Попутный ветер в удел

-8- Он сказал: - Ты права. Я не могу спать, покуда... - и не закончил. С силой провел рукой по лбу, словно стирая мрачную тень, что с каждым днем все заметнее ложилась на светлое чело. Тень, которая, казалось, тянулась сейчас и к ней из углов комнаты и щели дверного проема. Он попытался улыбнуться и положил тяжелую руку ей на плечо. Сказал негромко и по-особому проникновенно: - Однажды ты уже излечила меня от бессонницы, помнишь? Помнит ли она?! Отчаянное безнадежное желание вдруг зажглось в ее сердце. О, великие силы, если вы есть, услышьте меня, никчемную несчастную женщину. Сотворите чудо, какого никто не видал с незапамятных времен, заберите те пятнадцать-двадцать или сколько бы ни было лет, что еще осталось на моем веку. Отдайте взамен мои рыжеватые кудри и бело-розовое тело двадцатилетней девы! Но молчание было ответом, и чуда не свершилось. Побеждена. Ну что же... И она устало склонилась к его руке. - Как давно это было... я совсем уж не та, - и вырвалось нечаянное признание, - в свете дня мне хочется разбить все зеркала, что есть вокруг. Он слегка усмехнулся, как будто его только забавляло ее горе: - Не печалься, что с того! Зато я знаю наверняка, что ты не эльфийского рода. -Увы, - как она ни старалась удержаться, но несколько слезинок все же капнули прямо на его пальцы, - и я никогда еще так об этом не жалела, как сейчас. Он перестал усмехаться и легко притронулся к ее щеке, стирая соленую влагу. - Разве золото, покрытое угольной пылью, перестает называться золотом? - вдруг спросил он, и она в изумленном непонимании широко распахнула глаза. - Не помнишь? - он был теперь так близко, что она могла различить каждую морщинку на его лице и каждый седой волосок в бороде, - А ведь это твои же слова. -Я помню все, Ваше Величество, - она благодарно улыбнулась сквозь слезы, - каждую минуту, проведенную рядом с вами. Не так-то много их и выпало на мою долю. Но признаюсь, я никак не думала, что и вы это запомните. Его голос был задумчив и необычно добр: - А знаешь еще что, Идунн? Хоть Роэн и правда был справедливее других хозяев рудников в Дунланде, уважать его все не получалось. Я, бывало, думал, да если бы у меня была такая жена-красавица, разве позволил бы я ей с утра до вечера просиживать в кузнице? Разве оставил бы ее одну в доме глухой ночью постороннему гному ли человеку на радость? Она вздохнула: - Вы не только Роэна, вы и меня за это не уважали. Может, даже меня вы презирали поболе мужа моего. Он взглянул на нее с удивлением. - Я, когда молодая была, этого не понимала поначалу, - продолжила она, - что в вашем роду женщины по своей воле выбирают мужей. Никто ее не принудит выйти за того, кто ей не по сердцу. И потому ни одна после замужества на другого не взглянет. У людей-то вовсе не так. Я с Роэном до свадьбы и не виделась ни разу. Он слегка нахмурился: - Полно, Идунн. Я не затем об этом заговорил, чтобы тебя пристыдить. Да ведь и столько лет прошло. Пристыдить? Ей неожиданно захотелось рассмеяться. - Да я и не стыжусь вовсе, Ваше Величество. Зато вы как тогда, так и сейчас, правды не видите. Говорите, постороннему на радость? Да ведь ежели ВЫ были бы тогда моим мужем, разве искала бы я кузницы или кого другого? Это было в первый раз, что она заговорила о той заветной дерзко-безумной надежде, что столько лет трепетала в ее сердце. Раньше, в юности, она даже и думать об этом не осмеливалась. И вот только теперь, наконец, призналась... Почему он смотрит на нее так странно? То ли с сожалением, то ли в смятении. Так Роэн когда-то смотрел на свою лучшую внезапно охромевшую лошадь перед тем, как отвести к мяснику. И тем удивительней показались ей тихие слова гнома и нотка едва ли не грусти, вдруг прозвучавшая в них: - Иное понимаешь не сразу. И, зная наверняка, что время ее ушло безвозвратно, она прошептала без зависти, но с затаенной нежностью: - Счастлива будет та, кто станет вашей избранницей, когда все эти тревоги и заботы закончатся! Он покачал головой: - А кончатся ли они, Идунн? В этом вся жизнь моя. Другой я уже не знаю или не помню. Нет, - и, словно молотом тяжелым ударил по наковальне, сказал решительно, - какая тут избранница? Только ее мне еще и не хватало. Придет черед, Фили с Кили позаботятся о продолжении рода. А с меня уж хватит. - Вот после всего поговорим, я уж тогда на вас посмотрю! - она не смогла удержаться от доброй усмешки. Таким нелепым и чрезмерно мрачным показалось это утверждение из уст красавца-мужчины, все еще полного сил и боевого огня. И все же какая-то часть ее радовалась тому, что день его женитьбы наступит еще не скоро. Может, милостью времени тогда она сама уже будет в мире ином, и не придется ей увидеть будущую королеву Эребора. Усмехнулся и он. А она... легко и бесстрашно дотронулась до высокого лба, будто силясь разгладить упрямую складку у бровей. Провела рукой по спутанным волосам. - Не терзайтесь понапрасну, Ваше Величество. Утро вечера мудренее. Вам бы уснуть теперь, а завтра новый день сам о себе позаботится. -9- Как получилось так, что голова его вдруг оказалась у нее на коленях? Он ли сам прилег на ее кровать, или она, наконец, упросила его отдохнуть? Он уснул в ее руках так быстро, как будто внезапно лишился сознания. Она все продолжала осторожно поглаживать его волосы и плечи. Без горения страсти и любовной дрожи, без гулкого шума в ушах от прилившей к лицу крови. Но с бесконечной заботой и нежностью, которая сдавливала и когтила грудь. Она и не пыталась уснуть в эту ночь. Ее широко раскрытым глазам ничего не было видно в кромешной темноте. И ей казалось, что самой Идунн, ее неподатливого постаревшего тела и ноющей спины больше нет - все растворилось в этой тьме и близком жаре его тела. Осталась лишь воздушная легкость. И то бесплотное безымянное, что было всем ее естеством, жило и трепетало сейчас только в мерном биении сердца Торина и его глубоком дыхании. Она только-только задремала, полусидя-полулежа, когда, вздрогнув, он очнулся от своего тяжелого сна, больше похожего на забытье. Она лишь раз взглянула ему в лицо - потемневшее, с блестящими глазами - как сразу поняла: с ним бесполезно сейчас говорить или пытаться удержать. Опустошающая драконья лихорадка вновь завладела его разумом и сердцем. Пещера открыла для него свой зев. И потянулись снова дни ее запоздалого сумрачного счастья. Неумолимо. Все быстрее и быстрее утекали они вслед за горным ручьем. Вот-вот должен был выступить в поход со своим войском Дейн. Она по-прежнему без устали трудилась, приводя в порядок зал, подступающие к нему коридоры и лестницы. Только вот голова все сильней кружилась, и в глазах порой темнело от нехватки пищи и недосыпания, да кашель все не проходил. По-прежнему угрюм и недружелюбен был Двалин, и задорно усмехался в усы Фили, загораясь мыслью о предстоящем бое плечом к плечу с сородичами, и вздыхал грустно Бильбо, печалясь о родных краях. И Торин с утра до ночи искал пропавший Аркенстон и все подгонял гномов, чтобы возводили новые двери и замки при входе в пещеру. Пусть даже ворвутся внутрь противники - им не так-то легко будет пробраться к сокровищам. Но теперь она уже не ждала его в зале вместе с другими. Он приходил к ней сам. Ненадолго, на три-четыре часа, но возвращался каждую ночь. То полный холодной злобы, с горькими и обидными речами, в которых обвинения в адрес эльфов и людей смешивались с проклятиями и насмешкой над ее испугом. То усталый и отчаявшийся, он бросался на кровать, и ничего ему было не нужно, только ее рука, осторожно поглаживающая его спутанные волосы. Она не обижалась, если он обрушивался на нее с беспричинной яростью. Ни о чем его уже не спрашивала. Ему было и без того так трудно бороться со своим недугом в тайне от всех. Да еще изматывающее ожидание и сомнения. Пение эльфов в долине по вечерам. Удушливый смрад дракона, отравлявший каждую минуту в родном доме. От драконовой вони, запаха гари и гниющих останков погибших гномов в ничто обращалась дорогая сердцу память о дворце, полном света и смеха. Торин больше ничего не видел вокруг себя, не мог ни есть, ни спать, пока не закончится это ожидание, не найдется, наконец, Аркенстон, и не засияют снова золотыми огнями огромные палаты. И она не могла ничего - только быть рядом. Только убаюкивать его в своих руках, как когда-то маленького Вигторна. Он засыпал с трудом, и малейший шорох - треск затухающей свечи или упавший камешек, отколовшийся от шершавой стены, - вновь будил его, привыкшего ожидать опасности в любую минуту. После первой же ночи она заметила, что почему-то сон его был глубже и спокойнее, если она не впадала в дремоту. С тех пор она старалась спать урывками днем. И потом сидела у изголовья кровати без сна до самого утра, не смея пошевельнуться. Как будто несла дозор вместо Короля. Вслушиваясь в его дыхание, всегда настороже, готовая в любой момент к тому, что он проснется и будет тревожно озираться в темноту. А нужно, чтобы он отдохнул и поспал подольше, да не уходил в пещеру, чуть займется заря. Заря, которой не было видно за черной громадой скалы. -10- -Идунн, - на стене появились темные очертания Ори, - ты здесь? Торин давно звал тебя. Она поспешно-ласково кивнула Бомбуру, оставшемуся дрожать на пронизывающем зимнем ветру, и заторопилась во дворец вслед за гномом и Бильбо. Все остальные уже собрались в зале. Торин лишь слегка кивнул, завидев ее и Бильбо, и продолжал говорить. Обсуждались новые вести от Дейна, который обещал прибыть в Дейл самое большее через два дня с огромной армией. -Ворон, может быть, и прав, - с сомнением заметил Балин, - еды ведь осталось всего ничего. А ежели Даину не удастся сразу прорваться к Эребору, как быть тогда? Длительной осады нам не выдержать. -Эльфам и людям тоже сейчас несладко: зима и морозы, - повторил Король со все растущим раздражением, - именно теперь-то и нужно продержаться как можно дольше. Двалин, Глойн и Оин одобрительно закивали в ответ. Дори вздохнул. Ори еще ниже склонился над куском пергамента. Фили и Кили нерешительно переглянулись, будто хотели возразить, но, завидев, как угрожающе сузились глаза Торина, промолчали. Нори усмехнулся в сторону, а Бофур едва слышно шепнул ему: - Хорошо, что хоть бедняга Бомбур этого не слышит. Еще несколько дней сухарника, и это его доконает. Бильбо тоже молчал, сосредоточенно разглядывая обтрепавшийся рукав своей куртки. Конечно, никто и не думал о ней в этот момент, но, наблюдая за Торином, она заметила, как он сжал руки в кулаки, и как упрямо выдвинулся его подбородок, и неожиданно для себя самой робко сказала: - Если с едой станет совсем уж худо, я могу попробовать спуститься в лагерь. - Ну и ну, - возмущенно рявкнул Двалин, - так и знал, что с бабой лучше не связываться! Конечно, теперь она захочет к своим. - Меня знают в лицо почти все жители Эсгарота, - она не смотрела на Двалина и других гномов, только на Короля, - но думаю, никто и не предполагает, что я тут, среди вас. Лишь старшая дочь видела, как я уходила, но не знала наверняка, куда. Я скажу, что пришла к своему сыну, Амрасу. Он наверняка среди воинов Барда. И покуда они будут его искать, я найду, где у них припасы, и потом... ночью... - Довольно, - сухо сказал Торин, - будем надеяться, что до такого не дойдет. И без того постыдно красть еду у противника, но когда это за нас сделает женщина! Она покраснела и в смятении обернулась к Бильбо, кто единственный, она это знала, не сверлил ее сейчас презрительно-сочувственным взглядом. Но Бильбо не было в зале. Должно быть, он утомился слушать их перепалку и потихоньку выскользнул прикорнуть в укромном уголке. -11- Она думала, что этой ночью Торин будет слишком неспокоен, чтобы прийти в ее комнату. Но он, казалось, ничуть не гневался на ее неуклюжую попытку предложить свою помощь. Растянувшись на ее кровати и откинувшись на высокую подушку рядом с ней, спросил: -Ну что же, Идунн, сколько дней ты уже здесь? Десять? Двенадцать? Что скажешь ты о моем доме? -Видно, что дворец был когда-то очень красив, - замялась она, - и я верю, что во время вашего правления он вновь будет процветать. Мне только непривычно немного, что в комнате моей совсем нет окон. - Неужели? - его будто позабавил ее ответ, - А вот мне эта комната с детства гораздо привычнее, чем все жилища людей, где приходилось ночевать. Как раз из-за окон. Скажи на милость, как уснуть в доме, зная, что враг, быть может, смотрит с улицы через окно на тебя, спящего? -Но кто же мешает вам задернуть занавес? - удивилась она, - Тогда об окне можно забыть. - А кто же мешает тебе повесить занавес в этой комнате вот тут, на стене? - заметил он, - Тогда можно забыть о том, что окна нет. Она рассмеялась, счастливая, что хоть на миг он позабыл о войсках и осаде за стеной и золотых слитках в пещере. - Ты улыбаешься и смеешься совсем редко, - неожиданно сказал он, - может, оттого твой смех так не похож на смех других женщин. Как у ребенка... Да еще и глаза твои как две свечи во мраке пещеры. Она ловила его слова, как погибающий от жажды путник припадает к ручью. -Как странно, - продолжил он после недолгого молчания, - тогда в Эсгароте я едва признал тебя в первую минуту встречи. Но вот теперь, чем дольше смотрю, тем больше узнаю прежнюю девчонку, какой впервые увидел тебя в Дейле. -Это потому что мы снова в тех же местах нашей молодости? - предположила она. Он усмехнулся невесело: -Желал бы я, чтобы и места эти виделись мне прежними, не изменившимися так непоправимо. - День этот уже близок, - поспешно сказала она, стремясь отвлечь его от грустных мыслей. - К счастью, дворцы и города совсем не то, что люди. Я уже не стану вновь молодой, но вот Эребор непременно возродится вам на радость, - сказала, и привычно заныло сердце. Закончатся дни осады - гномы примутся за восстановление своего дома. А где же найти пристанище ей? Похоже, он угадал ее сомнения. Сказал мягко: - Я не забуду той, что верила в меня все долгие годы. Ты останешься здесь. Если, конечно, пожелаешь. Вымолви он эти слова лет тридцать-сорок назад, как счастлива она была бы. Пусть даже звал бы он ее разделить с ним не роскошный Эребор, а лачугу из бревен и соломы, холодную пещеру во Мглистых Горах - не задумываясь, пошла бы следом. Но теперь... Остаться в качестве кого? Чужой всем приживалки? День за днем стариться под его пристальным взглядом? Задыхаться в темной комнате без окон? Да верил ли он сам в то, о чем говорил? И не без лукавства она покачала головой: - Благодарю за честь. Но вы и ваш дворец слишком хороши для меня, Ваше Величество. - Пора бы и тебе называть меня по имени, - он, казалось, досадовал на ее ответ. Неужели снова решил, что она пренебрегает его милостью? Но другая Идунн, та, что, запрокинув голову, ловила дождевые капли, та, что сквозь ночь и страх несла хлеб в подземелья разрушенного Дейла и потом, через пятьдесят лет, молила богов о смерти от огня дракона, сказала смело: -По имени? А вы назовете мне свое настоящее kherum [имя (на кхуздуле)], Melhekhel [король из королей]? И, когда он взглянул на нее в несказанном удивлении, прибавила: - Что за прок мне остаться здесь, в hurmulkezerimênu [вашем почетном дворце], ежели по-прежнему вы и ваши подданные будете скрывать от меня свой язык и имена?* Он полухмурился-полуусмехался: -Женщина, да ты никогда не перестанешь меня удивлять. Появляешься в самый неожиданный момент. Узнаешь вещи и слова, которых тебе знать не полагается. - Я немолода, это правда, но я не глуха и не слепа, - она внезапно замолчала, почувствовав, как напряглись его мускулы и завидев промелькнувшую в глубине его сузившихся глаз угрожающе-темную тень. - Но клянусь, я никогда не использовала знание свое во зло вам, Король. Я бы лучше умерла, чем... Взгляд его снова просветлел. Но он не улыбался больше: - Идунн, я не мастер на слова, если только это не призыв к оружию. Не выразить, как виноват перед тобой. Но как ни дорога ты мне сейчас, и как бы ни желанна была ты для меня когда-то в юности... -Я ни о чем не жалею, - перебила она, - а вам нельзя было иначе. Вы - Король Эребора. А я как была, так до самой смерти и останусь дочерью Ара и женой Роэна, - уже привычно, без тени сомнения, взяла его руку и прижала к своей щеке. - И все же спасибо за эти слова. И тут, как будто имя Роэна пробудило в нем дремавшую прежде мысль, он спросил совсем нежданное: - Как же сын твой, Амрас, привел тебя сюда, а сам вернулся к Барду? Не ты ли это говорила, что его должны искать, как вора? - Не Амрас, это был мой младший сын, Вигторн, - невесть откуда взявшийся холодный порыв ветра заставил ее зябко поежиться и поплотнее обернуть вокруг себя шаль. - Вот как? Я и не знал, что у тебя два сына. И второй тоже в совете бургомистра? - Нет, - она едва могла заставить себя ответить. - Он... редко бывает в Эсгароте. Все больше странствует. - Торговлей занимается? - он опять опустился на подушку. Устало прикрыл глаза. -Я не знаю, - призналась она. И смутная тревога вновь поднялась в ней. Ей захотелось поговорить о Вигторне с отцом его. Быть может, он сумеет понять и объяснить, как совладать ей с тем, что гнало ее сына прочь и не давало ему покоя с самых юных лет. - Он все уезжает и возвращается, - почти жалобно проговорила она, - Он никогда не говорит, что делал и где бывал. Только привозит деньги и подарки. Вот и теперь, уехал на юг, и когда еще увижу его вновь... - голос ее сорвался. - На юге , сказывают, странные дела совершаются, - рассеянно заметил Торин. -Вы там разве бывали? -Нет, но слышать приходилось. Да ты не волнуйся, - он ободряюще дотронулся до ее щеки, - если сын твой не раз туда отправлялся и возвращался, значит, вернется и в этот раз. Ее бросило в жар, и она, рассерженная равнодушной легкостью его ответа и ничуть не успокоенная, откинула шаль. Сказала с вызовом: - И... он мой единственный сын. Амрас и Арин - дети первой жены Роэна. Она погибла в Дейле. - Ах вот оно что, - протянул он. - Единственный сын? Странник? И уж верно, не слишком похож на своего брата. По виду Амраса не скажешь, что он смельчак. - Да, Вигторн ничем не схож с Амрасом и уж тем более с Роэном. Амрас осторожен. Вот он, один из всей семьи, очень напоминает Роэна. И лицом, и характером. - Как мальчишки мои. Фили похож на отца, а Кили - весь в мать, - он зевнул и сонно улыбнулся. - А сын твой, значит, похож на тебя? Тоже рыжий? Хотел бы я его увидеть. Внезапно глухо заныло в левом боку - кольнуло прямо под сердцем. Она с силой вжала руку в грудь. Тише, упрямое, тише... Помолчала немного и выговорила с трудом: - Вовсе нет. Говорят, он очень похож на своего отца, - и закрыла глаза. В груди стало жарко и тесно: не вздохнуть, не пошевельнуться. Спроси же меня, спроси... Он молчал. Тишина разрасталась гулким звоном в ушах. Сердце ее трепетало и рвалось, как пойманный зверек в охотничьей ловушке. Она не смела на него взглянуть - догадался ли он? Разгневан или просто изумлен? И вдруг в тишине она услышала ставшее таким знакомым, глубокое спокойное дыхание, на вздохе переходящее в похрапывание. Она подняла голову со смешанным чувством облегчения и разочарования. Он и в самом деле крепко спал, раскинувшись на ее постели. Отдыхал, как по его же словам, только в Эреборе, да рядом с ней, это и было возможно - без мучительных сновидений и готовности вскочить при любом шорохе. Он спал, и она, все еще вздрагивая от только что пережитого волнения, привычно затихла рядом, всматриваясь в родное лицо в неверном свете оплывающей свечи. Долгий день. Долгая ночь... Он устал. Король в войне против всех. В войне с безумием драконьей лихорадки. Будет новый день. Закончится осада. Возможно, когда-нибудь она все же решится сказать ему. *[Согласно Толкиену, гномы никому из посторонних не называют своих настоящих имен и не упоминают свой язык. "В миру" пользуются именами, заимствованными у людей]