Narbeleth. Hithui. Girithron.

Комментарий автора. То, что тут будет - в одной части из многих, а то ж, - лично я за нецензурную лексику не считаю. Но на всякий случай предупреждаю. Когда он пришел в себя, было полутемно и тихо. Сверху нависал низкий потолок из старого обветшалого дерева. Потолок и потолок, обычный, смутно знакомый. Свет лился из маленького окошка под самой крышей; безжизненный голубоватый луч падал на противоположную стену. Углы терялись в темноте. У очажка сидел эльф - со спины не очень понятно, кто; темные волосы рассыпались по плечам. Он обернулся на шорох, и Берен увидел Кальмегила. - Очнулся? - нолдо шагнул к нему и опустил на лоб ладонь. Лихорадки или жара Берен пока не чувствовал, но понимал - это только до поры. До самого, наверное, важного мига. Кальмегил помог ему сесть, поднес к губам глиняную чашку с терпким на вкус отваром. - Сейчас четвертый день. - Где остальные?.. - четвертый день беспамятства? Пора уже выходить... - Сейчас вернутся. Эльф отвернулся к очагу, к каким-то разложенным на холсте травам. Тишина, мягкая, теплая тишина окутывала плечи. Обычно, когда Берен бывал болен или ранен, его сжигал стыд за то, что о нем заботятся другие. Сейчас же этого почему-то не было. Настолько все равно? Может, и так. - Я говорил в бреду? - Нет, - лицо Кальмегила было непроницаемо. Он вдруг снова поднялся и, подойдя, сел у изголовья. - Даже если и говорил - в этом нет ничего постыдного. И отсюда это никуда не выйдет. - Спасибо, Кальмегил. - Не за что, - нолдо передернул плечами. - Я знаю таких, как ты, Берен. Вы в себе перековываете на сталь все - даже то, чему Эру положил быть мягче пуха... Раскрылась дверь, впустив морозный воздух, и в хижину, чуть пригнувшись, вошел тот, кого увидеть Берен никак не ожидал. Нимрос подул на замерзшие пальцы, отогревая. Бард выглядел исхудавшим донельзя, бледным, но - здоровым и живым. - Здравствуй, ярн. - Нимрос, - проговорил Берен, стараясь скрыть звучавшие в голосе облегчение и радость, - что я говорил о цветах в Дортонионе? - Говорил, ярн, - Дин-Броган разгладил свой диргол, - но возвращаться сюда как вор я не намерен. - Ты от Денгара? - Да, - Нимрос сел перед очагом, поворошил угасающие угли. Кальмегил следил за ним с полуулыбкой. - Они на местах, но Каргонд... - С Каргондом - что задумали. - Он знает, ярн, - мальчишка склонил голову. - Тебе не жаль? - Нам надо не жалеть, а выживать. Нолдо внимательно глянул на Берена, но не сказал ни слова. В темных глазах читалось одновременно недоверие, осуждение и восхищение. - Когда мы пришли, начался снегопад, - заговорил Нимрос. - И до сих пор продолжается. Следов не найти. ...К вечеру вернулись один за другим все эльфы и объявился еще один нежданный гость. - И что мне делать с вами? - Берен смотрел на Анардила, стоявшего перед ним. Если Нимрос после перехода и блуждания по пригорьям выглядел просто изможденным, то Риан, похоже, повстречал на пути всех орков окрестных гор. Несмотря на следы побоев, двигался он легко и так же быстро. Берен, едва увидев его, сразу схватил за правую руку и облегченно выдохнул. Орки часто рубили стрелкам два пальца, те, которыми натягивают тетиву; Фин-Риан был невредим. - Ты говорил, ярн, что будет нужна помощь. И моя - тоже, - Анардил прекрасно понимал, что Берен теперь на него даже ругаться не будет, и не искал себе оправданий. - Связь, - поправил Берен. - Да, Нимроса послал Мар-Бреннан, но тебе он приказывал остаться. - Но ведь обратно я уже не пойду... Слушавший этот разговор Вилварин сдавленно фыркнул. Лауральдо, закусывая губы, отвернулся. Берен, казалось, был недалек от того, чтобы все-таки выругать мальчишку, но потом все-таки передумал; сказал, устало покачав головой: - Уже нет. Нам надо успеть до Долгой Ночи в замок Линдвин - тебе, Анардил, Нимросу, Менельдуру и мне. *** Эльф, прижавшийся к стене, был когда-то высок и силен. Время - день за месяц - пригнуло его к земле, сгорбило плечи и отяжелило руки, но свет глаз выбить не смогло, и сейчас они сверкали нестерпимо. Рудничный раб; неважно, кем он был раньше. Надсмотрщики равняли всех, невольно равняя этим с собой, и глумились, считая, что унизить удалось всех до единого. И ошиблись. Сейчас это понимали все: и сами горе-надсмотрщики, которые, несмотря на кнуты и короткие мечи, подойти не решались, и сгрудившиеся по углам рудничные, и, похоже, сам эльф. Один, против пятерых здоровенных орков, безоружный, в кандалах, он стоял, напружинившись и распрямившись впервые за три года. - Хорош выпендриваться, крысиное мясо! - рявкнул-взвизгнул один из орков, отчаянно - по глазам было видно - трусивший. - Все равно тебя тут прикончат... Эльф, не отвечая, по-звериному обнажил зубы. Его не решались ударить уже долго, отчасти - из-за глухо рокочущей за спинами толпы. Надо же было так подгадать этим ушастым, выбрать день, когда начальник рудника за каким-то лядом срочно понадобился господам в замке, а две тридцатки воинов в его отсутствие слиняли! Казалось бы, в такой мороз неохота нос с рудника высовывать, ан нет. - Да че ты тут с ним... - второй орк был слишком пьян, чтобы замахнуться толком. Все же попробовал - и тотчас рухнул. Кандальник ударил цепью, укороченной, но все же тяжелой, и остальные тотчас отшатнулись на шаг, поднимая бичи. - Ах ты выблядок... - и еще один захлебнулся кровью, в которой посверкивали осколки зубов. Эльф медленно пропустил звенья "рабочей" цепи через левую ладонь; с темного металла упала масляная капля, и это словно послужило сигналом. Потом - расклепывали наспех оковы, молотами разбивали цепи. На рудниках работали вперемешку эльфы и люди, и сейчас их было не отличить - у каждого в сердце вспыхивала безумная надежда. Впрочем, у людей она сбылась почти на месте, стоило лишь дорваться до съестных припасов. В самом деле, рассчитывал ли лорд Элвитиль или нет, выбрать ночь удачнее он не мог, потому что над ближайшим замком, над Ост-ин-Мейддхан, уже развевалось знамя с сосной и вереском. *** Это случилось в Долгую Ночь... Гиритрон был на изломе. Эта ночь отметилась предательством - давно, так давно, что немногие сосны это помнили, - и предательство навсегда изменило Ночь. Люди перестали доверять священным обычаям до конца. В том ли было дело, что даже за десять лет до Браголлах призраки Ост-ин-Гретир утаскивали живых, или просто во врожденном недоверии беорингов, но они с тех пор всегда были настороже. А чужаки, захватчики ничего не знали, и это их погубило. В эту ночь на небе светили огромные волчьи звезды, и выйти на мороз отваживался не всякий. Именно тогда и началось то восстание, которое выжившие называли потом наур арноэдиад. У тех, кто поднимал оружие против нынешних хозяев, надежды не было. Не было у них мечей и доспехов, не было ничего - кроме внезапности, и они ей воспользовались. Потом это восстание многие осуждали, говорили, что на него бросили тех, кого было не жалко и кому судьба судила скоро умереть. В самом деле, за полтора года ярн вывел из страны почти всех, кто мог держать в руках оружие, оставив только затем и столько, чтобы не вызвать подозрений у врага, и обрек этих оставленных на верную смерть. Тем, кто не изведал отчаяния, рассуждать было легко. Они не были ни разу в ледяном горниле смерти, где души ломаются навсегда и каждая - по-своему. Освободить Дортонион могла только в сотни раз превосходящая противника сила или порожденное верой чудо, а если чуда не случится - отчаяние и безверие. И только время могло показать, кто был прав, говоря о вере в этой войне: Финрод Инглор или Берен Ирхараз, прозванный Безумным. Так или иначе, в Долгую ночь пятьсот пятьдесят восьмого от восхода Ариэн и Тилион года власть рохиров Моргота в Дортонионе была скинута. Сколько сотен войска горцев заняли освобожденные замки, знали считанные люди. Знал ли Саурон - осталось неизвестным, потому что вскоре это стало неважно... Воины вошли в башни, которые освободили для них те, кто не умел сражаться - освободили ценой собственной жизни. И все же людей не хватало. Тех, кто умел держать в руках оружие, уже унесли битвы; оставались те, кто мог. Их было мало. Слишком мало для того, чтобы удержать весь Дортонион. Если бы Маэдрос дал помощь... О, если бы помощь дал Кирдан и Финроду не пришлось бы обескровливать Нарготронд! Но этого не случилось. Поэтому в Долгую Ночь загорелся в сердце Дортогиона замок Каргонд, родовое гнездо беорингов Беорова рода, выстроенное для них эльфами-нолдор. Пылал замок, в котором никто не жил уже два года; занялись башни, а стены - стены рухнули тотчас же. От заклятия. Финрод знал о задуманном, хоть и не одобрял его. Гробнице Барагунда, сына Бреголаса, теперь мог позавидовать любой из владык эльдар.