И что такое плохо

      Я без особой уверенности в голосе окликаю незнакомку так, что, скорее всего, меня просто не слышат, ведь никакой реакции не следует.       Все еще пребывая в замешательстве, будто во сне, отыскиваю место, где канава с вяло текущей ржавой жижей сужается и имеет не такие скользкие на вид берега. Прыгаю и чуть не падаю; раскормленная дождями почва смачно чмокает и с радостью втягивает мою ногу глубже и глубже. Я все же преодолеваю эту жалкую полосу препятствий и взбираюсь вверх по каменной насыпи. Застываю на некоторое время, вглядываясь, и затем направляюсь к человеку, что за все время моих акробатических номеров даже не соизволил обернуться или сменить темп ходьбы.       Начинаю жалеть, что сам ввязался в такую затею, ведь по всему ясно, что меня как-то вроде и не ждут. Однако пятна высохшей крови читаются вполне отчетливо и не дают мне покоя; ночь Хэллоуина еще относительно далека, а других безобидных объяснений не нахожу… Так или иначе, они всем своим видом убеждают меня не сворачивать с намеченного пути, идти до конца, раз уж начал. Еще раз крикнув: «Эй!» для проформы и получив тот же результат, что и в предыдущий раз, я ускоряю шаг и подхожу, делая небольшой крюк, чтобы оказаться со стороны лица, не проходя за спиной.       Да, это определенно девушка. Она ниже меня ростом, хотя и я не слишком-то высок для мужчины, да и вообще; явно старше, но все еще молода, наверное — около тридцати. Что еще? Русые волосы и ничем не примечательное лицо, словно бы я уже сотни раз такое видел. В общем — ничего особого, девушка и девушка, и вроде даже не испуганная, хотя… Черт, вот и почему ко мне только сейчас пришло-таки осознание неадекватности своего поведения. Меня сейчас было бы грех не испугаться… Однако что-то в ней меня тревожит, не дает покоя, но не могу четко сформулировать, что. Надо сказать, что вообще-то я привык доверять своим ощущениям от людей, почти всегда сразу и безошибочно интуитивно подмечая их достоинства и недостатки. В любой другой ситуации я по возможности не стал бы с этой барышней иметь ничего общего. Но сейчас совсем не подходящий случай для того, чтобы из-за чего-то там кочевряжиться и чем-то там гнушаться, а потому к сигналам своего подсознания остаюсь безучастен. Вместо этого задаю вопрос, как будто бы чужим голосом и вдобавок таким формальным тоном, что у самого аж скулы сводит:       — Девушка, с вами все в порядке?       Кажется, она впервые обращает внимание на меня, но как-то неохотно, что ли. Что это, последствие стресса? А может, никакого стресса и не было? Может, это девочка с психфака проводит социальный эксперимент? Хотя навряд ли, у них же этика запрещает без информированного согласия… А может, просто наркоманка выползла из какого-то притона, у нее приход, а я кажусь ей забавным говорящим комодом, случайным персонажем ее приключений? Но нет. Наверное, нет. Наверное, все-таки здесь что-то другое. К чему эта паранойя? Я устал гадать. И если она так и продолжит молчать… У меня ведь всегда есть возможность уйти, не так ли? В последнем я не испытываю особой уверенности. Что-то в этой девушке цепляет меня и не дает покоя. Это ощущение ускользает от распознавания. Я просто перестаю об этом думать, и, так и не дождавшись ответа на вопрос, задаю другой. А затем третий.       — Я могу чем-то вам помочь? Как вас зовут?       Снова без ответа. На меня смотрят отстранено-безучастно, с каким-то невнятным выражением лица. Я вздыхаю. Тяжело. Ну вот какого черта, что же делать… Мы всегда боимся того, чего не понимаем, а наш мозг изо всех сил пытается найти самое простое объяснение всему, иногда до такой степени, что готов верить в любую небыль. Лишь бы не было страшно. Ну, как с религией, например. Вот и я так сейчас. Не понимаю и боюсь. Потом решаю проявить больше инициативности, раз уж все равно не получается ничего добиться словом.       Снимаю с себя косуху, накидываю на плечи девушке. Все-таки не май месяц, а она в одном драненьком платьице, по сравнению с которым моя одежда — образец добротности. А я что, я мужчина же, не замерзну, потерплю.       — Вот. Давайте, может, я вас провожу? Ну, или что-то вроде того.       Она кивает, но словно бы не мне, а своим мыслям, и двигается, кутаясь в мою куртку. Похоже, все-таки замерзла, бедняга.       Я судорожно болтаюсь в своих мыслях, размышляя, что теперь делать-то, собственно.       — Может, в полицию позвонить? Или в скорую? Или до дома вас довести? Что-нибудь?       Последнюю фразу произношу уже с легким отчаянием, ибо чувствую себя неуместным. Глупо все как-то складывается, и тишина как классический ответ. Ладно, я привык…       И вдруг.       — Не надо, — тихо произносит она.       И касается моей ладони. Я вздрагиваю. Тепло. Оно проходит через мою руку, разливается по груди, а после и по всему телу. Как давно я этого не чувствовал, черт возьми. Как это неожиданно и приятно. Опьяняющее чувство близости другого человека, пусть мимолетной… Ах, черт! Да уж, судя по реакции моего тела — точно, давно… Никак и ничего. Не ожидал, что такая мелочь меня возбудит, и это в таких-то обстоятельствах, да еще и с абсолютно «левой», не располагающей к себе девицей.       Тушуюсь. Не думать об этом всем, приказываю я себе. Вернуться к насущным проблемам.       — Может, вас того…       Щеки начинают пылать. Собираюсь с мыслью.       — Ну, тут есть недалеко гипермаркет, круглосуточный. Вы, должно быть, голодны? Если уж я больше ничего не могу сделать… У меня не так много денег, но накормить я вас смогу. И там тепло. Может, вы придете к чему-то мыслями и…       Не знаю, что еще сказать. Удивительно несвязанная речь выходит. Я — питекантроп. Непроходимо тупой и мычащий себе под нос набор звуков, призванных выражать эмоции, не иначе. Заткнись уже, не позорься, дубина.       Однако моя невольная спутница слабо кивает, и я почитаю за лучшее счесть это за согласие. Ура, план действий! Сую руки в карманы и сутулюсь. Мне неуютно и я неуместно взбудоражен. Возбужден, проще говоря.       Поскорей бы это все закончилось.