Гладиатор

      Восемь рабов уже привычно несли своего господина по одной из просторных улочек Рима в шикарном, отделанном золотом и драгоценными камнями паланкине.       ДалАт, облаченный в тогу в честь торжественного случая, возлежал на подушках, взирая на шумные, кишащие людьми переулки сквозь легкий газ занавесок, укрывавших владельца от любопытных глаз. Он снова посмотрел на омежку, лежавшего без сознания в нижней части носилок, что неспешно покачивались на сильных плечах прислужников генерала.       Он так и не пришел в себя после того, как Далат отвесил ему увесистую пощечину на арене Колизея. Задерживаться там более, чем того требовали обстоятельства, он не стал. Подождал, пока мальчишке обработают и зашьют порез - благо ранение было неглубоким, вот только шрам все равно останется - быстро разоблачился и передал доспехи на хранение одному из рабов, затем, прихватив неожиданный груз, направился домой. В его распоряжении был весь день до того, как он отправится на Императорский пир с наступлением сумерек.       Парень заскулил и заерзал, пока Далат размышлял, за какие прегрешения его отправили на верную смерть… и этот запах, что едва заметно ускользал с кожи парня, стал чуточку ощутимей…       Далат придвинулся ближе и, наклонившись над невинно откинутой шеей, втянул воздух.       От омежки тянуло луговой травкой, что не раз встречалась генералу в горной местности северных территорий империи. Его собственный аромат терялся в сложном переплетении травяных эссенций, исходивших от молодого тела. Альфа чуть сдвинулся, и, нависая недюжинной массой над хрупким телом, попытался рассмотреть лицо. На вид парнишке было около пятнадцати-шестнадцати лет, нежное фарфоровое лицо, высокие скулы, выдававшие во владельце смесь кровей, тонкие светло-русые брови в тон льняным волосам.       Странно, в этом возрасте запах должен был уже раскрыться во всем великолепии, привлекая подходящих партнеров, так почему же благоухание было едва уловимым, да еще эта странная отдушка, что окончательно забивала нежные нотки.       Далат никак не мог выделить ускользающий аромат и оттого начинал злиться… ведь до этого у него ни разу не возникало подобных проблем! Он отлично знал, что его нюх не идет ни в какое сравнение с возможностями простых смертных, так почему же он оказался не в состоянии разобрать какого-то жалкого крысеныша?! Может виной тому была болезнь, или омежка был дефективным и просто слабо ощущался… и какое ему вообще дело?!       В этот момент светлые ресницы затрепетали и распахнулись, являя серые, как пасмурное небо, затуманенные глаза, что непонимающе уставились перед собой. Как только до парня дошло, что именно он перед собой видит, он задохнулся и, отпрянув, вжался в мягкое одеяло подстилки, стараясь отодвинуться дальше от сурового лица, нависшего сверху.       Парень дернулся, пытаясь ускользнуть, но Далат намертво прижал его телом.       - Спокойно, раб, - тихо прошептал он в лицо омежке.       - Я не раб! – ответил тот, как только смысл слов добрался до очнувшегося сознания.       - Раб. Мой раб. И теперь ты будешь меня слушаться.       Омежка снова дернулся. Щеки его покраснели от злости, а глаза налились отчаянной яростью.       - Я не раб! И никого не намерен слушать! Я сам себе хозяин! – сквозь зубы процедил он.       - Ошибаешься, раб. С этого дня ты моя собственность и будешь делать то, что я захочу. Скажу прыгнуть – и ты подпрыгнешь, скажу петь – и ты зальёшься соловьем, скажу сдохнуть – и ты вскроешь себе вены… понятно?       Мальчишка зашипел от злости и гнева, раздирающих его беспомощное тело. В этот момент паланкин закачало сильнее, и Далат понял, что они прибыли домой.       - Хозяин! – раздалось уже где-то в помещении, куда их внесли. Рабы опустили носилки и стали убирать занавески.       - Хозяин, мы не ожидали вас так скоро! – тараторил высокий тонкий голосок. – Я велю поварам поторопиться, и насчет ванны я уже отдал распоряжение, а… - изящный субтильный омежка споткнулся на полуслове, когда слои материи были наконец убраны, и его взору открылась прелюбопытнейшая картина – его хозяин прижимает к себе брыкающегося изо всех сил омегу.       - Ничего, Прим, я подожду, - ответил Далат, выбираясь наружу.       - У нас гости?       - Пополнение. Но думаю, для начала парня нужно научить манерам. Принеси кандалы.       - Он опасен? – манерно прикрыв ручкой рот, в ужасе скривил лицо Прим.       - Скорее слишком шустрый, не хочу, чтобы вы ловили его по улицам Рима остаток праздника. Бегом, Прим.       Прим, словно опомнившись, кинулся вон.       Во время этого короткого диалога омега успел оглядеться. Они находились в гигантском, просторном атриуме, зале в богатом римском особняке, об этом можно было судить не только по количеству колонн, уходивших высоко вверх, поддерживая крышу, но и по белому мрамору облицовки, изысканным вазам, изображавшим военные мотивы и знаменитые легенды, по живописным полотнам лютых сражений на стенах, по резным каменным скамьям, подпирающим стены с каждой стороны. Не считая украшений, в середине атриума находился небольшой бассейн-имплювий, куда стекала дождевая вода.       Омега больше не вырывался, решив, что это не имеет смысла. Железные тиски, сжимающие плечи, причиняли боль, но он мужественно молчал и просто решил дождаться удобного случая для побега. Тем временем вернулся Прим в сопровождении крепкого беты, который нес небольшой сундук.       Опустив его перед хозяином, бета поспешил вынуть массивные кольца – два побольше и два поменьше. Не мешкая, Далат сам вытянул руки строптивого мальчишки и подержал, пока бета застегнет браслеты, затем еще пара колец защелкнулись на тонких лодыжках и, наконец, две пары наручников соединили длинной цепочкой.       - Прекрасно, - отозвался Далат. – Прим, накорми его и вымой, определи ему место, и подбери работу в доме, но ничего тяжелого – он ранен. Доктор зайдет через два дня и если все будет в порядке, сможешь сам решать, что с ним делать. Как закончишь, доложи.       - Хозяин, а как его зовут? – спросил длинноволосый омега, хлопая пушистыми ресничками.       Далат снова взглянул на хмурого мальчишку и встретил убийственный взгляд.       - Крысеныш, - бросил он и пошел в личные покои.       Тяжелые уверенные шаги альфы отдавались эхом средь мраморных стен – «Раз, два, - считал Далат, - три…»       - Офиару! Меня зовут Офиару! – разгневанно раздалось за его спиной.       Генерал хмыкнул.       - Оказывается с тобой можно найти общий язык… Офиару, - тихо пробубнил себе под нос Далат, не соизволив обернуться.       ***       - Значит, Офиару, - сузил ещё недавно невинные глаза Прим, откинув струящиеся водопадом, черные, как смоль, волосы. - И откуда ты такой? – омега окинул его брезгливым взглядом светло-карих глаз с головы до ног.       - Не твоё дело, - не менее приветливо отшил его Офиару.       Прим хищно растянул губы в улыбке и вздернул выщипанные брови.       - Значит, строптивый. Ладно, Крысеныш, посмотрим, насколько тебя хватит.       Офиару молчал, сверля нахала взглядом.       - Идем, - и, не дожидаясь реакции, Прим зашагал прочь, не оставляя Офиару другого выбора, как плестись следом, звеня цепью так, что, кажется, его было слышно во всех уголках дома.       Они пересекли широкую площадку атриума и вынырнули через небольшой проход на улицу. К стене массивного двухэтажного дома примыкала низкая вытянутая постройка. Прим нырнул в последний проем, и уже через несколько секунд, как только Офиару протащил тяжелые кандалы, царапавшие лодыжки, до нужного места, он оказался в банном помещении. Стены были облицованы мелкой серой плиткой. Посередине находилась широкая, продолговатая ступенька, на которой было принято сидеть. По обеим сторонам уступа располагались краны.       - Мыло на нижней полке, - бросил Прим, указывая в сторону, где тянулось несколько рядов подставок. Некоторые были уставлены всевозможными флакончиками и пузырьками из зеленого и синего стекла, завалены мешочками и палочками, назначение которых оставалось неясным. Остальные выглядели проще: на них лежало несколько кусков мыла и стояли высокие бутылочки. И только на самой нижней полке лежал сухой обмылок темно-серого цвета.       Поймав взгляд Офиару, Прим соблаговолил пояснить.       - Это общее мыло. Остальные полки принадлежат другим членам прислуги – у каждого своя. Тебе не положено, - и подумав, он добавил, - неизвестно, как надолго ты здесь задержишься. Снимай свои лохмотья, я принесу тебе тунику, - и он юркнул вон.       Офиару, ещё немного огляделся. Баня поддерживалась в чистоте, ни следов плесени, ни противных, склизких поверхностей не наблюдалось. Здесь даже было просторно. Не считая возвышения и кранов, у левой стены, примыкавшей к бане, находились небольшие ниши с мелкой утварью: тазы, ковши, щетки, точно такие же, хотя наверное все же похуже, были свалены в углу у полок.       Офиару тяжело вздохнул и принялся стаскивать одежду, хоть это было и непростым занятием. Провозившись с пять минут, он практически разделся и теперь выволакивал штанину через нижнее кольцо.       Позади послышался шорох. Офиару обернулся и встретился с внимательным, изучающим взглядом Прима, который прижимал к себе какие-то тряпки, облокотившись о дверной проем. С безразличным выражением лица, он беззастенчиво разглядывал голого омежку, сжавшегося на краю уступа. Под этим взглядом Офиару напрягся, чувствуя как его оценивают, словно корову на рынке.       Презрительно фыркнув, Прим оттолкнулся от стены и прошел в противоположный угол, к одной из пустых ниш.       - Это твое место. Здесь полотенце и туника, - он положил руку на светлое полотно, под которым виднелась светло-серая простая ткань. Сам Прим носил темно-синюю рубаху, чуть выше колен, перехваченную тонким пояском на тонкой талии.       - Расскажу тебе несколько правил. Все мы служим в особняке генерала, и это почетно, о чем не следует забывать. В доме работают беты и омеги. Омеги занимаются кухней, уборкой дома и садом; беты держат в порядке конюшню, двор и занимаются починкой, а также другой тяжелой работой. Есть ещё охранники-беты, которые несут караул, - высокомерно объяснял Прим, словно учил непонятливого ребенка, хоть и был примерно такого же возраста, как и Офиару.       - Комнаты рабов на верхнем этаже, лестницу ты увидишь за баней, твоя койка первая, справа от входа. Рабочий день начинается в пять. К этому времени ты должен быть готов приступить к обязанностям. Если опоздаешь или будешь отлынивать – получишь наказание. Главный здесь я, - он сделал паузу, глядя на новенького сверху вниз. – И будь уверен, я прослежу за этим.       Все это время Офиару молчал, глядя в сторону. Видя, что тот никак не реагирует, Прим вскипел.       - В общем, если не желаешь слушать, твои проблемы. Через полчаса жду тебя на кухне… хотя, глядя какой ты грязный, так и быть, через час. А то живи потом с тобой в одном доме… - бурчал он, уже покинув стены пристройки.       Офиару снова вздохнул и посмотрел на кандалы, затем проверил аккуратно и качественно зашитый порез. Да, видимо ему действительно придется побыть в этом доме какое-то время. Тем более он не ел уже два дня и только усилием воли все ещё держался на ногах. Ничего, как только он придет в себя, и с него снимут кандалы, он тут же найдет способ сбежать.       ***       - Да, Прим, - сказал Далат, поймав очертания возникшего в дверном проеме раба.       - Ваше поручение выполнено, - нежным голоском пропел омега. – Я только что его накормил и позволил чистить картошку, чтобы он скорее поправился.       - Молодец, Прим.       Молодой парень изящной походкой подошел к кровати, где расположился генерал с ворохом свитков.       - Но он такой грубый и наглый, - Прим дождался когда, хозяин оторвет взгляд от документов и продолжил. – Говорит, что ничего не собирается делать, кричит и ругается.       - И все же чистит картошку?       Прим замялся.       - Я сказал, что у нас кто не работает, тот не ест, и он послушался. Хотя успел обозвать ругательными словами меня и всех кухонных.       - Похоже, парень напрашивается на наказание, - нахмурившись, произнес Далат.       Омежка растеряно пожал плечами.       - Хорошо, Прим, я тебя понял. Докладывай о поведении нового раба. Можешь идти.       Прим уже подобрался к самой кровати и, смущенно сложив руки в замок позади, вздохнул.       - Может хозяин хочет отдохнуть после боя? – пролепетал запинающийся омежка, хлопая накрашенными ресницами.       Далат оглядел ломающуюся фигурку, заметив, что юбка туники выше, чем полагалось правилами дома.       - Что ж, неплохая идея, - Далат откинул свиток в сторону и, схватив Прима за запястье, резко притянул на кровать поверх себя…       ***       Офиару, стоя на голых коленях, натирая холодный каменный пол кухни щеткой и кусая губу от боли, простреливающей ногу, слушал, как по дому раздаются протяжные, бесстыдные стоны Прима и смачное хлюпанье…       Офиару злился на тупых римлян, которые не удосуживались ставить двери в домах, обходясь занавесками, а то и вовсе оставляя проход открытым.       Он стал тереть пол сильнее, надеясь, что скрежет грубой щетки, хоть немного заглушит мерзкие звуки.       Он сбежит отсюда. Сбежит, при первой же возможности.