И что такое плохо

      Так мы и идем, тихо, мирно. Ну, то есть, я стараюсь нарушать тишину беспорядочными разговорами, но явно не имею сегодня особого успеха у представительниц прекрасного пола. По крайней мере, одной конкретной. Я устал. Я хочу отдыхать. Какого лысого вообще за все это взялся, думаю с тоской. Но альфа и омега близится, светясь неоновыми огнями. Почти пришли. Скоро вновь мучительно придумывать план дальнейших действий, а еще позорно стараться не «набирать лишнего». Да что я вообще так переживаю, не решит, что ей делать, так пойдем ко мне, и пускай думает что хочет по этому поводу, может, наконец хотя бы проявит эмоции.       На протяжении всего пути до магазина нам так и не попалось ни единой живой души, но на самом подступе мы таки встречаем человека. Высокий молодой блондин в изящном официальном костюме, что называется, с иголочки, нервно прохаживается по тротуару взад-вперед, говорит по телефону, отчаянно жестикулируя невидимому собеседнику, и, судя по тону, разговор не из приятных. Он так увлечен беседой и своими эмоциями по этому поводу, что я уже было надеюсь — проскочим мимо незамеченными. Страсть как не хочется в наших дикарских нарядах показываться на глаза кому-то столь элегантному и «выслушивать» немое порицание в глазах, спасибо, этого мне сполна хватает. Но мироздание словно прочло мои мысли и решило все делать назло. Ровно в тот момент, когда мы почти поравниваемся с исключительно узкой для мужчины спиной, затянутой в темно-синее сукно пальто, вышеупомянутая спина резко изменят свое положение в пространстве, повернувшись к магазину задом, а к нам передом, при этом хлестнув меня полами по ладони. Мастер пафосных появлений, мать его. Взгляд незнакомца секунду обращен внутрь себя, но почти сразу фокусируется на мне, а губы расплываются в ироничной усмешке. Я вскидываюсь и пытаюсь в ответный взгляд вложить максимум безразличия и самоуверенности, но, как и всегда в случае, когда ты на две головы ниже оппонента как по росту, так и по социальному статусу, выходит неубедительно. Впрочем, мои попытки не удостаиваются даже негативной оценки, так как блондин почти сразу же переводит взгляд на мою спутницу. И его, судя по всему, тоже пронимает, как меня ранее. Дикое многоцветие эмоций пробегает по его лицу. Должно быть, я и сам выглядел схожим образом полчаса назад, когда принимал решение прыгать через грязный ручей навстречу неизвестности, будучи все еще неуверенным в его правильности. А после встречи с этой треклятой жижей, к слову, у меня до сих пор булькает и чавкает в ботинке, омерзительное чувство. Однако довольно быстро этот парень, должно быть, что-то для себя решает и вновь начинает сознательно контролировать мимику на своем лице, возвращая на место ироничную ухмылку уголком рта. Без обиняков и лишних предисловий спрашивает ровно то же, что и я до того:       — У вас все в порядке? Выглядите как-то не очень — тут его взгляд обращается ко мне, презрительно-снисходительно глядя на руки, покрывшиеся мурашками, поскольку на мне в не самую теплую октябрьскую ночь осталась только майка, на рабочие джинсы с грязной и мокрой штаниной, да и на само лицо, преисполненное в этот час жизни и свежести, должно быть. Затем, подчеркнуто не глядя на меня, задает вопрос девушке:       — Может, вам помощь нужна, случилось что?       Ох, еще один добродетель, тонко подметивший каким-то образом, что в отношениях с барышней мы не состоим, а значит, можно меня презирать и игнорировать. Ну правильно, а то вдруг я маньяк-убийца и выгуливаю свою жертву последний раз перед ее смертью. Иначе как еще логически обосновать наш вид и поведение. А он сейчас ее возьмет и спасет, весь такой с наскоку и разом. Мне становится тоскливо, в битве с ним я заранее проиграл, можно даже не мчаться на лошадях с копьями наперевес, в этой пикировке заведомо нет смысла, ведь даже если он скачет в парадных, неудобных и нефункциональных латах, то я-то попросту в хламиде, перетянутой расползающейся веревкой. И я уже готов услышать гром фанфар и вдохновенные вздохи зрительниц, но наперекор моим фантазиям тишина затягивается. Как и в случае со мной, девушка попросту молчит, будто бы игнорируя вопрос. Со стороны это выглядит еще неадекватнее, чем когда ты сам напрямую вовлечен в процесс. Да что же с ней такое… Поскольку два других артиста, похоже, предпочитают играть в гляделки хоть бесконечно долго, в немую сцену вклиниваюсь я, так как вполне себе рискую остаться впоследствии не только без девушки, без денег, без косухи и с униженным чувством собственного достоинства, но еще и вдобавок наедине с пневмонией, а такой вариант развития сюжета мне определенно не импонирует. Замерз чертовски, а они тут в гляделки играют. Так что я привлекаю внимание блондинчика на себя, и тот слушает мое краткое изложение и без того ненасыщенных событий.       Когда я кончаю с этими живописаниями хождения убогих за три километра, он задает мне вопрос невпопад:       — А зовут тебя как? Некрасиво как-то выходит, что мы даже не знакомы, не находишь?       Меня этот вопрос несколько выбешивает, честно говоря. Мало того, что я тут распинаюсь, а он зачем-то обращается мыслью к такой неуместной мелочи… Так я еще и предчувствую заранее реакцию на свой ответ. Тем не менее, как хороший, воспитанный мальчик протягиваю руку и с металлом в голосе говорю:       — Что ж, я Елисей. А как твое имя?       — О, добрый молодец, значит? М-да, забавно.       Этот хам мне подмигивает и снова отворачивается. Отлично. Мой встречный вопрос проигнорирован, как и моя рука, которую я тут же роняю и сжимаю в кулак. Вот петух. Он что, правда думает, что красуется таким образом на моем фоне и показывает мне мое место? Мне даже смешно, если честно, я уже внутренне готовлюсь к цирку. И, между прочим, подобная реакция на мое имя — банальней некуда, мог бы и соригинальничать.       А он уже и конька оседлал, и хвост распушил, и понесло его на волне своей собственной приятности да шикарности. Распинается, значит. Поначалу просто о том, как сейчас он героически пойдет и разберется с теми негодяями, что ее, несчастную, обидели, стоит только ей сказать, где и кто. Потом предлагает отвезти ее домой, к ней, а если нет, то и к себе тоже может. Попутно, разумеется, расписывая хай-тек оснащение своего жилища и яства, которые он может предоставить, да так красочно, что мой желудок совершает кульбиты и жалобно аккомпанирует повествованию. И чем больше он придумывает подробностей, тем ярче каким-то фанатичным огнем блестят его глаза. Я не понимаю природу этого его возбуждения. А это мне особенно не нравится. И вдвойне не нравится то, что я нахожу в этих эмоциях зеркальное отражение себя; пускай у меня все это проявляется иным образом, но право слово, что же в этой девушке такого, почему вся эта ситуация рождает столько нездоровых (или здоровых?) чувств, и притом не только во мне. Неужели в этом проявляется природа человека, мужчины в частности? Выглядит, конечно, правдоподобно. Но не до конца обоснованно. Ладно же, ладно. Надо с этим кончать.       — Скоро сказочка сказывается, да не скоро дело делается.       Он тупо и с непониманием смотрит на меня, как на назойливую муху, все еще пребывая где-то далеко, в мыслях о том, что бы такого еще сказать. Закатываю глаза и думаю, какой же я все-таки мастер устаревшего неуместного юмора, решил поиграть несвоевременно в того самого вышеупомянутого доброго молодца. Идиот, проще говоря. Однако мысль развиваю, так как порядком окоченел и слушать сладострастный задушевный треп мне как-то не в радость.       — Мне кажется, друг мой, что ты уже порядком задолбал барышню своим пустословием. Не пора ли уже перейти к каким-нибудь реальным действиям, в конце концов?       Невольно выдаю свои мотивы, переминаясь с ноги на ногу и ежась, а он, разумеется, тут же это подмечает своим цепким взглядом и иронизирует. Наблюдательный наш.       — Дорогая моя, верните эту ужасную куртку бедному парню. Уж не знаю, на какой помойке он ее достал, но ему явно больше надо. Помрет же человек, как собака, осенью, в холоде, нехорошо получится. Помилуйте его, а я вам новую приличную одежду куплю.       Она послушно протягивает мне мою куртку, и я, поколебавшись, принимаю ее обратно. Погеройствовали и хватит, теперь уже есть и иные методы решения проблемы.       У этого молодого человека просто потрясающая наглая привычка моментально сокращать дистанцию и низводить или возвышать человека до того ранга, до какого он считает нужным, в угоду своим целям. Наверное, в иных обстоятельствах это действует подкупающе, но сейчас его попытки не возымели успеха ни на ней, ни на мне. Я даже не могу на эти слова обижаться, так очевидно в них прочитываются все намерения, скорее меня это веселит. Любопытно только, насколько его слова реально соотносятся с делами и на какое число надо делить, чтобы вычленить истину. Впрочем, чутье мне подсказывает, что способен он сделать реально многое из того, что понаобещал. Потому, что может и по какой-то причине не видит повода этого не делать. По той же загадочной причине, по какой я в это все ввязался.       Я вздыхаю и жестом предлагаю проследовать уже наконец в направлении магазина. Парень всем своим видом показывает, насколько ему противна мысль посещать эти ваши плебейские рынки с ширпотребом (будто бы он рядом с гипермаркетом все это время крутился не в целях пойти туда); однако все-таки направляется за мной, не преминув взять объект наших боев под ручку. Я фыркаю. А девушке все равно. Думаю, что я бы на ее месте испугался, разозлился и сопротивлялся, особенно если до этого со мной бы произошло что-то плохое. Тут же закрадывается холодящая жилы мысль, что что-то плохое произошло, но не с ней. Сразу же сознание подкидывает картинки суккубов и прочих демонов мщения мужскому роду, а потом решительно отметает надежность источников таких знаний как крайне недостоверные, недостойные внимания.       Двери перед нами покорно разъезжаются, и я с благодарностью вхожу в остров света, тепла и запахов, щекочущих обоняние. Людей здесь много, несмотря на поздний час и почти полное отсутствие оных на улице. Как будто в другой мир попал. Охранник издалека с подозрением оглядывает нас и собирается было подойти, но вид нашего лучезарного «друга» и его не менее ослепительная улыбка, похоже, выглядят достаточной аргументацией в пользу того, что все под контролем и не стоит беспокойства. Блин, классный навык. Тоже так хочу. Невольно завидую.       Последующие события происходят как-то сумбурно и кажутся мне театром абсурда. До чего же это нелепо — неспешная прогулка по магазину с незнакомцами, ставшими невольными спутниками. Неловко. Да и я уже вроде как не нужен, и на все, что они там понабрали, мне не хватило бы денег, даже если бы их было в три раза больше, чем сейчас. Зачем так расточительно, парень, думаю я про себя, ты ведь и так уже победил. Машинально засовываю руку в карман джинсов. Фокус-покус, вот тебе и раз. Моей несчастной жалкой помятой бумажки номиналом в пятьсот рублей попросту нет на законном месте. Я растерянно проверяю все наличествующие в моем распоряжении карманы. Но нет, и в самом деле нигде ее не найти. Офигенно. У меня есть тысяча и один вариант того, где я мог ее посеять, но какой в этом прок… Это так досадно… А блондинчик, словно заранее зная о моем внезапном затруднительном положении, тем временем задает неудобный вопрос.       — Королевич Елисей, ты хоть скидываться-то будешь?       У меня руки холодеют, и я судорожно придумываю ответ. Конечно, будь на месте эта пропавшая купюра, я без задней мысли бы в самом деле скинулся чем смог, в конце концов, это была моя инициатива, и иначе зачем я здесь вообще нужен. Но физическая невозможность принять участие в спасательной операции заставляет меня найти как можно более разумный, все объясняющий и остроумный ответ, так что я выпаливаю первое попавшееся:       — Ну что ты, кто девушку танцует, тот ее и кормит, а я что, я человек маленький.       От собственной глупости у меня краснеют уши и щеки, я отчаянно ощущаю этот противный жар. Ох, ну почему я всегда несу такой бред?! Кажется, он думает также, удивленно вскидывает брови и ехидно усмехается.       — Тогда что же ты до сих пор здесь делаешь? Ждешь, что тебя я тоже танцевать и кормить буду? Ну так это зря.       — Хороший вопрос.       В самом деле, хороший. Какого черта я все еще тут? Роли распределены, а я свою отыграл. Я унижен и раздавлен. Время капитулировать. Показно разворачиваюсь, но, разумеется, у меня это выходит совсем не так эффектно, как у него. Во всем выше, быстрее, сильнее. Сначала стараюсь идти гордо и неспешно, но под конец фактически выбегаю и взахлеб вдыхаю холодный воздух. Как глупо. Как стыдно. Почти что хочется заплакать. И преумножить эти чувства? Нет уж, увольте.       Время убираться восвояси. Но что-то меня словно держит. Какое-то чувство незавершенности, а еще неуместное любопытство. Больше всего на свете ненавижу открытые финалы, и хотя с аспектом любовной линии в этой истории все более-менее понятно, но со всем остальным я так и не разобрался, а чувство причастности к тайне так просто не отпускает.       Так я и стою столбом за одним из перекрытий у входа, в нервном напряжении ожидая чего-то, сам не знаю, чего. Ну, точнее, понятно, что жду их, но что потом? Да ведь и выходов отсюда несколько, с чего я взял, что они пройдут именно здесь… Мне кажется, что так я томлюсь целую вечность, однако наконец-то это происходит. Это именно они. И именно из этой двери. Моя удача кидает меня по-крупному, но в мелочах решительно делает поблажки. Ну вот дождался ты их, молодец, а что дальше? В самом деле, интересно, а что дальше…       Сам от себя не ожидая, я окликаю их. Его. Своим невнятным безличным «Хэй!». Не рассчитывая на успех. Но он останавливается и поворачивается. Я на самом деле удивлен: и тем, что он так поступает, и своим поведением. Иду к нему ближе, но держась на приличествующем расстоянии, как бы вынуждая его подойти ко мне самостоятельно, на «нейтральную» территорию. И, еще одно маленькое странное событие, — он подходит, выказывая, конечно, некое недовольство, но как-то напускно и не по-настоящему. Наверное, тоже понимает, что теперь уже нам нечего делить. Проявляет снисходительность, как к смертнику перед казнью. Я начинаю говорить, но голос плохо слушается меня, приходится прочистить горло и начать сначала.       — Я понимаю, что это все странно, но, пожалуйста, запиши мой номер. Мне кажется, что так надо. И если что-то прояснится или что-то понадобится… В общем, позвони мне.       Он странно на меня смотрит, задумчиво, ничего не говорит, не делает попытки ни уйти, ни достать телефон. Пауза затягивается.       — Пожалуйста, — повторяю я, надеясь, что выходит не очень жалобно.       Сколько еще раз за день мне придется унижаться… Но почему-то во мне живет решимость, что я должен добиться от этой ситуации положительного исхода для себя, более того, почему-то интуитивно я чувствую, что все делаю правильно.       К моему удивлению, он слабо улыбается, будто бы даже добродушно, достает-таки телефон.       — Хорошо, давай.       Записывает, затем беззлобно кивает на прощание и уходит.       А меня как будто бы немного отпускает, становится чуть легче дышать, хотя все напряжение, живущее сейчас в каждой мышце моего тела, еще не улеглось.       Еще один дерьмовый день, и я вышел из него побежденным. Но, по крайней мере, без критических потерь. Это просто такая полоса неудач, они не могут продолжаться бесконечно, я должен это пережить, а потом таким образом как бы заслужу что-то хорошее. Или нет.       А пока… Я иду домой.