Сказки на ночь

Лиам Луннет – рыба. Огромная макрель, ленивая и пучеглазая, которая вместо того, чтобы шевелить плавниками, складывает их на груди и идет ко дну. В заросли водорослей, унизанных жемчугом пузырьков, в сгустки света, нарезанного ломтями, мимо проплывающих рыб-товарок, разрубая придонное течение, покоряясь воле великой июльской реки, все падает и падает Лиам-рыбешка, смиренно, покорно, стоически. Совсем не по-рыбьему, по-человечьи. Лиам – топор. Он не умеет плавать. Лиам – влюблен. Достать или утонуть. Искомое поблескивает на песке – только коснись. Сгребая придонный ил, баламутя воду, ползут к нему проворные пальцы - цап... Холод металла, гладкие грани, рывок. Чья-то сильная рука ныряет вслед за ним и тащит – тащит, тащит, почти грубо, почти злобно, но очень вовремя, к воздуху, солнцу и свету, миру, где живут неправильные макрели, не умеющие дышать водой. Вздернутый за шкирку, Лиам отфыркивается и откашливается, жмурится от желтых лучей, бьющих в мокрые глаза, и видит сперва белое, встрепанное и рассерженное, тоже мокрое и прохладное, а потом золотистое и очень взволнованное. Брейк и Шерон. Один готов его убить, вторая – волочить в больницу, и что хуже, Лиам не знает, поэтому на всякий случай загораживается локтями от обоих и взывает о милосердии. - Не надо! Я в порядке. Кх... Его опускают вниз – почти роняя, но аккуратно. Вытянувшись на досках причала, Лиам сплевывает, вздрагивает, трясет головой, выбивая воду из ушей, и чихает. Расстроенная Шерон, за чьей сережкой нырял незадачливый кавалер, хлопочет над ним. Брейк раздраженно сопит. - Лиам, Лиам... - Достал, - счастливо хрипит тот. В разжатой ладони поблескивает бабочка-серьга, которую тотчас отбирает Брейк. - Да, достал. Меня достал, очкастый. С третьей попытки тебя выудил, ты что, совсем рехнулся, утонуть захотел, а?! Не умеешь плавать, так не ныряй! Вдох, выдох, солнце. Руки Шерон. Хорошо... - Ой. У тебя в волосах какая-то... какая-то противная жуть! Высвобожденный из русого колтуна бокоплав-недоросток смешно перебирает многочисленными лапками. Он не противный, просто забавный, и явно хочет в речку, домой. - Ну и уродец... - Всего лишь местная живность, - ворчит Брейк. – Для которой страшилища – мы. Пустите его, леди Шерон, а то у бедняги случится инфаркт миокарда. Шлеп. По воде расходятся круги, набегая друг на друга. Насчет инфаркта, имеющего место быть у обитателей речных глубин, Лиам сомневается, но он рад, что это существо теперь в реке, а не в его волосах. Хотя – что же тогда там опять шуршит... Обмирает он, должно быть, слишком очевидно. - Лиам, повернись. Я... – Шерон морщит нос, героически преодолевая отвращение. – Я посмотрю, не запутались ли в твоих лохмах его приятели. Маленькие пальцы перебирают намокшие пряди. От такого даже камень замлеет, а он, человек, и подавно. Замурлыкал бы, да не кот. - Ну, вроде бы пусто. - А мне все кажется, что там кто-то ползает. Леди Шерон, мне очень неловко просить, но... - Хорошо, хорошо... Перебирает, гладит, гладит. Нежно и мягко, до невозможности приятно, до ревности в брейковом глазу. Лиам, пожалуй, готов нацеплять на себя сотню подводных жителей, склизких и многолапых, - только бы его и дальше так теребили, и уже подумывает о том, чтобы прыгнуть в воду снова, сделав вид, что поскользнулся и упал, как... Бульк. Серьга, только что выуженная, просачивается сквозь чужие пальцы. - Брейк! Брейк смотрит и ухмыляется. - Ой. Я такой неуклюжий, хе-хе. Нет, очкастый, даже не рассчитывай! Нырять – теперь моя очередь.