***
– Држи, – жирный старик с седыми бакенбардами протянул мне покрытое слизью ведро, внутри которого плескалось нечто похожее на содержимое моего носа, а об его стенки с металлическим звяканьем ударялась щётка с реденькой щетиной. – Чт пльшься? Идь! – пробулькал старикан и угрожающе замахнулся на меня оплывшим кулаком, от коего я без особой опаски отодвинулся подальше. Кажется, эти обрюзгшие щёки мужика, напоминающие желе и колышущиеся при разговоре, как раз и издавали этот гадкий звук. Растерявшись от происходящего и поморщившись от вони, исходящей от дряхлого ожиревшего пирата, я всё же набрался смелости и мужественно вопросил: – А разве юнги полы драют? – Идь!!! – взревел мужик, тыкая в меня злосчастным ведром и явно не собираясь передо мной распинаться. На всякий случай я ещё раз покосился в ведро, подозрительно сравнил колыхание густой воды с волнами кожи и жира по телу этого старика, но мне не оставалось ничего, кроме как сдаться: – Ладно-ладно! – заверил я его в своей готовности поработать, не без отвращения схватив осклизлую ручку, и поспешил удалиться из завхозного уголка в трюме. Вода в ёмкости раскачивалась и выплёскивалась (если быть честным, то вываливалась) на пол, а выглядела такой вязкой, что я неволей вспомнил домашний кисель. Такой отвратительный, с пенкой, гадкий... Который я никогда не любил. Пока я проводил слабые попытки выяснить свой статус среди команды посредством споров с истасканной её частью, Джото бегал по кораблю с недовольной рожей и наставлениями, тыкая во всех длинными мозолистыми пальцами и заставляя разлёгшихся в теньке мужиков горбатиться на нещадно палящем и едва что не убивающем солнце. Работа, подгоняемая жестокими методами боцмана, кипела; внезапно по всей палубе раздалось несколько звенящих ударов, похожих на колокольные, но короче и резче. Дело активно близилось к пяти дня. Понося и плюясь вслед Палацкому, пираты выполняли бесчисленные поручения свыше, но когда сам боцман неожиданно натыкался вездесущим взглядом на меня, то потирал свои сухие, узловатые руки, начинал коварно улыбаться, обнажив непривычно белые, по сравнению со сгнившими коричневыми зубами других пиратов, зубы, и многозначительно почёсывать свою чёрную, как уголь, недобороду. Эти многозначительные сигналы, обращенные ко мне, заставляли желудок ощутимо холодеть, я тут же сглатывал и старался вырваться из поля зрения Джото. Что это за чертовщина?! Что ему нужно?! Чего он хочет?! Почему не скажет прямо?! Почему именно я?! Можно я пересяду на другой корабль?! Ну пожалуйста! – Да ты начнёшь сегодня или нет?! Чего шатаешься по палубе?! – гаркнул позади меня моряк без рубахи, тот самый Руз, предлагавший меня пристрелить, когда я в очередной потуге бегства случайно столкнулся с ним спинами. Я ободряюще кивнул, порываясь дёрнуться в какую-нибудь сторону и демонстративно начать нелегкий труд уборщика, но понял, что смысла дёргаться нет: – А, это, где начинать? – извиняющимся тоном осведомился я, обращаясь к Рузу. Мужчина с явным весельем вдруг толкнул меня от себя так, что я запнулся о моток верёвки, потерял равновесие и больно грохнулся на доски, окатив и всего себя, и палубу мутной вонючей водой, а щётка улетела куда-то в иное измерение, так как искал я её потом добрых полчаса. Многострадальный зад саднил. – Тут и начинай, псина, – бросил мне пират, развернувшись и вальяжной походкой скрывшись из виду. Мокрому и униженному, мне хотелось громко возмущаться и ярко жестикулировать, так что брови мои сами собой объявили конкуренцию бровям Палацкого, съехавшись к переносице. От меня исходило такое амбре жареной тухлой рыбы в прокисшей воде, что даже самые нечистоплотные жители этого судна проходя мимо зажимали нос и спрашивали, кто портит воздух. Волосы мои прилипли к шее, создали дурацкое тянущее ощущение, а тут ещё, ползая на четвереньках в поисках укатившейся щётки, я вдруг ощутил, как по избитым ягодицам шлёпнула широкая костлявая ладонь. Это было настолько резко, неожиданно и непривычно, что меня аж подкинуло на месте, я со скоростью пикирующего сокола взметнулся в воздух и обратно грохнулся на пол, таращась туда, откуда прилетело это откровенное рукораспускательство. С алыми щеками, тяжело стучащим сердцем и категорическим негодованием, связавшим по рукам и ногам, я обнаружил позади себя неизменного боцмана. Он улыбался настолько хищно и бесстрашно, что на меня вдруг снизошло осознание, от которого мурашки побежали по коже: защитить меня тут некому. Здесь нет родных. Здесь нет даже знакомых. Я просто вышел с незнакомыми мужиками в открытое море. На одном корабле. Почти что низшим чином. С боцманом-козлом. О Господи. Какой же я идиот. – Что так уставился? – Джото непринуждённо подкинул мне предмет моих поисков, и я посмотрел на него со смесью начинающего пробуждаться ужаса и полнейшего непонимания. Да что ему нужно от меня?! Пусть скажет прямо! Я хоть буду знать, к чему мне нужно быть готовым! Эти странные наезды, запугивания, удары по жопе среди бела дня! – Драй-драй, малец, – бросил он, снова сверкнул голубыми глазами, резко встал и резко зашагал прочь своими резкими шагами. Весь этот боцман был сгустком бесстрашия и наглости, отчего лицо его казалось особо харизматичным, а манеры выдержанными и принципиальными. Его, такого относительно молодого, беспрекословно слушалась целая гвардия здоровых сильных мужиков. Наверняка в нём было ещё что-то кроме дерзости. Именно так я думал, пока шкрябал пол металлической едва ли не расчёской. Под потемневшим, похожим на мокрую глину слоем дерева крылся свежий, почти белёсый, едва проглядывающий за грязными катышками, которые образовывала щётка. Работа была несложной, но страшно нудной и непригодной для моих дохлых конечностей, которые готовились к поднятию максимального веса, равному стопочке бумажек. Да, если на ближайшие пару лет это моя работа, то я тоже останусь безруким, как Берт. А куда его руки делись, интересно?***
Прошло, наверное, полтора часа и ровно десять вёдер воды, когда на мою поясницу требовательно опустился... сапог. Я едва ли не прогнулся под его настойчивым весом, качнувшись носом в сторону пола. Нет, ну это ни в какие ворота не лезет! Я им не раб, чтобы так со мной обращаться! Я Себастиаан Джакоба, чёрт вас всех пожри! Мой отец – владелец более десяти заводов! Я потомственный голландский дворянин и аристократ, и так нельзя! – Да отстаньте от меня, что я вам сделал?! – закричал я, сбрасывая с себя наглую конечность боцмана и пытаясь смело уставиться ему в глаза. Однако, стоило мне повернуться, как я тихо ойкнул и поумерил пыл. – А, извини, я не нарочно... Я думал, этот, Палацкий там, - вылетали из моего искривлённого стыдом рта оправдания, а палец указывал куда-то в сторону, подразумевая черноволосого пирата где-то за пределами поля зрения. Передо мной стоял парень примерно моего возраста. Его белокурые, чуть вьющиеся волосы трепал солёный ветер. Фигура была статной, ноги длинными, руки длинными, шея длинной. Весь он был вытянут по струнке и выглядел юным офицером перед простым солдатом. Это потому, что одет мальчишка был куда богаче Джото. На нём была белоснежная блуза с шикарным кружевным жабо, сверху был накинут синий мундир с позолоченными пуговицами и расшитый золотыми нитками. Штаны (зачем пирату именно такие?!) были тоже белыми, и штанины их скрывались в высоких лакированных сапогах. С первого взгляда было ясно, что человек на борту значимый, или зачем бы ему так выряжаться? – Извинись... – тыкал меня кто-то ногой в бок, но не настойчиво, даже аккуратно. Быстро глянув, я увидал ещё и Берта со снисходительно усмехающимися глазами. Он легонько толкал меня ногой, но сам таращился на блондинчика, будто тот был медведем с пеной у рта. – Извинись же! – И-извини? – неуверенно протянул я. Повисла долгая пауза, прерываемая смешками собирающихся вокруг пиратов да шёпотом волн за кормой. Мне уже трудно было сосчитать, который раз вся команда собирается, чтобы поглазеть на мои неудачи, и мысль, что они ради забавы притащили меня сюда, чтобы поизмываться, кто во что горазд, дали добро на моё принятие в свои ряды. Чёртов первый день, а я то и дело неоправданно собираю зрителей, хоть начинай краснеть уже. Наконец, юноша в синем мундире чуть вздернул голову вверх в приступе своего величия, по-лошадиному раздул ноздри вздернутого вверх носа и снизошел до того, чтобы заговорить со мной: – Ты знаешь, кто я, щенок? – сухо спросил он, и этот холодный, просто ледяной голос показался мне несколько знакомым. И всё-таки... почему снова щенок?! Чем я похож на щенка?! Вы сговорились что ли?! Или у вас все щенки?! Я, может, хочу быть котёнком! "Ты знаешь, кто я, котёнок?" Так ласково звучит, подумать только! – Нет, – честно ответил я, чуть пожимая плечами и стараясь продемонстрировать смелость и в то же время отчаянную невраждебность. Наши просто так не сдаются! Белокурый парень прищурил светлые глаза с пушистыми темными ресницами, и вдруг лицо его из красивого и ладного медленно стало похожим на лицо непогрешимо злого человека. – Моё имя Марьян Роггеман. И я наследник "Кровавого Левиафана", шваль. Он приподнял скинутую с собственной спины ногу в сапоге, и самым его носком подцепил мой подбородок, хорошенько двинув по челюсти, так что я прикусил язык. Вот ведь я влип. Вот ведь влип.