Окурки

У вина был ощутимый вишневый привкус. Не то, чтобы мне не нравилось, но Бонни была довольна выбором, так что возражать я не стал. Дверь приоткрылась, в щель просунулась голова Бака. В меня полетели ключи от Форда. - Ты проверил колесо? – сегодня оно изрядно потрепало мне нервы: уходя от погони, Бонни свернула на проселочную дорогу и долго петляла по окрестностям Джемплина. Когда мы уже подъезжали к дому, мне показалось, что машина ехала под большим наклоном. - Да, мы с Джоунзом сменили шину. Твоя лихачка, - он посмотрел на рыженькую девушку, писавшую что-то за столом, - умудрилась проколоть только одну! Браво, мадемуазель! – брат похлопал в ладоши. - Мадам, - поправил я его, - Миссис Боннита Элизабет Клайд Паркер-Барроу. Моя малышка расхохоталась, оторвавшись от записей: - Где ты найдешь священника, который не побоится нас обвенчать?! К тому же, официально я замужем. - Дорогая, ты научила меня выхватывать винтовку за доли секунды! Остальное – уже мои проблемы. - Тогда найди для начала местные номера, а то наш пройдоха - сосед рано или поздно обо всем догадается, - ответила Бонни и повернулась к Баку, - Как Бланш? Я не стала к вам заходить, побоялась разбудить малыша. Она не будет против пройтись завтра по магазинам? - Я думаю, она согласится. Клайд, Джоунз опять притащил какую-то бабу… - Ох, отстань от меня! Его девицы столь пустоголовы, что не запоминают даже имен тех, с кем спят! – отмахнулся я. Брат усмехнулся и закрыл дверь. - Слава Богу!... Как я устал за сегодня…. Милая, что ты все время строчишь? - Я пытаюсь восстановить поэму… А ты постоянно меня отвлекаешь! Чертовы копы!!! Я не помню половины! А лучше чем было, все равно не придумаю… - она бессильно откинулась на спинку стула. Я вздохнул. Мне тоже жаль было утерянных записей. «Dirty Murder». Мы долго вместе подбирали название, это подошло как нельзя лучше. Я поставил пластинку Анн Хаккльберг. Бонни прикрыла глаза от удовольствия. «Suddenly, It all seems like a blurry dream But I was there, Wide awake I lived it all…. » Ей нравилась эта музыка. Бонни даже несколько раздражалась, не найдя на страницах «Vogue» рецензии на пластинку любимой, но неизвестной в широких кругах певицы. Девушка просмотрела на меня и стала расплетать волосы, снимать одежду. А я любовался ею, моей маленькой феей с револьвером за резинкой чулка. Юная, нечеловечески красивая в своей огенноволосой хрупкости, вынужденная быть убитой через год или через два. А может быть и завтра. Кто знает… - Танцуй… - выдохнул я, изучая её черную комбинацию. Легкая, она закружилась по комнате… Я никогда не понимал, как можно танцевать под эту музыку: слишком медленная, почти неслышная, просто гитарные переборы и голос, но Бонни… Она танцевала. И, я клянусь, даже Господь Бог сейчас не смог бы обвинить её ни в чем. Он бы только плакал, прощая этому ангелу расстрелянную сегодня за косой взгляд на меня кассиршу ювелирного магазина. Она танцевала. Кружилась, изгибалась, плела руками воздушные узоры. Даже автоматная очередь из этих рук была бы благословением. Я ни разу в жизни не говорил ей, что люблю. Смущался, боялся, что она выбрала жизнь со мной только ради того, чтобы не подыхать от скуки, стирая мужнины портки. Я и не скажу. Потому что ни сегодня – завтра ФБР дадут Хеймеру отмашку, и нас перестреляют как бешеных собак. «Так что танцуй, моя фарфоровая куколка, танцуй пока можно….»