Альфа для одного

      Кора была спасена. Постепенно она привыкала к нормальной жизни: заново учиться ходить, оборачиваться и контролировать свое волчье нутро. Абсолютно во всем ее поддерживал Дерек, он был постоянно с сестрой, не отходя ни на минуту. Иногда даже спал у ее кровати. Страх потерять сестру вместе с нежеланием задумываться о потере своего статуса трансформировались в гиперзаботу о Коре.       Совместные пробежки по лесу, тренировки, долгие разговоры при лунном свете – это сблизило Дерека с сестрой как никогда, но при этом отодвинуло Айзека на задний план. Молодой волк поначалу тешил себя надеждой, что это все временно, что его «альфа» обязательно вспомнит всё, что для него было сделано. Шли дни, недели. Два месяца спустя Дерек вел себя так, как будто Айзека и вовсе не существовало: мимолетное приветствие при встрече в доме, где они все еще вместе жили, совместный ужин на четверых, мелкие бытовые вопросы и всё. Связь двух волков канула в небытие, их больше не объединяло молчание, наполненное огромным смыслом, они вновь стали просто товарищами.       Все это давалось Айзеку очень тяжело: смысл жизни, который он недавно обрел, рухнул одномоментно. Конечно, он радовался тому, что Дерек был счастлив, что его волк обрел семью, но иногда, в особо тяжелые минуты, его посещали страшные мысли. В глубине души Айзек хотел, чтобы Кора не очнулась в тот день. Тогда молодой волк приласкал бы своего создателя, разделил бы с ним все горе и страдания. В этом случае они стали бы еще ближе друг к другу. Но Айзек запрещал себе так думать - это было очень эгоистично с его стороны. В первую очередь ему хотелось, чтобы Дереку было хорошо. Но долго переносить это «дистанцирование» он не мог.       Любовь в сердце молодого волка разрасталась с каждым днем все больше и больше, он не мог больше держать ее в себе. Молчание убивало, чувства разрывали изнутри, становясь губительными для своего хозяина. Айзек начинал умирать от любви в прямом смысле этого слова. Контроль над обращением давался все сложнее, держать себя в руках не получалось. И вот настал первый день полнолуния. С самого утра Айзек был на взводе, настроения не было, руки тряслись от злости, а ярость пыталась вырваться наружу. Чтобы избежать последствий, молодой волк ушел на рассвете из дома, громко хлопнув дверью. В глубине души Айзек надеялся, что Дерек отправится вслед за ним, найдет его и все наполнится яркими красками. Но этого не произошло.       Весь день Айзек пробыл в лесу, бессмысленно бредя в неизвестном направление. Тяжесть пути ноющей болью отдавалась в ногах. Кровь от разъедающей злобы бешено пульсировала в висках. Время тянулось мучительно долго. Палящее летнее солнце морило ко сну. Волк решил немного отдохнуть: расположившись в тени ветвистых деревьев, он уснул. Сон его был беспокойным, наполненным тревожными мыслями. Проснулся Айзек от подступающего и неконтролируемого ощущения силы – полнолуние входило в свои права. Тело волка стало расширяться, шерсть густым слоем покрывала всю кожу, клыки сверкали в пасти уже обратившегося оборотня. Сознание помутнело, лишь изредка проблескивало осознание ситуации.       Жажда хищника все больше наполняла Айзека: встав на четыре лапы, он пустился вглубь леса. Мысли были отброшены – им полностью овладел волк. Айзек несся все дальше, отдавшись своим животным инстинктам, пока не услышал вблизи себя голос. Это был человек, он просил о помощи. Урчание в животе напомнило о «голодном» дне, и волк ринулся на голос. Айзек пытался привести себя в чувство, хотел остановиться, но было слишком поздно. Зверь внутри полностью завладел всем его естеством. Через минуту волк уже был около цели – грибника, который в свой очередной поход не смог выбраться из леса. Слюна густым потоком лилась с клыков, рычание вырывалось из глотки. С бега волк перешел на медленную поступь: добыча все равно уже принадлежала ему. А ведь каждый оборотень знает, как приятно поиграться с едой, почувствовать весь страх, всю безысходность жертвы. Кто говорит, что эмоции не пахнут? Пахнут, да еще как, и вот страх, страх перед тобой, благоухает победой.       Айзек все еще пытался взять свое тело под контроль, но все его попытки были тщетны. Он был тут, чувствовал, как приближается к человеку, который уже заметил его и пытался убежать, но силы были на исходе. Жертва споткнулась, и его тело со всей тяжестью обрушилось на землю. Попытки отползти, укрыться еще больше раззадоривали оборотня. Он остановился, приготовился к прыжку: лапы напряжены, глаза четко сфокусированы на жертве, клыкастая пасть приоткрыта. Сознание заполнилось мыслями о предстоящем вкусе крови.       Мгновение, прыжок, но на лету что-то снесло Айзека с намеченного пути. Придя в себя, молодой волк увидел, как его прижимает к земле другой оборотень. «Он!» - пронеслось в голове Айзека. Ошибки быть не могло, в этом волке он моментально узнал Дерека. Его глаза горели синевой, клыки были сжаты в злобном оскале, тихий гортанный рык вырывался наружу. Было ясно одно: Дерек не хотел навредить другу, он хотел помочь, предостеречь от длительных мучений и угрызений совести. Для Айзека это было единственным, что могло привести его в чувство, но все же зверь внутри него не унимался. Сплетясь, как пара змей, они боролись на земле, усеянной зеленой травой, ветками и шишками. Победу по очереди одерживал то Айзек, то Дерек, взгромоздившись на второго всем весом. В очередном кувырке оборотни сильно ударились о дерево, что немного охладило их пыл.       Айзек вернул контроль над своим телом, трансформация пошла на спад. И вот он в одних шортах лежит на сырой земле, а сверху на нем с обнаженным торсом сидит его «альфа», который тоже постепенно принимает человеческое обличье. Кажется, оба они уже забыли, из-за чего началась эта потасовка. Их лица украсила улыбки, а через мгновение обоих разобрал задорный смех. Волна веселья захлестнула оборотней, они смотрели друг на друга и просто смеялись. Айзек был счастлив и, подумав, что ему нечего больше терять, резко скинул Дерека и сел сверху. Секунда - и он уже целовал своего волка. Его губы словно электрическим током било маленькими разрядами их совместной химии. Тепло Дерека успокаивало и возбуждало одновременно. Все тот же запах лавандового мыла, такой родной и знакомый, погружал Айзека в эйфорию, которая, увы, продлилась недолго.