Мой лучший враг

ГЛАВА 23 Soundtrack — Katy Perry «Roulette (DJ Ramirez & Mike Temoff Radio RMX)» Bonnie Tyler «Holding Out for a Hero» (Панси) Kingdom Come «What Love Can Be» Мерлин, неужели Малфой… Заступился за нее? Видимо, так оно и было, потому как Чейз, отпрянув и вскинув руки в сдающемся жесте, сделал губы трубочкой и... Будто поумерил свой пыл. – Воу-воу, господин-я-выше-этих-ваших-шуточек, я всего лишь… – Проваливай! – уже громче повторил Малфой, сжав руку на ее талии, и Гермиона, у которой от этого прикосновения вмиг разбежались мурашки по всему телу, поняла: если Чейз продолжит пререкаться – ему несдобровать. Причем сильно. Видимо, Чейзи понял это, выдержав взгляд Драко, а потом будто стушевался, но все же сразу не отступил. Казалось, он прикидывает, насколько игра стоит свеч, и вскоре, очевидно, что-то для себя решив, со вздохом соскочил с барного стула и будто потерял к ним всякий интерес, устремившись в толпу с нечленораздельным криком в духе «Туси-и-им!», чтобы потом и вовсе скрыться из поля зрения. Гермиона отсчитала пару счетов музыки и почти вдвое больше по скорости стуков своего сердца, прежде чем повернулась к Драко, оказавшись к нему лицом к лицу. И в этот миг, когда их носы едва не столкнулись, а их глаза одинаково расширились, он медленно убрал руку с ее талии, а она сделала маленький шаг назад и в спасительном жесте схватилась за свой стакан. – Ну… – чуть наклонил голову Драко, на миг переведя взгляд на бокал с виски, а потом с каплей смущения глянул на нее, поведя им. – Ну… – повторила за ним Гермиона, зачем-то отсалютовав, и Драко чокнулся с ней, после чего они оба синхронно выпили, зажмурившись так, словно это могло их спасти от неминуемого неловкого разговора. Гермиона помнила, что похожее чувство она испытывала лишь за минуту до того, как они с Роном неудачно попробовали заняться сексом, а затем расстались, осознав, что ничего путного из этой затеи не выйдет. И хотя в случае с Драко кое-что «путное» (очень даже!) минувшей ночью вышло, все же от этого неловкости было не меньше. – Давайте трахаться! – проорал им какой-то пьяный вдрызг маггл, обернувшись на них, что не помогало моменту, только мешало, а потому Гермиона залилась краской и снова прильнула к бокалу, едва ли чувствуя, насколько противен крепкий алкоголь, когда пьешь его в чистом виде. К счастью, маггл быстро понял, что прямо сейчас «трахаться» тут никто не намерен и уж тем более не согласен на «чумовую групповушку», к чему в следующий миг призвал он, но потом, не встретив поддержки, нетвердо нырнул в толпу. Следом заиграла новая мелодия, и только тогда Гермиона облегченно выдохнула и немного расслабилась, деланно заинтересовавшись рельефом стекла в руке. Мерлин, как неловко. – Я сегодня не успел тебя поздравить, – внезапно вырвал ее из своих мыслей низкий голос Драко. – Ты молодец, Грейнджер, делаешь успехи. Гермиона медленно подняла на него голову и встретилась с его спокойным и уверенным взглядом, в котором была все же тень того, что заставило ее усомниться – говорит ли Малфой об испытании или... О чем-то другом. – Спасибо, но я вынуждена признать, что и сама не ответила тем же, ведь твои успехи не менее впечатляют, – подняла она вверх бокал, скосив глаза на танцпол и пытаясь найти там Асторию, но толпа, наводнившая бар, не дала ей этого сделать. В этот миг что-то странное промелькнуло во взгляде Малфоя (возможно, это было... сожаление?), а после от так резко подался к ней и коснулся ее виска подушечками пальцев, что Гермиона на миг отпрянула, а после, ощутив, как аккуратно он снимает с нее очки, немного расслабилась. – Позволь, – окончательно стянув с нее их, небрежно отложил Драко очки на барную стойку и медленно перевел на нее глаза. – Без них ты выглядишь еще лучше. Гермиона замерла, почувствовав, как затряслись руки от завуалированного комплимента и понимания, что теперь у нее не осталось даже мнимого щита в виде глупых очков, способных скрыть ее эмоции и уберечь ее. А Драко продолжил, будто ни в чем ни бывало, облокотившись о стойку. – Если ты говоришь о сегодняшней ночи, Грейнджер, то это общая заслуга, – так, словно они обсуждали новый дизайн аврорской амуниции, произнес Драко в миг, когда Гермиона сделала спасительный глоток, а потому тут же поперхнулась, чуть расплескав содержимое стакана на свое белоснежное платье. – Ты, правда, способная ученица. Во всем. Она резко посмотрела ему в глаза, не в силах поверить, что он смеет говорить… Об этом. А потом, собрав всю силу воли в кулак, прищурилась и чуть придвинулась к нему. – Да, действительно, – собравшись, легко откликнулась она. – Жаль, что ты исчез быстрее, чем я успела услышать твои поздравления. Не слишком своевременно с твоей стороны, Драко, – как можно более холодно и смело откликнулась Гермиона, медленно отпив из бокала прямо перед лицом Малфоя, выражение которого вмиг поменялось. Конечно, это снова было между ними. Конечно, ей хотелось от этого бежать. И, конечно, она еще раньше, днем, поклялась себе, что больше никогда так не поступит – не капитулирует с места олицетворения неловкости, как прошедшей ночью сделал он. Ведь что-то необратимое произошло в ней, с ней. Что-то, настолько кардинально развернувшее ее к настоящей и смелой себе, что она решила быть честной в этом с собой до конца. – Смело, – помолчав, все же сказал Драко, будто прочитав ее мысли. – Вижу, произошедшее пошло тебе на пользу, раз мы теперь можем открыто говорить… Обо всем, да, Грейнджер? – отпив из своего бокала, слегка усмехнулся он ей, и она была уверена: ее победа в аврорате – было последнее, что он имел в виду. Темный океан. Черные его воды – вот, что она снова видела в глазах Малфоя, пока лучи прожекторов рисовали на его лике причудливые и хаотично меняющиеся узоры. – Как и тебе, – легко парировала Гермиона, вмиг показав бармену принести ей ее чай. – С Асторией, смотрю, все более, чем ладится? Что-то странное снова промелькнуло в глазах Драко, после чего его лицо расслабилось, и он облокотился обеими руками на барную стойку, взглянув перед собой. Бармен как раз подставил к Гермионе ее кружку. – Думаю, мы с тобой оба почти получили то, чего желали, – отстраненно проследил Драко за движением его руки, поднесшей чай поближе к Гермионе. – К слову, чай и виски? Страннее сочетания я в жизни не видел. Ты умеешь удивлять, Грейнджер. А Гермиона, не сводя с него взгляда, отпила из кружки и ответила, чуть вскинув подбородок: – Ты меня совершенно не знаешь, Малфой. – Напротив, я знаю тебя куда лучше, чем ты даже можешь себе представить. Его слова повисли между ними, пока мелодия будто уносила их обоих в своем особенном темпе, и в какой-то миг,когда Гермиона чувствовала, что этот его взгляд, вновь обращенный к ней, пробирает ее до мурашек, ей показалось – так оно и было. Непостижимым образом Драко знал о ней почти все, а потому управлял ею, словно с помощью Империуса, неосознанно заставляя ее делать то, на что она сама бы без его провокаций и жестких… методов не решилась бы. – Так где ты был все это время? – желая развеять дурман неловкости, хмельно повела рукой Гермиона так, словно ответ ее мало интересует, но все же едва не расплескав чай, а потому отставила чашку в сторону. – Где был первую часть вечеринки? Взгляд Драко смягчился, а затем, помедлив, он внезапно придвинулся к ней и еле ощутимо коснулся своей кистью ее руки. – Хочешь, покажу? Его слова, сказанные почти в самое ее лицо, не оставили ей выбора, кроме как ошеломленно кивнуть, а затем нацепить на себя маску небрежного безразличия, и Драко, усмехнувшись, кинул на барную стойку пару маггловских купюр крупного номинала, превосходящих сумму чека, после чего схватил ее за руку и уверенно повел ее в сторону… Туалета? Гермиона не могла поверить, что он… Вот так просто… Ведет ее заниматься сексом в туалете?! Мерлин, она, конечно, была готова на все, учитывая события прошлой ночи, но точно не здесь и не сейчас, особенно, если это означает быть следующей после Астории. Уже в миг, когда Драко открыл дверь в коридор общей уборной, а Гермиона сделала туда пару несмелых шагов, она резко затормозила и замотала головой. – Знаешь, Малфой, если ты думаешь, что после того, как поразвлекался со своей подружкой в кабинке туалета, я сделаю с тобой то же самое, то… – О, умоляю, не дури, Грейнджер, – с легким раздражением, но все же весело обернулся он к ней, а затем, пропустив мимо девицу, кинувшую на него заинтересованный взгляд, склонился к ней. – Доверься мне. С этими словами он так медленно и так аккуратно сжал ее руку, что она, взглянув в его кристально чистые и честные глаза цвета бушующего ночного океана, сделала это – просто доверилась ему, и, когда они прошагали к кабинке с хозяйственным инвентарём, поняла, что не зря. Едва они оба зашли внутрь, как Драко пробормотал короткое заклятье, и вмиг стена с вениками-ведрами-швабрами исчезла, а перед ними открылся вход на другой танцпол, где теперь веселились одни лишь… Маги? Гермиона ахнула, шагнув вперед. *** Панси все это не нравилось с самого начала. И не то, чтобы она не хотела «надраться в дрызг и тусить до утра», как сегодня провозгласило это бесячее и отбитое на всю голову недоразумение – Чейз Чейзи, чье имя было настолько же тупым, как и его рожа. Просто сам факт, что они окажутся вечером в неформальной обстановке вечеринки, не доставлял, а лишь дарил ей ощущение грядущего зриздеца, как чуть грубее подумала она, услышав объявление в конце тренировки, где показала себя так дерьмово, как еще никогда «до» (разве что, на первом испытании). А виной всему было то, что она заметила: что-то странное стало происходить между ней и Уизелом, и нынешняя ночь, перетекшая в похмельное утро, когда она проснулась в его кровати, а он повел себя, как настоящий, мать его, джентльмен, только утвердило ее во мнении – с этим пора завязывать. И дело было даже не в том, что она с ним едва не поцеловалась на том причале, совершенно забыв, кто он и кто она, включая всю их нелепо яркую, хоть и весьма короткую историю близкого знакомства. Но в том, что он был целью номер один для Грейнджер, которую она даже немного (ну хорошо, очень даже много) теперь понимала и в чем не смела той мешать. Но все омрачал единственный факт: по иронии судьбы, только рядом с Уизли она сама становилась другой. Будто зализывала раны, будто ощущала себя снова живой в те моменты, когда они уже беззлобно припирались, а потом делали что-то дурацкое – например, ели кашу, наблюдая за кружащими над океаном чайками, или курили дешевые маггловские сигареты, к которым она притрагивалась лишь в особых случаях. Как сегодня, когда поняла: она ему… Открывается. Не боится показаться слишком дурной или еще какой-то «слишком». Рядом с ним она просто была собой, совсем не стараясь ему понравиться, а даже наоборот, намеренно обнажая самую мерзкую часть себя и будто ожидая, что он, как и Нотт, как и все ее немногочисленные парни в перерывах между Ноттом, оттолкнет ее. Скажет ей, что она недостаточно «женственна», что ведет себя «некрасиво» и не так, как все те, кого можно «трахать без головняка». Да, она всегда была аутсайдером, хоть и пыталась быть, «как все» (ну те, кого можно трахать без головняка). И все равно оставалась несчастным фриком, который вписывался только в компанию такого же придурковатого Малфоя, разорвавшего за пару лет все прежние «дружеские» связи и смевшего после школы вести себя так, как хочется ему, и плевать, кто что подумает. Наверное, поэтому они стали по-настоящему дружить лишь после окончания Хогвартса, когда ей больше не пришлось играть роль влюбленной в него легкомысленной дуры, а ему – роль надежды всратого Слизерина, который принес им куда больше проблем, чем помог «преуспеть в жизни». И все же, все то поствоенное время, пока Драко холодно шел к настоящему «себе» и менялся по-настоящему, Панси во всех остальных отношениях, кроме их дружбы, оставалась прежней и всегда пыталась подстроиться. Быть для всех «удобной», быть по-прежнему… «Идеальной». Такой, какой ее привыкли видеть, навешивая на нее свои представления о ней самой. И каждый раз у нее почти получалось соответствовать этому, но в последний момент нутро, которое не скроешь ни за каким самым безупречным макияжем и сексапильным нарядом, лезло наружу, отражаясь раздражением в разочарованных взглядах тех, кому она сама, настоящая она, никогда не была нужна. Только ее образ глуповатой и чуть более дерзкой, чем другие, слизеринской стервы, но на том и все. А с Уизли… С ним было иначе. Как бы она его не отталкивала, как бы ни вытирала о него ноги и попросту не клала на него их (или просто клала), он… Все еще тянулся к ней. Будто принимал ее слабости, как часть ее придурковатости. Будто прощал ей все, как бы тупо она себя ни вела. Может, это потому, что он и сам был тупым придурком?! Но сейчас, в очередной раз слившись в поцелуе с Престоном, с которым, честно, она не шибко-то и хотела целоваться, но делала это, чтобы что-то себе, ему доказать, ей казалось: нет, Уизел придурком все-таки не был. А вот она – да, раз избрала самый дурацкий способ из всех, чтобы показать: все, что между ними… Было – ничего не значит. Хоть и знала, что это не так, но делала это ради Грейнджер и ради тупящего Уизела, надеясь, что тот хотя бы сейчас, последовав ее с Престоном примеру, наконец-то нормально замутит с Грейнджер и… Ради Мерлина! – притащит ее в этот свой коттедж на уродские простыни, чтобы после, на утро, наблюдать с причала вдвоем рассвет и больше не расставаться, пока она, Панси, пойдет по своему пути и или останется одинокой, или найдет себе очередного придурка, которого заслуживает. Поэтому сейчас, когда она отметила, что у Уизли с Грейнджер все же что-то получается, она не могла не чувствовать грустную радость за них двоих. Одинаково слабоумных, но таких… Благородных, что ей невольно хотелось брать с них пример (почти, как блевать от самого этого факта). Особенно теперь, когда она знала их достаточно, чтобы испытывать к ним симпатию, отбросив все прежние суждения и предрассудки и искренне считая, что они оба – идеальная пара. И все же, радость длилась недолго, потому как она заметила, что Уизел… Не сводит с нее этого своего бесячего взгляда, и Панси сделала единственно возможное: притянула к себе полупьяного Престона и картинно поцеловала его, обозначив рыжему, что – эй! – с ней точно баста. Точно-точно все. Что не надо ей, им этого всего: этих взглядов, этих недопоцелуев, этого чувства, поселившегося в ее душе теплым комком благодарности, помноженной на что-то, что она точно не могла, не должна, не хотела испытывать ни к кому, чтобы остаться в безопасности. Даже к Уизелу, которому все же удалось своими поступками растопить глыбу льда, бывшую когда-то ее сердцем. Но она давно уяснила: все те благородные принцы из тупых маггловских сказок, которые тайком ей читала эльфийка в детстве – они точно были не для нее. Она никак не тянула на принцессу, с чем адекватно смирилась еще в школе, так что и хорошие парни – они априори должны были доставаться кому-то, вроде Грейнджер, которая, к тому же, была так беззаветно влюблена в одного из них, только что скрывшегося с танцпола, что так… Да, так будет лучше. Хоть и от этой мысли, догнавшей ее, когда рыжая макушка окончательно потерялась в толпе, и было так гадко, так больно, что даже лошадиная доза алкоголя и поцелуев с парнем, на которого ей было насрать, не могли заглушить этого. – Кого ты там выискиваешь в толпе, милая? – промурклыкал в ее ухо Престон, обслюнявив раковину, и Панси брезгливо поморщилась и отстранилась, все же постаравшись нацепить на себя подобие кривоватой улыбки. Она не ответила – лишь потянула его к подоспевшим вместе с Чейзи шотам, чтобы постараться окончательно забыться, и ей… Удалось. На какое-то время она и, в правду, выпала из реальности, приняв очередную спасительную порцию крепкого пойла, а после – стала танцевать так, что завтра точно будут болеть ноги. Это было подобно желанному трансу, в котором она не думала ни о чем. Но в какой-то момент Панси все же отвлеклась, чтобы привести в чувство Грейнджер, которую, похоже, от алкоголя немного занесло, раз она не заметила, что руки мудилы рядом, положившего ей их на талию, вот-вот смачно прихватят ее за задницу прямо на глазах у Рональда, с кем Панси весь вечер отчаянно пыталась ее свести. Ну уж нет. Она что, все это время сосалась с Престоном зря?! Панси даже сделала в ее сторону пару грозных шагов, но, к счастью, Грейнджер поняла все без слов и виновато скрылась в толпе, на что в ответ Панси облегченно выдохнула, хоть и понимание ситуации накрыло ее с новой силой. Да, все правильно. Наконец-то принцесса поскакала за своим принцем, а она, как чуть менее красивая и куда более неудачливая сводная сестра из той сказки, осталась провожать ее взглядом вдоль дорожки своих несбыточных надежд в полном смирении со своей долей. Сказки не для нее, вы же помните? Ощутив, как на глаза навернулась слезы, Панси шумно шмыгнула носом, а потом, ощутив, как Престон подошел к ней и прижал ее к себе со спины, нежно проведя руками по ее талии, она окончательно решила – если уж падать на дно, оказавшись в тени софитов, светящих сегодня не ей, то делать это до конца. Медленно развернувшись, она посмотрела в глаза Коула (его же вроде так звали, да?) и внезапно ей показалось, что это то, что ей сейчас нужно. Вот это желание во взгляде объективно красивого парня без всяких там бесячих веснушек, который еще на тренировках заглядывался на нее, но так и не решался подкатить. Неважно, был ли его сегодняшний подкат желанием провести с ней одну ночь или, может, он хотел от нее чего-то большего, что она точно не могла ему дать, но он смотрел на нее с таким нескрываемым вожделением, что этого было достаточно, чтобы она снова притянула его к себе в поцелуе и постаралась забыться в нем. Музыка помогала, настраивала на нужный лад, и Панси, у которой уже вечность не было секса, внезапно ощутила: в общем-то, то, как ее чувственно трогал Коул, ей даже нравится. Ну, ей хотя бы больше не было противно, а еще это помогало забыть о Грейнджер, со светящимся взглядом смотрящей на Уизли. И о самом Уизли, который в этот миг смотрел не на нее, а на… – Пойдем, – ощутив прилив решимости и злости на Рона, который ломал все, резко отстранилась от Престона Панси и потянула того в сторону туалета. – Стой, куда мы… – начал Коул. – Трахаться, – бесчувственно бросила она через плечо, и если Престон и опешил, то ровно на секунду, после чего припустил за ней без особых возражений. – Ого, я и не думал, что ты так легко… – все же удивленно начал он с ноткой сладкого предвкушения, когда Панси резко открыла дверь в кабинку туалета, миновав общий коридор. – Заткнись, – затолкнув его туда, захлопнула за собой она дверь и набросилась на него в поцелуе, зарывшись руками в его черные волосы. Престон одобрительно простонал ей что-то в губы, но она не смогла разобрать слов – лишь секундой позже поддалась его напору и тому, как он резко развернул ее и усадил задницей на широкую столешницу умывальника, сбив с той какие-то склянки. Быстро перейдя жесткими поцелуями к ее шее, он прихватил кожу так, что Панси сдавленно застонала, предвидя неминуемые засосы на утро, но снова поддалась ему, параллельно пытаясь нащупать его ширинку. В какой-то миг показалось, что она услышала за стенкой знакомые голоса Малфоя с Грейнджер, но уже в следующий растворилась от ощущения возбужденного члена, тыкавшегося ей в руку, и губ Престона, спустившегося к груди. Нравилось ли ей то, что происходило? Наверное, все же нет, но она не была железной, а опыт Престона позволял ему делать все хоть и грубо, но так правильно, что она и не думала отступать. В какой-то миг, когда Коул нетерпеливо сдвинул ее трусики в бок и коснулся ее, она поняла: вот и все. Вся ее надежда на то, что хоть что-то в ее жизни изменится, сейчас окончательно уничтожится от грязного траха в туалете какого-то Мерлином забытого маггловского клуба. И ее уже никто не спасет от этого низшего падения, после которого она сможет назвать себя настоящей шлюхой, легшей под первого попавшегося парня, который на утро наверняка будет об этом рассказывать друзьям и безмерно гордиться тем, что оприходовал такую цыпу. Хотя… Какую? Неужели она всерьез думала, что сможет превратиться в принцессу, когда ощутит, что нашелся тот, кто впервые в жизни отнесся к ней не как к дерьму, а как к той… К той… Кто все еще мог поверить в сказку. Вот только в любом случае у этой начавшейся сказки уже маячил несчастный конец, ведь, очевидно, никакой благородный принц за ней так и не придет. Никто ее не спасет. И то, как Престон, пристроившись, почти вошел в нее, лишь подтверждало это. Крепко зажмурившись и сморгнув подступившие слезы, Панси пошире расставила ноги и закусила губу, ожидая, что вот-вот все то светлое, что еще слабо мерцало в ней, обратится пеплом, как произошло невиданное. – Паркинсон! – внезапно услышала она отчаянный крик вместе со звуком резко ударившейся о стену двери в общую зону с умывальниками. – Гребаная дура, ты где?! Ты… С ним?! Последняя яростная, но приглушенная фраза пришлась как раз на момент, когда Престон уже даже коснулся ее головкой, но вмиг стушевался и отстранился, воззрившись на нее во все глаза. – Что… Что это было? – спросил он у Панси, а она так и смотрела на него с открытым ртом, пока Уизли, судя по шагам, двигался прямо к их кабинке, яростно открывая по пути одну дверь за другой под сопровождение чьих-то гневных криков и испуганных возгласов. – Даже посрать нормально не дал, ублюдок! – послышался чей-то бас прямо за стеной, а Уизел, прокричав «Заткнись!», дернул ручку и ударил кулаком в их закрытую дверь, от чего Коул тут же отступил от Панси. – Чего тебе надо?! Проваливай! – прокричал он, наложив на дверь с внутренней стороны запирающее заклятье. Вернее, он попытался это сделать, но, видимо, был недостаточно в трусах или достаточно пьян, раз промахнулся и впечатал луч в стену рядом. – Престон, ублюдок! Немедленно открой, иначе… – сотрясая дверь ударами, казалось, окончательно взбесился Рон, и Панси резко притянула Коула к себе в надежде, что Уизелу не удастся все испортить. Что он просто позволит ей завершить то, на что она и так тяжело решилась, решив окончательно уничтожить свою репутацию и тупую надежду на… – Ты глухой?! Свали, Уизел, не надо меня спасать! – сквозь слезы прокричала, накричала Панси на дверь и в отчаянном поцелуе бросилась на Престона, который был настолько в шоке от происходящего, что даже не смог ей нормально и по-настоящему ответить. Но потом, очевидно, осознав всю однозначность ее намерений, поддался и положил ей руку на голую грудь, а после… Дверь с грохотом открылась, и Панси молниеносно ощутила, как чья-то ладонь больно схватила ее за запястье и дернула на себя так резко, что она едва не свалилась с умывальника прямо на пол, опершись о стену как раз в момент, когда Рон дал по морде Престону, даже не успевшему натянуть штаны. Коул повалился навзничь, чудом не угодив головой в унитаз, а Уизли, так жарко и так гневно на нее посмотрел, что у нее чуть не перехватило дыхание, после чего, сжав кулаки, громко выплюнул: – Мы уходим! Сейчас же! Панси была в таком шоке, что даже не возразила, когда он, резко натянув на ее грудь платье, потащил ее за собой, двигаясь так стремительно, что она едва поспевала за ним, особенно если учесть, что уже на первых шагах умудрилась сломать каблук и теперь кое-как ковыляла. Только в момент, когда Уизли выволок ее из туалета и направился к выходу из клуба, все так же таща ее за собой, к Панси стали возвращаться чувства, и она ощутила такую злость, что не нашла ничего лучше, чем на ходу снять туфлю и, выдернув руку, с криком ярости бросить ту в Уизела. Сломанный каблук как раз угодил ему в голову, и Рон, болезненно взревев, повернул к ней обезумевший взгляд, после чего проорал: – Какого черта ты творишь, гребаная истеричка?! – Вот именно, какого черта творишь ты, придурок! Какого хрена ты тут устроил! – в сердцах крикнула ему Панси, пошатнувшись и ощутив, как на глаза наворачиваются слезы. Ненавидела, как же она его ненавидела в этот момент! На секунду Уизли замер, будто только сейчас понял, в каком состоянии она находится, а потому, сделав глубокий вдох, словно в желании собраться, шагнул к ней. – Я отвечаю за твою безопасность, так что мы немедленно должны уйти, пока тебя еще кто-то не изнасиловал! – Изнасиловал?! Да я сама его повела трахаться! – сказала Панси так громко, что пара магглов рядом обернулись и уставились на нее во все глаза, издав одинаковое «У-у-у!..». Краска будто схлынула с лица Рона, когда он услышал эти слова, а потому Панси, воспользовавшись моментом, продолжила, сняв вторую туфлю. – Что, не ожидал? – угрожающе замахнулась она ею. – Думал, что я, как та чертова принцесса, ждала, что меня спасут, пока сама расстегивала ширинку и уже была готова на все?! Конечно, она ждала, и Уизли неверяще замотал головой, сделав еще один шаг к ней. – Ты… Ты не понимаешь, что несешь. Так что мы уходим, сейчас же! – лишь прокричал он, снова сомкнув свою большущую ладонь на ее запястье. – Я хотела! – остервенело попыталась она вырвать руку и, когда не получилось, принялась бить Уизела туфлей, но тот не разжимал пальцев, чем еще больше ее бесил. – Я просто хотела… Трахаться! Пока ты… – в очередной раз ударила она его каблуком с уже меньшим энтузиазмом, ощущая, как силы покидают ее от горечи отчаяния. – Ты… Был с другой… Меня не надо было спасать, чертов уебок! Что-то сверкнуло в его глазах, и Рон, взревев, резко притянул ее к себе за гривок и так сильно сжал ее волосы на затылке, склонившись над ее лицом, что это вмиг будто выбило из нее весь воздух и всю дурь. – Так ли прямо хотела трахаться, а, Паркинсон?! – прошипел он ей почти в губы, прожигая взглядом, полным ярости. – Скажи честно, ты всерьез хотела прослыть главной шлюхой аврората в эту ночь?! Ей так хотелось стоять на своем, так хотелось выплюнуть ему прямо в это тупое веснушчатое лицо свое «Да!», но, как обычно, натура, ее настоящая натура ее подвела. А потому она не смогла вымолвить ни слова, лишь ощутив, как нижняя губа дрожит, а кожа головы ноет от хватки Уизела. – Так я и думал, – понизил голос Рон, гневно блеснув взглядом, а следом сделал нечто и вовсе возмутительное: легким движением обхватив ее поперек талии, он закинул ее на плечо и стремительным шагом направился к выходу. Все то время, что она бессильно лупила его спину кулаком и туфлей, матерясь так, что все, встречавшиеся на их пути магглы, испуганно расступались и разве что не крутили пальцем у виска, Уизел был непреклонен. Он нес ее, так зафиксировав руки, что у Панси с ее тощим и теперь ослабшим телом, просто не было шанса вырваться, но все же она дралась до последнего. Полминуты спустя Уизли ногой расшагакал входную дверь бара и вынес ее на улицу, и Панси, втянув в себя короткими вдохами свежий воздух, ощутила, как ливень холодно заливает ее голые плечи. Только в этот момент, отойдя от входа на приличное расстояние, Уизли поставил ее прямо на землю, а Панси тут же кинулась на него, в желании убить или хотя бы избить, но и тогда Рон не дал ей сделать этого. Лишь перехватил ее руки за запястья, в то время как она уже просто кричала прямо в его мокрое, хмурое, но теперь сосредоточенное лицо, готовое, похоже, сносить любые проявления ее натуры. – Зачем, зачем ты это сделал?! – в какой-то момент задала она ему вопрос едва не сорвавшимся голосом, ощущая, едва ли ощущая босыми стопами холод мокрого асфальта. – Все шло так идеально: ты был с Грейнджер, а я… – Потому что мне не все равно! – наконец отбросил ее руки в стороны Рон и сделал широкий шаг назад. – Мне не плевать на тебя, Паркинсон! Его последние слова разнеслись по пустынной улице звонким эхом, и Панси, уже собиравшаяся что-то сказать в ответ, внезапно замерла с открытым ртом на полуслове. – И я знаю, что и тебе… Тоже, – горько и отчаянно продолжил Рон, неопределенно протянув руку к ней, но вмиг стушевался, воззрившись на нее так, словно ожидал, что она поймет все без слов. Над их головами тускло мерцал фонарь, готовясь выйти из строя. Дождь окончательно промочил их с головы до ног, и Панси, которая даже не потрудилась захватить с собой в бар что-то наподобие плаща, лишь в этот миг ощутила, как дрожит. Вот только ливень был последним, что послужило тому причиной. Вновь ощутив злость на себя, на него, она сделала к Рону два шага и, размахнувшись, звонко влепила ему пощечину так, что его голова мотнулась в бок, прежде чем медленно вернулась в прежнее положение, и Уизел, прижав к теперь красневшей от удара щеке ладонь, вмиг посмотрел на нее с зарождавшейся в глазах яростью. – За что?! – проорал он. – За то! – прокричала Панси в ответ, а потом в отчаянном порыве притянула его лицо и сделала то, что уже так давно хотела: поцеловала его. Ее пальцы впились в его скулы и ей пришлось встать на носочки, чтобы скользнуть языком в его рот, а он ответил ей так стремительно, притянув к себе и разве что не приподняв, что только в этот момент она поняла, что сделала. Позволила, снова позволила себе поверить, что все же сказка не закончилась. Что это еще не финал, раз теперь он – тот самый принц все-таки спас ее, сбежав от своей принцессы, а теперь – полюбуйтесь! – целует ее так, как она об этом давно мечтала, стараясь все это время задвинуть эти мысли на задворок сознания туда, где в ее душе жили несбыточные мечты. Где маленькая Панси еще играла с тем бедным мальчиком и магглянкой и готовила план побега туда, где она может просто быть собой. Где она сможет стать счастливой. В какой-то миг Уизли перехватил одной рукой ее талию, а другой провел по ее лицу так чувственно, качнув бедрами, что она еле слышно вздохнула и подняла согнутую в колене ногу, скользнув по нему так, чтобы он смог прильнуть к ней еще ближе. От столкновения их тел они оба синхронно ахнули, ощущая, как ливень льется на их лица, на их припухшие губы, теперь легко соприкасавшиеся в невозможно интимном движении, и в этот миг они оба распахнули глаза и замерли, словно не решаясь продолжить то, что уже давно должны были начать, если бы были до конца честны с собой. И лишь мысль о том, почему они этого не сделали, заставила Панси с гримасой боли отстраниться в миг, когда Рон уже потянулся к ней, чтобы снова… Снова… – Нет! – оттолкнула она его, вспомнив о Грейнджер, и, кажется, Уизли понял. Понял, когда инстинктивно шагнул за ней, но замер, словно прочитал все по ее выражению. – Гермиона, – ошеломленно сказал он одними губами, а потом так изменился в лице, опустив плечи и не сделав шага к ней, что Панси больше не было нужно никаких слов. Фонарь окончательно погас, окунув их полумрак, и она лишь кивнула, всхлипнув, а потом просто побежала прочь, смахивая на ходу слезы. Все же у сказки должен быть справедливый конец. И она не, увы, не гребаный ее автор, чтобы решать, каким ему быть. Оказавшись на безопасном расстоянии в безлюдном переулке, Панси в последний раз обернулась туда, где остался Рон, и аппарировала так стремительно прочь, что едва успела осознать, куда. *** Гермиона была ошеломлена. Она увидела на сцене известную волшебную поп-рок группу, игравшую известные песни, которые она слышала на каждом шагу из зачарованного радио, а еще заметила, что все люди были одеты не как магглы. Это точно были волшебники с их мантиями (порой, преобразованными на модный манер) и палочками, пускающими вверх сноп подбадривающих музыкантов искр. Зачарованные подносы сновали туда-сюда, принося новые партии коктейлей сидевшим за столиками магам, а экзотические танцовщицы парили под высоким куполом заведения, заводя посетителей клуба своими движениями и акробатическими волшебными трюками (хотелось верить, что сверкающие при этом трусики были не основной причиной возбуждения толпы). – Но… Как? – восторженно огляделась по сторонам Гермиона и перевела взгляд на Драко. – Выходит, мы оказались в магическом клубе? Драко расслабленно улыбнулся и позволил себе ее очень аккуратно приобнять, словно поддавшись силе эмоций и алкоголя, делавшего его взгляд чуть менее сосредоточенным. – Именно, Грейнджер, – чуть пошатнувшись, склонился он к ней и придвинулся. – Просто я когда-то надоумил Чейзи прийти в тот самый клуб, в котором был открыт портал сюда, но об этом… – положил он палец ей на губы, – никто не знает. И Гермиона, почувствовав всю интимность этого движения и поддавшись чувствам, внезапно даже для самой себя так поцеловала его подушечку, скользнув языком, что глаза Драко расширились. То, как он смотрел на нее… Да, это стоило того, чтобы сегодня разбудить в себе всю ту смелость и решимость делать то, что хочется, которыми она так наслаждалась с самого утра. – Я не успела сказать спасибо, – чуть отстранилась Гермиона и легко улыбнулась, ощущая, что алкоголь ко всему прочему еще и притупил ее способность действовать рационально (и нет, она не жалела об этом). – За что? – ошеломленно спросил Драко, зачарованно смотря на нее, пока музыка будто окончательно околдовывала их, зажав в тиски вожделения друг к другу. – За все, – многозначительно откликнулась Гермиона, а затем, удовлетворенно отметив, как изменился Драко в лице, с улыбкой двинулась на танцпол, на котором вдруг прозвучали чувственные ритмы. Все разбились на парочки, но ей было плевать: еще никогда она не чувствовала себя такой свободной. От предрассудков, ограничивающих ее взгляд на жизнь. От чужого мнения, на которое в данном случае ей было плевать. От ревности, которая должна была бы ей повелевать, ведь, похоже, Драко, все это время, когда неведомо где пропадал, находился в этом месте с Асторией вдвоем. Но, удивительным образом, это вдруг стало чем-то неважным. Гермиона будто стала мыслить более холодно и цинично, когда поняла: они с Драко ничего друг другу не должны. Да, у них появились какие-то… Мерлин побрал бы их, чувства. Да, они в какой-то момент захотели друг друга, и это изменило все. Но нет, это не повод рушить их договоренности и тем самым мешать тому, что на самом деле… Доставляло им удовольствие. Эта их безумная игра. Это их противостояние и то, в чем они в то же время были заодно. Да, еще какой-то час назад именно в этом месте Драко, возможно, обнимал Асторию, а Гермиона… Была ли она лучше в тот час? Когда едва не целовалась с Роном и, по-честному, наслаждалась его обществом? Так что да, пусть ее осудят все многочисленные конфессии, к которым принадлежали ее знакомые, верящие в Христа или в танцующих Богов. Пусть она будет проклята под взглядом самого Мерлина, которого волшебники едва не возводили в ранг святых. Но сейчас, только сейчас, а может, всегда она теперь будет делать только то, что сама хочет. И плевать, как ей от этого будет потом больно. Будет больно в любом случае. Она танцевала, закрыв глаза и понимая, что совсем ничего не понимает в этом ритме, а затем зазвучала, кажется, бачата в ее более медленном, блюзовом варианте, которую, как она слышала, называли танцем любви. И Гермиона пыталась повторять за волшебницей, двигающейся рядом, что у нее, кажется, даже получалось. В какой-то миг, вновь блаженно раскрыв веки, она обратила внимание на сцену. Темнокожая певица в длинном сверкающем платье так чувственно исполняла свою песню, что по телу побежали мурашки, и Гермиона качнулась в такт мелодии. – Ты знала, что, возможно, в круизе нам надо будет танцевать? – внезапно коснулся руками ее талии сзади Драко и с силой притянул ее к себе, что отдалось в ее теле волной возбуждения под звук надрывного и страстного вокала. А затем, развернув ее небрежным движением, Малфой прижал ее так, что она едва слышно ахнула. – Танцы – стандартный тип развлекательной активности на корабле, в котором должны участвовать все отдыхающие, особенно, если хотят быть в курсе всех дел. – Хочешь сказать, это обязательное условие для всех авроров? – приняла его протянутую руку Гермиона, и едва заметно вздрогнула, когда Драко притянул ее к себе. Так близко. И так волнующе… Неправильно. – Полагаю, что раскрываю условия сделки раньше, чем об этом скажет Холвурд, но… Да, – выдохнул ей Драко в самое ее ухо, качнувшись в такт ритма. А потом он повел ее так в танце, что Гермиона, которая совершенно не умела танцевать, вдруг сделала это – она последовала его движениям. Словно уже делала это раньше, позволяя вести себя. Разрешая управлять собой с помощью кисти, дающей ей еле заметный, но понятный импульс, чтобы крутиться под рукой Драко, наступать на него или двигаться прочь, не сводя с него взгляда. И ровно настолько, насколько эта атмосфера отличалась от предыдущей – она чувствовала себя другой. Более свободной, более… Открытой ко всему новому. Поэтому в какой-то миг, когда Драко резко сделал выпад в сторону, а она, крутанувшись, прогнулась в спине, едва не потеряв равновесие, она поняла: пути назад нет. Она опять падала, а он… Ловил ее в последний момент снова, так низко склонившись к ней, что она забывала, как дышать. Несколько секунд музыка незнакомой мелодии уносила их прочь, даря странное ощущение дежавю, и Гермионе подумалось, что они уже могли в параллельной жизни вот так вот танцевать на пляже какого-то волшебного курорта где-нибудь в Италии, но, конечно, это были глупости. Главным было то, что она была уверена: прямо сейчас, когда Драко смотрел в ее глаза, а она – в его, не было момента честнее, чем сделать то, что она сделала. Просто подалась прямо к нему и замерла, ожидая следующий его шаг. И в этот миг, когда он максимально бережно, но настойчиво провел своими губами по ее, рванув ее на себя так, что они оба опять оказались в оглушающих ритмах мелодии друг напротив друга, она судорожно выдохнула и смело взглянула ему в глаза. Но не двинулась дальше. Их дыхание, которым они опаляли друг друга, было неровным, и Гермиона почувствовала, что Драко все же тоже достаточно пьян для того, чтобы… Чтобы… – Нет, нас могут хватиться… – прильнул он к ее щеке вместо губ и мягко потерся ею в невозможно болезненном и желанном жесте. – Нам… Пора. Вмиг все будто рассыпалось, а Гермиона, которая уже почти была готова ко всему, даже не возразила. Просто проглотила болезненный комок горечи, ощутив вмиг вакуум пустоты вместо звучавшей в ней музыки… Любви, и позволила ему вновь отвести себя в сторону уборной, блокируя мысли о том, что он снова… Снова не позволяет своим чувствам взять верх на глазах у других волшебников, среди которых наверняка были те, кто мог их узнать. И да, она понимала, что его решение… Разумно, но все же от этого не было легче. Интересно, Асторию он ласкал... Целовал в этом клубе открыто, чего не делал с ней? С Асторией, наверняка, сводившей его с ума своим потрясающим и желанным видом, он позволял себе делать все, что хотел? То, чего опасался и что не делал с ней?! Это понимание нарастало, прорастало в нее отравляющими корнями, и она уже едва сдерживала тот шторм, что теперь затмевал разум под воздействием алкоголя, который не так пьянил, как понимание, что они почти… Снова едва не поддались этому. Если бы не Драко, трусливо или, скорее, с волевым усилием сделавший шаг назад. Уже в момент, когда Малфой затащил ее в кабинку с инвентарем и собрался вот-вот произнести открывающее заклятье, она внезапно даже для самой себя выбила из его рук палочку и в сердцах произнесла: – Ты меня стыдишься! Послышался глухой стук отрикошечившей от кафельной стены палочки, и Гермиона наложила на дверь закрывающее и оглушающее заклятья. – Что?! – ошеломленно, но тихо произнес Драко, проследив за ее движением. – Свободно являешься сюда с Асторией, но боишься, что меня увидят с тобой! Я что, недостаточно хороша для тебя, а, Малфой?! Драко резко сжал челюсть, вмиг уставившись на нее во все глаза. – Гермиона… – предупреждающе начал он, сделав к ней маленький шаг. – Я тебе не!.. – Грейнджер, – исправился Драко, жестко встретив ее взгляд и, будто собравшись, произнес. – Я понимаю, ты пьяна, но позволь тебе напомнить, что… – Ты понятия не имеешь, каково это! – начала она, и все, все пропало. – Быть меж двух огней! Поддаваться этим гребаным чувствам с тобой и не знать… Не понимать… Почему ты делаешь это! Почему играешь со мной! Казалось, краска схлынула с лица Драко, а он сам будто и не знал, что сказать. Сегодня они поменялись ролями, и теперь говорила она. – Знаешь, я в отличие от тебя могу признать, что у меня есть… Чувства и я готова идти за ними, куда угодно! Даже если это означает, что я могу связаться с таким, как… Она осеклась. А он продолжил, вмиг перехватив инициативу, что отразилось в пластике его движений. – С таким, как я, Грейнджер?! – сверкнул на нее глазами Драко, подобравшись. – Ну же, не томи! Скажи, как это позорно для твоей чистейшей репутации запятнать себя, если ты свяжешься с кем-то вроде меня! Гермиона моргнула глазами, уже пожалев о сказанном, а Драко, будто войдя в раж, продолжил: – С кем-то, недостойным тебя, с кем-то, кто и на дюйм не так популярен и не так хорош, как Рон Уизли – главный холостяк магического мира, о котором ты, похоже, забыла, раз затеяла весь этот… – Заткнись, – тихо вымолвила Гермиона, едва не клокоча от ярости, а Драко горько усмехнулся и шагнул к ней, опалив ее жаром своего тела. Было слишком тесно – находиться в этой большой, такой маленькой кабинке вдвоем. – Ты… – покачал он головой, глянув ей прямо в лицо и протянув к ней руку, но не коснулся ее. – Я и понятия не имел, что ты настолько… Что ты так умеешь врать самой себе, раз готова в открытую творить все это, но не смеешь признать главного. Эти слова будто полоснули ее по лицу острейшей бритвой, и Гермиона болезненно выплюнула, глядя Драко в лицо: – Я хотя бы не боюсь завершить то, что начала, Малфой! А ты… Не доводишь ни одно наше общеедело до конца! Драко, рыкнув, резко припечатал ее к стене и провел открытым ртом по ее шее, больно скользнув по той зубами. – Ты же понимаешь, что доведи я большинство наших общих дел до конца, я бы не выполнил свою часть непреложного обета, который дал тебе в том гребаном коридоре Министерства?! Гермиона понимала: ей нечем крыть. Эта партия была не в ее пользу, а потому она задала последний вопрос, которым уже точно не могла ничего испортить: – То есть, ты хочешь сказать, что все это время… Все этобыло лишь ради непреложного обета?! Драко колебался в своем ответе и смотрел на нее так тяжело и так отчаянно, опершись рукой у ее виска, что она думала: они оба вот-вот погибнут. Шторм надвигался, надвигался, почти готов был погубить их и разбить волной о скалы (донельзя популярное, но такое точно сравнение). – Нет, – резко отпрянув, сказал Драко. – Нет, – повторил он чуть тише, и Гермиона, до этого вжавшаяся в стену, выпрямилась. – Ты… – только и смогла вымолвить она, смочив слюной губы. – Неужели ты готов признать, что тоже… Чувствуешь? Чувствуешь что-то большее тупого влечения, чем так удобно прикрываться каждый раз, когда ты смеешь меня тронуть?! Драко с рыком ударил кулаком по двери, а потом обернулся к ней с бешеным взглядом. – Конечно, твою мать, я чувствую! – обратился он к ней так, что Гермиона вмиг испуганно снова подалась назад и больно стукнулась головой о стену. – Как думаешь, Грейнджер, на кой черт мне так рисковать и из раза в раз… Творить… Все это, зная, что ты никогда не будешь моей?! Его слова, сказанные в сердцах, будто обнажили что-то, что он так тщательно скрывал все это время. Всю ту боль от однозначности их отношений, кажущейся двухзначной. От тех игр в «горячо-холодно», правилам которых они оба придерживались, не решаясь признать очевидного. Того, что они оба чувствовали что-то друг к другу, в то время, как их уговор… Был все еще сильнее их. – Но и ты… Никогда не будешь моим, – тихо и печально сказала Гермиона, ощутив горечь этих слов на кончике языка. – И ты… Ты хотя бы знаешь, почему. Знаешь меня и мои принципы, за которые я держалась годами, – чуть громче добавила она, шагнув к нему. – До этого момента. Она тяжело сглотнула, вмиг переведя взгляд на платье. Темный след растекся на груди будто лужа запёкшейся крови. Прямо у самого сердца. – Но что… Что известно мне? – вновь перевела она на него безумный взгляд. – Кто ты – новый, другой Драко Малфой, которого я уже совсем не знаю? Он молчал. Звуки музыки были едва слышны, как и звук льющейся из крана воды с умывальника, возле которого, похоже, пара ведьм, ни о чем не догадываясь, перемывали кому-то кости. – Ты такой закрытый, ты… Такой идеальный с этой своей одеждой с иголочки и железной выдержкой, – горько вымолвила Гермиона, поведя рукой. – Что даже не даешь шанса нам… Мне узнать тебя, – сбивчиво закончила она, сделав еще один медленный шаг к нему и затравленно коснувшись его щеки, и в этот миг Драко, вскинув на нее безумный взгляд, полный решимости, резко схватил ее за руку и, подхватив свою палочку, трангрессировал. От такой стремительной аппарации Гермиона едва не расщепилась, но все же, коснувшись ногами мягкой поверхности, осталась цела и упала прямо на ковер, куда ее чуть не стошнило. В миг, когда она пришла в себя и обернулась, она поняла, что находится в их номере отеля, а потом в ужасе замерла, наблюдая, как Драко резко срывает с себя рубашку прямо перед огромными панорамным окнами общей комнаты, стоя спиной к ней в лунном свете. Гермиона, опершись о пол, села и зачарованно принялась шокировано наблюдать, как Драко, отбросив рубашку и пробормотав ряд сложнейших и неизвестных ей заклятий, водит палочкой вокруг себя, а на его теле проявляются многочисленные татуировки в виде рун и рисунков вперемежку со шрамами, которые она никогда не видела. Когда он закончил и обернулся к ней, Гермиона ахнула, ведь то, что предстало перед ее взором, поразило ее. Тело Малфоя, которым она исподтишка любовалась так много раз, больше не выглядело прежним. Теперь почти каждый его миллиметр был испещрён сложным рисунком набитых на нем тату или витиеватыми и неровными шрамами, свидетельствующими о его широком боевом прошлом. Она помнила, что у Рона тоже были шрамы, но чтобы так много, не говоря уже о тату… – Ты хотела узнать обо мне все, так вот, получай ни капли неидеального меня! – раскинул в стороны руки Драко, едва не сорвавшись на крик. – Вся моя карта жизни здесь, прямо перед тобой! А Гермиона и не знала, что сказать. Не знала, с чего начать. Она была ошеломлена и разве что не проглотила язык от увиденного, погрузившись в вакуум тишины и неслышимого эха его прозвучавших слов. Медленно встав, она все же решилась подойти к нему и медленно, опасаясь, что он оттолкнет ее… Провела пальцем по шраму возле его шеи. Несколько долгих секунд не происходило ничего и, казалось, Малфой вот-вот оттолкнет ее, но он, закрыв глаза, облизнул губы и снова распахнул веки, встретив ее прямой взгляд. Но руку не убрал. – Кэрроу, Алекто, – сглотнув, сквозь зубы сказал Драко. А затем, помедлив, продолжил: – Потому что недостаточно старался, когда готовился стать Пожирателем. Казалось, происходило то, чего она так долго ждала. Сейчас, когда Драко стоял перед ней в этой своей свободной позе, он никогда еще не выглядел таким смелым и таким уязвимым одновременно, открывая ей то, что так старательно скрывал от всех. Ощутив горький ком в горле, Гермиона зачарованно двинулась ниже и остановилась на руне под ребром. – Турисаз, – напряженно произнес Драко. – Означает отречение от всего старого, дает силы начать новую жизнь. Правда, это работает только в случае, если твердо решился на это, иначе… – Может повернуть все вспять, – зачарованно произнесла Гермиона, замерев, и посмотрела прямо в глаза Малфоя. – О, Мерлин, Драко… – Продолжай, – настойчиво скомандовал он, и она, кивнув, переместилась к шраму возле пупка. – Макнейр, битва за Хогвартс, – холодно откликнулся Драко, поежившись. – Когда понял, что смерть неизбежна, хотел утянуть за собой как можно больше людей. Вне зависимости от наличия Черной метки. Гермиона кивнула, осознав, что не только им с Роном и Гарри тяжело далось то последнее, а может, крайнее сражение с Темными силами, а затем перешла к следующей попавшейся на глаза руне в районе солнечного сплетенья. – Гебо. Не то чтобы мечтал набить ее, но мама… В общем, это про… Гермиона остановила его взглядом, не дав ему озвучить неудобную правду, ведь она знала: эта руна сулила удачу в любви. В том, чтобы найти своего человека и быть с ним настолько счастливым, насколько это возможно хоть в мире волшебном, хоть в мире магглов. – А это… – преодолев першение горле, резко переместила взгляд Гермиона на предплечье Драко. Туда, где раньше была Темная метка. – А это… – проведя рукой по двум перечеркнутым по диагонали линиям, нахмурился Драко, – то, что я хочу забыть. Но то, о чем мне все же стоит помнить, чтобы не сбиться с пути. А потом в нем будто оборвалось что-то, и он… Рассказал ей все. Когда они медленно сели прямо напротив окна, он рассказал ей о каждом шраме, о каждом тату, среди которых были не только руны, но и сюрреалистичные изображения животных, цветов, ликов тех, кто ему дорог, хоть и не в прямом понимании этого. Осталось лишь две вещи, о которых Гермиона так и не решилась спросить. Но на что обратил внимание Драко, будто нехотя, но все же храбро поведя медленным взглядом под ребро. – А это… Магнолия. Символ настойчивости, силы и… – Ушедшей любви, – тихо сказала Гермиона, посмотрев на него во все глаза, и Драко скривил губы, но не ответил на ее взгляд. Просто уставился куда-то себе в ноги и чуть вбок, слегка опустив плечи. Луна так красиво освещала его тело, которое в своей неидеальности сейчас казалось ей идеальным, пока они сидели в ее свете прямо напротив раскинувшегося перед ними Лондона, подсвечиваемого иллюминацией сквозь панорамные окна, что Гермиона едва дышала, еле как справляясь с нахлынувшими на нее чувствами. – Почему ты набил этот символ? – еле слышно в итоге выдавила из себя Гермиона, поборов желание заправить прядь волос Драко за ухо. Он повел плечом, призвав к себе огневиски. – Может, я умею смотреть в будущее? – просто сказал он, небрежно поведя бутылкой, и сделал глоток, после чего медленно обернулся к ней. И в этот миг, когда она заметила, что эта татуировка была самой свежей из всех, Гермиона прямо ответила на его взгляд и увидела там так много чувств, что просто не смогла сдержаться. Она подалась вперед, вытянув бутылку из его пальцев, но он остановил ее, тронув ее лицо пальцами в предупреждающем жесте. Гермиона разочарованно сглотнула и задрожала, переведя взгляд на свои трясущиеся пальцы, вцепившиеся в ковер, после чего сжала ладонь в кулак и из-под ресниц посмотрела на дракона на предплечье Драко, тихо спросив: – А это… Символ того, что ты не должен никого к себе подпускать? Лицо Драко, на миг застыв, смягчилось, пока дракон безобидно свернулся на его запястье и будто задремал. – Напротив, он дает силу решиться подпустить к себе того, кто… – Сможет его приручить? – медленно подалась к Малфою Гермиона и выдохнула уже в самые его губы, придвинувшись ближе, а затем, сделав пару глубоких вдохов с широко раскрытыми глазами… Они оба упали. Упали в буквальном смысле – прямо так и повалились на мягкий ковер, и рука Драко, вовремя оказавшаяся под головой Гермионы, помогла смягчить это падение. Нежно, но с чувством прильнув к ее губам, Драко дрожащей рукой прошелся по ее телу сверху вниз – по шее, по ключице, по груди, а потом задрал подол ее платья, опалив прикосновением пальцев, движущихся по бедру вверх. Гермиона вздохнула, резко открыв глаза, но тут же снова прикрыла веки в блаженном ощущении его губ на ее. Движения их языков были такими медленными и так сводили с ума, что она раскинула бедра чуть сильнее и подтянула к себе ногу, позволяя Драко придвинуться ближе. Никогда еще они не целовались нежнее, чем в этот миг, когда она терялась в ощущении его прикосновений и смело, так же смело трогала его дрожащей рукой, пока он потирал чувствительное место сквозь ее трусики. Гермиона чувствовала: даже этого прикосновения ей уже достаточно, чтобы… Чтобы опять упасть с самой высокой скалы в темные воды желания и опять, снова утонуть, а потому на этот раз не стала медлить – сразу же нащупала его твердость и ловко расстегнула ремень и ширинку. После чего выпустила его наружу. – Гр-р-рейнджер… – послышался рык Драко в районе ее шеи, когда она сомкнула пальцы на его плоти, минуя резинку трусов. А когда она смело двинула рукой, он и вовсе сдавленно зашипел: – Остановись, прошу, потому что, если ты продолжишь, я не смогу опять… – Я хочу, – обхватила она другой ладонью его лицо, возвращая к себе, и, поцеловав, прошептала: – Пожалуйста, позволь мне… В глазах Драко читалась мука желания, помноженная на сомнение, и на какой-то миг он замер. Но в момент, когда она, опрокинув его на спину, стремительно спустилась поцелуями ниже и коснулась его ртом, все кануло во тьму. – Блять… – сквозь зубы прошипел Драко, выгнув спину, а потом будто растворился в движениях ее языка, откинувшись головой на ковер и окончательно потерявшись в ощущениях. Она не знала, насколько правильно все делает, ведь делала это в первый раз, сомкнув губы на его плоти. Но то, как он реагировал, говорило ей – она делает все правильно. Почувствовав солоноватый вкус его смазки, она в какой-то момент будто нашла нужный ритм и устроилась между его ног, наблюдая, как Драко, запрокинув голову, сжимает руками ковер и будто едва сдерживается, чтобы снова не начать произносить такие ругательства, какие до этого момента она от него не слышала никогда. Это придало ей уверенности, и Гермиона, ускорив темп, стала двигать ртом с рукой чуть стремительней, проходясь по всей длине, и Драко внезапно болезненно зашипел. – Грейнджер, аккуратней с зубами! – чуть приподнялся он и так и замер, смотря на нее – вмиг отпрянувшую от его плоти и воззрившуюся на него во все глаза. – Просто оберни их губами, – смягчившись, еле ощутимо погладил он ее по щеке, облокотившись о пол, а затем добавил, будто смутившись, – если хочешь продолжить, конечно. Ей ненужно было повторять дважды: она всегда схватывала все на лету. Следуя ему совету, Гермиона снова коснулась его языком, обернув зубы губами, и двинула головой вверх-вниз, в ответ на что тело Драко пробрало легкой дрожью, прежде чем он с блаженным выдохом снова откинулся назад. А она продолжила. Она продолжала делать то, что отдавалось в ней с каждым движением новой волной возбуждения, ощущением полной власти над ним, и в какой-то миг, почувствовав, что трусики уже промокли насквозь, Гермиона тронула себя рукой. Пару раз двинув пальцами в ритм своего рта, Гермиона сделала это так на удивление правильно, что на секунду потерялась в собственных ощущениях, а потому с тихим стоном сбилась с ритма, едва не захныкав, и в этот момент Драко посмотрел на нее. Встретил ее взгляд такими расширившимися от желания глазами, что уже подался вперед, чтобы притянуть ее к себе, но она его остановила уверенным движением: – Нет…. Нет, – снова склонилась она над его плотью, выставив руку вперед. – Я хочу… Пожалуйста, позволь мне… Лунный свет так красиво заливал его лицо, что она невольно улыбнулась, залюбовавшись им – таким притягательным и желанным. – Я и понятия не имел, что ты… Ты… – с едва скрываемым восхищением и возбуждением покачал головой Драко, но что-то изменилось в его взгляде. – Ты уже делала это раньше? – только и смог вымолвить он, глянув в ее глаза с такой надеждой, что она даже не усмехнулась. – Никогда, – сказала она искренне, снова устраиваясь поудобней. – Только с тобой. Я захотела этого только с тобой. И в миг, когда Драко издал нечленораздельный вздох облегчения и возбуждения, а она накрыла его ртом, Гермиона окончательно потеряла ощущение реальности и начала двигать головой так, повинуясь инстинктам, что вмиг поймала нужный ритм. Челюсть чуть заметно ныла, но это было ничем по сравнению с тем, как Драко сдержанно извивался от каждого ее движения, как нечленораздельно что-то говорил, пока она снова и снова… Пока она вела его к тому, что он уже давно заслужил. В какой-то момент ее движения стали быстрее, а плоть Драко напряглась так, что она уже подумала – он уже вот-вот… Но именно в этот миг он внезапно снова приподнялся на локти и жарко скомандовал: – Развернись. Его голос прозвучал безапелляционно, но она все так же смотрела на него во все глаза, на миг отстранившись в смущении. – Хотя бы позволь мне… Тебе тоже… И Гермиону, которая уже изнывала от желания, не пришлось уговаривать дважды. Закусив влажную от слюны и его смазки губу, она сдвинулась так, став на колени и склонившись над Драко, что теперь его рука смогла дотянуться до нее, а затем ощутила, как тот резко сдвинул ее трусики в сторону и коснулся ее там, где все уже едва не ныло, слишком давно хотело его прикосновений. Она ахнула, когда Драко так правильно, так сладко двинул пальцами, что не смогла сдержаться от пробравшей ее с ног до головы судороги, потеряв контроль и упав на одно колено, но уже в следующую секунду, сконцентрировавшись, вновь нашла ртом его плоть и стала двигаться в унисон с ритмом его руки, дарившим теперь им обоюдное наслаждение. Все смешалось: звуки их движущихся пальцев и рта, их стоны и сладкие вздохи, которые только больше возбуждали, заставляли набирать темп, чтобы все случилось еще быстрее, еще чувственней в ощущении полной потери контроля от полного безумства происходящего, и… Гермионе показалось: в этот миг они стали единым целым, когда так… Так правильно, так чувственно дарили друг другу такое наслаждение, которое, казалось, оба не испытывали ни с кем и никогда. В какой-то момент Гермиона мстительно подумала, что Астория вряд ли осмелилась на такой шаг, исчезнув сегодня с Драко на целый час, а, может, больше, и это заставило ее ускорить темп, а потом… Драко вошел в нее пальцами, положив большой из них на ее самую чувствительную точку, и она уже была готова взорваться, но… Лишь мысль о том, что он все еще «не», сдержала ее, заставив двигать головой резко и на грани того, чтобы… Чтобы это произошло одновременно. Она ощутила за пару секунд «до», как тело Драко содрогнулась, как напряглась его плоть, а после он кончил с таким вздохом, остервенело двинув рукой внутри нее в последний раз, что это вмиг отдалось в ней яркой ответной вспышкой наслаждения. Невольно отпрянув, она потерялась в этих ощущениях и откинулась на спину, все еще продолжая двигать рукой, пока семя Малфоя тепло заливало ее ладонь, а она падала в бездну, ощущая сокращения его, своих мышц, и забывая обо всем. В миг, когда реальность начала приобретать очертания, Гермиона внезапно ощутила, как Драко вжал ее в ковер весом своего тела, склонившись над ее лицом так, что она туманно перевела на него взгляд и сладко улыбнулась. – Грейнджер, – посмотрел он на нее с дымкой, подернувшей взгляд, и нежно заправил ей за ухо прядь, и в этом прикосновении было столько тепла и нежности, что Гермиона проглотила горький ком от вмиг накативших на нее чувств. – Я просто… Я хотела, чтобы тебе тоже было… Но он не дал ей договорить – лишь накрыл ее губы своими, а затем произошло страшное. В самый неловкий момент в ее жизни, когда она так и лежала – раскинув руки с остывающем на ладони семенем и слившись в поцелуе с Драко, она услышала: – Какого черта здесь происходит?! Резко отпрянув друг от друга в попытке прикрыться, Драко с Гермионой торопливо сели и обернулись. В нескольких метрах от них стояла Панси, смотревшая на них со смесью отчаяния и злости.