Зарисовки из колледжа

      — Ну, и зачем это нужно было делать?       Эмиль понурился еще сильнее, угрюмо разглядывая носы своих стоптанных кроссовок.       Он сидел в кабинете у Марка, в его личном кабинете. Вспоминая давнее желание оказаться у любимого преподавателя в опале, паренек мог бы сказать, что его мечта — сомнительная, если уж по-честному, — скорее всего, сбылась.       — Они сами напросились, — сердито буркнул Ланге, не поднимая взгляда.       За окном накрапывал бесконечный моросящий дождик, листва облетела и стелилась теперь насквозь промокшим бурым ковром, а серые тучи обложили небосвод нескончаемой пеленой.       В кабинете по случаю вечных осенних сумерек под потолком подрагивали лампы дневного света, создавая ощущение ирреальности происходящего.       Марк Штейн придвинул кресло поближе к краю стола и устало в него опустился, оказавшись совсем рядом с Эмилем; даже пальцы легли на столешницу всего в нескольких сантиметрах от локтя мальчишки, выстукивая по ней незатейливый ритм.       — Ты вступаешь во взрослую жизнь, — сказал Марк, и в его голосе просквозила грусть, словно ветром из приоткрытого окна повеяло. — Нельзя продолжать решать все проблемы кулаками.       — А я не умею по-другому, — огрызнулся Эмиль, понимая, что, возможно, это первый и последний их серьезный разговор — кому охота тратить время на глупого и бесталанного ученика? — И не хочу я в нее вступать, в эту жизнь! Мне и так было неплохо.       К его величайшему удивлению и облегчению, Штейн не стал спрашивать, как же он планирует заводить семью и детей. Вместо этого мужчина тяжело вздохнул и тихо произнес:       — Никто не хочет, Эмиль.       — Но… — Ланге вскинул голову, изумленно хлопая глазами, и Марк в этот миг смог бы без труда сосчитать веснушки на его бледном лице. Волнистые пряди охряных волос обрамляли скулы, лисьи брови недоверчиво приподнимались, когда юноша следил за своим преподавателем, пытаясь понять, не шутит ли тот.       Штейн наткнулся на крошечную, но очень яростную потасовку в холле, где Эмиль как раз сцепился со своим ровесником с параллельного потока, и причина столкновения была банальна до безобразия: не все благоговеют перед преподавателями, вознося на пьедестал — большинство закономерно их недолюбливает. Ланге, конечно, не полез бы к болтуну, не начни тот говорить гадости именно о Штейне. Впрочем, мужчина этого, кажется, не слышал, да и знать ему не полагалось. Увидев их, Штейн сделал самое лучшее, что мог: увел своего ученика подальше от директорского гнева и возможных последствий, по сути спрятав у себя в кабинете, пока всё не уляжется. И, наверное, рисковал.       — За что хоть в драку ввязался? — словно прочитав его мысли, спросил мужчина, впервые за время их скудной беседы заглядывая в глубину карих глаз, где таились очень живые солнечные искры.       — Да так…       Эмиль врать не умел, поэтому попытался отвести взгляд.       — Ладно уж, — Марк поднялся с места, подхватывая со стола две чашки: одну зеленоватую, с разводами, как на малахите, и каймой недавно выпитого чая внутри, и вторую — бледно синюю, пыльную, вероятно, для редких гостей. — Не важно. Ты посиди пока здесь, а я схожу за кипятком. Заодно проверю, не успокоились ли они там.       Штейн вышел, а мальчишка, оставшись в кабинете один, принялся с интересом разглядывать всё, что попадалось ему на глаза.       Стопка книг, явно далеких от экономики, коробка зеленого чая с серебристым драконом на крышке, ежедневник, раскрытый на странице с текущей датой и испещренный записями, сделанными аккуратным ровным почерком, пиджак, по привычке скинутый на спинку стула…       Пиджак заставил взгляд зацепиться и замереть. Эмиль, прислушиваясь к происходящему в коридоре, напрягая слух до предела, чтобы вовремя уловить звук шагов, на нетвердых ногах поднялся с места и склонился, подхватывая жесткую грубоватую ткань, поднося ее к лицу и вдыхая такой знакомый любимый запах.       В груди волнительно заколотилось сердце, а в паху сплелось мучительным клубком тягучее желание. Смесь одеколона, легкой табачной перчинки и мужской зрелости сводила с ума.       Он не заметил, как дверь скрипнула, и на пороге появился Марк с двумя дымящимися чашками в руках.       Эмиль отшатнулся, выронил пиджак — тот лег на прежнее место и, кажется, его фетишистский порыв так и остался незамеченным. Зато сам Эмиль, шлепнувшись обратно на стул, покачнулся и с грохотом рухнул на спину, попутно свалив со стола целую стопку книг.       Марк быстро поставил чашки на полку и бросился его поднимать.       — Всё в порядке? — теплые крепкие ладони поддерживали, обжигая даже сквозь ткань плотной спортивной куртки. — Не ушибся?       Чем внимательнее дымчатые глаза всматривались в его лицо, выискивая ответ на одному лишь их обладателю известный вопрос, тем старательнее Эмиль отводил взгляд, хмурился, стискивая кулаки. Ему вдруг остро захотелось что-нибудь разбить, сломать, закричать; на худой конец, даже ударить своего учителя. Захотелось сбежать из этого кабинета куда глаза глядят и никогда больше не пересекаться с Марком Штейном, вплоть до того, что прогуливать его уроки.       Наваждение спало так же быстро, как нагрянуло, оставив все порывы в глубине бесовских омутов, и пристыженный Эмиль поднялся на ноги, машинально отряхиваясь от пыли. Не без помощи учителя стул был водворен на место, а раскиданные вещи — разложены на столе.       — Чай, — Марк опустил кружку с горячим напитком рядом с мальчишкой и сел напротив, всё еще пристально вглядываясь в своего нечаянного гостя.       Ощущение тупика не покидало обоих: Эмиль уперто молчал, понимая, что он для него чужой человек, еще один из многочисленной толпы учеников, которые каждый год меняются — прежние выпускаются, и на их место приходят новые; Штейн же попросту не знал, о чем заговорить с хмурым и замкнутым подростком. Так бы они и играли в молчанку, не раздайся вдруг в дверь Марка громкий требовательный стук.       Взгляд преподавателя метнулся по сторонам, и Эмилю на миг показалось, будто тот всерьез подумывал, куда бы его засунуть, но кабинет был так скудно обставлен, что даже вместительных шкафов в нем не нашлось. Эта мысль неожиданно развеселила Ланге, и он нарочито нахально развалился на стуле, одним своим видом бросая вызов любому, кто бы ни оказался по ту сторону двери, и рискуя свалиться во второй раз.       Марк поднялся из-за стола и отправился открывать с невозмутимым спокойствием, едва ли не того же свойства, что и дерзость его ученика.       — Вас нигде не найдешь! Прячетесь здесь? — раздался из коридора женский голос, когда мужчина приоткрыл дверь. Эмиль успел заметить любопытный взгляд и ощутить легкую атмосферу флирта, отчего в груди нехорошо заныло. Действительно, к чему Штейну какой-то там негодник-ученик, когда рядом всегда найдется достаточно красивых женщин?       — У меня лекции через полчаса, — голос Марка звучал ровно и даже равнодушно. — Что стряслось?       Женщина открыла было рот, но осеклась и замолчала — она наконец увидела Эмиля.

* * *

      Эмиль упорно ждал Марка в холле на первом этаже, не спеша бежать домой, хотя после долгих нотаций у директора настроение было даже не на нуле — в минусе, впору уходить в полноценную осеннюю хандру.       Но он помнил, что как-то раз и Штейн точно так же его ждал, а значит, ничего предосудительного в этом не было. К тому же, теперь у него действительно был повод, и веский.       Завидев темно-серый деловой костюм спускающегося по лестнице мужчины, Эмиль поднялся с неуютного и жесткого казенного стула и направился ему навстречу.       — У вас ведь не будет из-за меня проблем? — спросил он, замерев напротив и заглядывая в усталые серые глаза.       Марк в ответ только улыбнулся, потрепал паренька пятерней по волосам и отрицательно покачал головой.       — Идем домой, — сказал он, и на секунду Эмиля посетило странное дежавю.       В этом лживом воспоминании, застекольном и туманном, они шли по осенним улицам, спрятавшись под одним громадным черным зонтом. Вечерело, с небес лились беспрестанные потоки дождя, а серые стены домов, полог огромного купола над головой и море блестящего под ногами асфальта обволакивали легкой и зыбкой грустью. Один за другим зажигались фонари, а они всё шли — медленно, никуда не спеша.       Домой.       Вместе.