***
В городе было душно. Он спешил - понимал, что от этой спешки теперь вовек не отделаться. Первая застава готова, и четыре отряда разведчиков, спешно отозванных из Дортониона и Ладроса около года назад, обучили мальчишек чему успели. До середины хитуи больше не сделать. Сведения об ударе были получены от Дайрона. Он на удивление легко согласился и проследовать в город, и открыться целителям, которых эльдар называли бардами. На нем не было порчи, и его словам поверили, хоть проверяли постоянно и до сих пор не оставили в покое. Дайрон не был в Ангбанде. Сначала пленника хотели добить, но не стали, придержали для более изощренных развлечений. Несколько месяцев он валялся в подвале какой-то башни - не запомнил место, было не до того, - умирал от ран и сырости. Когда пал Минас-Тирит, его торжественно передали Гортхауру. Видел - то, что мог, и не более. Слышал - немного. Поведал бардам все, что знал. Берен осознавал, что его беспокоит, точит подленьким червячком - лжи? По меньшей мере, тревоги. Минас-Тирит, благословенная крепость, на которую бретильцы и халадин едва ли не молились, пала чуть больше года назад. За это время не удастся собрать и обучить войско из рабов, не удастся доказать людям: вы - рабы, а мы ваши хозяева и можем творить над вами что угодно. Значит, Гортхаур выступит с теми войсками, которые остались у него, и с перешедшими Дортонион восточными орками. В его войске не будет людей, которые держат оружие только по принуждению. Его войско не удастся сломить изнутри. Финрод лучше прочих понимал, что беоринга зовет сейчас на заставы не просто беспокойство. Но все же попросил - именно попросил - задержаться на пару дней, и вскоре Берен понял, для чего. С эльфами Дориата всегда ближе знался народ Халет. Синдар не было нужды торговать с беорвейн или заключать с ними военные союзы. До Браголлах они просто не пересекались между собой. По правде, те эльфов не слишком жаловали: затаились за своей Завесой, где и снега не идут, защищает их чародейство женщины... Потом все переменилось. В разъездах по Димбару редко обходилось без одного-двух дориатских следопытов или порубежников. Синдар стерегли перевал Анах, потому что понимали - если орки пойдут через него, угольки могут остаться не только от Бретиля. Пару раз Берен видел среди стражей Димбара эльфа-синда - высокого, темноволосого, не похожего на других. У эльфа был при себе лук из темного дерева, прекрасный и грозный уже сам по себе; у Берена от одного взгляда на него ныли предплечья. Эльфа звали Белег. Белег Куталион. С беорингом он, правда, не заговорил ни разу - не довелось. О Даэроне, которого называли Серебряным Голосом Дориата, Берен тоже слышал. И не видел его ни разу. Говорили, что он надменен с теми, кого не любит; любил же он одну лишь королевну Лютиэн, дочь Элу Тингола, чья красота была для смертного глаза что яркое солнце. Люди не знали и половины слухов, которые заходили среди эльдар после начала Осады Ангбанда. Даэрон, менестрель, стал думать о войне непрестанно. Сам нрав его изменился - он стал мрачен и вспыльчив, и его песни изменились. Говорили даже, что Даэрон был в родстве с Эолом, Темным эльфом, но сколько в том было правды - не знал никто. ...Привычное уже собрание - Финрод, задумчивый, но решительный; Ородрет, мрачный донельзя; феаноринги, спокойные тем ледяным спокойствием, которое в любой миг готово было взорваться огнем, свойственным только им; лорды Совета - Эктадор и Сулмэдир, оба нолдор, но разительно отличающиеся друг от друга: один темноволосый и гордый, другой - со светлыми волосами, всегда веселый, больше похожий на телеро. Был здесь и еще один аманэльда, Берен видел его несколько раз рядом с королем. Бард, Нэндил. В углу, зябко кутаясь в плащ, сидел Дайрон; своему ярну он еле заметно кивнул. А последний - черноволосый, черноглазый, бледный и статный - это и есть Даэрон?.. Синда заговорил сразу же, и сразу же - о деле. В мыслях и легендах людей эльдар часто ходят вокруг да около, отдаляют разговор длинными расспросами и приветствиями. Даэрон был не таков. - Я приветствую вас, эльдар, - легкий полупоклон в сторону короля. - И вас, эдайн, - кивок, как равным. - Нет смысла скрывать - то, что я сейчас скажу, будут лишь мои слова. Но позже они станут словами короля Элу Тингола, словами всего Дориата. Я предлагаю вам, вам всем, заключить союз. Военный союз - против Ангбанда. Слова эти упали камнем. Берен видел, как вскинулся Ородрет, как отшатнулся Эктадор. Куруфин негромко кашлянул. Смирился, позабыл презрение к синдар, - отстраненно подумал Финрод. Куруфин - позабыл. Для чего? - Лорд Даэрон, даже если ты сможешь вложить свои слова в сердце короля, ты не заставишь его заключить союз с нами. Эльвэ Синголло горд и держится своих слов, а мы, потомки Феанаро, держимся своего рода. - Я думал об этом, - тихо сказал менестрель. - И вот что я тебе скажу, Куруфин Феанарион. Память - то, без чего не прожить ни одному из квэнди. Но память о собственной гордости не согреет потом в чертогах Мандоса. - Союз - для защиты, верно я понимаю? - лорд Сулмэдир сплел пальцы перед грудью. - Не совсем. Здесь есть тот, кто знает об этом больше нас всех. Берен с удивлением понял, что синда смотрит прямо на него, глаза в глаза. Впивается взглядом так, словно хочет пробить незримую несуществующую защиту, но злобы в этом нет ни капли. - Рано или поздно, - заговорил беоринг, чувствуя предательскую сухость во рту, - в Дортонионе вспыхнет мятеж. Гортхаур, конечно, прикажет его подавить, только окажется, что у наместников руки коротки. Придется части его войск выйти с острова. Тогда... Тогда под ногами у них вспыхнет земля, и Гортхаур двинет вторую часть. Им будет позволено пройти в Димбар и на север Хранимой равнины. Там же их встретят на копья и на стрелы. - А теперь известно, - это был уже Дайрон. Поднялся со своего места и подошел к ярну, продолжая говорить, - что Гортхаур ударит сам. Пятнадцать тысяч - на Нарготронд, двадцать пять - на Хитлум. - Однако столько войск у него нет, - усмехнулся Нэндил. - Неужто вы так испугались войны, что не поняли этого? Только если набрать рабов в Дортонионе... - Знаете, в чем шутка, эльдар? - Берен обвел собравшихся взглядом. - Шутка в том, что в Дортонионе не осталось никого, способного удержать меч. Только те, кто захвачен в Браголлах и умирает на рудниках, но какие из них воины - вы знаете. - Но где же... - Сулмэдир смотрел на него расширившимися глазами. - Где воины, где мужчины твоего народа? Неужто не осталось - ни одного? Тонкая улыбка, игравшая на лице Финрода, могла бы стать ответом. Беоринг по давней привычке умолчал кое о чем даже перед лордами. - Я отвел их в Бретиль. Всех. - Так ты потерял землю и сохранил народ? - усмехнулся Куруфин. - Хитро... - Землю я тоже пока не потерял, лорд Куруфин. Итак, Гортхаур ударит. Когда - мы не знаем. Каким числом - по большей части, не знаем тоже. Знаем, куда и каким соотношением сил. Пусть земля под ними загорится здесь, на равнине, а из Дортониона им в спину будет нанесен новый удар. - Отводи людей из Бретиля, - тихо посоветовал Финрод, впервые за все время разомкнув губы. Берен ответил ему так же тихо и - печально: - Aran nin, всех, кто не будет держать оружие, я уже отослал в Нарготронд. Остальные нужны мне там. Все. Даже дети, старики и женщины. Когда Гортхаур поведет войска на Нарготронд и Хитлум, я проведу свое войско через Дортонион и добью его, вы же - свяжите его боем. - Мысль не из плохих, - кивнул Келегорм. - Но ведь и Гортхаур, - произнеся это имя, феаноринг невольно сжал губы, словно стремясь очистить их от скверны, - умен, иначе не был бы войсководителем Ангбанда. Он оставит воинов, чтобы прикрыть себе спину. - Я разобью их, - повторил Берен. - Разобью, только свяжите боем их передовые части так, чтобы они не смогли и оглянуться! Перед ликами Валар, - он вскинул руку к небу, и Дайрон отступил на шаг, не в силах или не вправе стоять рядом, - перед ликами Валар я клялся вернуть землю моих предков. Я положил жизнь на жертвенник, отрекся от всего. Я мертв для страха, и в моих руках - меч, я еще держу его. Мои люди приносили мне присягу - верность за землю, земля за верность. Они верны мне, и землю мы отвоюем вместе. Землю, по которой ступали мои предки! Если я погибну за это - погибну с честью. Я не отступлюсь от своего слова, лорды. Келегорм не встал - вскочил. - Я уже приносил клятву, подобную этой. И я достаточно безумен, чтобы исполнить ее. Раньше мы думали, что можем ждать, но ты прав. Не можем, нет! И если надо победить Гортхаура, я одержу победу или погибну. Если надо дойти до Ангамандо - его ворота падут. В этой войне я не отступлю. Ты говоришь - победа или смерть, я говорю - победа или вечное бесчестье и забвение. В этой войне я встану рядом с тобой, Берен Беоринг. - Великая честь, лорд Келегорм, - человек уже успокоился, остыл. - Но у нас разные войны. Тебе вести верных в бой под знаменем, мне же... - он не усмехнулся - оскалился. - Полагаю, тебе все ясно, лорд Даэрон, - прохладный голос Нэндила остудил, казалось, сам воздух в комнате. - Ясно одно, - менестрель покачал головой. - Здесь идут рука об руку великая надежда и великое отчаянье, и оттого надежда темна. Ей чего-то недостает, и я не знаю, обретете ли вы это.***
Высокие травы Ард-Гален уже полегли от осенних дождей. Здесь, у северо-восточной границы, встретил дозор Нарготронда Берен. Ему, как и никому из чужаков, не было дозволено попасть в город с открытыми глазами. Верно, этому обычаю не изменили и ради Даэрона. Их было немного. Не отряд даже, а так - несколько конных. Финрод, король, в простой дорожной одежде. Берен - не совсем ясно было, зачем же король взял с собой и его. Нэндил, Даэрон, Эдрахил, сопровождавший Фелагунда. Между этими двумя была и оставалась великая дружба - не обязательно было быть таким же аманэльда, чтобы это понять. И дружба не пресеклась даже тогда, когда один стал королем, а другой принял командование над стражами Нарготронда. Трава, покрытая вечерней росой, мягко пружинила. - Здесь, - Финрод спешился, перебросил поводья через шею лошади. У седла он вез непонятный круглый предмет, завернутый в плотную ткань. Ладья Ариэн уходила за горизонт. - Ты уверен, Инглор? - спросил Эдрахил так тихо что никто не мог слышать их. - Нет, - Финрод качнул головой; солнце блеснуло на его длинной косе, выковывая ее темным золотом. - Но это придумал Сулмэдир, если что - с него и спросишь. Обратить эти слова в шутку, как хотел, он не смог. Финрод опустился на колени на вершине холма. Осторожно размотал, откинул ткань - взглядам явился темный матовый шар. - Палантир? - выдохнул Эдрахил. - Король, это... безумие! - Безумие - то, что предлагал поначалу я, - лицо Фелагунда понемногу освещалось серебристым сиянием шара. - Эдрахил, прошу, отойди вместе с Береном. Так, чтоб я вас не видел. И ты, Даэрон - тоже. Возле короля остался один Нэндил. Бард мрачно скрестил руки на груди и стоял, словно одно из нолдорских изваяний. Резко обозначились черты его обычно насмешливого лица - он был предельно собран и серьезен. Финрод положил ладони на шар. Сияние разгоралось. - Безумец, - прошептал Эдрахил - то ли в никуда, то ли Берену. - Безумец, что же он делает!.. Даэрон встал чуть поодаль - и не ослушался короля, и поступил по-своему. Одна его рука почему-то потянулась к флейте; он тотчас отдернул ее. Закат стал кроваво-алым. Через час, даже меньше, Ариэн скроется вовсе. Ничего не происходило. Ничего, что мог бы почувствовать или увидеть человек. Финрод все так же держал ладони на шаре - палантире, "далеко видящем". Лицо короля застыло маской, и впервые стало ясно - этот эльда прожил на свете не одну сотню лет, он уже не юн и по меркам своего народа. Жесткие морщины пролегли к уголкам глаз и рта; ни слова, но и без слов теперь можно было почувствовать напряжение и бесконечное, ледяное нечто, имени которому не было. Эдрахил до хруста сжал зубы, не замечая, что впился пальцами в руку Берена. Тот и сам еле удерживался от того, чтобы вскочить и побежать - куда? То ли прочь отсюда, то ли на помощь королю... По виску Финрода скользнула капля пота. Он еле держал то, что рвалось из палантира наружу. Тот самый смертельный лед. Заклятье брошено, теперь это понял и Берен. Чернота закружилась у него в сознании, острыми иголочками пронзая fea. Еще миг, и я умру, не вынесу этой пытки... А Финрод был там. И держал. Свет, расколовший черноту, был чист и ярок. Он и тьма взъярились волнами моря. Кровавыми волнами, как этот закат. Король пошатнулся. Он и так стоял перед шаром на коленях, а теперь оперся рукой о землю, чтобы не упасть. Другая его ладонь, лежащая на шаре, светилась серебром изнутри. Тьма била его одного, не оглядываясь по сторонам. И - разила до сердца. Свет. Есть свет, который не предать, король, ради Эанар! Ты ведь знал это, знаешь и сейчас, держись!.. То ли кто-то крикнул это, то ли громче крика стала мысль. Нельзя предавать этот свет, aran. Нельзя. Он с тобой, он не покинет тебя, покидаешь его ты. Ты никогда не говорил лжи, так не верь чужой. Финрод снова держал шар обеими руками, опирался на него и смотрел в его глубь так, точно хотел пронзить. Он все же на миг выпрямился. А потом мягко, как подкошенный, упал в траву. Тьма стала пологом. Сомкнулась. Прежде, чем кто-то что-нибудь понял, прежде Нэндила рванулся вперед Даэрон. Его черный плащ метнулся за спиной, подобно крыльям. Менестрель выкрикнул что-то, вскинул руку. Закат высветил его фигуру, обливая той же кровью. В отличие от Финрода, он не пытался победить тьму светом. Он, нередко называвший себя темным эльфом, и на этот раз выбрал тьму, но другую. В чем было отличие? В его тьме не было страха и боли. Она не подавляла, а принимала, как принимает ребенка на руки мать. Бархат звезд, трели соловьев, шум далеких волн о скалы и шелест трав - она дарила, не прося взамен. Звезды Элберет... Серебряный Всадник с копьем, разгоняющим мрак. Великий и грозный. Горло перехватило от одного взгляда на него, а он умчался вдаль по равнине, разя холодную боль копьем. Даэрон бессильно уронил руку, упал на колени в траву, закашлялся. Кровь хлынула у него носом и, похоже, даже ртом. Ни Нэндил, ни его спутники не устояли на ногах во время поединка. Барду оказалось легче и быстрее вскочить, рвануться к Финроду. Тот лежал недвижно и на мертвого был похож больше, чем на живого. Эдрахил взял его за запястье, прислушался, считая удары сердца. - Бьется ровно, - голос подвел его, пресекся. - Что с ним, Нэндил? Во имя Варды, что?! Нэндил держал руку у короля на груди, прикрыв глаза. Не ответил. Даэрон все кашлял, впившись пальцами в землю. На ноги он поднялся не сразу; пошатнулся, вытер кровь платком. - Знаешь, что я тебе скажу, Берен? - прошептал он. Беоринг замер - из них троих менестрель предпочел обратиться именно к нему, хотя и совет, и шутку охотнее принял бы и понял Нэндил. - Любовь обязана быть несчастной... - Что произошло? - бард наконец обернулся, взглянул на Даэрона. - Похоже, мы достали его, - тот пожал плечами. - Он убрался. Беоринга увидеть не успел, большего - не скажу... - А город? - Я же говорю - не знаю, golda... Но не похоже, он прощупал только нас двоих. - Хвала Валар... - выдохнул Эдрахил. - Берен, ты-то как? - Как будто меня протащили по наковальне за секунду до удара молота. Но, похоже, явно лучше вас. Эдрахил сел на склон холма, подтянув колени к груди. Нэндил одной рукой набросил на палантир покров и снова вернулся к королю. - Не сказал бы, - качнул головой Эдрахил. - Мы все сейчас пережили одно и то же, только мы поняли, что это, а ты - нет. И мы выносливей... - Эдрахил, лучше бы ты припомнил названия созвездий и трав, - одернул его бард. - Тебе что - мало? Его голос перекрыл тихий, прерывистый напев флейты. Даэрон стоял на вершине холма, стоял на ногах нетвердо, но - играл. Незнакомая мелодия, то взлетающая, то опускающаяся до предела - ниже флейта уже не возьмет. Она вилась, как вьется нить в руках, а потом обрела и смысл, и краски - для Берена. Флейта, эльфийская флейта, запела жалобную горскую песню, и теперь она жаловалась вместе с незнакомой сложившей ее женщиной. Как вышла я рано замуж... - пела флейта, плакалась, и в ее голосе угадывались слова. Длинная, длинная песня о несчастной мужней жене, которая встретила однажды приходившего из вод светлокудрого парня и полюбила его всей душой... Ее пели по-разному: одни затихали, на все лады допевая "забрали покой мой с сердцем", другие плели историю дальше - о том, как она пошла к нему и перед ней расступилось море. До конца ее, наверное, и правда помнили только старые пряхи, певшие долгими зимними вечерами. В глазах Эдрахила, который казался тверже камня, стояли слезы. Он тоже узнал. - Люди... - проговорил он. - Оттого ли так прекрасны ваши песни, что вы рано покидаете этот мир? - Разве прекрасны? - негромко возразил Берен. - Эльфийской красоты в них нет.. - Она и не нужна! - горячо заговорил нолдо. - Такую создадим и мы, а в вас есть какая-то неведомая... тоска, я не знаю такого слова... Они уехали с равнины лишь когда зажглись звезды. Финрод так и не пришел в сознание, и Эдрахил удерживал его в седле, обняв одной рукой за плечи. Нэндил вез палантир. Даэрон был сумрачен и бледен всю дорогу и ни слова не говорил. Даже когда они подъехали к заставе недалеко от ворот в Нарготронд и их остановили стражи, чтобы завязать чужакам глаза, он молчал, опустив голову. Кто-то из эльфов, заметив короля, глухо вскрикнул. Успокаивающе заговорил Нэндил, отрывисто приказал что-то Эдрахил. Звуки терялись, смазывались. Отголоском недавнего напряжения накатила слабость. Когда с глаз путников снимали повязки, им открывался обычно вид почти на весь город - просторная пещера, и в ней колонны, целые дома, террасы. На этот раз, похоже, Эдрахил провел их какими-то другими ходами, и первое, на что упал взгляд, была лестница и ровная шлифованная стена сбоку. Незнакомым это место не было - направо по коридору покои Финрода, вверх - комнаты для гостей. Нэндил твердой рукой выставил и Эдрахила, и Берена, собиравшихся ждать пока не очнется король. - Сами не пойми на что похожи, - заявил бард. Его глаза снова смеялись - что-то миновало, миновала опасность для жизни Финрода. Даэрон догнал Берена на лестнице и дальше они пошли вместе. Эльф не говорил; человек не спрашивал. - Фелагунд должен благодарить тебя, - нарушил наконец тишину менестрель. - Позволь мне сделать это за него. - За что? Сдается мне, благодарить должны как раз вас - тебя и его... - Ты подсказал ему, - пожал плечом синда. - И попросил не сдаваться, а просьба друга бывает тверже, чем приказ Верховного короля. - Он не друг мне, - Берен опустил голову, непонятно зачем пытаясь спрятать лицо. - Сюзерен, король... не друг. Даэрон помолчал немного. - Слепой преданностью ты похож на Эдрахила. Он тоже пожертвует собой - и даже не поймет. Правда, что твой отец погиб, защищая короля? - Да. Он закрыл его от стрелы при Серех. Берен понял наконец, что глядело на него из глаз эльфа. То, что видели другие, глядя на него самого - смертная тень, желание сразиться и умереть, если на то будет воля Судьи Намо. - Это много значит, Берен. Ты ненавидишь короля - он мудрее, но любишь его, как любил бы старшего брата... Берен остановился, точно на стенку налетел. - Слушай, певец! - проговорил он, задыхаясь. - На этот раз тебе изменила твоя эльфийская мудрость. Сыновья брата моего отца, те, кого я и правда любил - один лежит в замке, который принадлежал ему по праву, приняв со своими воинами смерть от рук орков и всякой швали, и я до сих пор не знаю, похоронен ли он как беоринг! - а другой сгинул сам Моргот не знает где, и я Вайрэ молил, что если он жив и в плену, то оказался бы на рудниках, а не в волчьей яме или в застенках!.. - Прости меня, - глухо сказал Даэрон, подождав, пока Берен успокоится. - Я не в обиде, певец. Еще несколько шагов они прошли молча. - Берен, - окликнул наконец эльф не на синдарине - на правильном талиска. - Из-за чего я с тобой увязался... Если где-то в этом городе и можно напиться до беспамятства, то, наверное, только у тебя.