Мой лучший враг

Soundtrack — Labrinth «All For Us» ANOHNI «In My Dreams» In my dreams You don't love me In my dreams You come hurt me In my dreams You don't want, don't want, don't want the best for me In my dreams In my dreams You don't love me In my dreams You come hurt me In my dreams* – По метлам! Быстро! – после недолгого перерыва громогласно скомандовал Холлвурд, приставив палочку к шее. Продолжилась одна из финальных тренировок и момент, когда их всех – и опытных авроров, и новичков, в чьих рядах и была Гермиона, – допустят к финальному заданию, был близок как никогда. Все девушки-стажеры уже отлетали свои тренировочные километры под пристальным взглядом Холлвурда, вытерпели скабрёзные замечания Чейзи в духе «А что, это правда, что когда девочки летают, то древко метлы трется прямо там, где надо?» и даже вполне преуспели в упражнениях, раз Джейкоб решил их выпустить в «открытое пространство». В сущности, они уже прошли испытания землей, огнем и водой, и осталось только преодолеть свои страхи и научиться уверенно чувствовать себя в воздухе. Гермиона, к счастью, а скорее, к несчастью (учитывая обстоятельства), уже имела опыт полетов над Лондоном, причем в ситуации реальной опасности. Но сейчас казалось, что это было в таком далеком прошлом, погребенным под министерскими бумажками и серой рутиной ее жизни, что она уже не была уверена, что справится. Их аврорское спецподразделение, а вернее, тренировочный зал теперь походил на квиддичное поле, хотя, на деле, он им и был: оказалось, в аврорате имелся полигон с коротко стриженным газоном искусственно зеленого цвета для тренировок на свежем воздухе. А небо сегодня было явно нелетным: наглухо затянутое черными тучами, оно словно было ряжено в аврорскую аммуницию, в которой даже самый непривлекательный мужчина казался настоящим богом вожделения. Что уж говорить об аврорах спецподразделения, которые были все, как на подбор, хороши собой, о чем с придыханием известила одна из тех девиц, что сторонились Гермиону и предпочитали восхищенно охать в кругу, где их понимали. Даже Дейзи, которая и внешне походила на несильно привлекательного трансвестита, и та по-девичьи вздыхала, когда кто-то из авроров демонстративно выписывал сложносочиненные фигуры над их головами в рамках показательного «выступления». «Ой, ну что за позеры», – имела неосторожность презрительно фыркнуть Панси, закатив глаза, в момент, когда Рон и Престон, красуясь, синхронно вошли в крутой вираж и закончили упражнение чередой мертвых петель. Конечно, в ответ на свою более чем презрительную реакцию Панси получила зрительный ушат неоодобрения всех однотипно ярко накрашенных девиц, которые еще успевали хоть как-то следить за собой, в отличие от Гермионы. О да, последние дни, которые она провела, будто в тумане, едва ли навевали настроение на то, чтобы прихорашиваться у зеркала, но, к счастью, сотворенная Панси работа, а еще отсутствие нормального питания и интенсивные тренировки, которые сделали ее выносливее и даже чуть стройнее, сделали свое дело: она все равно выглядела в разы лучше, чем обычно. И Рону такая Гермиона, безусловно, нравилась. Гораздо больше, чем раньше. Несмотря на его загруженность и тревогу о произошедшем в Норе (ублюдков, оказавшихся бывшими Пожирателями, уже готовили к суду), Рон все равно находил секунды и даже минутки, чтобы полюбоваться ею, сделать ей воодушевляющий комплимент или ласково убрать прядь с лица в те редкие моменты, когда они оставались наедине и недолго разговаривали. Обо всем. Казалось, Рону это было необходимо – говорить хоть о чем-нибудь, кроме того ужаса, который он недавно пережил с Панси и детьми (Пожиратели, как оказалось, в бою требовали Панси в обмен на жизни Рона и Мари с Тедди), а Гермионе и не хотелось ни о чем больше спрашивать: она и сама старалась забыться в его теплом взгляде и непринужденной болтовне. Старалась напомнить себе, что страшнее того, что они уже все пережили во время войны, вряд ли случится. И все же пугающее понимание общей картины, ощущение, как что-то темное подбиралось к порогам магической Англии, вносило свои коррективы: теперь она вздрагивала каждый раз, когда слышала хлопок аппарации у себя дома, спала с чуть приоткрытой дверью и с палочкой в обнимку и порой часами накладывала на квартиру дополнительные заклятия защиты в особые приступы паранойи. Конечно, еще она пристально всматривалась в лицо Рона каждый раз, когда он возвращался с заданий, занимавших почти все его время. Или с замиранием сердца поднимала пристальный взгляд на Драко, когда тот неожиданно появлялся в ее гостиной, в то время как она пыталась смотреть телевизор (ждала его возвращения), читала книгу (опять ждала) или соображала что-то на кухне (конечно, снова ждала). Теперь они дежурили по очереди: пока отсутствовал Драко – Рон всегда находился рядом с ней и с Панси, и наоборот. Вот только если Рон шел на контакт и охотно общался с ней, с Гермионой, неловко замолкая лишь в момент, когда из-за двери показывалась Панси, чтобы тут же скрыться, где угодно, только бы не говорить с ним (что тоже было странным), то Драко держал дистанцию. И это… Напрягало. Это было, как висеть в ловушке вниз головой, ожидая вердикта, которого все не было. Так Гермиона будто бы и раскачивалась на невидимой веревке или раскачивала саму себя эмоционально от неопределенности, в моменты, когда Драко, устало потирая закрытые веки, скрывался в спальне и, судя по звукам, просто бессильно падал на кровать. Или когда юрко выскальзывал за входную дверь прямо посреди ночи, уносимый куда-то ноябрьскими ветрами и оставляя за собой легкий шлейф парфюма. Или когда натыкался на нее в кухне или у двери в ванную, а затем угловато и даже грубовато, не глядя на нее, обходил ее стороной, стараясь не задеть и сантиметром тела, словно она была прокаженной. В такие моменты Гермионе хотелось, каждый раз хотелось зло схватить его за руку и отчаянно прокричать: «Стой!», но… Каждый раз что-то ее останавливало. Или его ледяной взгляд, смотрящий куда-то ей за спину, даже если она была прямо под его носом. Или крепко сжатые губы и кулаки в моменты, когда она едва заметно дергалась в его сторону, чтобы сделать хоть что-то. Или его напряженная линия ставших заметно шире со школьных лет плеч, стоило ей только сказать неуверенное: «Привет». И во всей ситуации Гермиона не могла понять одного: что же она сделала не так? Ведь с их последней «близкой» встречи на кухне Малфой не только не сделал и попытки заговорить с ней, но и будто бы держался подчеркнуто в стороне, избегая ее взгляда и пресекая любые попытки Гермионы с ним поговорить (справедливости ради, попыток было всего две). И не то чтобы Гермиона горела желанием разговаривать – в сущности, она и не знала, что может сказать Драко. Но ей хотелось какой-то ясности. Хотелось перестать играть в эту набившую оскомину игру «горячо-холодно», хоть где-то в глубине души она понимала: Малфой и не думал с ней играть. Он был искренен в своем желании отстраниться и больше никогда или пока что не иметь с ней дел. Правдой было то, что что-то необратимо изменилось в нем после того вечера, когда они так бесстыдно ласкали друг друга, обнажив свои чувства и тела, а после их застали врасплох. Шаг вперед и десятки назад вместо привычного одного. А ей, несмотря на удушающую горечь ситуации, просто хотелось, чтобы все стало, как раньше. Когда они спокойно, а главное, свободно общались, подтрунивая над тем, что между ними что-то происходит. Когда они падали, но каждый раз вставали. Когда они танцевали свои квадраты «вперед-назад», но никогда так далеко не отдалялись друг от друга, как в этот раз. Хотя… Никогда так не сближались тоже. И все же, Гермиона отчаянно хотела, чтобы все было, как раньше. Да, она была готова даже вытерпеть любые малфоевские шуточки и подколы, снова выслушать, как она ужасно целуется или делает еще что-то плохо, но он был непроницаем, как стена. Холодная и далекая, такая, что казалось, коснись она ее – тут же убьет. Так и подошла к концу неделя, которая тянулась бесконечно, пока Гермиона мысленно считала все те разы, что ей удалось хотя бы просто увидеть его в стенах своей квартиры. Но ни разу не перехватить взгляд. А потом Малфой исчез. Куда-то пропал на целых двое суток, и она едва не сошла с ума от тревоги, окончательно перестав есть, но не перестав выглядывать в окно каждый раз, стоило ей услышать чьи-то шаги. Даже Рон, который всегда говорил что-то в духе: «Это же Малфой, выживет!», в эти дни был особенно тих. А когда Панси все же несмело решилась спросить у него, когда вернется Драко и все ли с ним в порядке, – предпочел отмолчаться и скрыться за дверью своей спальни, сославшись на усталость после тренировки. Гермиона так и не обсудила с Панси то, что их обеих тревожило. Но она знала, что Панси, как и она, не сомкнула в ту страшную ночь глаз. А после, когда тьма стала отступать и стены спальни окрасились огнем рассвета, Драко ввалился в гостиную, истекая кровью. Рон тогда принимал утренний душ, Панси дремала, и лишь одна Гермиона, выбежав на звук, моментально застыла, смотря на Малфоя во все глаза. Он был похож на пугающе красивого падшего ангела, которому подрезали крылья, как бы банально это ни звучало, но он был жив, и Гермиона едва не рухнула на колени от облегчения. А после, когда заметила кровь, ее ноги и в самом деле подкосились. У него было ранено плечо, грязные от пыли и влажные волосы почти полностью скрывали лицо, а он сам едва держался на ногах, но все же находил в себе силы, пошатываясь, идти по направлению к спальне, оставляя за собой кровавый след шагов и тонкую струйку алых капель. В какой-то момент он споткнулся и неуклюже рухнул прямо на тумбочку, сбив все склянки и расчески, которые там находились, а затем и вовсе приземлился на пол, зажмурившись от боли. Только тогда Гермиона будто пришла в себя и с криком: «Драко!», бросилась к нему. – Мерлин, что случилось? Чем я могу помочь?! – ее голос прозвучал отчаянно и незнакомо, когда Гермиона опустилась рядом, на ходу выхватывая палочку, чтобы залечить хотя бы явно кровоточащие раны, но в миг, когда она потянулась к нему – он резко выставил перед собой окровавленную руку, которой только недавно придерживал плечо, а второй оперся об пол. – Не смей, – прошипел он, тяжело дыша, и поднял на нее затуманенный безумный взгляд, при этом смотря будто сквозь нее. – Это темная магия, тебе нельзя касаться. Зови Уизли, срочно! В этот миг на шум выбежала Панси и в ужасе застыла на месте, а потом, очевидно, распознав последние слова Драко, стала колотиться в ванную к Рону, в то время, как Гермиона, впервые столкнувшаяся со страшной стороной и последствиями аврорской деятельности, пару секунд лишь пораженно смотрела на Драко во все глаза, часто смаргивая слезы от беспомощности и пытаясь вобрать в себя все детали его облика: запекшуюся грязь на щеке и ссадину в уголке рта, порванный рукав со множественными порезами и кровь, так много крови… – Она не моя, Грейнджер. Это не моя кровь, не вся, – слышалось, что это тихое шипение стоило Драко больших усилий, и Гермиона снова сосредоточилась на его лице, едва поборов желание коснуться бледной щеки. Видимо, Малфой заметил это ее мимолетное движение, а потому снова сфокусировал на ней помутневший предупреждающий взгляд, упершись двумя руками перед собой. – Это рядовая ситуация, переживать не о чем. Если я и умру… – сделал он пару рваных вдохов и выдохов, а затем закрыл глаза и, поморщившись, сглотнул, – то не сегодня, поверь мне. С этими словами он пару раз качнулся и в итоге упал без чувств, а Гермиона с дрожащими от зарождающейся истерики губами едва успела машинально подсунуть ему скомканную мантию под голову, чтобы смягчить падение. Не прошло и пары секунд, как из ванной в одном полотенце вылетел Рон, на ходу скомандовав Гермионе с Панси убраться в свою комнату и не смотреть. Но если первое они сделать смогли, то второе было выше их сил, а потому, замерев у щели между проемом и дверью, они обе во все глаза наблюдали, как Рон, призвав эльфа, начал с такой скоростью и сосредоточенным видом сыпать сложнейшими заклятиями над, казалось, бездыханной фигурой Малфоя, вытягивая из ран темные сгустки незнакомой магии, что стало ясно: ситуация для него, в самом деле, не новая. Но оттого не менее страшная. – Гребаный экстремал, говорил же… – в какой-то момент примерно так выругался Рон, и Гермиона только тогда поняла, что не дышала последние десять секунд, наблюдая, как Рон снова и снова накладывает заклятья, а Драко так и не приходит в себя. – Панси, он же жив, правда? – едва не плача, спросила Гермиона, не сводя взгляда с Драко и чувствуя, как земля уходит из-под ног при одной лишь мысли, что он… Что он… – Он жив, – голос Панси прозвучал не слишком уверенно и глухо, а потому она, очевидно, на саму себя разозлившись, прокашлялась и чуть громче добавила: – Он не может умереть, он обещал Нарциссе, что с ним ничего не случится! Что он доведет дело до конца, что он точно будет жить, пока… Она осеклась, и Гермиона не предала этому значению, потому как Драко внезапно открыл глаза и со стоном пошевелился, приподняв голову. – Замри, еще не все, – жестко скомандовал Рон, и Малфой сделал невиданное – беспрекословно подчинился, со вздохом приняв прежнее лежачее положение и закрыв веки. Похоже, они с Роном и вправду были идеальными напарниками, проходившими подобное не раз. Когда Рон закончил, Драко, опершись на его руку, встал и незамедлительно с помощью эльфа аппарировал в магическую лечебницу при аврорате. А Рон, совершенно истощенный, прямо так – в одном полотенце рухнул на диван, устало закрыв тыльной стороной ладони глаза и лишь пробормотав уже вышедшим в гостиную Панси и Гермионе: «Не переживайте, завтра будет, как новенький». И он не соврал: уже на следующий день, ближе к концу тренировки, Драко явился на нее, выглядя при это так, словно и не было ничего. Будто не провел почти двое суток на больничной койке, а предшествующие двое – на задании, едва не стоившем ему жизни. Будто еще каких-то полтора суток назад он не истекал кровью и едва не умирал на руках Гермионы под воздействием заклятия Августа Руквуда, за которым гнался аж до самой Румынии и которого, как оказалось, выслеживал целый год. Но сейчас Гермиона видела, что Драко и вправду был «как новенький», а потому, неверяще, из-под ресниц наблюдала, как он разминал запястья и лениво переступал с ноги на ногу, коротко переговариваясь с другими аврорами и абсолютно игнорируя ее. Игнорируя их всех, даже Асторию. А Гермионе хотелось, чтобы на миг, хотя бы на крошечный миг он на нее все же посмотрел и сказал хоть что-то. Хотя бы простое «привет, Грейнджер, я в порядке». Ну или на худой конец «уйди с дороги, мать твою, сколько можно». Как еще какую-то неделю назад. Как когда-то в школе, когда они еще были друг другу никем. В этот момент Драко все же взглянул в ее сторону сквозь толпу, но прежде чем Гермиона успела перехватить его взгляд, он уже стремительно двинулся к своей метле, напряженно стиснув зубы. – Тебе нужно особое приглашение, Грейнджер?! – рявкнул Холлвурд, и только тогда она осознала, все уже стоят около своих метел и ждут только ее. – Извините, – под нос себе пробормотала Гермиона и под звук смешков и приглушенных реплик заняла свое место. – Ты как, в порядке? Слышала, вам выдался ряд беспокойных ночей? – мягко спросил у нее кто-то справа. Подняв глаза, она встретилась с внимательным взглядом Астории, которая выглядела чуть бледнее обычного, но была все так же прекрасна в этой своей черной водолазке на худеньком, но гибком теле и с блестящими светлыми волосами, сейчас туго стянутыми лентой в хвост. Только в этот момент Гермиона вспомнила, что она до сих пор не знает – кто же это был? Тот, кто застал их с Драко в душевой? Она пыталась найти это в лице Астории – признаки насмешки или еще чего-то, что выдало бы – это она, но Астория смотрела на нее вполне дружелюбно и с легким беспокойством. Без всяких прочих «но». – Ах, это... Да, все хорошо. К счастью, все живы. Тренировки не прошли даром, – машинально и мрачновато откликнулась Гермиона и призвала метлу к себе, отчего та залетела прямо в раскрытую ладонь, что у нее получилось, на удивление, с первого раза. – Да, в конце концов, для чего-то все это нужно, – покачала головой Астория, словно обращаясь к метле, и сделала то же самое. Гермиона заметила, что кисть Астории еле заметно дрожит, пока она чересчур сильно сжимает древко. – Как ты сама? – помолчав, осторожно спросила Гермиона. – Страшно летать? – Невозможно, – искренне и, пожалуй, чересчур горячо откликнулась Астория, округлив на нее глаза, что заставило Гермиону сочувствующе улыбнуться. Она помнила, что Астория боится высоты, а потому могла представить, каково это для нее – проходить подобное испытание. – Кстати, нам нужно явиться в офис, – расправила плечи Астория и развернулась к Гермионе всем корпусом. – Мистер Майерс рассмотрел наши заявления и пустил их в ход, чтобы официально отстранить нас от работы и отпустить во временный отпуск. Правда, без сохранения отпускных и зарплатных выплат. – И почему я не удивлена, – фыркнула Гермиона, закатив глаза. – Когда это нужно сделать? Астория изящно повела плечом. – Думаю, как можно скорее. Скажем, завтра? – Полдень? – предложила Гермиона, вспомнив, что в это время Майерс будет уже достаточно голодным, чтобы спешить на обед и не тратить много времени на формальности и разговоры с ними. – Идет, – просто откликнулась Астория и перевела сосредоточенный взгляд перед собой. В этот момент Холлвурд скомандовал: «Вперед!» – и Гермиона вернулась в реальность, в которой все было не так однозначно, как с Асторией. И не потому, что в этот раз парить было куда страшнее в головокружительной высоте, чем в ее предыдущий раз, который был… Когда? Девять? Десять лет назад? А потому, что в каждом встречавшемся ей лице она снова пыталась найти признаки того, что это был он. Тот, кто стал свидетелем самого сладкого, запретного и вожделенного падения в ее жизни, о котором она, видит Мерлин, не жалела и секунды. Авроры стрелами носились вокруг, сыпали заклятьями, от которых она с остервенением отклонялась или же защищалась ответной магией, и ей не было страшно, пока она на бешеной скорости летела навстречу холодному ветру и прорывалась сквозь пасмурную стихию, обещавшую скорый ливень. Ведь она уже так много раз падала во всех смыслах, что еще один казался сущей ерундой. Даже если учесть то, что Холлвурд предупредил: у них нет права на ошибку. Стоит тебе соскользнуть с метлы – и все, жди на «скамейке запасных». Пока не закончится «раунд». Собственно говоря, их задача была преследовать волшебный артефакт, напоминающий снитч, и при этом постараться «не умереть». Вот только отличие было в том, что артефакт несся быстрее снитча в десяток раз, а «опытные» авроры старались этому всячески помешать, что уже сводило к нулю шанс успешно выполнить задание. И все же, она справлялась. Гермиона видела, как та самая девица, которая больше всех охала над красотой мужчин в аврорской амуниции, выбыла на первых секундах, очевидно, засмотревшись на Найта, который своим внушительным торсом преградил ей путь и хмуро послал в нее сбивающее с пути заклятие. После этого он с надеждой глянул на Гермиону – мол, оценила ли она его мастерство, и тогда Гермиона поняла, что нет, это был не Найт – тот, кто застал их с Драко в душевой. Следом совершенно неожиданно выбыли из строя еще несколько девиц, оставив в небе ее, Панси, Асторию и Дейзи против толпы крепких, обученных ребят. – Эй, Грейнджер, выглядишь такой напряженной! Что, долгожданная разрядка так и не приходит? Недостаточной интенсивности трение? – возник рядом с ней Чейзи с этой своей задиристой ухмылкой, и все же на его лице не было и намека на то, что это он – тот, кто застрял в душевой так невовремя. – Пошел к черту! – бросила Гермиона и молниеносно послала в него оглушающее заклятье, и Чейз, очевидно, не ожидая ее скорой реакции, с удивлением свалился с метлы, полетев вниз. Благо, что защитные чары сработали и смягчили падение. Она даже не успела насладиться триумфом, но поймала на себе одобрительный взгляд Рона за секунду, как огромный огненный шар пролетел у самого ее уха, и прежде чем Гермиона успела увидеть, кто это был, за спиной послышалась ругань, а следом к ней подлетела Панси, крикнув что-то нечленораздельное с безумным видом, что могло означать: «Осторожнее!» Обернувшись, Гермиона увидела, как метла Престона вместе с ним, словно бумажный самолетик, кругами опускается вниз, а потом, стоило ей поднять глаза, она наткнулась на пронзительный взгляд Драко. Дыхание сперло и кажется, даже сердце на секунду остановилось, когда Гермиона встретилась с ним зрительно впервые за несколько дней, но не прошло и секунды, как Малфой резко взмыл вверх, оставив о себе в напоминание лишь взметнувшийся шлейф мантии и недосказанность, и Гермиона, сама того не осознавая, понеслась вслед за ним. Глаза слезились, она почти не видела ничего – лишь стремительно удаляющуюся темную фигуру, взмывающую прямо в небо. Тучи были так близко, что протяни она руку – и коснется их пальцами, но, конечно же, это был визуальный обман. А она на грани своих возможностей взмывала все выше и выше, оставив уже далеко за собой и магический артефакт, и остальных авроров, еще пытающихся выполнять задание, и что-то истошно орущего с земли Холлвурда. – Гермиона, ты куда? – по пути услышала она удивленный голос Найта. – Ты сошла с ума?! – вторил ему чуть позже бас Дейзи. – Сумасшедшая! – заключила ей в спину Панси, которая какое-то время пыталась за ней лететь следом, но в итоге свернула с траектории и, судя по всему, вернулась в «безопасное» поле. Но Гермионе было плевать. Она твердо была уверена: все, что она делает сейчас – правильно. Полигон уже был лишь крошечной точкой, маячившей внизу, а она видела лишь огни Лондона и шлейф черной мантии, которая сейчас была ее путеводной звездой наравне со светлым затылком и развевающимися на ветру волосами. И это было всем, к чему она сейчас стремилась. В какой-то миг она увидела, как Малфой, сделав стремительный вираж, от которого едва не закружилась голова, сменил траекторию, и теперь направился куда-то прямо к самому Биг-Бену, пикой светившемуся вдали. Гермиона не стала терять времени: не так грациозно, но тоже развернула свою метлу, запретив себе смотреть вниз, и понеслась вслед за ним, ощущая резь в ушах от свиста ветра и уже готовясь к неминуемой смерти от падения, которое было неизбежным, продолжи она еще в таком темпе хотя бы пару минут. Ее потряхивало то ли от холода, то ли от осознания, что она нарушает все правила. Ведь Холлвурд велел им летать не выше назначенной зоны, что означало: ее самовольность грозит ей или увольнением из аврората, или как минимум жесткой отработкой. Причем наверняка в компании Малфоя. Гермиона невесело рассмеялась, сфокусировав на нем свой взгляд – хотя бы тогда она сможет из него выжать хоть слово. Словно услышав ее последнюю мысль, Драко резко развернул свою метлу и остановился, жестко глядя на нее со смесью злости и… отчаяния? Гермиона едва не врезалась в него, успев затормозить ровно за секунду в каких-то сантиметрах от него. – Какого черта ты меня преследуешь, Грейнджер? На тот свет захотела, дура?! – выплюнул Малфой прямо в разряженную тишину, и Гермиона опешила от звука его голоса. О, Боже, наконец-то! Наконец-то он сказал ей хоть что-то! Еще никогда Биг-Бен, видневшийся вдали, не действовал на нее столь ободряюще. – Что? – прищурился Малфой, развернув к ней древко, и только тогда она осознала, что сказала последние слова вслух. – Ты в курсе, что из-за этого твоего желания… – повел он рукой в воздухе и нахмурился, снова крепко сжав метлу, – ты можешь вылететь из аврората на раз-два?! Гермиона растерянно смотрела в его злое, но уже по-своему родное лицо, и не могла понять, в какой момент все изменилось. – Ты в порядке? – постаралась она спросить ровным тоном, но голос все равно дрогнул. Лицо Драко ожесточилось. – О, истекаю кровью и падаю с метлы в небеса, – язвительно выплюнул он, обратив взор к тучам. Гермиона нахмурилась. – Знаешь, мы едва с ума не сошли, когда ты сделал попытку умереть в моей гостиной, Малфой, так что мог бы звучать полюбезнее, – холодно сказала она, но все же метнула беспокойный взгляд к плечу, которое, похоже, снова было в порядке. – Добрый вечер, как ваши дела, я истекаю кровью и падаю с метлы в небеса, – раздраженно закатил глаза Драко и невесело усмехнулся ей, мотая головой. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, и хотя лицо Малфоя было непроницаемым, а тень хоть какой-то эмоции выдавал лишь его зло скривившийся рот, Гермиона чувствовала: воздух вокруг него едва не звенит от напряжения. Она могла бы это растолковать, как… отчаяние? Но предпочла не делать выводов раньше времени. – Почему? – помолчав, лишь тихо спросила Гермиона, ощущая, как ледяной воздух пронизывает ее насквозь, несмотря на водолазку, обещавшую хоть какое-то тепло. – Почему ты избегаешь меня? Биг-Бен будто издевался над ней, мерцая свои призрачным светом, а Драко с этим своим странным выражением лица даже и не пытался помочь. Он к черту рушил все, не давая ей ни малейшего шанса реабилитироваться хотя бы в собственных глазах. – Почему? – с горьким смешком выплюнул Драко и подлетел к ней чуть ближе. – Почему, Грейнджер?! В этот момент стал накрапывать мелкий дождь, десяток огней зажглись где-то снизу, извещая, что хотя бы кто-то сейчас чувствует себя уютно, когда здесь, прямо под куполом сгустившегося неба, напряжение едва не жгло кожу. – Нам… Мы зашли слишком далеко, – словно убеждая самого себя, продолжил Драко, и Гермионе казалось – даже ветер не был столь ледяным, как его тон. – Мы едва не переступили черту, и тот случай в душевой… Это рушит все, Грейнджер. Это стало слишком опасным – продолжать, – выдохнул он, и его плечи чуть поникли, а на лице появилась тень чего-то, отчего болезненно сжалось сердце. – И это… Это едва не разрушило все, Грейнджер. Нет смысла больше так рисковать. Последние слова он сказал с такой горечью, что она – эта самая горечь, будто застыла комом в горле Гермионы. – Мы… Тренировались, Малфой, – едва смогла выдавить из себя будто не своим голосом она, на что тот лишь запрокинул голову и усмехнулся небу. – Мы делали то, что должны, и не отрицай! А тот случай… Это была случайность! Не более. Дождь превращался в самый настоящий ливень, но Гермионе казалось, что она снова стоит под тем самым душем, сгорая заживо. Малфой помотал головой, почти жалостливо взглянув на нее. Как, неужели он не понимает? Неужели это все… – Мы делали все, что могли, Драко, – продолжила Гермиона, во второй раз в жизни назвав его по имени, и это словно сломало какой-то невидимый барьер между ними. Гермиона едва успела проследить за его движением, когда Драко, яростно рыкнув, рванул к ней и оказался так близко к ее лицу, столкнувшись древком метлы с ее, что она невольно ахнула. – Это поэтому ты не сводишь с меня ни одного своего гребаного взгляда, выдавая, сдавая нас даже без боя? – его слова сочились отчаянием. – И что ты хочешь от меня сейчас услышать, Грейнджер? Хочешь получить предложение стать моей девушкой и пойти со мной на свидание под улюлюканье авроров?! – прошипел он почти в самое ее лицо с такой злобой, что Гермиона заставила себя силой не отшатнуться, хоть его слова и больно кольнули ее. Она порывисто дышала, но воздуха мучительно не хватало. Будто это все – и зловещий вечер, перетекающий в пасмурную ночь, и небо, заливавшее ее лицо каплями, и чертов Биг-Бен – все было против нее. – Я просто хочу, чтобы снова было все, как раньше, – ее слова прозвучали жалко, и взгляд Драко на миг потеплел, что дало ей силы продолжить: – Чтобы ты продолжил меня… Учить. И перестал отталкивать меня. Слова прогремели в тишине, хоть и были сказаны шепотом. Мучительные несколько секунд Драко смотрел на нее, прежде чем, глухо выругавшись, схватил ее за затылок и притянул к себе. Он целовал ее не как раньше. Он целовал ее отчаянно, словно это был их последний поцелуй. Словно не было пути назад – у этого отравляющего их двоих порыва, когда оба едва держались на метлах и чудом еще оставались живы, но целовались так неистово, что еще секунда и оба умрут. Прямо падут в ту глухую бездну под ними под крики ужаса их товарищей, едва ли успевающих оказать им помощь. В сущности, Гермионе помощь нужна была уже давно. Примерно в тот миг, когда она увидела начищенные носки туфель в коридоре Министерства и согласилась идти за ними куда угодно. Даже прямиком в ад. Ад, который сейчас казался раем, когда она прикусывала губы Драко, когда ловила его язык своим и снова сгорала от желания вобрать его в себя целиком. Таким, каким она его помнила с их последней встречи. Таким сейчас далеким, но таким ей нужным. В какой-то момент Гермиона оторвала руки от метлы и зарылась ими в волосы Драко, притягивая его еще ближе к себе, и в этот момент она внезапно ощутила, как древко дернулось под ней и метла стала терять высоту, совершенно не слушаясь ее, но в этот миг Малфой, разорвав поцелуй, стремительным и отточенным движением перехватил ее за талию, а она, не помня себя от ужаса, забралась на древко прямо позади него. Ее метла уносилась далеко вниз, и только в этот момент, наблюдая за ней, Гермиона осознала две вещи: первую – она сама уже давно падает в куда более страшную пропасть, чем какие-то несколько сотен футов высоты, и вторую – ей не спастись. Хоть она и была в физической безопасности. – Довольна?! – проревел Малфой с безумным взглядом, обернувшись к ней с чуть приоткрытым и припухшим от поцелуя ртом, пока она цеплялась за него и дрожала, как никогда, от неведомого ей доселе страха. – Получила острых ощущений, каких так желала?! Она не смогла, а вернее, не успела ответить, потому что в следующую секунду Малфой, резко спикировав вниз, отчего она сдавленно вскрикнула, на бешеной скорости понесся вперед. Неизвестно, сколько прошло времени, чем до нее дошло, что они летят не на полигон, а куда-то прямо в ночь, и эта неизвестность пьянила сильнее самого крепкого вина. Сильнее вжавшись в спину Драко и уткнувшись лицом в него, Гермиона просто отдавалась этому ощущению полета, всецело доверяя Малфою и веря: все будет хорошо. Как давно она начала в это верить? Как давно она стала ему доверять? Судя по ощущениям, Малфой то набирал, то умышленно терял высоту, пока в какой-то момент не выровнял метлу. Кажется, он что-то громко сказал ей через плечо, и в миг, когда Гермиона оторвала от его спины лицо, крикнув в ответ: «Что?», увидела, что они стремительно приближаются к заброшенному, но высокому куполу часовни, в которой виднелись пустые оконные проемы без всякого подобия стекол. В миг, когда они подлетели к одному из них, Драко отрывисто скомандовал: «Залезай!», и она, опершись на его руку, безропотно последовала его приказу. Перелезать через окно было едва ли страшнее, чем препарировать флобер-червя, хоть сердце уже и стучало где-то в районе горла, и в другой ситуации она бы задохнулась от ужаса. Но не сейчас, когда Драко так крепко ее держал, что на падение не было и единого шанса. Малфой последовал за ней, когда она смогла хоть что-то разглядеть в священной тишине: старые полотна напоминающих иконы картин, прислоненные к стенам, древний колокол, в который уже десятилетиями никто не бил, и намоленные каменные стены, на которые падал тусклый свет с улицы. – Довольна?! – чересчур громко прогремел голос Драко, отразившись эхом от стен. В нем слышалась едва сдерживаемая нотка ярости, и Гермиона резко повернулась к нему. Малфой, уже успевший прислонить метлу к стене, смотрел на нее темным взглядом и так тяжело дышал, словно еще секунда и он набросится. Какое-то время Гермиона стояла на месте, а затем, моргнув, она медленно двинулась к нему, с досадой отметив, что Малфой едва заметно дернулся. Но все же не сдвинулся с места. Проглотив ком в горле, Гермиона сделала еще шаг, и, когда реакции не последовало, сделала еще один, медленно сокращая расстояние между ними. Драко выглядел, как раненый зверь – такого затравленного выражения она не видела никогда на его лице, но все же было что-то, что заставило ее подойти еще ближе, а затем и горячо, почти отчаянно прижаться к нему, оставив позади колокол и тусклый свет едва пробивавшегося из оконного проема Биг-Бена. Гермиона не знала, сколько они стояли так – в объятиях, когда она настойчиво сжимала его спину сквозь тонкую водолазку и старалась не дышать, а он просто принимал эту нежданную ласку, бездействуя. Казалось, что двинься она хоть немного – он оттолкнет ее и тем самым окончательно разрушит что-то очень хрупкое, но искреннее в ней. И лишь в момент, когда его руки робко коснулись ее спины, она поняла – она все делает правильно. Вдали слышался шум неспешно проезжающих машин, чьи-то короткие разговоры и смех, но Гермионе казалось все это неважным. Для нее не было правильней момента, чем этот, когда она уверенно, но нежно обнимала его, а он крепко прижимал ее к себе. В какой-то миг Драко порывисто вздохнул, и Гермионе показалось, что он вот-вот в самом деле ее оттолкнет. Но он лишь прижал к себе еще крепче и уткнулся в копну ее волос, будто пытаясь вобрать в себя весь их запах. – Мерлин, как ты вкусно пахнешь…Что же мы творим, Грейнджер? – спустя несколько долгих секунд пробормотал Драко куда-то в ее макушку, и она почувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой в его объятиях, что едва не задохнулась от этого ощущения. – Не знаю, – устало откликнулась Гермиона, стараясь не думать, что сейчас творится на полигоне. Как с ума сходит Рон и в какой ярости сейчас пребывает Холлвурд. Она просто чувствовала, проживала этот момент каждым сантиметром своего тела и растворялась в нем вместе со временем, которое больше не имело никакого значения. Совершенно ничего сейчас не имело значения. – Думаю, я готов продолжить наши уроки, если ты обещаешь впредь быть осторожной и так открыто не пялиться на меня, – в какой-то миг неуверенно произнес Драко, и Гермиона усмехнулась. – Хорошо, – прошептала она, чуть сильнее сжав пальцы на его спине. – Тебе еще надо поработать над чувственностью, – мягко и деловито настаивал Драко. – Научиться слушать, а главное, слышать себя. – Хорошо, – безропотно согласилась Гермиона, пока где-то вдалеке ей вторил Биг-Бен, мягко и совсем ненавязчиво извещая, что уже девять часов. – И раз уж мы решили продолжить обучение – тебе придется научиться трогать себя самой, если хочешь, чтобы Уизли прочувствовал твою сексуальность, – с тенью улыбки странным тоном произнес Драко, и Гермиона резко от него отстранилась. – Что?! – пораженно воскликнула она, широко раскрыв глаза, и Драко расслабленно рассмеялся, тронув ее за щеку. – Мы же должны помнить о наших целях, помнишь? – мягко провел он пальцем по ее коже, отчего все тело покрылось мурашками от смущения и вожделения. Только в этот миг Гермиона неохотно отступила от него и взглянула прямо ему в глаза, в которых было так много чувств. Конечно, казалось, что все было так, как она того желала. Что вот он – прежний насмешливый Драко. Смотрящий на нее тепло и чуть снисходительно, засунув руки в карманы брюк. Но все же в воздухе витало ощущение, что все было не тем, чем казалось. Что какими бы ни были простыми его слова – в них плескался горький смысл. Горечь, почти как в той вишневой наливке, которой ее угощала тетя в последний приезд в Америку. – Не забывай о цели, Гермиона, – впервые за всю жизнь чуть тише прежнего назвал он ее по имени, и слаще этого звука не было ничего. – Не забывай об этом, Грейнджер, в следующий раз, когда решишь убиться или, что хуже по-твоему, вылететь из аврората, – снова повысил тон Малфой, словно возвращая ее с небес, в которых еще недавно она парила прямо с ним, на землю. И все, момент был разрушен. Шаг вперед и два назад. Как новый танец, который она пока была не в состоянии изучить. Они снова были Малфоем и Грейнджер, которые смотрели друга на друга с расстояния вытянутой руки. Будто и не было ничего. Будто… – А ты сам не забудешь? – задала она вопрос, горько отскочивший от неба и повисший в тишине. Колокол уже много лет молчал, но Гермионе казалось, сейчас прогремел его звон. Где-то вдалеке сверкал Биг-Бен. *** Это было удивительно, но Холлвурд не наказал их. Конечно, он разразился гневной тирадой, заставив выслушать Гермиону, какая она глупая, безрассудная и совершенно невозможная женщина, забывающая, что на поле боя она – аврор, но после – он не сделал ничего. Лишь скривил лицо и на миг удалился в свою коморку, из которой еще какое-то время доносилась нецензурная брань. Гермиона подозревала, это потому, что в последнее время покушения участились, и отстранять ее или Малфоя от заданий стало бы скорее блажью, чем необходимой мерой, а потому она, понуро опустив голову, лишь приняла к сведению все его доводы, которые в этот раз были правдой, а вскоре, как закончилась тренировка, покинула аврорат с чувством облегчения. Не в последнюю очередь от того, что наконец-то восстановила то хрупкое равновесие, которое они с Драко утратили, когда и вправду… Зашли слишком далеко в своих уроках. А Драко… Он снова не явился следом. В гостиную аппарировали Рон, Панси и она, но Малфой… Судя по всему, он снова отправился на очередное задание. И от этой мысли у Гермионы тревожно засосало под ложечкой. – Мне надо выпить, – мрачно известила Панси, когда поняла, что они снова остались втроем, а потому направилась прямиком к наколдованному бару, в котором, как знала Гермиона, холодились пара бутылок вина и одна – огневиски. Рон устало плюхнулся на диван, скрыв лицо в руках с шумным вздохом, а Гермиона просто не находила себе места, а потому вскоре вымеряв вдоль периметра комнаты с десяток шагов, аккуратно присела на диван к Рону, сохраняя при этом дружескую дистанцию. – Будете? – появилась в ее поле зрения Панси, снова одетая в одно из этих своих вызывающе коротких и свободных черных платьев, и отхлебнула прямо из бутылки, после чего небрежно протянула перед собой вино. Гермиона видела, как Рон с еще одним вздохом вскинул на ту покрасневшее лицо и немигающе уставился на Панси. – Так и думала, – пожала плечами Панси и завалилась на диван рядом с Гермионой, закинув ноги в ботинках прямо на кофейный столик, и сделала еще один жадный глоток. – А, впрочем, давай, – внезапно устало протянул через Гермиону руку Рон, и прежде чем она смогла издать подобие вздоха удивления, уже принял бутылку из рук Паркинсон. От взгляда Гермионы не ускользнуло, как Панси едва дрогнула, стоило пальцам Рона дотронуться до ее кисти. Но Рон, казалось, этого не заметил. Запрокинув голову, он просто осушал бутылку, выпив сразу треть, что говорило – он не в порядке. – Дело – дерьмо? – помолчав, спросила Панси, откинувшись головой на спинку дивана и уставившись в потолок, хотя Гермиона, которая успела ее уже немного изучить, знала: Панси переживает не меньше нее. – Даже не представляешь, насколько, – глухо произнес Рон и вопросительно протянул бутылку Гермионе. – Будешь? А Гермиона и не знала, что делать. Она несильно горела желанием пить, как и есть, хоть и была голодна, но все же отметила, что руки предательски дрожат от волнения, а потому, поддавшись секундному порыву, схватила вино и, зажмурившись, сделала глоток. Вино было крепче, чем она думала, а потому тут же ударило в голову, моментально принеся в ее тело чувство опьянения с блаженным расслаблением. – Он пошел снова убивать себя? – с горьким смешком, буднично произнесла Гермиона и приняла ту же позу, что и Панси, передав той бутылку. Она скорее почувствовала, чем увидела, как Рон устало повернул к ней голову. – Это наша работа, Гермиона, – словно в этом не было ничего такого, медленно произнес Рон. – Мы вынуждены ходить на задания, какими бы страшными они ни казались. А что касается Малфоя… У него насчет этого есть свой личный «пунктик». Панси невесело фыркнула. – Еще бы, – сказала она и отхлебнула вина, после чего повела бутылкой в воздухе: – Это же Малфой: самый чокнутый и одержимый своими идеями псих из всех, кого я знаю. После этого она нащупала под собой пульт и включила первую попавшуюся передачу. Женщина в экране с неприятной желтозубой улыбкой фальшиво смущалась и пыталась кокетничать, выбирая себе в пару одного из мужчин, скрытых от нее темным занавесом. Очевидно, речь шла о свидании вслепую, но Гермионе было не до глупых передач. Она медленно развернулась к Панси и посмотрела на нее во все глаза. Панси лениво пялилась в телевизор и качала головой, что-то презрительно бормоча себе под нос. Момента лучше, чтобы узнать о Драко побольше, не было. – Почему он это делает? – осторожно спросила Гермиона, аккуратно, но настойчиво вытащив бутылку из пальцев Панси и сделав маленький глоток для вида. – А? – рассеянно посмотрела на нее Панси, после чего нахмурилась и расслабилась на диване. – Ах, это… Скажем так, семье Драко несладко пришлось в послевоенные годы. У них отобрали Мэнор и большую часть состояния, а еще был тот случай с Руквудом… В этот момент Паркинсон, словно осознав, что наболтала лишнего, замолчала и с подозрением покосилась на Гермиону: – Слушай, Грейнджер, это не совсем мое дело, да и не твое тоже. Гермиона коротко кивнула и снова перевела взгляд на экран, сделав еще глоток. Надо сказать, претенденты на сердце желтозубой дамы из телевизора были едва ли лучше нее самой: один был ряжен в старомодный малиновый пиджак, другой – не потрудился даже помыть голову перед съемками передачи, а третий и вовсе выглядел так, словно в любой момент мог достать хозяйство из штанов. – Какое же дерьмо, – мрачно прокомментировал Рон и призвал с кухни бутылку огневиски, после чего откупорил ее зубами и, выплюнув пробку, сделал небрежный глоток. – Есть что-нибудь получше в этой маггловской коробке? Женщина с экрана как раз выбрала себе в пару «извращенца», которого была выше на голову и с которым теперь изображала некое подобие объятий, больше походивших на неуклюжее совокупление, а потому Гермиона обрадовалась, когда Панси переключила канал и в телевизоре показался приятный глазу пейзаж. – Я ни разу не видел его с девушкой, – спустя минуту, сказал Рон, приложившись к огневиски, словно обращался к экрану. – Ну ладно, пару раз, но все это… В общем, он очень странный, этот Малфой. – Намекаешь, что он гей лишь потому, что предпочитает брать женщин в своей гостинице, а не в туалете бара на задании, а, Уизел? – тут же едко среагировала по другую сторону от Гермионы Панси. Рон вспыхнул. – Откуда ты знаешь?! – очевидно, не подумав, моментально отреагировал он и резко повернул голову к ней, чем выдал себя и все свои приключения, о которых Гермиона слышала, но наверняка не знала, правда ли это (теперь знала). – О! – многообещающе протянула Панси, отсалютовав бутылкой с вином, и сделала пару торжествующих глотков. – Драко не гей, – зачем-то, вставила свое слово Гермиона, почти зло отобрав бутылку у Панси, и та бросила на нее многозначительный и насмешливый взгляд. – Кто бы сомневался, – сказала она, задержавшись глазами на ее лице настолько долго, что будь Рон чуть более внимательным – он бы точно понял все. – Ладно, – после минутной паузы заключила Панси и, пару раз качнувшись, уперлась руками в сидушку и встала. – Эти чертовы полеты свели меня с ума. Я, пожалуй, спать. Развлекайтесь. Рон что-то недовольно проворчал ей вслед, пока Гермиона с разочарованием наблюдала, как темная фигура Панси все дальше удаляется от них, в конечном счете скрывшись в спальне. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками вялотекущей мелодрамы на канале и флегматичных глотков Рона. – Я понятия не имела, что все так серьезно, – вскоре начала Гермиона, подобрав ноги под себя и поставив бутылку с вином на стол. – Когда я решила пройти вступительные испытания, то и не думала, что придется столкнуться… С таким. Рон невесело хмыкнул и повернулся, наклонив голову набок. – Если бы я знал, что ты решила стать аврором, Гермиона, я бы сделал все, чтобы ты передумала. Он смотрел на нее с тенью беспокойства в захмелевшем взгляде, и она, почувствовав себя неловко, поежилась. – То, что произошло с Малфоем в гостиной… Это же не впервые, да, Рон? – в итоге задала она вопрос, на который и так знала ответ. – Ты уже лечил его от темных заклятий? – И не раз! – хмыкнул Рон, вновь переведя взгляд на экран. – Но они Малфою, как мертвому припарки. Серьезно, я каждый раз удивляюсь, что его толкает нестись навстречу лучам. И оставаться при этом живым. Рон помотал головой и отхлебнул еще огневиски. Было ясно, что он по-своему привязался к Драко и стал для него уже чем-то большим, чем тот мальчишка, которого они все так ненавидели в школе. Может быть, он даже считал его… Другом? – Но знаешь, – хмельной голос Рона едва не сорвался, когда он начал, – я бы на его месте делал то же самое, окажись я в его ситуации. Хотя, по сути, мы все потеряли кого-то в той войне. «Потеряли в той войне», – последние сказанные им слова еще отголоском звучали в голове Гермионы, пока она пыталась вспомнить, кого же мог Малфой потерять. Насколько ей было известно, и Нарцисса, и Люциус были живы, как и Гойл, который какое-то время был его лучшим другом. Мог ли Рон иметь в виду Крэбба? Хотя Гермиона сомневалась, что тот был настолько значимой фигурой в жизни Драко, чтобы так поступать из раза в раз. – А впрочем, давай не будем об этом. Расскажи, какого черта ты решила рискнуть и полететь вслед за Малфоем на тренировке? Голос Рона прозвучал неожиданно резко, и Гермиона, вздрогнув, медленно повернулась к нему. На его лице читалось недоверие, а потому она, надеясь смягчить ситуацию, немного подвинулась к нему и устало улыбнулась. – Просто хотела узнать, что он в порядке, – поразившись своей уверенности, продиктованной недоговоренной правдой, честно сказала Гермиона, не отводя от Рона взгляд. – Знаешь, не каждое утро в моей гостинице появляется чудом живой, окровавленный едва не труп. Рон пытливо смотрел на нее пару секунд, а затем мрачно рассмеялся. – Милая Гермиона, все так же переживаешь за врагов, как за друзей? – ласково тронул он ее щеку, и это прикосновение было другим. Совсем не таким, как у Драко. Подушечки пальцев Рона были шире и жестче, на них чувствовались мозоли, но прикосновение было мягче, и от этого сочетания Гермиона невольно растаяла. Не в последнюю очередь из-за вина. Абсолютно игнорируя ощущение, что ей из-за происходящего не по себе. – Никто не заслуживает смерти, даже Малфой, – стараясь придать тону нейтральность, произнесла Гермиона, прямо смотря в голубые глаза Рона, цвет которых от алкоголя стал чуть ярче. – Особенно Малфой, с его решением так отчаянно помочь аврорату в поимке преступников. Ее замечание было справедливым, поэтому, не заметив подвоха, Рон погладил ее по щеке. И не убрал руку. – Ты права, – помедлив, откликнулся он, а затем его словно осенило, и он перевел тему: – А знаешь… Мы ведь так и не сходили с тобой на свидание, хоть я и обещал. Сердце Гермионы встрепенулось, а затем что-то теплое разлилось в ней под воздействием его взгляда. Может, это был алкоголь? – Ты и раньше никогда не выполнял такие обещания, – она не хотела, чтобы ее слова прозвучали с упреком, но все же легко пожурила его с улыбкой, вспоминая все те разы, когда Рон клялся, что в следующую встречу они точно хоть куда-нибудь сходят. Но каждый раз откладывался на следующий, пока Рон и вовсе не оставил ее в том холодном декабре едва не умирать от разбитого сердца. – Прости, – еще раз погладив ее, наконец отстранился Рон и, нахмурившись, снова уставился в экран. – Я был дерьмовым парнем. Ты заслуживаешь большего. Вся его фигура будто источала муки раскаяния, а потому Гермиона, смягчившись, положила ладонь на его руку и искренне произнесла: – Я просто… Хотела быть с тобой. А для этого не нужны никакие рестораны. Рон медленно снова повернулся к ней, словно пытаясь найти в ее лице что-то, а потом тихо спросил: – А ты все еще хочешь? Его слова повисли в воздухе, и Гермиона уже собиралась ответить свое «да», но почему-то не могла произнести и звука. В этот момент по телевизору как раз кто-то кому-то жарко признавался в любви, и делал это до того наигранно, что она не нашла ничего лучше, чем попробовать разрядить обстановку и с усмешкой спросить: – Сходить в один из тех ресторанов? Рон, похоже, смутился, но все же не отвел от нее взгляд. – Нет, быть со мной, – вполне серьезно произнес он, и в этом было гораздо больше, чем три слова. Гермиона думала, что вот он – тот момент, о котором она так давно мечтала и к которому стремилась все эти годы. Она видела, что Рон с замиранием сердца смотрит на нее и ждет ответа, а она… Что она? Почему она не может, просто не может сказать правду? «Наверное, потому, что правда заключается в другом, а, дорогая?» – прошелестел мерзкий голосок подсознания, и Гермиона, словно ему на зло, жарко выпалила: – Конечно, да. Рон все так же пристально смотрел на нее, не сводя взгляда, а потому она, еще больше развернувшись к нему, тихо произнесла: – Ты же знаешь, моим ответом всегда было «да». И все. Словно что-то совпало в этот момент, когда звучала до раздражения слезливая песня, когда она сама будто тонула в глазах Рона, а он тянулся к ней, прежде чем накрыть ее рот в поцелуе. Она ответила не сразу – просто не могла поверить, что это действительно происходит. Что Рон целует ее, нежно проводя языком по ее губе совсем не так настойчиво, как Драко, но с таким желанием, что уже в следующую секунду она отдалась этому ощущению, чувствуя себя при этом последней сволочью на земле. Правда, кто так делает – целуется в один вечер сразу с двумя мужчинами сразу?! Но Гермиона делала это – несмело отвечала Рону, пока где-то на подкорке сознания что-то кричало, что-то вопило ей: «Остановись!», а она и не думала этого делать. Просто позволяла себе принимать неожиданную ласку Рона и несмело обнимать его, пока тот исследовал глубины ее рта, мягко притягивая ее голову к себе. Гермиона не услышала хлопок аппарации за громким шумом телевизора, но почувствовала: что-то не так. Она бы отстранилась сама, если бы Рон не сделал это скорее, очевидно, продемонстрировав в очередной раз свою авророрскую реакцию и выглянув куда-то за ее плечо, все еще запутавшись пальцами в ее волосах. – Как мило, – послышалось прямо за ее спиной, и в момент, когда Гермиона обернулась и встретилась с горящим взглядом Драко, она поняла. Все пропало. *Слова песни ANOHNI «In My Dreams» В моих снах Ты меня не любишь В моих снах Ты меня ранишь В моих снах Ты не хочешь, не хочешь, не хочешь мне лучшего В моих снах В моих снах Ты меня не любишь В моих снах Ты меня ранишь В моих снах