Сгорая в ней

      Он пьёт.       Много.       И трахает...       Девиц, которые так и липнут к нему в ночных клубах, где он зависает уже неделю.       Или вторую?       Неважно.       В алкогольном дурмане и страстных объятьях чужих тел он пытается забыться, выкинуть, выжечь из головы образ Кэролайн: чистый, невинный, любимый — до дрожи, что все эти шлюхи по сравнению с ней кажутся дьявольским отродьем, охотящимся за его деньгами и расположением. Она не такая. Ей не нужны его деньги, ей не нужна его власть, ей даже любовь его не нужна.       Ни-че-го.       Сколько бы он не старался.       Клаус пьяной походкой возвращается в номер, где обитает всё это время. Закуривает сигарету и вдыхает запах табачного дыма. Ещё. Глубже. До самых лёгких. Чтобы забыть её запах, который, кажется, сопровождает его повсюду, и даже приторные духи очередной девки не могут вытравить аромат любимой женщины, въевшийся под самую кожу.       Наваждение. Такое болезненное, что Клаус, докуривая очередную сигарету, начинает смеяться и проклинать Бога, ниспославшего ему это чувство. Видимо, он оказался слишком слабым, чтобы любить.       Видимо...       Выключенный телефон на тумбочке и пустой взгляд Клауса, направленный в потолок. Время потеряло свой смысл. Без неё. Какой резон строить свою империю, зарабатывать деньги, жить... когда его девочка попросту ненавидит.       — Не-на-ви-дит, — он бессвязно шепчет в пустоту и тянется за очередной бутылкой, как в дверь его номера кто-то стучит. Настойчиво, кстати.       — Пошли к чёрту. Сегодня я не принимаю, — или это девка, забывшая что-то из своих вещей? Клаус нехотя встаёт с кровати и шатающейся походкой направляется к двери.       — Чёрт. Как ты меня нашёл? — он недовольно морщится, когда видит в дверном проёме Стефана и пытается захлопнуть дверь, но друг вовремя просовывает ногу, не давая ему ни шанса.       Преданный пёс.       Не иначе.       — А ты неплохо устроился, — оглядывая комнату, наполненную пустыми и ещё не выпитыми бутылками алкоголя, говорит Стефан. Он по-наглому проходит внутрь и садится на диван, брезгливо скидывая с него женские трусики. — Твой телефон...       — Выключен. Я знаю, — перебивает Никлаус и устало оседает на кровать. Ему бы выспаться. А тут как назло Стефан... Хоть кто-то помнит.       — Ничего не хочешь сказать? Ты не появляешься дома уже вторую неделю.       — Проваливай, это не твоё дело, — пьяный Клаус — взрывоопасная смесь, но Стефану всё равно. Он пришёл за своим другом и не уйдёт без него. Не даст ему провалиться в бездну из-за какой-то девчонки.       — Кэр...       — Ни слова, Стеф, иначе я убью тебя. Прошу, ни слова о ней, — Клаус умоляюще смотрит на друга и облегчённо выдыхает, когда тот послушно закрывает рот. Ведь даже имя её причиняет боль. Не то что воспоминание. Лучше бы он не возвращался с того света тогда, два месяца назад, чем узнал, что ей абсолютно плевать. Как там она сказала? "Да ты можешь сдохнуть. Плевать." И он сдохнет. Но лучше в одиночестве.       — Ладно, Ник. Но ты ведь знаешь, что я не уйду без тебя?       Да чтоб его.       И Клаус разочарованно откидывается на кровать. Зная упрямство Стефана...       — Дай мне время, друг. И купи ещё свежих рубашек, у меня все закончились, — он закрывает глаза и, не в силах больше справляться с усталостью, проваливается в сон.       Пора возвращаться к жизни.       Пусть и без неё.

***

      Он молит Бога, чтобы её не оказалось дома, и чтобы Кэролайн, воспользовавшись его длительным отсутствием, всё-таки ушла. Навсегда. Из его жизни. Но тут же одёргивает себя и шепчет "пожалуйста", мысленно обращаясь уже к ней и разрываясь между желанием увидеть её и забыть.       Потому что это ад.       Быть с ней и знать о её ненависти.       Болезненно обжигающей не-на-вис-ти.       Его тихие шаги в таком же тихом и, кажется, пустом доме. Что ж, тем лучше. Прочь любовь, не приносящая ничего кроме боли и страданий, выворачивающая душу и кромсающая сердце. Вот только внутри всё обрывается, и Никлаус сникает, как сломанная, испорченная кукла. Выкинутая и никому ненужная.       Он безразлично осматривает ничем не изменившуюся обстановку и направляется в спальню, чтобы в очередной раз разочароваться в собственной жизни.       Такой жалкой и бессмысленной. Что хочется завыть. По-настоящему. По-звериному.       Никлаус заходит в комнату и тут же застывает.       Его девочка. Его самая любимая женщина во всей вселенной сидит на кровати и, понуро опустив голову, пристально смотрит на телефон в своих руках. И только когда слышит его тихие шаги вскидывает подбородок. Опухшие от слёз глаза и дрожащие губы.       — Ник... — он не решается пройти дальше и не произносит ни слова, попросту не зная, что сказать. А может обезумев от увиденного и пытаясь справиться с клокочущим счастьем где-то внутри. Ведь она не ушла. Осталась. С ним.       Будто издеваясь.       Что ещё она придумала?       Какие ещё пытки ему придётся пройти?       — Где ты был? — Кэролайн отбрасывает от себя телефон и медленно, не спуская сердитого взгляда, подходит к всё ещё не проронившему ни слова Клаусу.       Звонкая пощёчина разрезает напряжённую тишину комнаты, и он сжимает челюсти, непроизвольно отвернув голову в сторону. Больно. Но, кажется, заслуженно.       Вторая, и горячие слёзы, которые Кэролайн уже не может сдержать.       Сукин сын, заставивший её сойти с ума от переживаний.       Она вновь замахивается, но Клаус, стерпевший уже два удара, перехватывает её запястья и прижимает ее к себе. Сильнее. Ещё сильнее.       Не отпустит.       Никогда.       — Идиот. Дурак. Ненавижу, — Кэролайн истерично всхлипывает и пытается вырваться из его сильных объятий, но добивается ровно противоположного эффекта. Клаус успокаивающе гладит ее напряжённую спину и прикрывает глаза, когда она обессиленно затихает, утыкаясь носом в его шею и продолжая плакать. Просто плакать, слезами своими снимая напряжение последних недель. — Больше не делай так, Ник. Никогда, — её дыхание опаляет небритую щёку и влажные от пролитых слёз губы касаются подбородка, поднимаются выше и замирают на его губах.       — Обещай, Клаус. Обещай, что больше никогда так не сделаешь.       Господи, пусть это окажется сном.       Иллюзией, выдуманной его больным воображением.       Потому что с ещё одним разочарованием он не справится. Не переживёт. Не смирится.       — Я обещаю, sweetheart.       Тонкие руки, обвившие его шею и поцелуй. Страстный. Исступлённый. Глубокий.       Стоило пройти все круги ада, чтобы понять, как на самом деле он важен для неё.