Narbeleth. Hithui. Girithron.

Стелилась под копыта коней бесконечная степь, мокрая и неподвижная от выпавшей росы; кое-где она схватилась хрупким ледком, и его острые грани отсвечивали вторыми звездами. К середине нарбелет ночи становились холоднее. Поникшая осенняя трава, направо и налево, и до самого горизонта. Изредка - невысокие холмы да рощи. Бескрайним морем казался Ард-Гален, где и правда не было ни холма на сотни лиг, а здесь все же угадывался по правую руку Бретиль, да и окружавшие Хитлум горы были видны далеко. Равнина, степь. Как здесь защищаться, если враг прорвется сквозь броды? Строить засеки? Долго... Финрод снова молчал - как и в тот день, когда покинул город, чтобы глядеть в палантир. Но на этот раз казалось, что мысли его были не столь тревожны. Берен догадывался, о чем думал король, потому что и сам никак не мог забыть город, бывший ему почти чужим. Не забыть даже, а отделаться от странного, звенящего в груди, как самая тонкая струна, чувства чего-то такого, что выразить словами было невозможно. Нарготронд, Нарготронд хрустальный, Нарготронд золотой. Подземный, но наполненный светом и говором воды. Забуду ли я Озера гладь, Забуду ли я Воды родной реки, Забуду, как песни петь, Как песни слагать, И вспомню ли я на краю Всему вопреки?... Вчера Даэрон пел - как говорили эльфы, то был единственный раз, когда его песни звучали в этих стенах. И что-то подсказывало, что этот единственный раз останется последним и не выпадет им больше ни одного осколочка дориатского волшебства. Слово "волшебство" сами эльдар не любили и не хотели принимать, но как еще назвать мгновения, когда лунные лучи позволяют рукам Эрухини сплести себя в струны, и свет звезд, мерцая, оседает на них? Но если и мне суждено В забвение пасть, Пусть я уйду туда - не один, И имена тех, По чьей вине окровавился снег, Прокляты будут - С подножья гор до вершин... Менестреля слушали по-разному. Молчали феанариони, бессознательно прижавшись плечами друг к другу. Эдрахил опустил голову, то ли стыдясь, то ли боясь того, что будили в нем струнный перебор и слова. Нэндил же стоял прямо, чуть насмешливо прищурившись, и видно было - противостоял вложенным в песню чарам. Но чар в ней все же не было. Или... Ему не надо будет убеждать Тингола, спорить с советниками, выпрашивать войска. Он просто споет - и даже если Элу не поймет того, что говорит песня открыто, она падет на него и заставит передумать. Даэрон вскоре покинул город: в Менегроте его ждали. Он уехал на рассвете - не то, что они. Финрод не хотел, чтобы о его отлучке стало известно каждому. Он отправлялся в Хитлум, переговорить с Королем нолдор. О чем - точно знали лишь десятеро, не считая его самого. Остальные эльдар легко могли догадаться обо всем, кроме времени. Середина хитуи. И в отряде их было - нет, не одиннадцать, - двенадцать. Десятеро эльдар, Финрод и Берен. Берен догадывался, что король возьмет в Хитлум и его. Их, знавших такую войну, которую придется вести, в Нарготронде было всего двое, но Дайрон не вынес бы дороги. Значит, именно ему и предстать перед королем, и рассказать обо всем, и отстаивать - вдвоем с Финродом, если Фингон будет возражать. Это слово - отстаивать - было произнесено Фелагундом, потому что спорить с Королем решился бы из них всех только он. Эльдар ехали молча. Нолдор, все до единого; все до единого высокие, ясноглазые и невероятно холодные. Другой бы сказал - надменные; не усмотрев выражения превосходства в глазах, нашел бы его в собранных и точных движениях и в этом молчании. Нашел бы то, что хотел найти. И еще - для многих людей все эльдар были на одно лицо, Берен же запомнил своих путников сразу. Гвиндор, темноволосый и хрупкий; Эарвэ, тэлеро - скорее всего, по матери; Гэлеон и Элендил, Карнилос, Менельдур - друг короля, аманэльда: это несложно было понять; синда наполовину, Ольгон. Еще троих называли лишь по эпессе - Гвирит, Линдо и Магор*. Они были из дружины феанорингов, где воины ради мести иногда отрекались от своего истинного имени**. Десять человек - малый отряд для серьезного боя и довольно большой, чтобы пройти скрытно. Но Эдрахил настоял именно на таком числе. Самому ему пришлось остаться в Нарготронде. Дорога шла вдоль Нарога, поднималась к Иврин. Берен знал, что там есть два перевала, и бегущие от них реки сливаются в бурливый Тейглин. Лучше, наверное, идти вдоль южного потока. Финрод шепнул что-то Менельдуру, десятнику. Тот кивнул, подозвал одного из воинов. Они коротко переговорили втроем, и воин направился на север. Пока отряд находился на безопасной земле, все, не сговариваясь, замедляли шаг коней. Финрод чуть приотстал и поравнялся наконец с Береном. Но разговор начинать он не спешил - то глядел вдаль, то чуть склонялся с седла, словно заметив что-то на земле. Наконец он протянул руку ладонью вверх и поднес к глазам. - Снег... - негромко проговорил Фелагунд. - Снег здесь, в середине нарбелет... Говорят, зима - дело рук Врага, - он искоса глянул на Берена, словно приглашая подхватить разговор. Тот ответил тускло, спокойно. - Для вас, эльдар, и солнце не пожалеет тепла, и реки вод, и хлеба, кажется, вырастут по одному вашему слову. Зима... о зиме упоминают и самые старые наши предания, вечного лета люди не помнят. - Берен, - в голосе Финрода еле слышно звенел смех, - ты удивляешь меня так, как никто из мирроанви. Любой другой на твоем месте сказал бы эти самые слова со злобой, с завистью, а ты не вложил в них ничего. - Я разучился завидовать, Фелагунд. И как испытывать злобу самому, похоже, тоже забыл. Финрод больше не смеялся. - Неужто ты не хочешь узнать о том, против кого держишь меч? - Держу... - Берен, склонившись с седла, сорвал сухую травинку и теперь вертел ее в пальцах. - Вот именно, король. Наше дело - сражаться. - А думать должны пресветлые эльфы, так? Так же считал... Он резко умолк, но невысказанные слова Берен успел понять. Так же считал и Барахир. - Ты не совсем прав, - продолжил Финрод задумчиво. - Да, и из отчаяния можно черпать силы, и можно найти их, унижая себя в собственных глазах, но это понадобится позже. Если допустит Единый... Когда из тысячи выживет один и оставшиеся скроются по лесам, зная, что и призрака надежды у них не было и нет - тогда нам понадобится темное отчаяние и темная стойкость. Пока же... - Не меряй людей и эльфов одной меркой, государь. Не ошибись. Если привить человеку то, что вы называете estel, выйдет мало хорошего. - Если бы люди и в самом деле захватили Эндорэ и были бы единственным племенем в нем, они обрели бы надежду, похожую на вашу. И, может, стали бы велики. Но перед лицом эльдар люди могут только преклоняться или люто завидовать - вот как на самом деле отозвалось Искажение. - Искажение ли?.. - Ты задаешь вопросы, на которые я не знаю ответов, король, - Берен вскинул голову. - Но на предыдущий все же отвечу. Да. Мне теперь все равно, против кого я сражаюсь. Проповедники из Ангбанда учили нас, что в противостоянии Стихий прав был Мелькор, но разве тот, кто прав, прольет столько крови? Даже если он хотел добра другим, то добился лишь их гибели. Из хороших семян проросло такое, на что лучше бы не глядеть, и тут уж либо искажена вся Арда до корней, либо Восставший-в-любви в эту любовь немного заигрался. Война Стихий далека - с тех пор прошло слишком много лет даже для вас, и мы продолжаем не эту войну. Другую. Ту, где милостей мы отчего-то не видели. Или люди тупы настолько, что сначала надо заслать к ним гоблина с мечом и орка с бичом, а уж потом петь новые сказки?.. - Не скажи так в лицо этим проповедникам, Берен... Когда звезды повернули на полночь, отряд остановился в небольшой рощице, укрытой между двумя холмами. Эльфы принялись за обычные дела - расседлывать коней, разводить огонь. Двое - Эарвэ и, кажется, Карнилос, - взяли луки и скрылись за холмом. Финрод вскоре отвел Берена в сторону - так, чтоб нолдор видели их, но слышать не могли. - Берен, - голос короля был чуть усталым и каким-то на удивление домашним, теплым, - я не хочу, чтобы ты постиг всю мудрость эльдар. В конце концов, каждый народ живет по своим устоям, и это правильно, но... Сейчас ты говорил как... - Как безумец, да? Не надо жалеть меня, король. Сейчас для нас время настало такое, что можно либо обезуметь, либо сдаться. Для честной войны, к которой вы привыкли, сил нет. - Ты и правда надеешься победить Моргота? Свет недалекого костра превратил лицо Финрода в маску, где четко различались черная и белая половины, и от этого он казался похожим на одно из надгробных изваяний. - Нет. Какого ответа ждал Фелагунд, осталось неизвестным. Он тихо выдохнул и ссутулился - одно слово то ли оправдало его надежды, то ли подкосило его. - Я хотел бы надеяться, что мой сын продолжит эту войну, а его дети увидят ясное небо на севере. Но сыновей у меня не будет, потому что я не смогу обречь больше ни одного человека на сиротскую жизнь. Финрод молча покачал головой. - Вы называете это фэйр, - только и сказал он.

***

Как можно заключить пламя в лед? Нельзя. Но так было. При одном взгляде на Короля Фингона становилось ясно - вот он, огонь, и вот он, холод. Лед чуть расплавился, пламя приугасло, но две сути сохранили свои начала. В глазах Короля просвечивало живое серебро. Если бы пришлось сравнить его с чем-то, то, наверное, только с копьем, которое медлит под рукой, дожидаясь своего часа, а потом бьет быстро и точно. Финрод держался с ним без малейшего подобострастия, но все же было видно, кто из них кому подчиняется. Фелагунд мог посоветовать - Астальдо приказать. Короли нолдор говорили друг с другом долго. Сразу же по приезде Фингон увел Финрода в свои покои и заперся там, велев не пускать никого. У эльфов же Финродовой стражи на удивление быстро нашлись в крепости и знакомые, и друзья. Они не выражали при встрече бурной радости, как сделали бы люди на их месте; только двое - светловолосые и темноглазые, нолдор, которым перепало по капле крови тэлери, обнялись. Похожи они были, как родные братья. Да и были, скорее всего, братьями - когда пал Минас-Тирит, многие из его воинов нашли приют именно здесь. Но и несмотря на теплую встречу, эльдар Нарготронда не покинули своего "поста" - ждали, хоть Финрод и не приказывал. Разговор владык мог затянуться надолго. Берен не бывал прежде в Хитлуме ни разу, и сейчас его вполне законно одолело любопытство. Любопытство не совсем праздное, если быть точным. Кольцо стен словно вырастало из твердой плоти скалы - даже камни были такого же светло-карего цвета. На уступе построили невысокую, в три поверха, башню, из которой наверняка просматривался и двор, и окрестная долина. Рядом вцепился в каменистую землю каменный же дом - для воинов, эльфов и людей. Его окружали похожие постройки, но деревянные и, казалось, сколоченные на скорую руку, словно гарнизон крепости внезапно вырос. К стенам лепились то ли дома, то ли амбары - тоже из камня; венчала крепость надвратная башня. Все здесь было иначе, чем в Бретиле или Нарготронде: эльфы переняли у людей привычку к несколько грубоватой простоте и основательности. Или дело и впрямь было в том, что гарнизон здесь стоял смешанный и все тоже успело смешаться? Вряд ли Барад-Эйтель и Дор-Ломин окажутся такими же. В спину дышал холодом Эред-Ветрин. Тревога чувствовалась постоянно: близко был Тол-ин-Гаурот. Сейчас почти половина воинов разошлась летучими отрядами по горам и северу долины - стеречь. Один из таких отрядов как раз возвращался - десятка три-четыре, не больше. Ехали налегке, многие и вовсе без доспеха. Берен мельком увидел, как устало ступают по крутому склону их кони; дальше смотреть мешала стена. Но за эти несколько мгновений он успел высмотреть пестроту клетчатых плащей и распознал цвета переднего всадника. Дэррамар. Не Аван ли - теперь уже Мар-Дэррамар, по которому уже выплакала все глаза сестра?.. У ворот не трубили в рог. Дэррамар переговорил с дозорными, - решетку подняли, отряд бесшумно прошел. Хитлум был готов к войне и сейчас. Берен, не трогаясь с места, глядел, как встречает конников немолодой человек - верно, распорядитель крепости хотя бы со стороны людей; как говорит с ним Дэррамар, как мальчишки уводят коней и воины после переклички идут по своим кошам. В отряде Дэррамара не было ни одного эльфа. Наконец распорядитель ушел в башню - Дэррамар передал ему какой-то сверток, с виду серый, бесформенный, но явно важный. Горец остался стоять посреди на удивление малолюдного двора; пригладил волосы, устало огляделся - и заметил наконец Берена. К счастью, кричать через весь еще не опустевший двор не стал - подошел, неторопливо и словно даже нехотя. - Ярн? - негромко спросил он, жадно вглядываясь в лицо своего князя. - Мы-то тут тебя хоронили уж раза четыре... - Так ты знаешь? - вопросом ответил Берен. Аван нахмурился. - Вести к нам доходят через одну, но что сыновья Брегора погибли - знают все. И про смерть Барагунда слышали - только не знали, что да как. Гонец был, еще летом. Из Бретиля. Аван не стоял на месте - медленно шел к скале, и скоро Берен понял, зачем - скамьи из камней получились отличные, а на пустом дворе было даже некуда сесть, и у коновязи и колодца навострили уши оруженосцы. - Тебя тоже потеряли, Аван. Финдис... Дэррамар изменился за три года - стал не то чтобы строже, но суровей, и выглядел старше своих тридцати лет. Его, раненого, но сумевшего добраться до предгорий, подобрали воины Фингона. Как и многих других - и людей, и эльфов. Услышав имя сестры, Аван только вздохнул. - Сколько воинов выставляете? - Тринадцать тысяч - край. Это если все в войско уйдут, оставив по замкам несколько десятков. Догадается Неназываемый обойти и ударить с Дренгиста, возьмет весь Хитлум. - Аван... Скажи - если Саурон пойдет на вас через горы, сможете удержать? Дэррамар прищурился. - Ярн, тебе ли не знать - у нас в горах все высота решает, а перевалы мы ему не отдадим. Они тут и сейчас ходят - поглядывают да постреливают, а мы на них чисто случайно обвалы роняем. Притерпелись уж друг к другу. Но смотря, конечно, какой силой пойдет... - Что вы к ним притерпелись, это ясно, а вот они к вам... Рановато открылись, Аван. - Как вышло, - тот пожал плечами. - Не ждать же было. Гортхаур, чтоб ему, и собак своих на нас спускал - натерпелись страху... Зато теперь ученые. - Много волков на острове? - Много. Они помолчали. Солнце углем обвело край башни, готовясь упасть за горы. - Так когда? - спросил Аван. - Либо сейчас, либо на другой год, летом - зимой-то горы не перейти. Берен не ответил. - Полно тебе, ярн. Мы у Моргота как заноза в ноге - рано или поздно вытащит да сожжет. Хоть знать, когда. - Не знаю, фэрри. Правда не знаю. Да и сам он, сдается мне, еще не решил... ...Берена позвали к Фингону лишь поздним вечером. К тому времени он успел уже и перезнакомиться со всем отрядом Авана, и разжиться вместе с ними ужином. Гораздо ценнее, впрочем, было просто потолкаться среди воинов, послушать, о чем они говорят. Узнали его немногие, и он старался зря не называть своего имени. Ясно было, что надежды нет у людей, но они будут сражаться и без нее, потому что отступать дальше нельзя. Фингон и Финрод сидели у очага - один в кресле, другой прямо на полу, устеленном пушистыми звериными шкурами. Огонь еле теплился; светильников в комнате еще не зажгли, и в ней царил мягкий, теплый полусвет. Тишина лилась в окно вместе с лучами предзакатного солнца. Когда человек вошел, Финрод повернул голову и взглянул ему в глаза - коротко и то ли вопросительно, то ли с укоризной. - Берен Барахирион, - негромко, но звучно проговорил Король Фингон, - я рад приветствовать тебя в этих стенах. Надеюсь, твой путь был легким. Он смотрел испытующе. Синяя сталь, отдаленная вспышка молнии… Что крылось за учтивыми словами, пока нельзя было отгадать. В глубине души Берен вдруг понял, что не знает ни как ответить на это приветствие, ни как вести себя дальше, и поскорее велел этому страху убраться туда, откуда он появился. - Для меня честь видеть тебя, Король, но ты уже оказал ее и мне, и всему народу беорвейн, приняв их в трудные годы, и если я в силах отблагодарить тебя - я это сделаю. Фингон улыбнулся уголком губ. - Что ж, кажется, сейчас мы будем раскланиваться друг с другом, как седобородые гномы, и поминать все достойные деяния предков друг друга. Слушай, Берен Беоринг, твоя благодарность будет излишней. Беорвейн защищали Хитлум все эти три года, как защищали бы свою землю, и иногда смелость их превышает даже разумные границы. Орки уже подойти боятся к перевалам, которые стерегут "клетчатые плащи". Но скажи, Берен, - Король сплел пальцы, опершись о них подбородком, и вдруг, непонятно почему, разительно напомнил человеку Белегунда, - правдивы ли слухи, что Саурон собирает силы для нового удара? - Я бы сказал, Король, что правдивы. - Почему ты думаешь так? Чем эти слухи порождены – страхом, или же у вас есть достоверный источник? Может быть, твои разведчики побывали на Тол-Сирион и вернулись? Проверяет. Финрод наверняка рассказал ему все, что знал, но причин доверять ему, беорингу, у Короля нолдор нет – пока что. - Ни один разведчик не сможет пробраться на Тол-Сирион и уйти оттуда живым, - почти не разжимая губ, проговорил Фелагунд. - Но оттуда может сбежать пленник. - Сбежать? – Астальдо поднял бровь. – От Саурона? Это невозможно, Берен. - Человек, о котором я говорю, вырвался из-под конвоя орков. С моей помощью. - Разве что так… - Король помолчал немного. – Но можно ли тогда предполагать, что Саурон не поработил разум этого человека? На этот раз ответил Финрод. - Барды Нарготронда проверяли его. Его разум чист; в нем нет скверны, и его память не была изменена, - взгляды нолдор на миг скрестились. – Как и разум и память Берена, - твёрдо договорил Фелагунд. - Пусть так. Тогда ответь, Берен - почему вы отдали Дортонион без боя? Нагорье - краеугольный камень, ключевая позиция... - Король, у замка Арфингов полегло десять тысяч наших воинов, не считая тех, кто сгорел заживо по заставам, - Берен чувствовал, что голос его чуть дрожит. Если Королю нолдор вздумалось проверять его, пусть проверяет сколько угодно, но не памятью погибших. - В топях Серех нашли смерть еще семь тысяч, пять легли в землю у Кэллагана. Скольких угнали в рудники, я не берусь считать. У нас не было сил для открытой войны. - Я говорил, Берен, как держат перевалы твои воины. Твои, они служат тебе и не забывают об этом ни на миг. Почему вы не дали бой в лесах, не заставили захватчиков отступить? Финрод молчал, глядя в пламя. Не говорил ни слова, и Берен вдруг понял, что и Фелагунд ждет его ответа. - Потому что после Серех я допустил самую большую ошибку. Король Нарготронда резко вскинул голову. - Да, ошибку. Я... остался там, у болот. И четыре месяца охранял курган отца от этих мразей с Севера, убивал всех, кто подходил ближе, чем на три выстрела! - Ирхараз... - в пустоту уронил Финрод. - А потом я вернулся в Дортонион. Вернулся неосторожно - и сразу же угодил в плен... Так вот за это время войско Барагунда разбили, он собрал отряд и ушел в леса... Выбор у меня был невеликий: сохранить землю или народ. Я понимаю, для вас, эльдар, это дико, но... Землю пришлось отдать. - Верно, дико, - Фингон повернул наконец голову, и странное сходство исчезло. Берен только теперь понял, что все это время сжимал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и медленно распрямил пальцы. – А теперь вы собираетесь не только ответить на удар, но и нанести свой... Как отнесется к этому Халмир? - Халмира это не коснется. Он извещен о готовящемся ударе, но примет ли участие в войне – решит сам. - Вы предполагали, что если задержать войска и тем самым дать тебе время для удара в спину… - С воинами Саурона будет покончено, - договорил Финрод. – Да, это так. Но если их будет больше двадцати тысяч сразу, нам не выстоять без помощи Хитлума. - Двадцать тысяч… - Фингон невесело улыбнулся. – Именно двадцать? Я надеюсь, otorno, ты знаешь, что делаешь. Если удача будет на вашей стороне, все может получиться. Но все же, почему именно середина хитуи? Это лишний риск для Саурона. Идти в это время на Хитлум и даже на Бретиль – безумие. - Мы не знаем точно, куда он пойдет, - покачал головой Фелагунд. – Но лучше уж начать готовиться сейчас, чтобы потом цена расплаты не была слишком высокой. - Ты думаешь, он обломает зубы о клинки и успокоится? - Я думаю, Фингон, что Моргот не стал бы наносить такой поспешный удар. Я думаю, что дело это задумал Саурон и что в случае его неудачи помощи ему не будет. - Хотелось бы надеяться на это. Король снова ненадолго замолчал, а потом взглянул прямо в глаза Берену – второй раз за время разговора, и взгляд его был таким же пронзительным. - А ведь это даже не план, Беоринг. Это просто замысел, почти полностью состоящий из надежды на удачу. - Если ты, король, сможешь предложить и выполнить другое - я повинуюсь. Я не правитель и не полководец. - Поздно, - веско вымолвил Король нолдор. - Ты прав, Берен: времени вовсе нет. - Так собирай войско, - почти прошептал Финрод. - Так быстро, как только сможешь.

***

Галдор был ровно на пятнадцать лет младше Барахира и на пятнадцать же - старше Берена. Он только готовился разменять сороковую зиму и встречал ее крепким, сильным воином. И правда, он был высок - почти на голову выше беоринга, хотя и тот превосходил многих своих соплеменников в росте. Деревянная усадьба встречала на удивление радушно и празднично. Здесь, в Хеннет-Аннун, находилось каждому дело по рукам и товарищи по душе. Словно и не было войны - или она была такой, какой беорвейн разучились ее видеть: короткой и если не победоносной, то дарующей покой хотя бы лет на тридцать. Хурина в Дор-Ломине не было: уехал на рубежи, за другую сторону гор. Зато на месте оказался младший Хадоринг, Хуор. В свои шестнадцать лет - невеликие годы - он выглядел вовсе мальчишкой, и Берен понял вдруг, что этого белокожего и синеглазого мальчишку ему отчаянно жаль - сам-то он в таком возрасте о настоящей войне не ведал ничего, а брат Хуора на излете четырнадцатого года обагрил свой топор орочьей кровью, и Хуор если и стоял в сторонке, то недалеко... Сказать, что Галдор приветствовал родича радушно - значит не сказать ничего. Казалось, если бы приехал в усадьбу король Фингон, переполох и то был бы меньше; а когда Берена усадили за стол, он понял, что живым ему оттуда вряд ли встать: вопросы и здравицы сыпались как горох из мешка. Здесь молчали только четверо: Хуор - и те, кого Берен заметил сразу, но перемолвиться с кем так и не успел. В год Браголлах Морвен исполнилось двенадцать, а Риан - пять лет. И Берен никогда не подумал бы, что война может состарить детей. Это казалось непонятным - старые дети, как так может быть? Но у восьмилетней Риан были глаза старухи, которая успела перевидать уже все, а в смоляных волосах Морвен явственно блеснул седой волос. Отчего же твои ученики седели, Черный Враг? Вряд ли кому-то из них пришлось смотреть, как бьется в судорогах умирающая мать, или отбиваться спешно пересаженной по-иному косой от врагов, которым, собственно, не интересно, сколько тебе лет. Вряд ли приходилось не в песнях. Получается, у обеих девчонок из родни осталась только Сильмарет, мать Риан. Да еще он... Сильмарет молча смотрела в стол. Легче бы было, если бы она, как десятки других жен и матерей, обезумевших от потерь, бросилась на него - ярна, обвинила бы... Она молчала. Галдор скоро увел его из-за стола на берег реки. Дрожали в небе осенние звезды, волчьи звезды, и едва увидев их просто в темноте, без факельного огня, Берен укорил себя за то, что поддался здесь общему веселью и вообще позволил устроить этот пир. Такие же звезды смотрели с неба в год перед Браголлах. Да нет, все правильно. И так слишком мало радости у людей. Галдор тоже молчал, глядя в сторону, и только теперь стало видно, что этот высокий и щедрый вождь устал, безмерно устал казаться щедрым из ничего и ободрять всех ложной надеждой. - Как у вас там? - спросил он наконец, и по тому только, как было произнесено это глухое "там", Берен понял, что речь вовсе не о Бретиле. - Паршиво... да что там. - Говорят, ты приехал к Фингону с королем Финродом. - Верно... Он не знал, как говорить с Галдором и что говорить ему. Но тот снова нарушил тишину сам: - Я тебя не буду даже ни о чем спрашивать, Берен. Что нам надо знать - скажет Король. Только потом, если сможешь... Береги своих, крепко береги. Да и... Знаю, что глупость говорю, но и моим дурить не позволяй. - Брось, князь, - речка шумела внизу, и Берен пожалел, что нельзя прямо сейчас спуститься к ней и умыться ледяной водой, снять это оцепенение. - Внуков еще увидишь. Оба знали, что эти слова пусты и хрупки, но надо было сказать хоть что-то. Берен осознал вдруг пугающе ясно, что Галдора он больше не увидит - никогда.