"Вы видите поле боя" (You See the Battlefield)

Предупреждение: насилие (пытки).       Следующие несколько дней были выматывающими: Джон с Шерлоком вынуждено танцевали под дудочку подрывника. И глядя, как Шерлок все больше абстрагируется от эмоций и фокусируется на выигрыше, Джон ощущал, как внутри него растет неприязнь.       И в конце концов он понял, что с него хватит. Это произошло далеко не сразу, долгое время Джон воздерживался от комментариев, но с решением последней загадки его терпение просто лопнуло.       — Жертвы и их родные всегда на втором месте, да? Тебя интересует поимка преступника, но она всегда будет на втором месте, а решение ребуса — на первом, — сердито заявил Джон.       Пялившийся в телевизор Шерлок повернул к нему голову.       — А, ты об этом, — пробормотал он, как будто давно ожидал этого разговора. Наверное, так и было.       — Об этом. Люди, которые из-за этого подрывника попали на линию огня, тебя хоть как-то волнуют? Или все дело исключительно в ребусе? — требовательно спросил Джон.       Шерлок раздраженно фыркнул.       — Неравнодушие не преимущество, Джон. Ничто не имеет значения, кроме работы, а волнение не поможет мне быстрее решать загадки. Я не собираюсь совершать эту ошибку.       Джон сухо засмеялся.       — О, ты можешь так говорить, но я знаю, что это неправда. Иначе бы ты без проблем расстраивал миссис Хадсон или позволял Анджело с тобой носиться. Нет, Шерлок Холмс, ты переживаешь за людей, но ты слишком упрям, чтобы даже самому себе в этом признаться, — насмешливо бросил он, накидывая на себя куртку. — Пока! Не забудь отдать флешку Майкрофту.       Джон с такой быстротой вылетел из комнаты, что Шерлок не успел и слова произнести. Но он и не стал — взял в руки розовый мобильник и набрал сообщение.       Джон бесшумно сбежал вниз, не желая доносить до миссис Хадсон, что что-то не так. Но он знал, что лучше ему сейчас прогуляться, чтобы не разозлиться еще сильнее. Можно было ожидать, что Шерлок так отреагирует на этого повелителя ребусов. Кто бы ни решил с ними поиграть, загадки он подбирал отлично и успешно заставлял Шерлока заниматься поисками ответов. Шерлок просто не мог не принять такой вызов — не мог упустить шанс доказать, кто умнее. Это была шерлокова ахиллесова пята.       Джон мог только надеяться, что она не заведет детектива в ловушку. Целью игры было причинение боли, но Шерлока это, похоже, совершенно не волновало.       Чувствуя, что начинает мерзнуть, Джон поднял воротник куртки и сунул руки в карманы — и к своему удивлению, нащупал в одном что-то холодное и металлическое. Весь захваченный былым расследованием, он совсем забыл о вернувшихся к нему часах.       Часы лежали в руке успокаивающей тяжестью — ощущение, по которому он очень скучал. Джон вынул часы из кармана и провел большим пальцем по потертому стеклу, где по-прежнему была вмятинка от срикошетившей пули. Он щелкнул крышкой, чтобы еще раз посмотреть на фотографию бабушки и дедушки, и оттуда выпал крошечный свернутый листок бумаги.       Джон поднял его: бумага была очень тонкая, судя по ощущению, папиросная. И на одной стороне Джон с удивлением увидел собственное имя, начертанное знакомым почерком. Почерком, которого он не видел со времен детства. Джон шагнул к фонарю и медленно развернул тонкий листок, стараясь его не повредить.       Мой дорогой Джон!       Темные дни обязательно станут светлее, поверь старому ветерану. Будут они и совсем без надежды, когда кажется, что проще прекратить сопротивление и повалиться в бездну. Но, мой мальчик, надежда есть всегда. Я всем сердцем надеюсь, чтобы мои слова показались тебе просто старческой болтовней. Но солдат учится всегда доверять своей интуиции. Ты слишком похож на меня — ни за что не пройдешь мимо несправедливости, не попытавшись ее исправить. Иметь большое сердце — великий дар, а владеть им — огромная честь, но кроме того, это еще и проклятье, требующее своих жертв.       В последние годы ты был для меня лучиком света, как и твоя бабушка, и я отдаю тебе эти часы, как самому дорогому мне человеку. Однажды они спасли мне жизнь, и я надеюсь, что им никогда не придется спасать твою, но я верю, что окажись ты в безвыходном положении, они это сделают. Ватсоны всегда были бойцами, Джон, и никогда не боялись вступать в схватку за правое дело, даже если путь был не легок. Знай, что я тобой очень горжусь, и если загробная жизнь существует, я всегда буду за тобой присматривать.       Твой любящий дедушка,       Мартин Ватсон       У Джона защипало глаза, когда он прочел эти строки. В них было столько утешения, которого он так жаждал. Джон аккуратно свернул письмо обратно в маленький квадратик и убрал обратно в часы. Нельзя ему бросать Шерлока — только не сейчас, когда подрывник еще разгуливает на свободе.       "Бог знает, что этот идиот может натворить", — с нежностью тряхнул головой Джон. Он убрал часы в карман и развернулся, дабы направить стопы обратно на Бейкер-стрит, но в этот момент слева, в мусорных баках, что-то внезапно грохнуло и перетянуло его внимание. Появившиеся сзади руки и больно воткнувшаяся в шею игла застали Джона совершенно врасплох.

* * *

      Джон со стоном начал возвращаться в сознание. Он порылся в памяти, пытаясь понять, что произошло, но все, что удавалось вспомнить: как он уходит с Бейкер-стрит после перепалки с Шерлоком. Голова пульсировала тупой болью. Джон попытался открыть глаза, но тут же с шипением опять зажмурился: свет резал голову, как острый нож. Он понял, что у него заметное сотрясение.       Он повторил попытку, на этот раз более медленно и осторожно. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к свету и стали различать окружающее. Джон лежал на правом боку на холодном влажном бетоне. Куртку с него сняли, но рубашку и брюки оставили. Единственный источник света — голая лампочка над головой — горела довольно тускло и не слишком-то освещала обстановку.       Джон стал медленно подниматься, хотя плечо протестующе задергало болью. Но ему удалось оторваться от пола лишь на несколько дюймов, и он осознал, что руки у него скованы наручниками, которые в свою очередь прикованы еще одной парой к торчащему из пола стержню. Он смог приподнять запястья только совсем чуть-чуть.       Немного поерзав, он все же сумел сесть — прикованные к полу руки оказались между разведенных в стороны ног. Он ощупал оба наручника, пытаясь найти где-нибудь слабину, но без толку. Браслеты сидели очень туго, и не было никакой возможности из них выскользнуть. Больше того: они стискивали руки так, что нарушали кровообращение. Кисти уже онемели и приобрели тревожно красный оттенок. Ожидая, когда появится похититель, Джон сжал пальцы и стал медленно вращать запястьями, стараясь не добавлять себе лишних повреждений. И вскоре, несмотря на тугие наручники, кровь снова начала поступать в затекшие конечности.       — Похоже, кому-то не терпится начать вечеринку. А начинать без хозяина — очень невежливо, Джонни-бой.       Джон моргнул. Это был кавалер Молли — тот самый, которого Шерлок назвал геем. Джим. Одетый в серый деловой костюм, он, улыбаясь, стоял перед Джоном. Улыбка эта больше напоминала акулью, чем человеческую, но сильнее всего Джона встревожили его глаза. Ему доводилось видеть в своей жизни зло — самое ужасающее из ужасного, но ничто не могло сравниться с глазами Джима, черными и всепоглощающими, как бездонные дыры.       — Что ж, привет, Джон. Я ведь могу назвать тебя Джоном? — поинтересовался Джим, обходя Джона по кругу. — Я очень, очень давно хотел с тобой как следует познакомиться.       Джон спокойно поднял на него взгляд.       — Похоже, у вас передо мной преимущество. Кто вы?       Тот хихикнул.       — Как невежливо с моей стороны. Я Джеймс Мориарти, — произнес он и отвесил эффектный поклон. — И, как я уже сказал, я много лет ждал этой встречи.       — О чем вы? Я вас даже не знаю, — возразил Джон.       — А, но я знаю тебя. Может, я и не знал твоего имени, но вот лицо — преотлично, — прорычал Мориарти и закружил по комнате. Его настроение резко изменилось. — Ты был плохим мальчиком, Джонни, ты испортил мне планы — планы, которые я вынашивал много лет. Я так старался заманить Снеговика в пустыню, но тут вмешался ты, солдатик, и вернул его назад в морозилку, не дав растаять, — рявкнул он, пихая Джону в лицо фотографию.       У Джона засосало под ложечкой, когда он увидел на снимке самого себя — в пещерах и с каким-то мужчиной на плечах. Причем тут этот случайный спасенный?       Он озадачено посмотрел на Джима, и тот, увидев его лицо, начал смеяться       — Ты не знаешь, кого спас, Джонни-бой?       Мориарти щелкнул пальцами, и двое его подручных отошли от стены. Они отцепили Джона от пола, сорвали с него рубашку и заново заковали в наручники с той единственной разницей, что теперь они крепились не к полу, а к цепи, что свисала с потолка.       Джим сделал кому-то жест, и внезапно Джон вскрикнул: его вздернули на цепи в воздух, выкручивая плечо. Раскачиваясь на руках и скребя ботинками по полу, он не мог сдержать крика.       — Судьба иногда бывает такой забавной. Если ты, конечно, в нее веришь, Джонни-бой. Только представь, сколько было шансов, что разделившись со своим отрядом, ты наткнешься на единственного в своем роде Майкрофта Холмса и по-солдатски придешь ему на спасение, — Мориарти дернул Джона назад за волосы и прошептал на ухо: — Я не мог этого тебе спустить, Джонни-бой. После того, как я приложил столько усилий, чтобы выманить старшего братца из страны — ни за что.       — Но от судьбы не уйдешь — ты оказался в отряде, на котором Себби решил попрактиковаться в стрельбе. Жаль, что ты тогда шевельнулся, иначе бы уже тогда умер в пустыне. Но, полагаю, в этом случае тебя бы сейчас здесь не было. Ты пропустил бы все веселье, — захихикал Джим. Он встал перед Джоном и с силой надавил на его пулевой шрам.       — Настоящее чудо, что ты выжил после того выстрела, — пробормотал он, а Джон рыкнул от внезапно вспыхнувшей боли. При виде восторга в глазах Джима, его затошнило, с губ сорвался какой-то звук, но того это лишь раззадорило: палец Мориарти еще сильнее вдавился в шрам. Джон стиснул зубы, но Джим продолжал безжалостно давить на старую рану, и у Джона вырвался сдавленный горловой стон. Наконец Джим отпустил его и отошел к столу у стены.       Мориарти взял со стола пистолет, и Джон узнал в нем свой собственный. А он даже не заметил кражи. Мориарти ухмыльнулся при виде его лица и снова приблизился, встал перед доктором.       — Какой замечательный ты преподнес мне подарок, — улыбнулся он, погладив браунинг, потом перехватил пистолет за дуло и со всей силы ударил им Джона по лицу.       Джон не сдержал крика, когда рукоять пистолета врезалась ему в скулу. Он сразу почувствовал, что на щеке начинает наливаться синяк. Слава богу, удар не был настолько сильным, чтобы размозжить кость.       — Отличное начало твоего наказания, — надавливая на синяк пальцем, промурлыкал Мориарти и улыбнулся, когда Джон зашипел от боли. — Мой отец твердо верил в силу ремня. Хорошая порка для непослушных мальчиков — как раз то, что нам нужно. Небольшая порочка, чтобы ты осознал, как нехорошо было вмешиваться в мои планы. Но не волнуйся, твое наказание закончится до того, как придет время встречаться с Шерли. Он ведь был так любезен, что пригласил меня повидаться. Уверен, он не будет против, если я прихвачу на вечеринку еще кое-кого, — пропел Мориарти. Потом он отвернулся и жестом показал одному из своих подручных подкатить поближе металлическую тележку.       Мориарти любовно провел по красующимся на ней принадлежностям. То были разнообразные плети, которые он перебирал и периодически пробовал на своем запястье. Джон изо всех сил постарался не вздрогнуть, когда он выбрал одну из самых больших и оглушительно ею щелкнул. Но Джим все же заметил его реакцию, и на его губах заиграла хищная ухмылка. Он отошел от стола, по-прежнему держа в руке ту самую плетку. В памяти Джона тут же всплыло ее название — "плетка-девятихвостка", но ее, похоже, кто-то еще дополнительно доработал: на каждом из "хвостов" висели металлические наконечники.       — Идеальный способ, и так по-британски. Армия еще совсем недавно им пользовалась, чтобы наказывать солдат за неповиновение. Благородная традиция, которую я буду только рад вернуть к жизни. Достойное наказание для настоящего британского солдата, — радостно заявил Мориарти.       Он обошел Джона и накинул ему на шею плетку, словно удавку, натянув концы с двух сторон. Джон ощущал на лице горячее дыхание Джима и видел его мертвый взгляд, в котором не осталось ничего, кроме маниакального удовольствия.       — Не переживай, Джонни. У нас есть еще несколько часов до прихода Шерли — как раз хватит, чтобы как следует поразвлечься, — захихикал тот и левой рукой потянул за "плеточную" удавку. Джон ощутил, как она медленно раскручивается, соскальзывая с его шеи. Мориарти, тем временем, встал у него за спиной.       От движения холодного воздуха по голой груди по коже побежали мурашки; все тело напряглось в предчувствии предстоящей боли. Но долго ждать ему не пришлось: в воздухе прозвучал резкий щелчок, и с губ Джона сорвался сдавленный крик: плетка рассекла до крови его больное плечо.       — Думаю, тридцати хватит, — лениво произнес Мориарти.       И в соответствии с его словами, плетка взлетала и опускалась еще тридцать раз, пока наконец не наступила тишина. По лицу Джона катились слезы; он висел на руках, с трудом переводя дыхание. Спина пульсировала от боли, и он чувствовал, что из рассеченных мест по коже ползут струйки крови.       Насвистывая, Мориарти вновь появился на линии его взгляда. Он положил на поднос плетку, кончики "хвостов" которой, как видел Джон, теперь были окровавлены.       — Не волнуйся, Джонни, мы еще не закончили, — радостно возвестил Джим.       Он взял с подноса какую-то белую трубку, в которой Джон узнал водопроводную трубу из белого пластика.       — Как сказали бы американцы, "бей, бэттер"¹! — захихикал Мориарти, и изогнувшись, с размаху ударил трубой по нетронутой груди Джона. Жесткий пластик соприкоснулся с ребрами доктора, и тот рыкнул от боли. Мориарти ударил его по ребрам еще раз, и еще, но реакция Джона его явно не удовлетворила.       Он обошел с другой стороны и ударил трубой по спине, прямо по открытым ранам. Джон завопил от боли.       — Вот так-то лучше, — промурлыкал Мориарти.       Джон думал, что после плетки уже не будет способен на крик, но он ошибся: каждый раз, когда пластиковая трубка соприкасалась с его ранами, он кричал от боли. Он потерял счет ударам, но когда они наконец прекратились, он уже дрожал крупной дрожью и начинал входить в шок.       Жгучая пощечина привела его в чувство, и Джон увидел перед собой Мориарти. Тот стоял, держа в руке жуткого вида нож.       — Никаких "отключаться" при мне, Джонни. Ты должен соображать, пока я буду наносить завершающие штришки.       Мориарти поднес нож к груди Джона и приставил прямо над сердцем. Маньячно улыбнувшись, он вонзил в кожу кончик лезвия и принялся, насвистывая, что-то на ней вырезать. Джон дико вскрикнул, на этот раз полностью сорвав голос.       Джеймс не обратил на это особого внимания: он продолжал вырезать до полного своего удовлетворения. После чего отстранился и с гордостью полюбовался на свой шедевр. На груди Джона красовалось мультяшное сердце с инициалами ШХ и МХ.       — Ну вот, малыш, все готово. Как раз хватит времени, чтобы привести тебя в порядок и успеть на встречу с Шерлоком.       Мориарти отступил и щелкнул пальцами. Цепь, державшая Джона на весу, ослабла, и тот упал на пол.       Джону хотелось унять эту жуткую дрожь, поскольку таким образом организм сражался с наступающим шоком. Внезапно он снова вскрикнул от боли: цепь ослабла, и он рухнул на пол. Руки тут же жгуче задергало: к ним начал возвращаться нормальный кровоток. Джон инстинктивно попытался свернуться в комок, с трудом выталкивая из горла рваные вдохи. Он даже не попытался воспротивиться, когда подручный Мориарти снял с него наручники и вздернул на ноги. Он был слишком слаб. Грубые руки снова надели на него его собственную одежду, а сверху нацепили целый жилет взрывчатки, больно давивший на раны.       Потом, видимо, на какое-то время он потерял сознание, потому что следующее, что Джон осознал: он в багажнике какой-то машины. Поездка была недолгой, и вскоре Джона вытащили наружу, нацепили теплую куртку-парку и сунули в ухо наушник.       Он не сразу понял, что его привезли в какой-то бассейн. Но вскоре все сознание заполонил говорящий запах хлорки: его втолкнули в кабинку для переодевания.       — Даже и не думай бежать, Джонни. Я без колебаний нажму кнопку, — раздался в наушнике голос Мориарти.       Джон неохотно повиновался. Прошло совсем немного времени, и послышался звук открываемой двери, а за ним — голос Шерлока, эхом отдававшийся в огромном пространстве.       "Принес небольшой подарок в честь знакомства. Ради него ведь ты все и затеял? Все эти твои ребусы, "ты у меня попляшешь", только чтобы отвлечь меня вот от этого".       — Отлично, Джонни, твой выход. И помни, никакой отсебятины. Говори только то, что говорю я.       Джон пошел вперед на одной силе воли. Он стискивал зубы, не желая валиться на пол дрожащей кучей боли, как того требовал его организм.       И ему стало еще больнее, когда он увидел перед собой Шерлока, смотревшего так, словно он увидел предателя, а в наушнике вновь мурлычаще зазвучал голос Мориарти.       — А теперь, Джонни, повторяй за мной.