Drabble, from the series: What if?

Бонни кажется, что она не переставала злиться с тех пор, как сердце ее бабушки остановилось, не выдержав силы заклинания, снимающего барьер под старой церковью. С той самой ночи злость пустила корни в сердце юной ведьмы, становясь больше каждый раз, когда ей приходилось жертвовать чем-то дорогим ради спасения друзей. Предательство Джереми с призраком Анны было, как нож в спину. И хотя мулатка нашла в себе силы простить, былого доверия было уже не вернуть, да и злость не прошла, а лишь затаилась глубоко в сердце, выжидая своего часа. Она накапливалась день ото дня, словно раковая опухоль, распространяясь по всему телу. А потом Беннет встретила безумного Кая, сломавшего ее, словно ребенок игрушку. Тогда она впервые выпустила свою злость, топя в ней ненавистного еретика, вот только сломанное не починишь, и запереть выпущенный на свободу гнев не так легко. — Не получается, — Бонни вытирает испарину со лба, обеспокоенно смотря в безмятежное лицо ее друга чья душа застряла в вампирском чистилище. — Не понимаю, мы легко вытащили Стефана, — хмурится ведьма, сжимая безвольно лежащую руку вампира — ей нужно, чтобы он проснулся. Без него ей не справиться. — Камень Феникса... ломает, — прочистил горло Стефан, отведя взгляд от брата. — Деймон знает, что он в камне, и не позволит сделать себе больно, — потер воспаленные глаза Сальваторе. — Это значит, что мы не вернем его никогда. — И чья это вина? — гневно оборачивается к зеленоглазому вампиру ведьма. Злость, словно приготовившаяся к броску кобра, готова накинуться на так глупо подставившегося врага. — Никто не виноват, — примиряюще поднимает руки Кэролайн. — Мы спасем Деймона. Бонни лишь раздраженно дергает плечом и отворачивается от друзей — желание причинить им боль, дав попробовать на вкус ее злость, так сильно... Но она знает, что не может этого сделать. Мэтт до сих пор смотрит на нее, как на монстра, за то, что она оставила Кая в призрачном мире. И пусть это отчасти из-за того, что ее действия привели к освобождению еретиков и кровопролитию, правда в том, что Мэтту приоткрылась завеса, показав лишь часть той злости, что съедает Бонни изнутри, и он в ужасе. Бонни сжимает руку Деймона сильнее, ненавидя себя за то, что у нее не выходит его вытащить, но она не остановится. Будет пробовать снова и снова, ведь он не бросил ее в ее личном Аду, показал лазейку к свободе. Бонни вернет его. Иначе и быть не может. Деймон снова будет бесить ее, принося каждое утро старые кроссворды, а она заставлять его ходить с ней за покупками. — Вернись, — тихо просит Бонни, игнорируя катящиеся по лицу слезы. Деймон Сальваторе был тем, кто первый разбудил ее злость. Первый, кто отведал ее на вкус и не испугался. И как бы парадоксально это не было: он был единственным, рядом с кем она могла ее контролировать.