Контролируй свои чувства

      Питер готов лезть на стену. Без шуток. После того как Гарри подбрасывает его до дома, он наглухо закрывается от Паркера и негласно начинает игру в молчанку. Или «Не показывайся Питеру на глаза», как вариант. Питер паникует и надоедает Бену своим вечным присутствием. Надоедает и паникует. Он не уверен, что в сложившейся ситуации заботит его больше.       Сегодня он быстро заканчивает со своими обязанностями и без дела сидит за рабочим столом, старательно игнорируя мысленные посылы Фелиции о том, чтобы он убирался прочь и желательно с концами. Он уже привык, а Фелиции не помешает куда-то выплескивать свои неуместные чувства собственничества по отношению к Гарри. Питеру приносит какой-то извращенный вид удовольствия осознание того, что Озборн негласно принадлежит ему. Он бы еще подумал о том, чтобы поместить на Гарри табличку с надписью «Собственность Питера Паркера. Руками не трогать. Убьет». Но это было бы слишком. Или нет.       Питер выдыхает и откидывается на спинку стула, складывая руки за голову. Он не задумывается о том, чего ждет, оставаясь здесь, но и уходить не спешит. Первые пятнадцать минут после окончания его рабочего дня Фелиция периодически сверлит его взглядом, но затем ей, то ли надоедает, то ли у нее есть более важные дела, так что она перестает и приступает к своему любимому занятию — просто его игнорирует. Как если бы он был голой стеной или пылью на подошвах ее дизайнерских туфель. Питер, в общем-то, не против. Он берет в руки телефон, в уши всовывает наушники и абстрагируется от внешнего мира. Краем глаза он все также продолжает цепко следить за кабинетом Гарри, но хотя бы в случае необходимости сможет сделать вид, что занят какими-то своими супер важными делами. Игрой в AngryBirds например.       Вообще-то караулить Озборна — неблагодарное занятие. И выматывающее. Питеру хочется пить и немного есть, а еще в туалет, но он терпит. Минут десять терпит, а потом уходит выполнять потребности своего организма. Он надеется, что Гарри не успеет за несколько минут его отсутствия куда-нибудь испариться.       В конце концов, пара минут превращается в почти сорок, потому что по пути обратно на свой этаж Питер встречает Джона и Роджера, и они пытаются его уговорить на очередную авантюру. Паркеру хватило и прошлого раза, спасибо большое, так что он отказывается и пятится в сторону лифта. Отвязаться от навязчивой компании у Питера получается только в лифте и то, лишь потому, что он выталкивает парочку наружу, как только двери начинают закрываться. Он вздыхает с облегчением и пытается рефлексировать под одухотворенную музыку внутри кабины. Выходит из рук вон плохо, но Питер старается.       Когда Питер возвращается, Фелиции нет на рабочем месте, а Гарри ждёт его у стола. Он разглядывает стопку бумаг, что Паркер сложил по порядку лишь от невыносимой скуки, и улыбается. Питеру хочется, чтобы его фотоаппарат волшебным образом оказался у него в руках, чтобы он мог запечатлеть момент.       Как там говорится? «Постой мгновенье, ты прекрасно». С этими мыслями он останавливается рядом с Озборном. Больше он не делает ровным счетом ничего и глупо топчется у стола. Прокашливаться, чтобы привлечь внимание кажется неуместным, а дотрагиваться до Гарри страшно. Язык и вовсе словно уходит в отпуск, оставляя хозяина разбираться со своими глупостями самому. С помощью жестов, вероятно.       Когда Гарри поднимает на Питера взгляд, паника уже змеей скручивает внутренности, и Питер даже почти готов сбежать. Он так жаждал встречи с Озборном, что когда она происходит, просто не знает, что сказать или сделать. Почему-то в этот момент Питеру представляется ветер, одиноко гоняющий перекати-поле по дороге. Как бы заштамповано это ни звучало.       Гарри тоже ничего не говорит. Пристально смотрит, а Питера всего наизнанку выворачивает. Паркер не знает сколько времени проходит, пока они так стоят, но кажется, что вечность и даже немного больше.       В какой-то момент Гарри отворачивается и направляется к лифту. Питер молча забирает рюкзак и идёт следом.

***

      Чаще, чем ему бы того хотелось, Питер думает о судьбе. То, что они встретились и подружились, чтобы потом стать заклятыми врагами, похоже на судьбу. Но Гарри не думает о судьбе вовсе, так что на время Питер перестаёт тоже.       Чтобы понять, куда они едут, Питеру хватает четырёх минут.       Гарри обращает на него не больше внимания, чем как если бы Паркер был невидимкой, больше увлечённый разглядыванием пейзажа за окном. Питер не думает, что это плохо. Он сомневается, что выдержал бы всю дорогу, если бы Гарри наблюдал за ним.       Вообще-то он думает, что, поступи Гарри так, то Питер не сдержался бы и выскочил из машины на полном ходу.       Вряд ли бы это сильно помогло — Гарри в любой момент мог попросить личного водителя остановится, а Питер бы не посмел убежать слишком уж далеко.       «Дурацкие мысли, » — думает Паркер и слегка бьет головой о стекло дверцы.       Проблемы от этого бессмысленного действия, конечно, не исчезают, но в голове на время становится до приятного пусто. Питер косит взглядом в сторону притихшего Гарри. Он облокотил голову о кулак, и выглядит задумчивым и безмятежным — будто бы смирившимся. Похож на античную статую, и блики фонарей и проезжающих мимо автомобилей красиво играют по его лицу.       Интересно, о чем он думает?       Питер помнит дни, когда без труда мог рассказать обо всех сумасшедших идеях, гуляющих в этой вихрастой голове. Забавно, старый Гарри был непредсказуемым ураганом со сверкающими азартом глазами, а сейчас он спокоен и безмятежен, словно океан перед штормом, и Питер не имеет ни малейшего представления о том, что творится в его мыслях. От этого внезапно что-то щемит в груди, а на языке оседает горькая слюна.       Он пытается вспомнить, когда все изменилось. Когда их жизни разошлись по диаметрально противоположнвм сторонам. Он задумывается о том, что никогда не спрашивал Гарри о причинах переезда. Почему он бросил его, променяв на престижный интернат. Ему одновременно хочется и не хочется знать об этом.       Стоит ли ему спрашивать?

***

      Питер помнит шелковые простыни, помнит приглушённый свет и звуки. Он буквально дышит звуками, что Гарри издаёт своим идеальным ртом. Но все равно кажется, что ещё немного и Питер задохнётся.       С их последнего раза Озборн определённо стал более громким.       Гарри пытается заглушить стоны, кусая губы, и Питер ловит себя на мысли, что хотел бы слушать его вечно. Ещё, что надо бы заставить Гарри перестать сдерживаться. Но это все равно что пытаться остановить танк безопасной бритвой «жилетт» — смертельно. И даже если Питер преувеличивает, ему все равно.       Он растягивает Гарри под себя с одержимостью путника, дорвавшегося до Священного оазиса, меньше всего заботясь о комфорте любовника. В какой-то момент, Питер сам не сказал бы с уверенностью в какой именно, он захотел причинить Гарри как можно больше боли. Питер кусает его везде, где может дотянуться. Оставляет синяки и следы от пальцев. Он не сдерживает силы, как это обычно бывает. Так что Питеру даже начинает казаться, что Гарри хрипит от боли.       Он игнорирует это.       Несмотря на подготовку, Гарри узкий до безумия. Питеру едва удаётся войти, когда Озборн пытается отползти от него вверх по кровати. Однако Питер крепко держит его за бедра, не оставляя и шанса.       Он начинает двигаться почти сразу, не давая Гарри время на передышку. Питер втрахивает его в дорогущий матрац с пижонскими шелковыми простынями. Такими же пижонскими как сам Гарри. Наконец Питер не думает ни о чем, наслаждаясь блаженной пустотой в своей голове. В это миг он даёт волю инстинктам.       Быстрее, сильнее, глубже.       Питер не знает сколько времени мучает Гарри, не давая прикоснуться к себе, чтобы прекратить блаженную пытку, и не позволяя ни секунды передышки. Возможно проходит час, может два или всего несколько минут. Питер теряется в мыслях, мгновениях и секундах. Сейчас для него существует только Гарри. И, Питер не признается в этом даже самому себе, он хочет, чтобы так было всегда. Гарри и Питер. Питер и Гарри. Только они вдвоём и никаких границ.       Ему действительно жаль, что этого никогда не произойдёт.       Питер изливается глубоко внутри Гарри и доводит того до разрядки рукой. После этого он обессиленно валится на подушки рядом с Озборном и пытается отдышаться. В горле будто бушует Сахара, и Питер несколько раз сглатывает. Это мало чем помогает, и он уже подумывает о короткой прогулке за стаканом воды, когда Гарри говорит:       — Ты меня укатал. Принеси воды.       «Будто мысли читает, » — думает Питер, но послушно поднимается и плетётся на кухню. Помимо очевидных позывов организма, ему нужна небольшая передышка. Он помнит, что оставил рюкзак в прихожей, кинув его на пол, как только они вошли в квартиру.       Он находит его там, где и рассчитывал, и долгое время колеблется, не решаясь притронуться к нему. Это все ещё чувствуется как предательство.       Питер достаёт шприц со снотворным.       Сложнее всего делать вид, что все в порядке. И даже если малейшие изменения настроения или поведения Гарри может списать на последствия секса, Питер все равно осторожничает. Когда он возвращается в комнату со стаканом воды в руке, ему кажется, что Гарри знает. Питер замирает на пороге под пристальным взглядом, а затем Гарри мягко улыбается и протягивает руку.       В сердце Питера словно гвозди вбивают.       Он сглатывает и растягивает губы в уверенной улыбке. И это настолько фальшиво, что тошнит. Питер отдаёт Гарри воду, раздумывая над тем, когда его жизнь превратилась в подобный кошмар. Ничего как на зло не идёт в голову.       Когда игла резко входит под кожу на лопатке, Гарри не сопротивляется. Возможно он и спину открывает, отвернувшись, только для того, чтобы дать Питеру шанс.       Гарри всегда любил широкие жесты.       Питер не смотрит на него, когда его тело обмякает в его руках. Стакан с водой падает на ковёр, образуя неуместную в почти стерильной чистоте комнаты, лужу.