Fata Morgana

Coldplay – Christmas Lights Мрачная Вена встречает нас прохладным ветром и особой атмосферой загадочности. Я застёгиваю косуху, поёжившись от холода, и нервно оглядываюсь по сторонам. Всё ещё опасаюсь заметить поблизости Энди. Конечно, сейчас он ничего мне не сделает, но тревога не отпускает. Противные воспоминания терзают сознание, не позволяя отвлечься, чтобы насладиться потрясающим городом. Оказавшись в отеле, сразу же звоню Монике, замирая от волнения. Вопреки моим ожиданиям, сестра не отвечает на звонок. Это неведение сведёт меня с ума, ведь сегодня суд. Я могу только догадываться, что задумал Николас. Мой отчим всегда был мерзким типом, но в последнее время он бьёт все рекорды бесчеловечности. Очевидно, что ему не нужен ребёнок. Даже в те времена, когда мы жили вместе, он не проявлял родительских чувств к Даниэлю — сейчас и подавно. Этому мужчине просто нравится ощущение власти, его окрыляет господство над другими. Никогда не перестану удивляться, что мама смогла его полюбить. Бесконечные судебные разбирательства тянутся уже полтора года, но никакой определённости нет. Мама не может вывезти Даниэля из Германии без согласия Николаса. Только этот урод категорически отказывается подписать грёбаные документы. Иногда на мою мать накатывает отчаяние, и она теряет всякую надежду вернуться в Америку. Временами я даже опасаюсь, что она простит бывшего мужа. — С тобой всё нормально? — рядом возникает Дерек, окидывая меня подозрительным взглядом. — Всё хорошо, не обращай внимания, — пытаюсь говорить убедительно и сразу же перевожу тему. — Как дела с новой песней? Мы ведь ещё не всё обсудили. — Как раз хотел поговорить с тобой по этому поводу, но ты неважно выглядишь. Точно всё в порядке? — Точно, просто устала, — вторично заверяю Дерека и мы, наконец-то, принимаемся за обсуждение новой песни. Вскоре мне удаётся выловить остальных коллег, и мы отправляемся на репетицию. Ребята сразу же замечают мою несобранность, но я ничего не могу с собой поделать. Мысленно я где-то далеко отсюда. То и дело отвлекаюсь, поглядывая на мобильный, и в результате начинаю фальшивить, а несколько раз даже пою мимо нот. — Стоп! — вскрикивает Роберт. — Мэри, что происходит? — Прости, — вздыхаю, пытаясь взять себя в руки. — Может, тебе стоит отдохнуть? Нельзя, чтобы так было на концерте, — в голосе гитариста скользят нотки опасения. — Ты прав. Я немного подышу свежим воздухом и вернусь, — понимаю, что мои мысли блуждают совсем в другом месте, поэтому в самом деле стоит прийти в себя. — Ты можешь пропустить эту репетицию. — Исключено. Я соберусь, и мы продолжим, — хватаю свои вещи и выбегаю на улицу. Полной грудью вдыхаю спасительный кислород, зажмуриваясь. В воздухе пахнет грозой. «Какая гроза в декабре?» — усмехаюсь собственным мыслям, и вдруг ко мне доходит смысл такого сравнения. Напряжение. Я чувствую напряжение, будто не только меня, но и весь мир ожидает катастрофа, что разрушит всё на своём пути, превратив в горсть пепла. Кажется, если открою глаза, меня поглотит непроглядная тьма. Обнимаю себя за плечи, вздрагивая от прохладного ветра, но внезапно зловещую тишину нарушает знакомая мелодия. Лишь спустя несколько секунд понимаю, что источником визга является мой телефон. Мгновенно отвечаю и слышу на том конце провода Монику: — Мэри, ты не поверишь. — Что? — ещё несколько секунд ожидания и я, несомненно, упаду в обморок. — Николаса лишили родительских прав, — в первое мгновение мне кажется, что слова Мон — галлюцинация, созданная измученным сознанием, такая желанная ложь. — Ты слышишь, что я сказала? — Да, — меня хватает лишь на радостный вопль. — Значит, мы теперь свободны? — Получается, что так. Конечно, будет много мороки с документами, но это неважно. Кстати, есть ещё одна новость. На Ника открыли уголовное дело. — С какой стати? — Что-то с его бизнесом нечисто. Между прочим, я всегда говорила, что наша мать вышла замуж за бандита. — Мон! — А что? Неужто ты надумала его защищать? Вспомни, сколько гадостей он нам сделал. — Давай не будем о нём. Мне плевать, что Николаса могут посадить. Лучше скажи, что с мамой? — Она вне себя от радости и полна энтузиазма начать собирать необходимые документы уже сегодня. Я подумала, что мне стоит остаться здесь, пока мы всё не уладим, — я соглашаюсь с сестрой и принимаюсь выпытывать у неё подробности судебного заседания, тщательно избегая ответов на вопросы Моники. Я всегда делюсь с ней сокровенными тайнами, ведь сестра давно стала для меня самым близким человеком. Последние дни моей жизни были весьма насыщенными, но я не хочу говорить ей об этом. Не потому что не доверяю и уж точно не потому, что хочу скрыть, вовсе нет. Просто рассказать — значить пережить вновь. Мне не хочется ворошить в памяти мерзкие воспоминания, поэтому решаю молчать. Я могу болтать с Мон часами, но во мне просыпается совесть, и я вспоминаю, что должна быть на репетиции. Попрощавшись с Моникой, возвращаюсь на репетицию с абсолютно другим настроением. Меня посещает мысль, что теперь всё наладится и я, наконец-то, смогу почувствовать себя счастливой. Хотя стоило бы задуматься, что такая атмосфера — всего лишь затишье перед надвигающейся катастрофой.

***

— Давайте пойдём в ресторан, — изрекает Дерек, выразительно глядя на толпу. Прогулка после концерта уже давно стала традицией, но мы никак не можем определиться с местом, куда пойдём. Ребята предлагают разные варианты: от пабов до музеев, но консенсуса мы так и не достигаем. Джаред выдвигает идею разделиться, но внезапно в спор вмешивается Эмма: — Ребята, кажется, вы забыли, что скоро Рождество. — С таким-то графиком, — фыркает Франкенштейн. — Заткнись, — шиплю, и он замолкает, позволяя Ладбрук продолжить. — Как насчёт рождественской ярмарки? — Ты гений, — наша компания мгновенно оживляется, и мы решаем остановиться на варианте Эммы, хотя Франкенштейн ещё раз совершает попытку уговорить нас пойти в паб. Джаред вооружается навигатором и сообщает нам, что ближайшая ярмарка находится у городской ратуши. Так как мы находимся в центре города, дорога занимает совсем мало времени. Я то и дело оглядываюсь по сторонам, рассматривая архитектуру и впитывая атмосферу Австрийской столицы. Меня влечёт мрак, которым пропитана несравненная Вена. Город великих музыкантов, оперы и запаха крепкого кофе. Улицы украшают шедевры архитектуры с лёгким налётом старины, а в воздухе чувствуется загадочность. Будто Вена таит в себе некую тайну, похороненную в многовековой истории, среди этих улочек, где-то в сердце города. У меня перехватывает дыхание от красоты столицы Австрии. Величественные храмы, роскошные оперные залы и несравненная архитектура. Искусство здесь проникнуто мрачностью и трагизмом. Пожалуй, я бы смогла остаться здесь навсегда. Вскоре мы достигаем места назначения, и нашему взору открывается потрясающая картина. Ночь уже успевает опуститься на Вену, погрузив город в царство Тьмы. Ратуша представляет собой огромное здание в неоготическом стиле. У главного фасада есть три башни, благодаря которым ратуша больше походит на сказочный замок. Сейчас особняк сверкает рождественской иллюминацией, что делает его более загадочным и красивым. Рядом расположен огромный каток и знаменитая ярмарка. Парк сияет яркими огнями, погружая в атмосферу праздника и отправляя в детские воспоминания. К сожалению, во времена моего детства было мало таких тёплых моментов, поэтому я предпочитаю его не вспоминать. Прогоняю прочь грустные мысли и поднимаю голову, чтобы лучше рассмотреть декор и сразу же тону в море праздничных огней. Деревья украшены множеством светящихся игрушек и шариков, но больше всего меня поражает дерево полностью сверкающее красными сердечками. Созерцание такого чуда сразу же толкает на романтические мысли. Не знаю, как организаторы крепили огромных ангелов, но создаётся впечатление, что они парят в воздухе. Всё здесь вопит рождественской атмосферой: сияние ярких огней, толпа весёлого народа, кричащие дети возле огромной ёлки и запах глинтвейна. Вся наша компания мгновенно разбегается в разные стороны, позабыв о том, что мы якобы собирались провести этот вечер вместе. Зову с собой Франкенштейна и мы отправляемся в самое сердце ярмарки, с интересом оглядываясь по сторонам. Множество деревянных домиков сверкают озорными огоньками, а прилавки забиты разнообразными сладостями, сувенирами, пряностями, подсвечниками и прочим. Мы с Франкенштейном сразу же останавливаемся возле прилавка с ёлочными игрушками ручной работы. Стеклянные шарики, расписанные витиеватыми узорами, красиво переливаются в свете огней. Чего на них только не изображено: Санта-Клаусы, эльфы, олени, сказочные домики и прочее. Мне остаётся только гадать, каким образом на обычном стекле можно изобразить целый шедевр. — Странно, что Энди не пошел с нами, — внезапно произносит Франкенштейн, сразу же уничтожая моё настроение. — Кажется, он плохо себя чувствует, — в сознании начинают мелькать эпизоды недавней ночи, и меня пробирает дрожь. — Да уж, — кивает басист, — мало его в Риме побили. Честно говоря, Смит мне не нравится. — Чёрт с ним, — заставляю себя успокоиться и выровнять дыхание. После упоминания об Энди меня мгновенно окутывает меланхолия. Злюсь сама на себя, но не могу избавиться от гнетущего чувства. Всё же переключаю внимание на происходящее рядом, а посмотреть есть на что. Два великовозрастных дитя никак не могут поделить шоколадного Санта-Клауса. — Чего они так орут? — Видимо, это последняя фигурка, — Франкенштейн пожимает плечами. — И этим людям по сорок лет, — качаю головой, продолжая наблюдать за малышами Лето. Их словесная баталия продолжается не менее пятнадцати минут, в какой-то момент мне даже кажется, что эти два придурка подерутся на глазах у изумлённой толпы. В конце концов Джаред побеждает, воспользовавшись железным аргументом: «Я младше», и Шеннон вынужден согласиться. Джей с довольным видом хватает шоколадную фигурку, а обиженный барабанщик подходит к нам. — Это был мой Санта, — тихо бормочет, чем вызывает у нас дикий хохот. — Что вы ржете? Как дитя малое, ей-богу. Чтобы как-то отвлечь Шеннона, которому отказали в игрушке, мы совершаем паломничество к месту поинтересней. Лето мгновенно улавливает запах глинтвейна и начинает улыбаться, как чеширский кот. Что уж греха таить — я сама не прочь выпить согревающего напитка. У Франкенштейна всегда была аллергия на пряности, поэтому он отправляется к прилавку с шоколадными фигурками, оставляя нас с Шенноном вдвоём. Манящий аромат глинтвейна и пунша дразнит, поэтому мы долго не можем определиться с выбором. В конце концов я останавливаюсь на апельсиновом, а Шеннон решает не мелочиться и в его напиток добавляют ром. Кружка из стекла с замысловатым узором согревает руки, и я вдыхаю полной грудью пьянящий запах. Делаю маленький глоток, счастливо зажмуриваясь. Приятная жидкость обжигает горло, постепенно согревая мою холодную кровь. Терпкий вкус вина удачно сочетается с дольками апельсина, позволяя ощутить приятный контраст. Палочка сладкой корицы дарит пряный восточный аромат, а звёздочки бадьяна дополняют композицию, создавая горьковатый привкус. Я вдруг думаю, что такими ночами, когда всё вокруг сверкает рождественскими огнями, в воздухе витает аромат шоколада и ели, а каждый человек верит в сказку, должны происходить чудеса. Понимаю, что подсознательно жду этого самого чуда. Делаю ещё один глоток, наслаждаясь потрясающим вкусом. Глинтвейн давно стал моей слабостью. Я постоянно экспериментирую с разными рецептами в зависимости от настроения. Когда хочется чего-нибудь яркого и страстного, я предпочитаю добавить в напиток звёздочки бадьяна, чтобы придать вину горьковатый привкус и дивный аромат, или же острые нотки кардамона. В те времена, когда на меня накатывает меланхолия, хочется чего-то нежного. Например, белого вина со сладкой ванилью или красного — с апельсиновым соком и пряной корицей. А иногда я даже позволяю себе создать микс с ромом и разнообразными пряностями. «Кажется, у кого-то задатки хронического алкоголика», — мрачно усмехаюсь и перевожу взгляд на Шеннона. Лето внимательно наблюдает за мной и усмехается. — О чём задумалась? — Да так, — уклончиво отвечаю, рассматривая свои руки. Барабанщик подходит ближе, вынуждая меня заглянуть в его карамельные глаза. Мы не произносим ни слова, но у меня создаётся впечатление, будто Шеннон сканирует мои мысли. Замираю, не решаясь отодвинуться. Мне хочется сказать ему что-то, но слова застревают в горле. Немой диалог затягивается до того момента, как я ощущаю на себе тяжёлый взгляд, который прожигает затылок. Не спеша поворачиваю голову и замечаю Эмму. Она находится в компании Томо и Шейлы, но, кажется, даже не замечает их присутствия. Взгляд девушки устремлён в нашу сторону. Я вижу в её глазах отчаяние и чувствую боль Ладбрук. Она поняла. Она всё поняла… Вдруг мне становится так гадко от самой себя, что хочется исчезнуть с лица Земли. — Что-то не так? — голос Шеннона вырывает из мрачных мыслей. — Всё нормально, — вновь оборачиваюсь к нему. — Давай отойдём. — Я, конечно, понимаю, что вампирам не по душе подобные сборища, но постарайся хоть сегодня выглядеть весёлой, — произносит Лето, когда мы приближаемся к прилавку с игрушками. — Как ты меня назвал? — злюсь, а Шеннон делает вид, что не услышал мой вопрос. — Вы что, так меня называете? — Но ты правда похожа… — Ах, вы, су-у-у… — нецензурное слово так и вертится на языке, но мне удаётся себя сдержать. Это глупое прозвище прицепилось ко мне ещё в средней школе и, видимо, я не избавлюсь от него никогда. — Девушке негоже так выражаться, — морщится Лето. — Да пошел ты. — Не расстраивайся, Мэри. Ты ещё инквизитора напоминаешь, — мне стоит неимоверных усилий воли проигнорировать сей комплимент. Подхожу вплотную к прилавку, уповая на то, что плюшевые монстры пробудят во мне доброго ангела и я не швырну в голову Лето топорище. — А знаешь, Шеннон, — задумчиво произношу, всматриваясь в лицо одного из сказочных персонажей. — Ты мне тоже кое-кого напоминаешь. — Кого же? — Оленя, — показываю рукой на мягкую игрушку рождественского оленёнка, лицо которого почему-то походит на осла. Глаза животного такие, точно у него приступ белой горячки, а красный нос только подтверждает мои подозрения. Ветвистые рога оленёнка украшены колокольчиками, но больше меня поражает то, что игрушку нарядили в шапку и варежки. В общем, тихий ужас, но детям нравится. — Что-то я не вижу сходства, — бормочет Шеннон, одаривая меня злобным взглядом. — Ладно, — вздыхаю, стараясь скрыть улыбку. — На медведя ты больше похож. Вот тут уже я попадаю в точку. Лето даже возразить нечего, ведь его многие сравнивают с неуклюжим косолапым животным. Он лишь театрально закатывает глаза, демонстрируя недовольство. Мы всё же решаем отвлечься от глупых сравнений и продолжить нашу экскурсию. Вскоре Лето замирает у прилавка со сладостями, давая понять, что просто так его оттуда не оттащить. Нас моментально обволакивает запах шоколада и ванили. Разнообразная выпечка, рождественские пряники и шоколадные фигурки дарят такую долгожданную атмосферу праздника. Подхожу ближе, чтобы получше рассмотреть сладкие сувениры. Изобилие фигурок поражает, не позволяя выбрать что-то одно. Они больше походят на шедевры искусства, нежели на конфеты. Шоколадные ели, Санта-Клаусы, олени, снеговики — чего тут только нет. Я начинаю лихорадочно перебирать в голове варианты, каким образом кондитерам удалось сделать разноцветный шоколад. Фигурки оленей хвастаются зелёными рогами, а Санта-Клаусы — красными костюмами. Не иначе, как чудеса. Я лишь досадливо вздыхаю, понимая, что мне подобные вкусности противопоказаны. Вернее моя далёкая от идеала фигура серьезно пострадает. Не обращая внимания на мои протесты, Шеннон активирует режим «скупить всё», а я лишь в замешательстве поглядываю на него. И как у него только не слипнется? Вскоре к нам присоединяются остальные ребята, которые спешат поделиться впечатлениями от этого рождественского чуда. Я даже теряю Шеннона из вида, но через несколько минут понимаю, что он вовсе исчез. Хмурюсь, озадаченная его изменившимся поведением, но даже не пытаюсь спросить, куда он подевался. Всё же я счастливо улыбаюсь и поднимаю глаза к небу, любуясь рождественской иллюминацией. Всё-таки есть в этом празднике что-то невероятное. Это душистый запах ели, уносящий прямо в детство и яркие огни, которые заставляют поверить в сказку. Это предпраздничная суета, которая отнюдь не выматывает, а заряжает энергией. Это ароматные мандаринки, фейерверки, бой курантов и пьяные гости. Это Санта с милыми подарками. Это согревающий глинтвейн с пьянящими нотками корицы и вкусом апельсина. Это мерцание свечей с лёгким запахом ванили и шоколада. Это сказка. Хочется закутаться в плед, наблюдая за новогодней ёлкой и прислушиваясь к дыханию близкого человека… Дуновение прохладного ветра прогоняет минутное забвение, и я осознаю, что меня не туда заносит. Время неуклонно бежит и нам приходится возвращаться в отель. Мы подшучиваем над Дереком, который переборщил с пуншем и сейчас слегка пошатывается. Нас веселит Стиви с оленьими рогами на голове. Меня умиляет Джаред, который умудрился в одно лицо сожрать пряничный домик. Вдруг понимаю, что все эти люди сумели за такой короткий промежуток времени стать для меня настоящей семьей. Мы желаем друг другу спокойной ночи и разбегаемся по своим номерам. Ловлю себя на мысли, что по-прежнему не вижу Шеннона. Странно. Куда он мог подеваться? Когда к моему номеру остаётся несколько шагов, замечаю возле двери странный предмет. Напрягаю зрение, чтобы рассмотреть «нечто», но не решаюсь подойти ближе. Вспоминая недавнюю историю с Энди, я вполне могу предположить, что там бомба. Понимаю, что странный презент походит на плюшевого монстра, поэтому быстро приближаюсь к находке. Так и есть. Пушистый медвежонок в смешной футболке с надписью: «Обними меня». Беру плюшевое недоразумение в руки, замечая на футболке маленький кармашек. Машинально тянусь туда, извлекая на свет божий записку. Коротко и лаконично: «Теперь у тебя будет два медведя».