Мастурбант. Путь свободной руки.

Фарфоровый алтарь для жертвоприношений в храме скоротечной мудрости. Раньше я не понимал, что можно делать в сортире так долго. Ну реально. Захотел срать — посрал. Чего рассиживаться, как в гостях? Сел, пару фоток полайкал и вышел. Полчаса на толчке — аномалия. Это либо к гастроэнтерологу, либо к психиатру. Вдруг сбой в организме — фетиш на фекалии. Запах нравится, процесс или, может, само уединение. А потом я понял. Как говорят мудрецы: «Понимаешь, когда теряешь». На четыре дня я лишился возможности срать. Мне не отрезали жопу, не закупорили дырку, не ввели смертельный яд, запрещающий опорожнять кишечник. Просто я не мог просраться. Первые два дня я даже не заметил, что не сидел на толчке. Как-то было не до этого — закрутился на работе. Кофе с бутерами на завтрак, кусок замороженной пиццы на ужин. Стандартная история. На третий день я много раз ощущал, как изнутри подпирает, но все из них пометил как ложную тревогу. Погазовал в усладу — и все. Решил, что схожу завтра с утра. Утром четвертого дня я проснулся и заподозрил неладное. Общее состояние ухудшилось. Голова не соображала. Язык онемел и высох. Сколько бы воды я ни пил, сухость не проходила. Как будто поливал мертвый цветок. Я понял, что могу умереть. Намешал все противозапорные лекарства, что были в аптечке. Смазал жопу гелем для душа. Принудительно сел на унитаз и стал ждать — рассчитывал на рефлекс или вроде того. Ничего не происходило. В трубах журчала вода. Соседи что-то перекатывали по полу. Казалось, что время замедлилось, но в отличие от накопившегося во мне дерьма хоть как-то ползло. Дерьмо же — ни в какую. Как будто в кишечнике засел каменный идол с нахальной мордой. Будто в наказание. Я сидел на унитазе и давил из себя каменного идола, будучи сам похож на истукана. В час по капле, перемешивая пот со слезами. Руку держал на выхлопной трубе, чтобы не взорвалась. Регулировал напор. Боялся, что от натуги вывернусь наизнанку и спущусь в унитаз, как туалетная бумага. Даже залез пальцем и проверил, не идет ли что, но без толку. Скрипел зубами. Тяжело дышал и фыркал. Такой ненависти я не испытывал даже к школьному физруку, который не давал играть в мяч. Я прыгал на стульчаке в надежде что-нибудь вытрясти из себя. Очень боялся лопнуть. Если бы такое было возможно, то я бы согласился проблеваться говном. Неприятно, да, зато останусь жив. Я уже представлял, как из живота вырывается кал, а сам я сижу, провалившись в унитаз, и коченею. Было так страшно, что я блуждал в собственных мыслях. Как будто я собой не управлял. Толчок за толчком, удар за ударом. Крик. Продолжительный спазм. Фейерверк. Холодный пот. Оглушительный ветер. Ноги завязли в песке. Во рту было по-прежнему сухо. В глазах сверкало, как будто я вышел к морю. По черным волнам скакали солнечные блики. Я щурился от яркого света и закрывал глаза руками. Трогал обгоревшее лицо. Казалось, что я соскабливаю корки с кровоточащих ран. Я встал и посмотрел назад. В унитазной водичке лежала почти черная колбаса. Толстый кусок дерьма выглядел очень внушительно, даже несмотря на жидкую коричневую шляпку. Действительно, похож на истукана, каким я его представлял, когда он был во мне. Я нажал смыв, но супер-какаха долго не хотела уплывать в канализацию. И после того счастливого момента, когда я избавился от запора и исторг из жопы негнущийся кусок дерьма, мне вдруг сильно понравилось срать. Я стал испытывать физическое удовольствие от прохождения каловых масс по кишечнику. Как будто избавляюсь от ностальгического хлама. Приятно вспомнить, что когда-то мы были вместе, но пришло время прощаться, чтобы освободить место для нового. Иногда я специально затягиваю процесс, чтобы насладиться им подольше и заодно подрочить. Самое важное — кончить одновременно с тем, как очередная порция говна упадет в унитаз. Я уверен, что похожая история есть у каждого эстетствующего серуна.