - Что толку... Смотреть на одних жадных дураков, которые глазеют на других жадных дураков? Она прищурилась на него. В последние дни в глазах отчего-то все расплывалось, вот и сейчас лицо его казалось бледным овалом с двумя озерно-голубеющими точками. - О чем это ты? Он усмехнулся: - И надоел же мне Эсгарот. Пора сниматься с места. И тебя подальше забрать бы. - Уезжаешь снова? - вздохнула она, - Что ж, может, и правильно. Да только я-то думала, что на этот раз Сигрид... - Я уж прежде сколько твердил Барду, - быстро перебил он, нахмурившись, - В других местах и работы хватило бы, и прихвостни бургомистра не донимали бы. А здесь - что? Только и разговоров, что о глупом гномьем короле... Хотел бы я, чтобы Бард оказался прав, и дракон подпалил ему хвост! Подпалил хвост... Где-то она уже слышала эти слова. И вдруг толчком в виски ударил гнев. Ее сын... гномья кровь... Все эти годы молчания и страха... Вся эта бесполезно растраченная молодость... Жизнь, которая могла быть так хороша и без странствований, без сражений, без погони за золотом и величием... Да будьте вы прокляты, несносные гордецы! Она и сама не знала, что подбросило ее с кресла - проснувшаяся, наконец, острая жалость к себе? Гнев на дерзкого сына, не знавшего своего отца? Обида на отца, не знавшего своего сына? Страх за Короля Под Горой? - Все эти сомнения гулко прозвенели пощечиной, нет, оплеухой, нанесенной с размаху твердой загрубелой ладонью. Вигторн отшатнулся, настолько изумленный, что даже и не мог ничего сказать. А она, держась за грудь и задыхаясь, бросила яростным шепотом: - Бессердечный... А как бы ты заговорил, если это твой отец уплывал бы на верную смерть сегодня?! - Мой отец уже мертв, - глядя на нее сверху вниз с сочувственно-спокойным любопытством и непониманием, сказал он, - И почему такая забота о королишке? Или тебе в голову ударил вечер, проведенный у него в гостях? - Он твой отец! - закричала она, не помня себя, - Он твой отец! Даже если ты глух к чужой беде, ты не слеп - взгляни в зеркало! Ты увидишь его лицо! -11- Немного побледневший и странно спокойный, рядом с ней, жалко всхлипывающей и растрепанной, он бросил непонятное: - Я ведь знал... - Ты знал? - она не верила. - Всегда... - он улыбнулся одними уголками губ, - В детстве не понимал еще отчего, но уже тогда чувствовал, что я - другой. Всегда и везде... В Дунланде, Эсгароте... и в других местах. Чужой для всех. Не человек, не гном, и уж верно не эльф. Может, - он вздрогнул как от новой пощечины, - Оттого я и путешествую так много... Надеялся найти свое и своих... Теперь уж можно не спешить, - он помолчал, взглянул ей прямо в лицо, - А отец тоже знал? - Ты про кого? - растерянно спросила она, - Про Роэна или...? - Про кого? В самом деле, - он хохотнул отрывисто и невесело, так похоже на Короля Под Горой, - Да верно, про обоих. - Никто больше не знал, - качнула она головой, - Амрас мог бы догадаться, но нет, не думаю. Он молчал. Рассеянно ворошил носком сапога угасшие угли в очаге. Она тихо плакала. После нескольких томительно долгих минут он встряхнул головой, решительно подошел и присел перед ней. Взял за холодеющую руку. Заглянул в глаза так, как только он один и умел, с мягкой, светлой как в детстве улыбкой. - Ну мать... Наломала ты дров в свое время! - дрожа и всхлипывая, она прижалась к его плечу, - Не плачь... что ж тут поделать! Так и быть, ради тебя придется ждать обратно этого короля-под-горой-без-фонаря**. Да сказал же, не плачь, вот вырвется он из драконовых лап, ему еще со мной объясняться придется. А уж мечом я владеть умею! * По канону Питера Джексона Кили в это время полагается лежать с раненой ногой. Однако автор не может согласиться с некоторыми событиями фильма, в частности, эпизодом, где Торин уплывает к Эребору, не позаботившись заранее, где и с кем останется раненый племянник. Поэтому, начиная с этой части, повествование будет двигаться все дальше от канона Джексона и все ближе к канону Толкиена. ** На взгляд автора, здесь лучше бы подошла английская рифмовка: King-under-the Mountain-without a lantern.