Сгорая в ней

      Клаус сидит на кухне, попивая чай с всё-таки подгоревшим тортом, и не может поверить своим глазам. Вот так. Просто. Он и его девочка. Вместе. Как будто и не было между ними напряжения, как будто и не было её страха перед ним, как будто и не существовало той болезненной одержимости, толкающей его на крайние меры.       Неужели всё в прошлом, и Кэролайн дала ему шанс?       Один на тысячу. На миллион. На миллиард. Но шанс.       Не может быть.       — Как ты себя чувствуешь? — Кэролайн, до этих пор не поднимавшая головы и стойко выдерживающая его прожигающий взгляд, кладёт вилку и вопросительно смотрит на Клауса. Несколько похудевший и с какой-то болезненной бледностью на счастливом лице. Видимо, борьба за своё здоровье всё же вымотала его. За здоровье, пошатнувшееся из-за неё.       Чувство вины — вот, что прожигало её всё это время.       Вот, почему она не сбежала и не посмела оставить его. Что если во второй раз влюблённое сердце точно не выдержит? Тогда... Тогда ей придётся жить с этим всю жизнь. Непосильная для неё ноша. Неподъёмная. Страшная.       — Отлично, — Клаус искренне улыбается, решив, что Кэролайн беспокоится за него, потому что... любит? Потому что поняла свою ошибку и увидела в нём не только фанатичного поклонника, но и что-то большее. Ведь он мог подарить ей не только своё сердце, но и весь мир. Мир... Господи, какая малость. За один лишь её взгляд. За одно лишь её прикосновение. За улыбку.       Кэролайн.       — А ты чем занималась? — Никлаус пристально наблюдает за убирающей со стола Кэролайн и нервно сглатывает, замечая, как она, замазав палец в креме, невинно облизывает его. Проводит розовым язычком по подушечке, а затем обхватывает влажными и насыщенно малиновыми губами.       Чёрт. Это так возбуждает. Учитывая то, что он не был в ней больше недели.       — Как всегда. Учёба, занятия и комитет. Ничего интересного, Ник, — Кэролайн проходит к раковине и включает воду, чтобы помыть посуду и чтобы отвязаться от столь прилипчивого взгляда. Раздевающего и оставляющего её беззащитной перед ним. Наполненного желанием и страстью.       Но от него не спрятаться.       И она непроизвольно морщится, слыша тихие шаги за спиной. Аромат мужского парфюма, окутавший её словно облако, и горячие ладони, скользнувшие под подол платья и застывшие на бёдрах.       — Клаус...       — Я так скучал по тебе, sweetheart, — он прижимается всем телом к ней и громко вдыхает. Её запах приятно щекочет рецепторы, и Клаус прикрывает глаза, растворяясь в этих ощущениях. Шёлк кожи под пальцами, тепло тела, прижатого к его груди, и её сбивчивое дыхание.       Это, всё, что ему нужно.       Чувствовать.       — Посуда... — Кэролайн ещё пытается сопротивляться и взять себя в руки, пока его ладони исследуют её тело, а горячие губы осыпают поцелуями шею. Он ненавязчиво настойчив, приторно-ласков, и даже осторожен, будто перед ним не земная женщина, а эфемерная богиня.       Но она и есть богиня.       Для него.       — К чёрту, — Клаус прикусывает мочку её уха и довольно улыбается, слыша протяжный стон любимой. Его женщина плавится и с удовольствием отзывается на умелые ласки, цепляясь за края раковины и всё ближе прижимаясь к его возбуждённому паху.       Всё-таки сдаётся и позволяет нахлынувшему желанию взять верх.       Просто секс и ничего больше.       А ведь лишь две недели назад он был ей противен.       Но только не сейчас, когда его пальцы, вдоволь наигравшись с сосками, скользят вниз и проникают в трусики.       — Моя сладкая, — Клаус шепчет, глубоко и рвано дыша. Нет. Это не он сводит её с ума. А Кэролайн. Кэролайн лишает его рассудка. Губит. Превращает в одержимого. Потому что нельзя быть такой красивой. Нельзя быть такой вкусной. И много-много нельзя... Звук расстёгиваемой ширинки и ладонь, положенная на ее спину и заставившая её наклониться, выгнуться в пояснице и шире расставить ноги.       Эта поза подчинения и покорности. До сумасшествия эротичная и возбуждающая.       И Клаус несдержанно приспускает нижнее бельё на ней, чтобы одним толчком проникнуть в тугое лоно. Там жарко. Там тесно. Там так хорошо.       — Love... — двигается. Часто. Несдержанно. Исступлённо. Всё сильнее сжимая её бёдра и, теряясь в удовольствии, шепчет одно слово — "моя".       — Моя... — Клаус совершает ещё пару движений и расслабляется, наваливаясь на дрожащую под ним Кэролайн и приводя в норму дыхание. — Это было великолепно, sweetheart.       Наконец, он покидает её тело и, поправив брюки, разворачивает Кэролайн к себе. Раскрасневшаяся, с дрожащими губами и блестящими глазами. Удовлетворённая. Благодаря ему.       Так приятно осознавать это.       — Я люблю тебя, моя девочка, — нежные ладони, обхватившие лицо, и её молчаливое согласие.       Она знает.       Но ничего не произносит в ответ.       Наверное, ещё слишком рано.       Но Клаус на редкость терпелив.       Так что, через год или два, может десять, он услышит эти слова. Ведь впереди у них целая жизнь...