Narbeleth. Hithui. Girithron.

Вечером, когда осенние ледяные звезды усыпали небо, в той же самой зале, где беседовали Финрод и Эмельдир, собрался другой совет. Берен вошел первым. Огляделся, наново примечая привычную, но забытую обстановку, передернул плечами и направился к очагу, греть руки. Не столько холодно было, сколько муторно на душе; сложившаяся ранее картина снова не вырисовывалась. Дело было не в том, что Берен по собственной дурости опять рассорился с государем, и даже не в том, что доверяли ему все, кроме, как казалось, родной матери. Здесь, в Бретиле, отступило решение умереть в неравном бою и пришла решимость выкрутиться как-нибудь, ужом выползти из сауроновой ловушки. Завидев еще двоих, переступивших порог, Берен вскочил с пола, на который успел уже опуститься. Сложно было заговорить, не показав своего волнения, выказав почтения ровно столько, сколько надо - сколько надо было старым горским волкам от молодого ярна. - Почтенный Мар-Роган, Мар-Кейрн... - Ярн, - ну что ж, Барахиру Брегор Мар-Роган мог и вовсе не кивнуть. Да и имел на это полное право, если честно. - Садитесь, - тихо предложил Берен. - Мардо Роган, я не хочу тебя расспрашивать, пока не придут остальные, но скажи - что думает конен Халмир? - Ничего он не думает, - Брегор опустился на скамью степенно, неторопливо. - Лесовики по лесам всю жизнь и отсиживались, а чтоб выйти щит в щит, так того нет. Халмир думает, мы за него драться будем, раз платит, да и правильно думает... Все трое обернулись на еле слышный звон монист; Эмельдир проскользнула за порог почти бесшумно и присела молча. - Продолжай, мардо, - почти шепнула она. Брегор кивнул гораздо почтительнее, и Берен не мог не заметить, как мягко, неприметно улыбнулся Мар-Кейрн. В самом деле, что ярн? Появляется-то раз в месяц, а княгиня без него отвела из горящих долин мало не десять тысяч беженцев и дала им всем новый дом. Кейрн-то видел дальше новых домов, но Кейрн был один. - Ты ж ему говорил, ярн - отводи, мол, людей подальше в леса. - Говорил, - кивнул Берен. - Только он мне и в разговоре ясно показал, что никто не уйдет. - Ну вот, - Роган развел руками. - Только не спасут их леса, ярн. И раньше же хутора орочьё жгло, хоть и дойти туда было непросто. - Не в этом дело, мардо, - Берен, раздумывая, словно отгородился от него ладонью. - Мне бы тех, кто меч в руках не держит, отвести, чтоб не задело... - Орков боем мы свяжем, а вот если они до баб халадинских доберутся, те к ним в первую очередь на выручку полезут. Эмельдир вздохнула. - Не только халадин, Брегор. Не только. - Поэтому дальше границы нам отступать нельзя, - кивнул Берен. - Не прерывать цепь... За дверью снова послышались шаги - на этот раз четкие, уверенные. Ждали еще только Брандира Фин-Рогана, который принял командование над конным знаменем и по просьбе Берена, и по справедливости. Это и в самом деле оказался он; вошел, чуть пригнувшись - он был высок, и закрыл за собой дверь. Берен не видел, но не сомневался, что волкодавы тотчас улеглись за порогом. - Ярн, - Брандир коротко склонил голову, и Берен возвратил ему дружеский кивок. Он знал молодого Рогана чуть хуже, чем того же Артода или братьев-Гарханов, но все же достаточно хорошо, чтобы доверять ему почти безоговорочно. Брандир был умен тем самым умом, который и простому воину необходим, и может не только возвысить его самого, но и спасти других; Брандир был еще молод, в меру горяч - именно в меру... Берен коротко указал ему на скамью, на место рядом с Мар-Роганом, и продолжил: - Так вот выходит, что мы должны стоять, как горы. Скажи, Брандир - выстоим ли? - Выстоим, ярн... - Брандир тряхнул головой и ответил наконец правдиво: - Только смотря кто. Наши стоять будут насмерть, хоть сколько против них двинь, потому как привычны ко всякому. - И кто тут "наши"? - проворчал Мар-Роган. - Мое знамя - раз. Стрелки - сколько велишь в бой кинуть... - Знамя. Не больше. - А на остальных надежда не то чтобы хороша... Думаю, тысячи полторы хоть наберется. Другие... Слушай, ярн, если их все время пинать или улещивать, не побегут, но тут надо, чтобы первый бой вышел славным... - Надо, чтобы вышел. Плясали по стенам отсветы огня; было сумрачно и тихо. Полутени меняли лица, меняли взгляды. - Я вот чего не пойму, ярн, - заговорил Брегор, - ты говоришь, и на нас Саурон пойдет, и на Нарготронд, и еще на Хитлум, и пойдет либо сейчас, либо весной. Так что ж он, совсем дурной - никого не оставить на своем острове, да еще и переться через горы в такую злую пору?.. - Не знаю, мардо, - улыбнулся углом рта Берен. - Когда Саурон бил, ему как-то без разницы было, когда и куда, главное, чтобы насмерть. Поймать бы какого-нибудь орка в Димбаре да порасспросить... - Пробовали, - виновато опустил голову Брандир. - С весны они не казались, а тогда не знали еще. - К острову не лезьте, - предупредил Берен. - Рауг бы с ними, с языками. Сдается мне, скоро сами придут... - Не хватит у него сил, ярн, - Брегор гнул свое. - Тут надо бы втрое больше наших, не может быть у него столько на острове. Получается либо-либо-либо... Хитлум рядом, и беспокоят они Саурона ох как сильно, но это-то... Не могу я понять, ярн. - На нас его войск хватит, - Берен скрестил руки на груди. - Так что готовься, Брандир. Эмил - отведи, упреди, как хочешь. Мардо Кейрн, что ты скажешь?.. Старый Фритур медленно повернул голову и уставился Берену прямо в глаза, но смотрел, казалось, гораздо глубже. Аксанир, что уж там говорить. Такие люди не только знают законы и не только законами мудры; они умеют видеть в душах, предугадывать мысли. - Ты прав, ярн, - проговорил он наконец. - Бретилю в первый черед достанется. И замолк. Берен понимал, что мать с ним разговаривать не захочет, Брегор и Кейрн просто не станут, незачем, а Брандиру все и так ясно, и потому удивился, когда Эмельдир осталась в зале. Княгиня все так же сидела, уставившись в столешницу, и теперь, в неверном свете горящего в очаге пламени стало видно, что она устала так, как не устают обычно люди за ее годы, что лицо у нее осунулось и посерело. - Эмил... - Берен не решался подойти к ней, сам не зная, почему. Говоря, что он не любит мать, он солгал бы. Любил. Давно. И очень сильно, так, как любит ребенок единственного родного человека, которого видит постоянно. А потом, как всегда это бывает, пытался повзрослеть до срока, вытравить из сердца эту привязанность. Получилось и вытравить, и повзрослеть. Кому-то может показаться обычным и правильным то, что отец и другие мужчины постоянно пропадают на заставах, а дети мечтают походить на них, на тех, кого зачастую и не видели ни разу; только вот так и калечатся дети душами, даже если им удается потом стать не последними воинами. Их, искалеченных, было много, и новая война ломала их вдругорядь, накладывая свои шрамы на место прежних. - Эмил, я прошу тебя - когда начнется, придержи Хириль. Хоть уговаривай, хоть запирай, хоть как. Я боюсь за нее, эмил, вправду боюсь. - Вот как... - Эмельдир подняла голову. - Странно это слышать. Боишься, значит?.. - Да, я боюсь за нее. Я не хочу, чтобы с ней случилось хоть что-нибудь, и ты ведь тоже думала об этом, эмил. Ты тоже любишь ее... - Тоже? - Берен еще ни разу не видел мать такой, в таком гневе. Следы воспоминаний подсказывали сейчас, что и раньше Эмельдир и Барахир часто спорили о чем-то, только о чем и кто начинал тогда эти споры? - Знаешь, я не заметила, чтобы ты беспокоился о ней слишком сильно, чтоб ты о ней хоть сколько-нибудь беспокоился. Разве она не из-за тебя сорвалась в Дортонион, была там - я не берусь даже представить, где? Откуда я могу знать, что с ней сделали там? - Я не звал ее туда, эмил. Не просил приходить мне на помощь, но раз уж она вытащила меня, я благодарен ей за это. Если тебе это не по нраву, не беспокойся - скоро я уйду снова и вряд ли вернусь, так хоть сделай вид, что будешь ждать меня. Почему снова - так? Перегнул палку, рассорился, и с этим на сердце теперь пойдешь умирать, оставив её... Эмельдир смотрела куда-то в сторону. - А я буду ждать, - тихо сказала она, не поднимая глаз. - Так что уж постарайся вернуться, - и добавила, промедлив, - оставайся на ночь-то. Куда тебе еще... - Спасибо, эмил. Ночной воздух показался обжигающе ледяным и остудил наконец-то пылающую голову. Отчего же каждый раз все выходит так мерзко? Наверное, прав Финрод - если вечно ломать себя ради войны, то потом на каком-нибудь пустяке сломаешься окончательно. Идти в кош. Но не сразу. Берен никогда не умел скрывать то, что чувствовал, а о творившемся в Бар-эн-Энит знать никому не надо. Все же Бретиль и правда приготовился к войне, и не только к нападению, но и - к осаде? Скорее, к случайному налету. Высокий частокол вокруг домов волку просто так не перепрыгнуть, ворота заперты на ночь, часовые приставлены к ним, еще несколько ходят меж домов. Заставы перед лесом не обойти, засеки удержат даже самых ретивых, и все же... Лишь бы все выгорело. Забирай у меня все, что хочешь, Манвэ-Фаррован, только даруй победу. Главное - не думать о том, сколько их не вернется с первого же боя и вернешься ли сам. Выстоять, любой ценой выстоять, не прогнуться сейчас. Конечно же, в коше никто не спал. Было о чем поговорить - как же, сам ярн приехал, да не просто так, а с государем Фелагундом, только вот что бы это значило?.. Десятники просто не смогли бы успокоить любопытствующих (да к тому же втихую любопытствующих, ведь просто сидят и говорят), да и самим им тоже было интересно. Так что приход князя был встречен гробовой тишиной и поползшими вскоре тихими-тихими шепотками... Конечно же, Берен не стал ничего никому объяснять. О возможном нападении здесь все и без него было известно, а об остальном другим знать пока незачем. Потому полночи они просидели, разговаривая вроде бы и ни о чем, и Берен, по давней своей привычке не рассказав почти ничего, запоминал, смотрел и слушал, и нельзя сказать, что увиденное ему не понравилось. Десятков и тридцаток держались четко, командиров слушались, были обуты, одеты, вооружены и даже сыты. И это - недавнее ополчение, а теперь дружина, беорвейн и халадин вперемешку. Впрочем, как-то так выходило, что если не десятниками, то сотниками всегда были горцы, которые брали либо опытом, либо характером и задором. Значит, раз и здесь все не так плохо, то знамя Брандира признали бы настоящим даже самые придирчивые из воинов старой закалки. Завтра - или сегодня уже - проверить стрелков, мелькнула мысль, и тогда уже можно начать присматривать отряд себе. Потом, после. Как выяснилось, поднимались воины рано, как и должны были. Собирались тоже споро, выходили на строй и на учения - за частокол, хотя все, что пока требовалось, уже затвердили. Сотники не давали воинам ни позабыть, ни "отяжелеть", потерять сноровку. Как-то так они все устроили, что и заскучать или подумать о чем не надо было некогда. Оказалось, что ворота и днем не открывали вовсе, только сменяли стражу. Если пойдет кто из своих, с хуторов - откроют, а чужие пусть расшибутся о забрало. Кош стрелков был за оградой, и оттуда тянуло уже запахом съестного. Берен шел туда не только проверить, как да что, но - чуть ли не в первую очередь - найти Анардила. Анардилу Фин-Риану недавно только перевалило за двадцать, но это не мешало ему за две сотни шагов попадать в середину мишени, а то и в пяточку стрелы. Раньше, в мирном Дортонионе, это одно принесло бы ему славу, но сейчас оказалось бы маловато. По счастью, Анардил умел не только белку в глаз бить, но и построить три десятка мальчишек-бездельников. И построил, но вскоре то ли надоело ему, то ли появилась какая-то другая причина, но когда Берен начал брать его с собой - сперва к Талат-Дирнен, а потом и в другие походы-поездки - Анардил не то что не возражал, а соглашался с радостью. Лишняя пара зорких глаз помешать никогда не могла, а бесстрашное пока что, до первого настоящего боя, сердце да верные руки - тем более. Риан никогда не говорил, сражался ли он в Браголлах. Должен был бы, в семнадцать-то лет. Замок его рода стоял в горах, так высоко и далеко, что орки туда, наверное, попросту не дошли, а если и дошли, то оставили в покое. Берен не бывал в Ост-ин-Риан сам, а по рассказам ничего особого замок из себя не представлял и интересен не был - ни перевала рядом, ни перекрестка, ни даже торной дороги. Анардил. Ослепительно рыжие вихры видно было издалека. Кто бы сомневался, что мальчишка занимался своим любимым делом - стрелял. Навскидку, оборачиваясь к мишени. Это было еще не сложно, Берен знал по себе, а вот с кувырка, с седла назад... Еще он знал, что ему, несмотря на разницу в возрасте, не такую уж, к слову, большую, никогда не сравняться с Рианом мастерством. Анардил опустил лук и обернулся. Лук не пробьет кольчугу? Верно. Но смотря какой. Против этого, составного, клееного, устоял бы разве что гномий нагрудник. Стрелять же по доспешному из слабого охотничьего лука? Поищите еще такого дурака. - Скоро дело будет, Анардил, - Берен оглядывал постройки и стрелков, сидящих у котлов или спешащих куда-то. - Ты мне понадобишься, так что будь при коше. Турвин где? - У костра, - мотнул головой Риан. Турвина, его брата, Брандир поставил знаменным и ни разу о том не пожалел. Турвин был старше года на два, но главным оказалось не это, а способность, можно даже сказать, дар командовать. Зато оттачивать искусство - все время, с болезненной привязанностью, как это делал Анардил, - он не стремился. Турвин то ли объяснял что-то сотникам, то ли распекал их; по крайней мере, четверо ребят, на вид не старше самого Берена, слушали внимательно. Потом разошлись куда-то, и Риан наконец обернулся. Гордый, шапки не ломает - это конечно, но и своим воинам надо показать, что в первую очередь здесь он главный. - Ну что, Турвин? - хоть старший и не вызывал такого же расположения, как его брат, все равно не получалось на него смотреть холодно. Если бы не война, выбился бы лет через несколько в командиры, держал бы какую-нибудь заставу на Ард-Гален и такого бы шороху навел... Орки бы по струнке ходили. По лезвию. - Как твои? - Все готово, ярн, как ты и приказывал. А смотрит с искренним почтением. Хорошие они все-таки, братья. - Управились, значит. Молодцы. Ты вот что, Турвин. Нескоро - через месяц, не меньше - дашь мне какого-нибудь парня для связи, половчее. Анардил мне будет нужен при себе. - Как прикажешь, ярн... День собирался ветреный, холодный. Небо над Бретилем застлали тучи, солнца вовсе не было видно. Осень, нарбелет. Еще дней десять, и настанет хитуи, последний месяц перед зимой, и трава по утрам будет хрусткой и ломкой от инея. Берен не слишком хотел возвращаться в Бар-эн-Энит, но понимал: придется. Через заставы Димбара он проезжал сам, на воинов глянул, с Рианами поговорил. Посмотреть бы бойцов на учениях, чуть позже. А сейчас - отыскать Нимроса. Еще один бесконечно преданный и нужный. Такой же мальчишка. Нимроса Дин-Брогана Берен по праву считал кем-то вроде младшего брата - двоюродного, например. Хотя у беорвейн род - это род, и будь ты хоть седьмая вода на киселе, в род все равно входишь и считаешься своим. Правда, незаконнорожденных не слишком-то жаловали, но это уж совсем другая история. Бывали и такие, которых каждый был бы рад принять. Так вот, Нимрос... Берен отбил его от стаи волков высоко в горах, на плече Девятиглавой, прошлой зимой. Отбивая же, удивлялся. Паренька явно учили эльфы и даже многому выучили. Их приемы боя он знал, но сражаться вовсе не любил. Умел лечить, знал даже квэнья и счетные руны, умел... Да много чего умел. Кажется, Берен даже видел его в замке Арфингов до войны, но мог и ошибиться. Главным было другое. Знания Нимроса не были получены им только от эльдар. Мудрость - да, мудрость, которую он пока носил в себе, не умея дать ей выхода, - мудрость людей и эльфов. Если Анардил был настоящим оторвиголовой, везде бы пролез и все вызнал, Нимрос вытащил бы любого у Намо-Судии из рук и там, где отступился бы Риан, взял умом. На девять лет младше своего ярна - а Белегунд был старше брата на одиннадцать... Тут Берена словно по голове из-за угла огрели, не дав уйти в привычные мрачные мысли - такое он увидел. Финрод и Хириль шли от колодца рядышком, причем Финрод нес ведра и говорил что-то девушке, от чего та смеялась, закрывая лицо широким рукавом. Рукав спадал к предплечью, открывая сильное запястье... Вроде бы и не было тут ничего удивительного. С одной стороны. А с другой... Эльфийский король, мудрец, чародей и воин, тащил ведра воды человеческой девке... ну из рода Беора Старого, ну и что? Да и Хириль в жизни так не смеялась, и вообще смеялась-то редко, а тут... Ведь похорошела, заметил Берен. Стало видно, какие у нее чудесные искристые глаза, карие, как у матери. И щеки раскраснелись не только от холодка, ясно же... Она обернулась, все так же улыбаясь, и посмотрела брату в глаза. Вот ведь сестренка! Раньше не расшевелить было, людей шарахалась, так вот теперь... Да что такого мог ей говорить Финрод?