Сказка на ночь

— Роберт Плант? — только и спросила я, раскрыв рот от удивления. — Ну, как видишь. — Мы, конечно, не пойдем в толпу? — Конечно нет, у нас другой вид удовольствия, только ты и я.       Он говорил это с таким упоением, что если бы нас кто-нибудь увидел, то подумал бы, что он без ума влюблен в меня. А я просто не подаю ввиду, чувствуя то же самое, что и он. И снова «у нас». Коробящее и уничтожающее. Но теперь уже привычное. — Иногда мне мерзко от того, что ты пытаешься быть таким любезным со мной… Точнее всегда. Всегда мерзко. — Тебе придется смириться.       Каждое его слово заставляло меня поддаваться искушению и говорить с ним. И теперь я не могла позволить себе молчать, никак не реагируя на него. Я стояла около мягкого дивана, не решавшись сесть, потому он с легкостью толкнул меня, усаживая глубоко на мягкие подушки. И он не позволял мне зазнаваться, каждый раз напоминая мне о том, что я в его власти. — Не стой, словно застыла. — Хочешь заставить меня? — Мне это не нужно…       Мы приехали за несколько минут до начала, чтобы не сталкиваться с лишними людьми. А когда все началось, он неожиданно предложил мне выпить. Намного легче управлять пьяной девушкой, списывая любые ее выходки на пьяный бред. Но я, искренне удивленная и перепуганная не поддалась на его уловку, хотя мне безумно хотелось, потому что алкоголь помогал забываться, помогал расслабляться. И эта мысль прожигала мою голову. — Нет, — опешив, скаазала я.       Он пытался еще несколько раз заговорить со мной, но разговор совсем не шел. И в конце концов он оставил свои попытки и единственное, что мне напоминало о нем — пристальный миндальный взгляд, о котором я не знала абсолютно ничего. Я вновь и вновь увязала в своих мыслях, что вот — я, среди толпы людей, рядом со мной один человек, всего один человек, который может противостоять мне, но я все равно молчу и чувствую себя так, будто на мне кандалы, и я нахожусь все в той же комнате, не выходя из нее наружу. Почему я не борюсь за свою свободу? Почему в случае неудачи я не могу стерпеть еще раз, даже если он будет хуже, чем все предыдущие вместе взятые? Почему? — О чем ты все время думаешь? — просил он, когда мы оказались в машине. — Я не буду отвечать. — Подумай хорошо, стоит ли держать все в себе? — Почему ты все время лезешь? В чем причина? В какую, черт возьми, ты играешь игру? Что в тебе настоящего?       Он тут же отвернулся, срывая машину с места, грубым нажатием на газ. Сделал проворот рулем, отчего меня вынесло из одной стороны в другую, едва держа на хрупком ремне. Меня перетянуло еще раз и моя голова оказалась на его плече, лишь на секунду, но слишком явно, чтобы я не поежилась от нового приступа близости с ненавистным человеком.       Шеннон снова оборвал мои раздумья, задав единственный вопрос приглушенным голосом: — Ты устала? — Нет.       И я не сразу поняла, что мы едем все ближе к океану, а не в горы, где находился дом, но как только все встало на свои места, я сразу же потеряла контроль над собой, испытывая чувства страха, сквозящее через душу. Может быть вот он — настоящий? — Куда мы едем? — Я не буду отвечать…— пепедразнив меня, рявкнул он, слегка злившись на меня и изо всех сил пытаясь скрыть это. Может быть вот он — настоящий?       Мы оказались около океана, на потемневшем берегу, таком же потемневшем, как и мое сердце, едва ли освещаемым светом, отдающим с трассы. Над водой висел диск луны, который, казалось, наливался все больше с каждой секундой.       Он протянул мне свою массивную куртку, ссылавшись на холод. И как бы мне этого не хотелось, я не решилась с ним спорить и взяла ее в руки. Но одела ее лишь тогда, когда оказалась на улице, действительно холодной, потому что здесь день — жаркий, как в аду, а ночь — холодная, как сердце его брата. Он взял меня за руку, невзирая на мои уговоры отпустить, и повел к самой воде. Наверное, он боялся, что я могу сбежать. Но куда мне бежать, когда вокруг ни души, ничего кроме меня и его. — Что мы тут делаем? — Тебе надо проветриться, ты совсем запуталась.       Я снова почти засмеялась, потянув его руку в обратную сторону, потому что он до сих пор крепко сжимал мою ладонь в своих опухших от барабанных палочек пальцах. — Меня тошнит от тебя, Шеннон. — Ты наконец-то назвала меня по имени.       Я вспыхнула, готовая снова сделать что-нибудь такое, что окончательно разуверило бы его во мне, чтобы он не строил надежд. И смогла сдержаться, лишь вспоминая гнев Джареда, причинявший мне такую боль, от которой я была готова покончить с жизнью. Я мечтала умереть, висев на застывших руках. И каждый раз, когда я вижу его, я готова провалиться сквозь землю, даже если для этого придется расстаться со своей жизнью. — Прошу, поехали обратно. — Куда? — Домой.       Он торжественно ухмыльнулся, и только тогда я поняла, что опять сказала то, что он ожидал. Каждый его вопрос — манипуляция. Иногда он не чувствовал то, что чувствуют другие люди, но он всегда знал как получить то, чего он хочет. И всегда получал.       Мы долго просидели в доме, на одном диване, пялясь в мигающий экран телевизора. Рассматривая животных и их жизнь в полном молчании, пока я снова не уснула, упав прямо в его объятия. В полубредовом состоянии, я сказала: — Я сошла с ума…       Я слишком устала, я так и не стала сильной, невзирая на отдых, после того, что случилось со мной, и опять поддалась искушению. Но его голос, четкий и громкий, возразил мне. Отчего я тут же вскочила, осозновая, что опять сделала то, чего не должна была. И даже если он и не ожидал этого, то определенно ликовал. А я была готова оправдываться за то, что сделала, но вовремя остановила себя, повиснув в оборвавшимся: — Я не…       Но на этот раз Шеннон все понял, отечески смотря на меня, слишком явно жалея. — Марс, тебе пора прекратить бороться с самой собой и признать, что тебе нужно говорить, а единственный человек, с которым ты можешь это сделать — я. И если ты не прекратишь бороться, то действительно сойдешь с ума. Ты враг самой себе.