Попутный ветер в удел

-1- Она знала, что это сон. Сон, порожденный неотступной тревогой и ноющим сердцем. Она так долго сидела по вечерам у окна, напряженно вглядываясь в темноту там, на северном конце Долгого Озера. И засыпала тут же, уронив отяжелевшую голову на подоконник. Вчера она и вовсе не сомкнула глаз: всю ночь, затаив дыхание, следила за тускло вспыхивающими вдалеке красноватыми искрами. Вскоре после полуночи пришел и Вигторн. Молча сел рядом, раскуривая трубку. Каждый раз, когда он шевелился или глубоко вздыхал, она слышала позвякивание оружия у него за поясом. ****** С того дня, как гномы отправились к Одинокой Горе, Вигторн спал только урывками, не раздеваясь, готовый в любую минуту вскочить и разбудить семью. По его настоянию они собрали необходимые вещи и сложили запасы на дне лодки, стоявшей наготове у причала. И тут уж она была незаменимой советчицей встревоженной и растерянной жене Амраса и хмурой Арин, которые никак не желали понять, что еда и теплые вещи могут оказаться важнее тяжеловесного столового сервиза и сундуков с парчой и шелком. Вигторн старался теперь не отлучаться из дому надолго. Он пошел к Барду только раз, вечером того же дня, когда она рассказала ему об отце. Поздно-поздно ночью она услышала на лестнице его тяжелые шаги. Перед ее дверью шаги замедлились. Она проворно зажгла свечу, накинула шаль на плечи и выглянула ему навстречу. В тусклом свете его лицо показалось ей серым и лишенным всякого выражения. - Что, сынок? - выдохнула она. Он покачал головой: - Ничего. Ложись в постель. Я разбужу, если вдруг что, - и, осторожно отведя в сторону ее руку, - она хотела было погладить его по щеке - прошел дальше по коридору в гостевую комнату. Больше Вигторн не ходил в дом Барда. Но как-то после обеда, дня через два после отплытия гномов, старшая дочь лучника сама постучалась к ним. За ней следом в комнату скакнула ее бойкая сестренка и тут же затеяла возню у очага с младшими детьми Амраса. Сигрид поздоровалась со всегдашней холодновато-спокойной улыбкой, спросила ее о рецепте черничного пирога, а жену Амраса - о шелковых нитках для вышивания. Когда с заднего двора по ступеням поднялся Вигторн с охапкой дров в руках, она обернулась к нему навстречу, и задумчивые глаза ее были прозрачно-светлы как озерная вода. Сигрид не пробыла в гостях долго. Когда она с Тильдой засобирались уходить, Вигторн вызвался проводить их. Она украдкой смотрела им вслед из окна и заметила, как вытянулась и округлилась девочка за последний год. Она уже теперь была ростом с Вигторна, да, пожалуй, и на треть головы повыше. Что ж, Бард - мужчина рослый да видный, и дети в него пошли. Хоть и дорога к дому Барда была всего ничего, вернулся ее сын нескоро - уже смеркалось. Она вопросительно взглянула на Вигторна, надеясь против воли, что Сигрид сумела рассеять его непривычную мрачность. Он резко отвернулся, будто избегая ее взгляда, и, ни слова ни сказав, прошел в свою комнату. Она недолго думала о Сигрид и сыне. С каждым днем тревога за Торина все росла, щемила сердце и вытесняла все прочие мысли и заботы. ****** Под утро, когда последние искры затухли в предрассветном тумане, она с трудом заставила себя отвернуться от окна. Посмотрела в усталое лицо Вигторна и виновато проговорила, уже в который раз за последние несколько дней: - Уезжай отсюда, сынок, я очень тебя прошу, - и, вспомнив вдруг главное, поспешно прибавила, - Да и детишек Барда с собой забрал бы. Даже если сам Бард не захочет оставить город, девочкам тут точно не место. - А ты поедешь со мной? - спросил он, упрямо оставив без внимания ее слова о Барде. Стыд и раскаяние жаром обдали лицо, и, склонившись ему на колени, она прошептала: - Не думай обо мне. Не надо... Она понимала, что эти слова приковывают его к Эсгароту. Что теперь он останется из-за нее. Что это будет ей вечным укором и болью. Но даже ради него, ее прекрасного обожаемого сына, она не смогла бы ответить иначе. Не смогла бы уехать сейчас, когда Торин, может быть, уже... Вигторн сделал резкое движение, как будто хотел оттолкнуть ее. Не проговорил, а как будто выплюнул: - Хоть бы он... - и замолчал, не договорив. Она приподнялась и взглянула в его лицо снизу вверх. Прорезавшиеся вдруг складки у плотно сжатых губ, сузившиеся глаза. Он напоминал ей одновременно Торина и ее собственного отца в этот момент. Разрываемая горечью и состраданием, она повторила тихо и безнадежно: - Уезжай. Я так хочу, чтобы хотя бы ты жил! Он выругался вполголоса, снял ее руки со своих плеч и вышел прочь. В этот вечер она вновь сидела у окна. На этот раз одна. Глаза закрывались сами собой, и она время от времени проваливалась куда-то в глубокую темную яму, до краев наполненную холодом и туманом. Выплывая из этого тумана, она снова и снова видела полыхание красных и золотых искр. И постепенно явь становилась сном, и сон становился явью. Ей то казалось, что она - двенадцатилетняя девочка, которую закрыли в погребе за какую-то провинность, и гудит голова от затрещин отца. То она видела себя в лабиринте подземелий, бегущей с распростертыми руками туда, где виднелось зарево и раздавался оглушительный рык, заставляющий кружиться и невыносимо болеть ее бедную голову. Она даже не очень испугалась вначале, заслышав протяжный зов труб и увидев ослепительно вспыхнувшее над озером багровое зарево. -2- Огонь. Крики. Плач. Рев. Плеск и шипение воды. Небо и земля, казалось, соединились в один огромный, ярко полыхающий костер. И беспорядочно суетящиеся черные фигуры на набережных и в воде, как обуглившиеся древесные сучья, корчащиеся в самой сердцевине этого костра. Нет, это все-таки не сон. Тогда что же? Разве она сходит с ума?! Ведь невозможно - нельзя! - вновь повториться этому полузабытому и незабываемому кошмару многолетней давности! Какой ослепительный жаркий свет. И сама она не больше, чем дотлевающий уголь... Такая же отчаявшаяся и безумная, как истошно вопящие Арин и ее дочери, по самый подбородок забившиеся в камыши и мутную грязь у свай. Их руки вцепляются в складки ее одежды и плечи - утягивают за собой, вглубь. Она вырывается от них. Оборачивается в сторону города - Вигторн дальше, у остатков моста, пытается отбить свою лодку у рыдающей и проклинающей толпы напирающих друг на друга, один за другим прыгающих в воду горожан. Амрас рядом с ним едва не плачет. Искаженное ужасом лицо бессмысленно как у ребенка. Он и не пытается помочь. Растерянно стоит по колено в воде, закрывая голову руками от сыплющихся искр и горящей соломы. Неподалеку от лодки две девочки - дочери Барда, обнявшись, жмутся друг к другу. Ни отца, ни брата их рядом не видать. Вигторн... Спутанные мокрые волосы. Разодранная по пояс рубаха. Он быстр и безжалостен. Он разом отталкивает двух высоких мужчин, ухватившихся за край лодки. С размаху бьет веслом в лицо третьего. Кровь брызгает во все стороны и, шатаясь, вытянув перед собой руки как слепой, человек отступает. Вигторн, не оборачиваясь на него, тут же подхватывает младшую дочь Барда и протягивает руку старшей. Потом толкает в лодку неуклюже застывшего на месте Амраса. Гребет вдоль набережной и поспешно оглядывается в поисках матери и сестры. Ревущее пламя на мгновение ярко освещает его лицо. На нем застыла странная лихо-восторженная улыбка! И кажется ей, что эта ночь, этот ужас и безумие - восхитительно-волнующая игра для него. -О Эру, о Всеотец! - Арин стонет и прижимает к себе головы дочерей. - О Всеотец, защити... - вторит ей жена Амраса, зажмурившись, раскачиваясь из стороны в сторону и все глубже погружаясь в вонючую жижу. Она смотрит на них невидящими слезящимися глазами, полуослепшими от вспышек огня и дыма. Кого просить ей за своего сына? Какого бога умолять за его отца? Главного бога всего живого, Илуватара, далекого и равнодушного? Валар? Создателя гномов, Аулэ-кузнеца? Или того сверкающего золотом бога, что смертью и всепожирающим огнем реет над головами? Снова рев - оттуда, из дымной завесы сверху, все ближе и ближе. Женщины с головой ныряют под воду; люди у моста бросаются врассыпную. Нарастающий шум в ушах. Мечущиеся тени и языки пламени. И вот, вот же он - ярко-красная молния с разинутой, нестерпимым жаром пышущей пастью! ...Всемогущий Эру, укрой моего сына, да бесконечны могущество и милость твое.... - Нет! Нет! Не то! - О Всеотец о Аулэ-кузнец о неизвестные несуществующие боги людей эльфов гномов о Мелькор беспощадный пусть Смог возьмет мою жизнь пусть сожжет дотла весь город пусть погибнут Амрас и Арин и дети их ... только одно исполните - да будет спасен Торин сын Трейна и где бы он ни был защитите его и верните к жизни* ... Сама не зная зачем, холодея и почти не дыша, она медленно выпрямляется. Как когда-то в детстве, в летнюю грозу, широко разведя в стороны руки, чтобы открыть грудь, запрокинув голову и закрыв глаза, она шагает на деревянные подмостки - навстречу этой молнии. И ударил гром. И пришла тьма. * Молитва героини и (в меньшей степени) причитания Арин - спорные с точки зрения канона, так как, согласно Толкиену, "There are thus no temples or 'churches' or fanes in this 'world' among 'good' peoples. They had little or no 'religion' in the sense of worship" [Таким образом, нет ни храмов, ни "церквей", ни святилищ в этом "мире" среди "светлых" людей. У них почти не было или не было вовсе "религии" как поклонения] (Толкиен, письмо 153). Однако у Толкиена также встречаются упоминания о монотеизме (в виде почитания Эру), и, предполагается, что люди знали имена некоторых валар. На основании этого автор предположил, что в критический момент, когда помощи ждать неоткуда, героиня могла начать перечислять всех известных ей светлых и темных сил просто от отчаяния.