Лучшая ошибка моей жизни

– Отпусти ребёнка с Джаредом, – ворчал Шеннон уже в номере отеля – его номере – где мы все собрались после выступления, на которое я не пошла, – и вот результат: привёз обиженной какими-то девицами, голодной, разутой, да ещё и больной. Причиной его возмущений стало моё лёгкое недомогание, так сказать. Последствия купания в канале, проявившиеся в форме лёгкого повышения температуры, а Шеннон уже шорох навёл. Старость – не радость. – Шеннон, завязывай, – ткнула я его пальцем в живот. Он у него каменный там, что ли? Хорошо хоть палец не сломала. – Я не маленькая, сама могу о себе позаботиться, вины Джареда тут нет никакой. Это всё я и моя врождённая неуклюжесть, способность находить неприятности даже там, где их нет. – А ты его выгораживаешь, как я погляжу, – подозрительно пробежался барабанщик взглядом с меня на Джареда, странно молчаливо, даже как-то отстранённо стоящего у стены. – Защищаю, – подправила я изречение мужчины, приложив к пылающему лбу (мне так казалось) свою в меру холодную ладонь – хорошо-то как, – от твоих безосновательных нападок. – Ни на кого я не нападаю, – отмахнулся старший, беззаботно хмыкнув, – надо же права покачать хоть раз для порядка, а то всё Джей да Джей. А вообще как съездили, в остальном нормально прошло? – переметнулся барабанщик с меня на Джареда и обратно. – Пусть тебе Джил расскажет, – с непонятной холодностью бросил младший, парой каких-то несмелых шагов подавшись к выходу, – я устал сильно, пойду к себе. – Джей, всё нормально? – окликнул его брат. Джаред даже не обернулся полностью, бросив короткое «да» через плечо. Уже через секунду его, как и не было. Стало как-то не по себе. – Это из-за меня он такой? – обратилась я к Шеннону, хоть ничего такого преступного я не делала, но, возможно, я просто не замечаю. Шеннон знает брата лучше, чем кто бы то ни был. – Нет, что ты, – ободрительно проговорил старший, – возможно, он и правда устал, или очередная депрессия навалилась. Утром он будет прежним, уверяю тебя. Лучше расскажи, как там Рим. Я всецело отдалась повествованию, но какое-то тревожное чувство всё равно не отпускало, словно я должна быть где-то в другом месте, но не знаю где. Расписывала всё, что на ум и память приходило, пока словесный и информативный запас не иссяк. Позже Шеннона сменила Эмма, с который мы ещё какое-то время проговорили о всякой чисто женской ерунде. Шеннон смылся в какой-то клуб на поиски спутницы на ночь. Томо тоже вежливо удалился, так как ему вряд ли интересно слушать исключительно женские беседы. Потом мы с ассистенткой разошлись как в море корабли. Охранять номер нерадивого барабанщика осталась Эмма, я же поплелась в номер Джареда, то есть наш номер. Я валилась с ног от усталости, а из-за усилившегося жара меня начало лихорадить. Мне срочно нужен аспирин. С противоположной стороны двери, к которой я медленно приближалась, доносились глухие, редкие стоны, крайне настораживающие. Первой мыслью стало, что Джаред там не один. Если он мне изменяет, я их на германский флаг пущу. Подгоняемая этими догадками и нахлынувшей ревностью я вломилась в комнату. Царящий полумрак не позволял разглядеть ничего. Только через пару минут зрение адаптировалось к темноте, так что я смогла рассмотреть неясный силуэт Джареда. Одного. Он лежал неподвижно, возможно спал, но во сне не дышат так тяжело и рвано, учащённо. – Джаред, у тебя всё хорошо? – обеспокоено спросила я, отыскав прикроватный торшер. Пространство вокруг кровати опутал желтоватый свет, осветив очертании предметов. Пугала поза солиста, неподвижная и прямая, словно его парализовало, и он не может пошевелиться. Мутный взгляд, капли пота на лбу и стиснутые до скрипа зубы. – Джаред, что, – испуганно рухнула я на кровать перед мужчиной, – что происходит? Скажи хоть что-то. – Позови Шеннона, – глухо, жёстко проговорил тот, – живо. – Его… его нет, – невольно начала я запинаться, – он ушёл. Воспользовавшись возникшим молчанием, я осмотрела его и комнату более детально. Отброшенное на пол одеяло, неаккуратно скомканное, словно впопыхах. Напряжённые ступни мужчины, ненормально воспалённые, покрасневшие, с неестественно выпирающими сбоку бугорками чуть ниже больших пальцев. Но хуже и тяжелее всего было видеть всплески боли в его потускневших, непривычно тёмных глазах. – Уходи, – без повышения голоса, но жёстко и категорично произнёс он, – не хочу, чтобы ты видела меня таким. – Нет, не уйду, – упрямо выдала я, подавив кое-как панику и страх, – что мне нужно сделать? – Тебе нужно уйти, убирайся, – вскрикнул мужчина, отчего я внутренне содрогнулась. – Нет, что делать? Скажи мне, я хочу помочь. – Таблетки, дай мне таблетки, – видимо, смирился Джаред, – они помогут. В моём чемодане. Я судорожно вытряхнула всё содержимое чемодана вверх дном, начав разбрасывать вещи во все стороны. Казалось, что я ищу уже вечность, каждую секунду которой Джареду больно. Где это чёртовы таблетки! Руки дрожали, как у наркомана, пальцы словно одеревенели и не слушались. Но я всё же нашла искомое, резким движением отбросив крышку и вытряхнув какое-то количество таблеток на ладонь. Спасло только, что на тумбе стоял готовый стакан с водой, иначе я бы наверняка расколотила графин, или расплескала всю воду. – Вот, пей, – не среагировав на его протесты и попытки сделать всё самому, положила я ему в рот лекарство, следом поднеся стакан к его сухим губам. Джаред шумно сглотнул воду, после уронив голову на подушку. Когда это подействует, знать бы? Сколько нужно времени? Но я боюсь спрашивать, боюсь услышать ответ. Джаред молчал, просто лежал с закрытыми глазами, но не спал. Это выдавало его прерывистое дыхание и напряжённые мышцы лица. Не хочет, чтобы я видела его боль, наверное, поэтому избегает смотреть на меня. Он так хочет казаться сильным, не показывать свои слабости, что от этого мне страшно и больно. – Когда это должно пройти? – голос звучал не так, как планировалось: звонко и напугано, временами срываясь. – Сколько нужно времени? – Мне уже легче, – явно врёт. Я это чувствую. Но сейчас не лучший момент для споров. Лучше просто молчать и быть рядом. Я аккуратно приподняла его туловище, умудрившись подлезть под Джареда. Мне казалось, что в моих объятиях ему будет если не легче, то хотя бы немного лучше. Мне просто хотелось быть к нему как можно ближе сейчас, так что я слабо подтянула его повыше, ориентируясь на его реакции. Боялась, что причиню ему боль. Но обошлось. После прижала к своей груди, не касаясь его руками. Просто опасалась, сама не знаю чего. Джаред добровольно опустил голову мне на плечо. Дыхание мужчины стало более ровным и спокойным, но всё равно было видно, что приступ не прошёл и боль не отступила. Возможно, просто стала меньше. Не придумав ничего лучше, я начала гладить его мокрые от пота волосы, прижавшись губами к пульсирующему виску. Нашёптывала, точнее, напевала ему на ухо слова колыбельной из детства. Её часто пела мне мама, когда я была маленькой и чего-то сильно пугалась, или мне было больно. Всегда помогало. Не знаю, как слова и мотив сохранились в памяти спустя столько лет, но я рада, что сохранились. Джаред начал засыпать, как мне показалось, так что я предельно осторожно выбралась из-под мужчины, на что он слабо пошевелился, но не проснулся. Теперь просто лежала рядом, близко, но не соприкасаясь с ним ни единой частью тела. Никогда не думала, что кто-то сможет стать мне так дорог за такое короткое время. А он вот стал. Со всем своим эгоизмом, скверным характером, непостоянством и непредсказуемостью действий, но теперь ближе него у меня не осталось никого. По крайней мере, из тех, кто пребывает в сознании. Без понятия, сколько прошло времени вот так, пока я лежала, оберегая его сон. Может час, может два. А может и больше. Его лицо стало умиротворённым, расслабленным. Дыхание – глубоким и спокойным. Он так мило сопит и что-то говорит во сне, тихо и неразборчиво. Надеюсь, ему снится что-то очень хорошее. Предельно тихо я соскользнула на пол, бережно укрыв его одеялом, настороженно опустив лёгкую ткань на ноги. Потом посмотрела на мужчину ещё пару минут, чтобы удостовериться, что не разбудила его, не доставила боль. Спит, как младенец, безмятежно чему-то улыбаясь одними губами. Я на цыпочках прошла в ванную, осторожно прикрыв за собой дверь. Только после отважилась взглянуть на себя в зеркало. Отражение оставляло желать лучшего. Бледная, как мел, кожа, перепуганные, как у оленёнка перед дулом ружья, глаза, расширенные зрачки, искусанные губы. Я даже не заметила за собой, когда конкретно успела их искусать. Страх до сих пор не отпустил. И лихорадочный озноб по всему телу, в котором я неотступно сотрясалась то ли от жара, то ли от пережитого испуга. Возложив руки на мойку, я прочно сомкнула на гладком фаянсе пальцы до боли в костяшках. Лучше испытывать физическую боль, чем моральную. Это легче перенести. Таким образом, я надеялась подменить одно другим. Не выходило. На сердце повисла какая-то чугунная тяжесть, в горле образовался тугой ком, мешающий полноценно дышать. В итоге я попросту беззвучно расплакалась, чтобы избавиться от всего этого. Мне казалось, что это поможет выпустить всё это из себя. Сейчас бы покурить, а лучше выпить.