Адрес: до востребования

Разные положения в социуме, разные взгляды на жизнь, разные видения реальности. Это ли не причина для взаимодействия двух абсолютно противоположных структур? Взгляните на природу, как взаимодействует все в ней. Одно вытекает из другого – это закономерность. Аноды взаимодействуют с катодами, магнитные полюса друг с другом. Примеров бесчисленное множество. Так почему люди, которые являют собой полные противоположности, не могут притягиваться точно также? Точнее, они притягиваются, но вскоре под действием внешних сил начинают отдаляться друг от друга, поддаваясь неуемному человеческому страху осуждения и непохожести. Джерард и Крейг. Крейг и Джерард. Абсолютно разные, но они находят общие точки соприкосновения друг с другом. В разговоре, в том, как каждый из них помешивает сахар в чашке с кофе. Веселый, вопреки сложившемуся впечатлению, нрав Мастерса дополняет довольно угрюмый характер Джерарда. Неспешная беседа с посторонним человеком неожиданно дает Уэю понимание, возвращает утерянное равновесие. Мальчик думает об этом уже целый час, сидя на мягкой кровати в полумраке своей комнаты. На его коленях покоится том Томаса Мана о невероятной и в то же время простой жизни семейства Будденброки. Книга открыта на последней странице. В приоткрытое окно веет свежестью ночи. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывают половину третьего. Джерард совершенно не задумывается о том, что скоро утро и новый день. Что ему следует немного поспать. Что он будет выглядеть уставшим и замученным завтра, точнее уже сегодня. Нет, это не волнует его. В его голове роятся мысли о проведенном дне с Крейгом, о словах этого странного парня, о молчании мистера Айеро, который не понял или не пожелал понимать его, о прочитанной истории целого семейства. - Как это символично, - тихо шепчет он. Уэй задумывается над поступком мальчика из книги. Когда-то он перечеркнул линией на генеалогическом древе свое имя, а в конце это оказалось правдой. На этом ребенке славный род немецкого семейства прервался. Много ли значат наши даже малейшие поступки? Имеют ли они влияние на всеобщую картину потока жизней в пространстве? Если даже простая линия грифеля может оказаться роковой. Тогда, кто застрахован от неожиданностей? Верно, никто. За стеклом уныло скрепят ветви старых деревьев в саду. Сильный ветер гонит грязные тучи по чернильному небу. После дождя воздух удивительно свеж, но становится еще более холодным и промозглым. В воздухе витает дух приближающейся зимы. В дверь кто-то стучит. Джерард вздрагивает от неожиданности. - Я же знаю, что ты не спишь, - в комнату заходит Хелена, одетая в длинную светло-розовую ночную сорочку и стеганый малиновый халат. - Бабушка, - отвечает мальчик. Женщина проходит к постели и садится рядом. - Что тебя тревожит, милый? - она проводит немного морщинистой рукой по голове парня. Это заставляет Джерарда чувствовать себя снова ребенком. А значит, воспоминания горным потоком смешанной грязной воды и камней, мутной глины и мертвой травы накатывают на него. - Все в порядке, бабуль, - Уэй силится улыбнуться, но пожилую женщину не проведешь. - Джерри, когда ты был маленьким, ты всегда спрашивал у меня много вещей. Я всегда была с тобой честна и отвечала только правду. Я учила тебя определять правду и ложь, отличать быль от сказки. Теперь настает такое время, когда я спрашиваю у тебя, поэтому надеюсь на такой же честный ответ. По крайней мере, я заслуживаю его, - карие глаза Хелены выражают толику осуждения. Ее любящее сердце рвется на части от боли за внуков, которые оба отдаляются от нее. Все больше с каждым днем между ними растет пропасть. И если Майки находит утешения в вещах, которые скрыты от немного наивной женщины, то Джерарда, который всегда был ближе к ней, она видит насквозь. - Я не знаю, как это объяснить. Это словно внутри маленькая пустота. Иногда она становится больше, и тогда даже придуманный мир не помогает от нее убежать. Мне страшно, бабушка, что однажды она поглотит меня полностью. Высосет все силы и оставит лишь оболочку, - Джерард произносит эту фразу на одном дыхании, но скрывает за ней всю свою боль. Он давно стал чувствовать себя именно так. Скорее всего, сразу же после ухода матери, но постоянно пытался не обращать внимания на тревожные звоночки в своей голове. Забота о Майки, постижение новых книг, учеба, работа, волонтерство. Но вскоре этот суррогат перестает действовать. Ночью, когда он один на один со своими мыслями, так тяжело не обращать внимание на дыру внутри души. - Боже, Джерри, - Хелена притягивает к себе мальчика и обнимает. Ласково гладит по растрепанным шелковым волосам. – Тебе просто всегда не хватало заботы и ласки. Отец в работе, я в своих делах и Майки, а ты остался совсем один. И в этом моя вина, милый мой мальчик. Не бери этого в голову. Юноша кладет голову на колени своей бабушки и прикрывает глаза. Хелена продолжает убаюкивать его, как маленького. Женщина осознает, что совершала ошибки, считая, что Джерри, ее любимый внук, довольно самостоятельный и взрослый. Но это неверное взаимодействие взрослых и детей. Если лишить ребенка детства, то ничего хорошего из этого не выйдет. Своего рода сбой системы. - Засыпай, солнышко. Завтра будет лучше, обещаю тебе. Джерард медленно погружается в сон под тихий и нежный голос Хелены. Ему кажется, что этот голос несет его на волнах теплого лазурного моря в радужные дали, где все хорошо и спокойно. Нет тревог. Нет печали. Только тепло и любовь. Хелена подкладывает подушку под голову мальчику, накрывает его одеялом. Оставляет краткий поцелуй в лоб и уходит, напоследок бросая короткий взгляд и умиляясь своему внуку. Солнце не изъявляет желания появляться на небосводе всю следующую неделю. Отчего Фрэнку начинает казаться, что мир становится еще серее. А может все дело в Джерарде, который после того конфуза с вопросом, тщательно избегает даже взгляда учителя. Это волнует Айеро, хотя он не знает почему. Но сегодня урок литературы, Фрэнк задавал на прошлом занятии прочитать отрывок из поэмы Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда». И он задаст ученику вопрос, на который хочет услышать ответ. Джерард приходит в класс почти по звонку. Он сегодня одет в серые джинсы с заплатками на карманах и такой же серый свитер, который ему немного велик. Шея же замотана бардовым шарфом. Фрэнка поражает эта деталь. Мальчик начинает быть похожим в сознании мужчины на маргинального художника, который смотрит на мир сквозь свои экспрессивные творения и курит марихуану для вдохновения. Парень чрезвычайно бледен, а сине-серые тени под глазами дополняют эту картину. Айеро усмехается своим мыслям. Но поток их прекращается со звонком и громким пребыванием детей в одном помещении. Мужчине требуется несколько минут на то, чтобы призвать к тишине, установить порядок. И начать урок. Фрэнк – один из тех примеров взаимодействия учителя с учениками. Он редко повышает голос, чаще остается безразличным к нарушениям дисциплины. Но никто практически не смеет ослушиваться его. От его немного одиозной фигуры веет стабильностью и надежностью. Айеро не из тех преподавателей, которые на короткой ноге с учащимися ради дешевого авторитета. Он предпочитает завоевывать настоящее уважение. Но ему кажется, что именно уважения Уэя он никак не в силах получить. Это становится для него своего рода игрой в шахматы. Поставить шах и мат мальчику, увидеть в глазах такого интересного ребенка неподдельное восхищение. Но пока эти труды не приносят результатов. Сеется поле, но ростки не спешат вырастать. Пока только Айеро восхищается парнем, но тщательно давит это непотребное чувство в себе. Это непедагогично. В его классе еще двадцать других ребят, еще сорок с других параллелей. Около тысячи во всей школе, но не один из них не занимает так мысли учителя, как этот странный тихий парень с вечно растрепанными волосами, кривоватой усмешкой, меняющими цвет огромными глазами. Ему нравятся пропорции его лица, пожалуй, они самые простые, ничем не выдающиеся. Средняя внешность, но что-то в ней делает его особенно привлекательным. Как Фрэнк убедился, для многих девушек. Может это облако мистичности и экзальтированности, любовь к познанию. Хотя вряд ли среднестатистические девушки будут обращать внимание на это. Скорее всего, это обаяние и харизматичность. Фрэнк спрашивает задание, но не спешит спрашивать парня. Он хочет услышать его точку зрения, как финальный аккорд. Прекрасное завершение интересного занятия. От глаз мужчины не ускользают томные взгляды Бекки, которая та бросает в сторону Уэя. И вдруг Фрэнку хочется сделать замечание этой девушке, а ведь в принципе она ничего не нарушает. Разве что, не слушает урок. Все же Айеро делает это. Позднее он станет ругать себя за непрофессиональное поведение, но это будет позднее. Он действительно верит в то, что мисс Симс нарушает святая святых - атмосферу урока литературы. - Мисс Симс, я полагаю, Вы находите что-то интересное в той стороне, где сидит мистер Уэй. Джерард поднимает глаза на учителя, затем переводит взгляд на Бекки, которая постепенно становится пунцовой. - Нет, - тихо отвечает девочка. - Тогда повторите последнее предложение, которое произнес мистер Хиггинс. - Я… - Бекки не знает, что ответить, потому что она не слушала. Все ее мысли крутятся вокруг завтрашней вечеринки, на которую она хочет пригласить Джерарда. Да так, чтобы парень снова не отказал ей. - Вам не интересен Байрон? – спрашивает Фрэнк. – Ведь гораздо интереснее наблюдать за своим одноклассником. Щеки Бекки заливает румянец, еще пуще прежнего. Джерард в этот момент ощущает свою вину и некое недовольство поведением мистера Айеро. Оно кажется юноше несправедливым. Он уже открывает рот для возражений, но Сэм пихает его в бок. - Джер, не надо. Мало тебе наказания от миссис Хамонд. Теперь хочешь и от этого словить. Подумай об этом. - Но он не прав. - Блин, Джер, - тихо шипит Клайв. – Рыцарь в шарфе, заткнись и сиди молча. Робин Гуд хренов. - Я бы поспорил на счет Робин Гуда, но слишком поражен тем, что ты, Клайв, знаешь, кто это такой, - улыбается Джерард. Многие бы обиделись на такое замечание со стороны друга, но не Клайв. И не на Джерарда. Парень сам знает, что кроме баскетбола, приставки и гуляний, мало чем интересуется. На правду не обижаются, так говорят. На правду от Джерарда Уэя, которого Клайв считает замечательным другом, тем более. Пока он размышляет над этим, рука Джерарда взлетает вверх. По аудитории проносится стон, все знают, что их одноклассник сейчас вступит в ненужную полемику и заработает новое дисциплинарное взыскание. Хоть всеобщей любви к парню и нет, но уважение к Джерарду всегда было. - Мистер Айеро? - Да, Джерард, - спокойно отвечает Фрэнк. - Я хотел бы извиниться за Бекки, ведь это я косвенно виной тому, что она отвлекалась. Скорее всего, это мой шарф. Он привлек ее внимание. Все верно, потому что он бабушкин. У меня априори никогда не было таких милых вещей. Класс смеется, но Айеро не призывает их к порядку. Он и сам осознает, что перегибает палку в отношении мисс Симс. Но его снова поражает Джерард. Редко в наше время встречаются люди, которые вступаются за других. Делают себя предметом смеха и шуток, как в этой ситуации с шарфом. - Но я немного застудил шею, поэтому бабушка Хелена настаивала на этой вынужденной мере. Из этого получается, что всему виной моя застуженная шея и очень заботливая бабушка, - снова смех, даже хохот. А лицо Уэя сохраняет невозмутимость, как у адвоката на суде при произнесении речи в защиту подсудимого. Фрэнк еле сдерживает улыбку. Он ожидал чего угодно, но не такого поворота событий. А главное, что мальчик смотрит ему в глаза. Со всей своей честностью и верой в правильность поступка. - Я также могу ответить на вопрос вместо мисс Симс, мистер Хиггинс говорил о связях мест, которые посещал Гарольд с биографией самого Байрона. В этом есть некий символ… - Достаточно, Джерард. У меня для тебя другой вопрос. - Да, конечно. - Скажи мне, что является залогом человеческого бессмертия по мнению Гарольда и самого Байрона соответственно? Тишина. Слышен даже шум улицы, но потом напряжение сменяется шорохом страниц книг и тетрадей. Ропот о вопросе не по тексту, но Джерард продолжает молча стоять, выжидая пока наступят благоприятные условия для его ответа. - Дух — единственное, что не вызывает у Байрона сомнения. В тщете и превратностях судеб держав и цивилизаций, он - единственный факел, свету которого можно до конца доверять: «Так будем смело мыслить! Отстоим. Последний форт средь общего паденья. Пускай хоть ты останешься моим, Святое право мысли и сужденья, Ты, божий дар!»* Единственный залог подлинной свободы, он наполняет смыслом бытие. Залогом же человеческого бессмертия, по мысли Байрона, становится вдохновенное, одухотворённое творчество. Потому вряд ли случайно апофеозом гарольдовского странствия по миру становится Италия — колыбель общечеловеческой культуры, страна, где красноречиво заявляют о своём величии даже камни гробниц Данте, Петрарки, Тассо, руины римского Форума, Колизея. Униженный удел итальянцев в пору «Священного Союза» становится для повествователя источником незатихающей душевной боли и одновременно — стимулом к действию, - тихо договаривает Уэй. Фрэнк думает, что его челюсть следует искать в той самой Италии времен Чайльда Гарольда, потому что он получает новую порцию блестящего восхищения. Идеальное взаимодействие ученика и преподавателя.