Astia vala femundis

Perfer et obdura; dolor hic tibi proderit olim

Будь терпелив и крепок; когда-нибудь эта боль окажется тебе полезной

Мариан спала неспокойно. Фенрис заметил это, как только она неосторожно ткнулась ему в бок, в очередной раз переворачиваясь. Сон тут же, как рукой сняло, а под кожей вдруг отчетливо зашевелилось неприятное предчувствие. Он доверял своим ощущениям, поэтому осторожно повернулся на спину и посмотрел на нее, чтобы убедиться, что все в порядке. Зрачки Хоук беспорядочно двигались под закрытыми веками, брови были нахмурены, а мышцы тела непроизвольно сокращались, как это бывает у любого во сне. Иногда она вздрагивала и шумно вздыхала. Где-то громко проухал филин, и Хоук пробормотала что-то, натянув одеяло почти до самого носа. У эльфа снова сильно заболело плечо, действие эльфийского корня давно закончилось, и он уже подумывал, не сходить ли за настойками, которые они запасли в рюкзаке. Но потом решил, что это всего лишь нытье, а таковое можно стерпеть, в конце концов, ему ведь не впервой. Терпеть боль, которая с ним большую часть жизни. Сначала этому обучали намеренно. Ломали кости, выворачивали суставы: просто, чтобы заставить ощутить момент получения боли. Это было страшно. Удар должен был приводить к ситуации, когда жертва шокирована до такой степени, что в состоянии пытаться избавиться от боли, а еще лучше - когда она в состоянии воспринимать только ее и ничего более. Их учили тому, что действий, которые могут заставить человека сдаться достаточно мало. Объясняли, что это зависит от психики. Самый простой случай для новичков - боязнь боли. Именно поэтому первым делом смертников натаскивали отключать посторонние ощущения, вроде незначительных царапин или ушибов. Фенрис видел достаточно поединков, когда человек, получив свой первый удар - просто ломался. Он уже не был способен отвечать или поднимать руки, защищаясь – внезапная боль отбирала все силы. Фактически он проигрывал, даже не вступив в бой. Со временем, эльф научился игнорировать те удары, которые не успевал блокировать. Со стороны это выглядело необычно. Его били, а он вставал, хрустели суставы, но Фенрис упрямо продолжал, контролируя свое тело. Конечно, был предел, некая шоковая граница, когда наступали серьезные повреждения. Он знал воинов, которые могли не замечать довольно сильные удары в поединке, но от правильного выпада, дающего шокирующий эффект, падали замертво. Со временем, Фенрис заметил, что может встать на ноги даже с критическими ранениями. Победа означала визит в лазарет, а маги, работающие там, искусно сращивали кости и зашивали даже самые страшные рваные раны. Поэтому, получая сильные повреждения, эльф продолжал контролировать нервную систему, заставляя тело работать на пределе возможностей. Фенрис не раз задумывался о том, что причина вживления лириума под кожу, возможно, заключалась именно в этом. День ото дня, их словно натаскивали на получение постоянной боли, на привыкание к ней. Эльф мог сосредоточиться на покалывании лириума, если бы захотел, и этот зуд, наверное, свел бы его с ума, но многолетние тренировки помогали не замечать жжение. Вдали послышался нестройный хор из волчьих голосов. Эльф поежился, представив, сколько зверья могло водиться в густых еловых лесах, тянущихся со склонов гор. Здесь вполне могли обитать пещерные медведи и дикие кабаны. Что уж говорить о вивернах, одного из которых им довелось повстречать. Оставалось лишь надеяться, что никто из них не решит зайти на огонёк. Кстати об этом. Фенрис сел на спальнике, и увидел, что костер, который они развели на ночь, почти потух. Эльф осторожно поднялся, чтобы подбросить поленьев в огонь. Не хотелось надолго оставлять Мариан одну. Его не покидала стойкая уверенность, что девушке нехорошо. Возможно, то был просто дурной сон, который ей снился или его собственное самочувствие сказывалось на восприятии. Что-то определенно было не так. Волчий вой прекратился, и послышался чей-то визг, оборвавшийся в мгновение. Нагнали добычу? Фенрис поворошил угли, давая пламени заняться новыми поленьями. Тоскливый хор возобновил свое пение. Эльф слышал разные истории егерей из тех мест, где ему приходилось оставаться на ночлег в течение своего побега. Одни говорили, что волки могут передавать друг другу множество информации в форме завывания, другие твердили, что опытные охотники даже умеют понимать волчий язык, вплоть до того, что разбирают - самец или самка общается со стаей в данный момент. Но для Фенриса все завывания звучали одинаково, нагоняя уныние. Ночной лес продолжал жить своей жизнью. Когда волчий вой стих в отдалении, на какое-то мгновение наступила тишина. Затем раздались звонкие трели соловья. В этих краях водилось великое множество птиц, по их пению можно было даже сориентироваться во времени. Насколько было известно Фенрису, соловьи всегда предвещали рассвет. Эльф вернулся к спальнику и заметил, что Хоук лежит на боку, свернувшись калачиком, и шевелит губами во сне. Он лег рядом, досадуя, что не может развернуться к Мариан лицом: мешала фиксирующая повязка на плече. Приходилось лежать, повернув голову, чтобы разобрать, что же она бормочет. Когда Фенрис думал о Хоук, вся его боль словно испарялась из тела, на долю мгновения, он даже забывал, кем является, погружаясь в ступор. Еще одна загадка для закаленного тренировками тела. Как эта девушка могла избавить его от боли одним своим присутствием? Она все еще хмурилась: между бровей сложилась напряженная морщинка. Эльф вдруг задумался о том, какие сны могут видеть маги? Говорят же, что они путешествуют в Тень? Что они там делают? Никогда, до этих самых пор, он не предполагал, что задастся такими вопросами, лежа рядом с одной из них. Фенрис вдруг вспомнил беседу с Себастьяном Ваэлем. Едва они познакомились, в памятную эльфу ночь, поговорив на ступенях Церковного дворика, Фенрис сразу же ощутил возникшее между ними взаимопонимание. Ваэль умел слушать и оказался хорошим собеседником, а эльф стал чаще заходить в Церковь, находя его просто для того, чтобы рассказать ему о своей жизни, о той боли, которую пришлось пережить, бесконечно пытаясь найти причины жестокости, окружавшей его долгие годы. Ваэль находил нужные слова. Он не оправдывал дурных поступков других, но заставлял взглянуть на события иначе, под углом, о котором Фенрис и не задумывался. Однажды, эльф застал его за чтением какой-то книги, весьма внушительных размеров, а поинтересовавшись содержанием, в ответ услышал историю о том, откуда появились демоны. Ваэль говорил, что первыми творениями Создателя были духи, обитавшие на шпилях Златого града и, согласно Песни Света, абсолютно преданные ему. Создатель, однако же, оказался ими недоволен. У них не было никакого позыва к творению, и даже когда Создатель приказал им творить, у духов не хватало воображения, чтобы даровать своим созданиям жизнь. Вскоре Создатель понял свою ошибку. Он создал духов подобными себе во всем, кроме одного - в них не было искры божественного. Тогда он изгнал их из Златого града в Тень и приступил к своему следующему творению, и творением этим оказались люди. Он создал мир с живыми существами, отделив его от Тени Завесой. Его новые дети уже не могли произвольно изменять мир вокруг себя, а потому оказались вынуждены бороться за выживание. Видя это, Создатель наделил их душой - и с радостью наблюдал, как они растут и какую изобретательность демонстрируют. Изгнанные духи наблюдали за этим, их захлестнула ревность, и однажды во сне они явились к живым обитателям мира и пригласили в Тень. Им хотелось узнать больше о жизни, они надеялись отыскать способ вернуть расположение Создателя, и через опыт смертных они постигли новое: любовь, страх, боль и надежду. Духи преобразили Тень, дабы она напоминала мир живых. В ней появились новые сущности, что они постигли. Каждый дух отчаянно стремился заманить к себе как можно больше спящих, в попытке получить через них душу. Но по мере того как могущество духов росло, некоторые из них стали высокомерно относиться к смертным. Такие духи побывали в самых черных уголках душ спящих. В их землях царили мучения и кошмары. Они знали, что смертных влекут места, отражающие их пороки. Оспорив, мудрость Создателя, духи объявили смертных творениями ниже себя. Вобрав в себя все темное, что они видели, духи стали первыми демонами. Гнев, вожделение, праздность, похоть, гордыня - те темные уголки души, что дают демонам их силу, те крючки, которыми процарапывают они себе путь в мир живых. Именно демоны стремились подчинить себе все живое, воздвигая в тени королевства кошмара и надеясь однажды обрушиться на стены самих небес. Фенрис видел Тень лишь однажды, и там его с легкостью искусил один из многочисленных демонов, заставив пережить страх потери друзей снова и снова. При воспоминании об этом, тело до сих пор покрывалось мурашками, а странный озноб неприятно шевелил волосы на затылке. Если маги попадают в Тень каждый раз, когда спят, как же они справляются с демонами, населяющими ее? Как это делает Хоук? Он смотрел, как она беззвучно шевелит губами, и всё пытался разобрать, что именно. Иногда Хоук произносила какие-то отрывистые звуки, но те упорно не складывались в слова, не неся в себе никакого смысла. Фенрис занервничал, когда её вдруг начало трясти. — Пускай впереди меня только тьма, но Создатель направит меня, — сначала она забормотала сквозь зубы, но достаточно отчетливо, — мне не суждено скитаться по неверным дорогам Загробного мира, ибо там, где Свет Создателя, нет тьмы, и ничто, сотворённое Им, не будет утеряно, — горячо продолжила Мариан, крепко зажмурившись и сжав руки в кулаки. Фенрис испуганно сел на спальнике. На секунду ему почудилось, будто все голоса леса разом стихли, и на их поляну опустилось безмолвие. Оно было настолько оглушительным, что эльф вздрогнул от звука треснувшего в костре полена. Хоук открыла глаза. — Ты чего сидишь? — спросила она, поморщившись и потянувшись. — Не спится, — он потер лицо рукой, отгоняя странное наваждение. Страх постепенно отступал. — Ой, извини, я же уснула тут! — вдруг спохватилась Хоук и приняла вертикальное положение, — мне надо найти свой спальник! — Он отсырел уже, рассвет скоро. — Я всю ночь тут? — глаза Хоук расширились в удивлении, — как твоя рука? — Нормально, — отмахнулся Фенрис. В голове вертелись сразу несколько мыслей, и каждая из них сбивала с толку. Хоук молилась. Зачем, венехедис, она это делала? Эльф впервые слышал от нее часть из Песни света. Хоук никогда не была религиозна в такой степени, чтобы твердить во сне молитву. И это странное ощущение тревоги. Стягивающее чувство страха, обрушившееся на него, в тот момент, когда он увидел ее беспокойный сон, что это было? — Фенрис… Что случилось? — Хоук наклонила голову, пытаясь разглядеть его. Эльф попытался придать лицу безразличное выражение, но вышло из рук вон плохо. Да и с чего он вдруг решил, что может скрыть от Мариан что-либо? — Ты зачем молилась во сне? — напрямую спросил он. Хоук изменилась в лице, вмиг посерьезнев. — Мне снятся нехорошие сны, — прямо ответила она, — я рассказала об этом Себастьяну. Он переживает из-за… ну ты понимаешь, — Мариан старалась даже вслух не произносить название магии, которой воспользовалась. — И что, он велел тебе молиться, как только начнет сниться кошмар? — Да… и знаешь, это… помогает. В какой-то степени. — Хоук опустила голову на колени и обхватила их руками, — магам вообще бывает сложно вернуться в реальный мир из царства … Тени. Найти тот момент перехода, отсечь ненужный посторонний… шум. — Демонов. Ты хотела сказать демонов. — Не суди об этом так, будто все знаешь, — огрызнулась Хоук, но затем тут же поправилась, — извини, просто то, что я говорю, немного личное. Для меня. Фенрис пожал плечами и тут же поморщился: боль в плече мигом отозвалась, стрельнув в позвоночнике. — Мы не можем найти грань, иногда застревая там, куда нас могут заманить… демоны. Иногда достаточно усилия воли. А теперь, выходит, что нет. — Из-за магии крови? — Отчасти из-за нее. Это как зажечь факел посреди темной пещеры. Всё, чего мы не видим, кинется на свет, в мгновение. Они знают, что я стала к ним ближе. Знают и… желают общаться. Фенриса пробрал озноб. В лесу до сих пор было подозрительно тихо. Каждый шорох теперь воспринимался как скрытая угроза. — Зачем ты пьешь? В таком случае тебе не следует пить, — проворчал он, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимость. — Знаешь, они ведь воспринимают мой мир. То, что я покажу… они увидят в моей голове именно это. Так что если я выпью алкоголь, в какой-то степени дам напиться им тоже. И все, что они предложат мне, будет лишь плодом моих фантазий или бредовых галлюцинаций. — Давно тебе снятся кошмары? — Пару недель, — Хоук потянулась, разминая затекшую шею, — не каждый день, — добавила она, улыбнувшись. От ее улыбки легче не стало. — Ты поэтому осталась тут спать, — утвердительно произнес эльф, поймав на себе её удивленный взгляд. — А ты такой проницательный! — недовольно воскликнула Хоук, внезапно смущаясь. Фенрис впервые устыдился собственной прямоты. Наверное, стоило смолчать, не высказывая вслух эту догадку. Хоук насупилась, но все же продолжила говорить. — Мне страшно спать одной. Дома полегче, в конце концов, там есть Бодан, Сэндал, Орана… и мабари.. А здесь лес. И кругом зверье… — Давай ложись! — вдруг приказал эльф. — Чего? — Ложись, — Фенрис мягко толкнул ее на спальник, и Хоук повиновалась, не успев даже запротивиться, когда он накрыл ее теплым одеялом, — а теперь, спи! — Сказку на ночь расскажешь? — ворчливо спросила она. Фенрис улегся рядом, не реагируя на ее язвительный комментарий. — Спи, я сказал, — он перевернулся на другой бок. Хоук больше ничего не говорила. Через некоторое время он услышал ее размеренное дыхание, и ему, наконец, удалось успокоиться, заткнув подальше свою бурную фантазию и погружаясь в зыбкий утренний сон. Наутро они, как и планировалось, отправились на прием, устроенный герцогом де Монфором, Хоук делала вид, будто никакого разговора ночью и вовсе не было. И хоть ее лицо побледнело, а под глазами пролегли темные круги, она снова шутила, весело переговариваясь о чем-то с Таллис. Фенрис мрачно разглядывал доспехи орлесианских рыцарей, гадая, в какую неприятность могла затащить их рыжеволосая эльфийка, которая каждым своим действием будто бы стремилась снискать благосклонность Хоук. И как Мариан этого не заметила? — Готова поупражняться в ведении светских бесед? — смеясь, спросила Таллис, коснувшись руки Хоук. Наблюдая этот жест, Фенрис ощутил неприятное жжение в ладонях. — Я поупражняюсь еще и в орлейском акценте, — ухмыльнулась Мариан, раскланиваясь с какими-то дамами. Они миновали входные ворота, попав на большую внутреннюю территорию замка. Здесь раскинулись роскошные цветочные сады, а чуть впереди красовалось несколько фонтанов из белого камня: вода в них бликами отражалась от бесчисленного количества бронзовых скульптур на каменных постаментах. Под тенью деревьев были расставлены столики, заполненные многочисленными закусками и напитками. Всюду незаметно мелькали эльфы-слуги, шелестели юбками наряженные, надушенные дамы и мужчины в парадных одеяниях. Двор пестрел россыпями цветов и вычурностью одежд гостей. Создавалось впечатление искусственности, словно безумный художник нарисовал на холсте картину, прибавив всему излишней яркости. Ощущение укрепилось, когда Таллис вернулась с небольшой разведки, доложив, что необходимая им дверь заперта. — Ну здравствуйте, приключения, — мрачно изрек Фенрис, но его похоже, никто не услышал. — У кого-то из стражников должен быть ключ! — негодуя, продолжала рыжеволосая. — Не могли же они сами для себя запереть вход в замок! — А что, это многое объясняет, — хихикнула Мариан, потягивая вино из серебряного кубка. — Может, они поэтому и празднуют в саду? А герцог уже послал кого-нибудь разбить окно! — Это, конечно, было бы хорошей причиной праздновать здесь, — Таллис лучезарно улыбнулась в ответ, и Авелин раздраженно хмыкнула. Кажется, капитан стражи единственная понимала предчувствия эльфа. — Давай лучше поищем ключ, он должен быть у кого-то, возможно, удастся узнать что-нибудь у слуг? — Мы привлечем слишком много внимания. Нужно разделиться, — Фенрис нетерпеливо вмешался в их разговор, надеясь ухватить Мариан под локоть и увести куда-нибудь подальше от рыжеволосой. — Значит так, вы следите за шевалье и стражниками, — скомандовала Хоук, — а Таллис и я ищем ключ! — с этими словами она залпом осушила кубок с вином, поймав на себе недовольный взгляд Фенриса. — Не налегай на алкоголь, — успел бросить он ей, следуя за Авелин в тень деревьев. Мариан лишь хмыкнула в ответ, а Таллис потянула ее к каким-то аристократам. Хоук, умоляю, не будь дурой, не прогляди беду… — Орлесианцы… — Авелин вздохнула, растерянно оглядываясь по сторонам, словно раздумывая с какой стороны начать обход. — Они тебе докучают? — поинтересовался Фенрис, пытаясь сосчитать количество стражи, окружающей просторный двор замка. — Просто тут всего через край. Чувствую себя... не к месту, — стражница ослабила платок на шее, будто ей внезапно стало жарко. — Я себя и в Киркволле так чувствовал. Рабам вообще привычнее скромная жизнь, — съязвил Фенрис, и Авелин удивленно вскинула брови. — Ну, положим, Тевинтер тоже не славится умеренностью, — осторожно начала она. — У них это не мода. Это больше похоже на то, как ребёнок наряжает куклу, — пояснил эльф, продвигаясь вдоль каменной стены замка. — Царство глупости и абсурда, непозволительной роскоши и притворных улыбок… здесь все похоже на то, что мне доводилось видеть. Фенрис замер возле гигантских размеров клетки, в которой оказался виверн. Гости столпились вокруг на почтительном расстоянии, в ужасе отпрыгивая, едва разъяренный зверь начинал плеваться ядом. Слуга восторженно рассказывал посетителям, как был пойман этот хищник, и как легко Проспер приручил его, даже дав зверю имя. Леопольд. Подтверждение словам Фенриса находилось за толстыми железными прутьями, отчаянно молотя лапами по земле. Абсурд - это виверн, заключенный в клетке, а глупость - считать, что герцогу удалось приручить хищника. Непозволительная роскошь, содержать такую тварь во дворце… Эльф поежился, вспоминая самого себя во владениях Данариуса. — Мне его жаль, — Авелин покачала головой, заметив, как аристократы показывают на виверна пальцем, передразнивая движения и весело хохоча. — Если бы клетку открыли, вот зрелище бы вышло, — злорадно улыбнулся Фенрис. За час они изучили периметр, узнав точное количество стражников и шевалье, находившихся на приеме. Пару раз Фенрис засекал взглядом Хоук в толпе гостей. Больше всего беспокоило то, что в ее руке снова находился серебряный кубок, с которым она, судя по всему, отказывалась расставаться. Мариан улыбалась и любезно раскланивалась почти с каждым встречным. По ее внешнему виду нельзя было определить, в достаточной ли степени повлияло вино. Фенрис надеялся на благоразумие, вместе с тем, замечая, что осекает себя всякий раз, когда задумывается о наличии данного качества в голове у этой ненормальной. Спустя некоторое время Хоук пропала, впрочем, как и Таллис. Фенрис начал нервничать. Гости вели себя, как ни в чем не бывало, а стражники стояли на своих постах, как и пару часов до этого. — Кажется, им удалось пробраться внутрь, — облегченно вздохнула Авелин, — хотя, кого я обманываю, это же только начало. Им еще этот камень красть… — Нужно быть внимательнее, разделимся, будем слушать, что говорят вокруг, — Фенрис кивнул стражнице, и они разошлись. В какой-то момент он наткнулся на маленького эльфа, не больше шестнадцати лет на вид. Мальчишка держал в руках гигантский поднос, заполненный ассорти из различных видов сыра. Паренек здорово перепугался и вдруг начал уговаривать Фенриса попробовать какой-то особенный сорт. Пришлось согласиться. Прожевав кусочек, эльф осознал, что никогда не пробовал ничего отвратительнее… Твердое снаружи, но жидкое внутри, с привкусом гнили, прилипающее к зубам и нёбу… Он спрятался за раскидистым кустарником, избавляясь от содержимого рта и шумно отплевываясь. На глаза, как назло попалась парочка, с наслаждением насаживающая кусочки этого безобразия на маленькие палочки и с удовольствием отправляя в рот. К горлу подкатил ком. Пройдя мимо стола с напитками, Фенрис ухватил кубок с вином и осушил его залпом. Жидкость обожгла горло, и эльф пригляделся к посуде: на ней оказался тот же узор, что и на том, из которого пила Хоук. Крепленое вино, без сомнения… Варрик как-то раз угощал их таким в Висельнике. Спина покрылась мурашками, Фенрис занервничал еще больше, пытаясь вспомнить, сколько таких кубков осушила Мариан. Он знал о ее страхах, а после ночного разговора, всё становилось только хуже. Справится ли она? Хоук может быть ходячей катастрофой, когда заходит слишком далеко с алкоголем. Обойдя периметр, кажется, уже в сотый раз, Фенрис отыскал глазами Авелин и устремился к ней. — Слуги говорят только о еде, аристократы хвастаются, но от стражи я слышала, что Проспер спешно покинул прием, минут десять назад, - доложила рыжеволосая воительница. Эльф был рад тому, что они находили солидарность в отсутствии всякой симпатии к происходящему. Капитану было о чем беспокоиться: ее ждал будущий супруг и запланированная свадьба в Киркволле, а из-за очередной затеи Хоук, все эти планы могли пойти крахом. Фенрис был готов ко всему, многолетние тренировки позволяли сохранять самообладание в самых отчаянных и критических ситуациях. Однако в его жизни все же было несколько мгновений, которые напоминали, каково это: терять контроль над разумом и телом, поддаваясь панике. Впервые собрав эти моменты воедино в собственных мыслях, эльф удивился, осознав, что каждый был в той или иной степени связан с одним именем. Мариан Хоук. — Мариан Хоук, с какой-то эльфийкой! Их увели в темницу! Проспер усиливает охрану замка! Всем на посты! — зашипел один из стражников, рядом с которым стоял Фенрис. Холодная петля страха сковала шею, стягиваясь с каждой секундой осознания того, что Хоук таки вляпалась. Доля мгновения отделяла эльфа от рослого широкоплечего стражника. Лириум заревел под кожей, едва он представил, что с Мариан может что-нибудь случиться. Если уже не случилось. Авелин начала ругаться сквозь зубы, оттаскивая труп стражника от двери и пряча под стол, накрытый скатертью. Заметив рывок эльфа, она успела оглушить двоих тяжелой латной перчаткой и весьма раздосадовалась произошедшим. Когда темные круги перестали плыть перед глазами, Фенрис на долю мгновения пришел в себя. В голове били колокола, как и всегда, от этих неожиданных всплесков ярости, подстегиваемых лириумом. Они проникли в полумрак коридора, ведущего в замок. Эльф понятия не имел, где может находиться темница. Нужно было искать лестницу, ведущую вниз, а капитан стражи то и дело осаждала Фенриса, едва он в очередной раз порывался ускорить их продвижение и убить кого-нибудь. Эльф чувствовал, как паника зыбкой пеленой затягивает рассудок, но не мог ничего поделать с собственными мыслями. Его сознание содрогалось, когда он думал о Хоук. Хрупкое равновесие зиждилось на осознании того, что с Мариан все в порядке. Сейчас же, мир вокруг вертелся и катился кувырком прямиком в неизвестность. Когда Фенрис задумывался о причинах страшного беспокойства за жизнь девушки, приходил к выводу, что однажды чуть не увидел ее смерть. Мариан едва не умерла у него на глазах, в бою с Аришоком. Осознавая, что мог потерять ее тогда, эльф даже забыл о магии крови, которой Хоук воспользовалась. Он провел возле кровати девушки почти сутки, прежде чем страх за её жизнь, наконец, отпустил его. С тех пор ему было спокойнее, только когда он видел ее силуэт поблизости. Это стало не просто потребностью, это превратилось в жажду. Он жаждал ее рядом, постоянно. — Мы в последний раз свернули налево или направо? — раздраженно бросила стражница, останавливаясь, чтобы отдышаться. В коридорах замка гуляли сквозняки, но спешный бег заставил Авелин изрядно пропотеть. В отличие от эльфа, она предпочитала тяжелые доспехи, что в данном случае не играло им на руку. — А есть разница? Всё равно заблудились, — зло ответил Фенрис, — я предлагал пройти мимо тех двоих, даже оружие применять не пришлось бы! — Не нужно никого убивать, ты собираешься драться со всей охраной, когда в замке поднимут тревогу? — Авелин вытерла пот со лба. — Мне глубоко наплевать на охрану, тем более, когда мы заплутали в этом лабиринте! — зашипел Фенрис. — Я пытаюсь это исправить, кислятина ты, — стражница закатила глаза, выражая крайнюю степень недовольства, а затем вдруг пристально посмотрела на эльфа. — Что? — гневно спросил он. — И как Хоук это терпит? Авелин не стала дожидаться ответа, а Фенрис лишь крепче сжал кулаки, стараясь сохранить самообладание до тех пор, пока он не найдет Мариан. Эльф хотел высказать ей… все, что накопилось. Хотел накричать, обвиняя в безрассудстве, но когда они, наконец, заметили силуэт Хоук в конце коридора, сердце вдруг жалобно сжалось и застучало как бешеное. Мариан активно спорила о чем-то с Таллис. — Ты в порядке?! — это было первое, что Фенрис выпалил, едва они подбежали ближе. Мариан успела бросить на него удивленный взгляд, собираясь что-то ответить, но Авелин перебила раньше. — Что произошло? Вам удалось добыть камень? — рыжеволосая воительница схватила Хоук за плечи и начала трясти, словно манекен, на котором упражнялась в казармах стражи. — Авелин, я тоже рада тебя видеть, — девушка мягко отстранила ее, добавив, — у нас возникли неожиданные… проблемы. С этими словами Мариан гневно воззрилась на Таллис и та, словно съежившись под взглядом Защитницы, спешно рассказала истинные причины своего нахождения в Замке Эн. С каждым словом из уст эльфийки, Фенрис бесился все сильнее. Убедившись, что Хоук не ранена, он немного успокоился, однако, их история на этом не заканчивалась! Теперь требовалось каким-то образом бежать из замка, минуя многочисленную стражу, чтобы найти некоего кунари Салита. Следуя рассказу Таллис, Салит собирался предать народ кунари, выдав герцогу какую-то информацию, а эльфийка хотела помешать сделке, которая принесла бы много проблем их мирным жителям. Когда Таллис призналась, что сама является кунари, Авелин схватилась за голову, спросив, не найдется ли поблизости живого воплощения Андрасте, чем вызвала у Мариан приступ глупого хихиканья. Они продолжили путь, следуя за рыжей эльфийкой: она знала тайный ход на поверхность, ведь продумывала свою операцию заранее. Почти всю дорогу Авелин упрекала Хоук в несерьезности, Мариан отшучивалась, вызывая лишь большее негодование. Фенрис молчал, потому что давным-давно знал, что Хоук таким образом пытается скрыть собственное волнение. Бесполезно пытаться заставить ее стать серьезнее, лучше находиться рядом, чтобы предотвратить беды, которые буквально дышат ей в спину. Как бы эльф не злился, все равно старался быть ближе к девушке, защищая от случайных ударов, и помогая сокрушать стражников с луками на расстоянии. Их путь пролегал через длинные коридоры пещер, которые ветвились глубоко под землю из самого подвала замка. Серые стражи оборудовали в них убежище для людей еще во времена Четвертого Мора. Каменные своды сужались и уходили далеко вверх, в гулкую и непроглядную темноту, освещаемую лишь пламенем факела в руках Авелин. Мариан по привычке запустила в воздух сноп голубоватых огоньков, которые следовали за ней, создавая легкое мерцающее свечение. Фенрис привык видеть этот свет в бою, иногда даже ориентируясь на него, чтобы понять, где находится Хоук и не угрожает ли ей опасность. В пещерах было сыро и холодно, Мариан несколько раз чихнула: на ней была лишь легкая туника, и тонкий кожаный нагрудник. С собой не было даже запасов питьевой воды, что уж говорить о еде. Пришлось ускорить продвижение. В конце пещеры их поджидал личный телохранитель герцога с отрядом воинов. В паре с Авелин, они легко одолели врага, наконец, вырвавшись на солнечный свет. Лесная тропинка вывела их к полуразрушенной ротонде, заросшей диким виноградом и расположившейся на самом краю обрыва. Будучи смертником на Арене в Тевинтере, Фенрис имел возможность изучить великое множество приемов, он впитывал эти знания с невероятной скоростью и неоднократно спасал свою жизнь, благодаря тому, что выучил. Находясь в телохранителях у Данариуса, он получил неоценимый опыт ведения боя с магами, ведь в большей степени магистра интересовала возможность эльфа противостоять всему магическому, включая даже зачарованное оружие. Фенрис знал, что полезнее всего маг может быть, только находясь на почтительном расстоянии от месива, в котором лучше помогает меч или топор. Хоук сокрушала подобные стереотипы в мгновение ока. Девушка с завидным упорством лезла на рожон, даже в тот момент, когда они столкнулись с Проспером в компании группы кунари и целого отряда шевалье. Мариан прервала запланированную между ними сделку своим появлением и начала нести какую-то несусветную чушь, вызвав у герцога приступ хохота и умудрившись поджечь доспехи большинству рыцарей. В пылу сражения на них обрушился виверн Проспера, которого Фенрис видел в огромной клетке во дворе замка. Кажется, Монфор назвал его Леопольдом? Эльф ругался как никогда в жизни, досадуя на поврежденное плечо, мешавшее выполнять немыслимые кульбиты, и следя за спиной Мариан, на которую то и дело сыпались внезапные удары. Едва они разобрались с шевалье, не дававшими подступить к герцогу, тот взобрался на своего питомца верхом, и начал носится вокруг них с утроенной скоростью. Хоук бегала следом с не меньшим азартом. Сердце эльфа готово было выпрыгнуть из груди, когда он видел, как Проспер разряжал арбалет в сторону девушки. Но Мариан блокировала летящие в нее болты магическим щитом, ловко лавируя между оставшимися в живых кунари. Таллис и Авелин старались снести головы большинству лучников, но домашний питомец Проспера, плюющийся ядом, мешал эффективно действовать на поле боя. Сгустки слизи, вылетавшие из его рта, оставляли на земле дымящиеся лужицы. Авелин наступила в одну из них носком сапога, и едва не лишилась ступни: ядовитая жижа мигом разъела подошву. Приходилось огибать плевки Леопольда, изворачиваясь от выстрелов Проспера, и тщетно пытаясь достать хоть кого-нибудь. Фенрис слишком поздно заметил, что Хоук оказалась близко к краю обрыва. Ядовитый сгусток слюны виверна летел прямо в ее сторону. Эльф попытался сократить расстояние рывком, но дорогу перегородили двое кунари. Снеся головы обоим одним лишь взмахом меча, Фенрис снова бросил взгляд в сторону Мариан, и его сердце пропустило пару ударов. Ядовитая, зеленоватая жижа пятном растекалась по её одежде. Глаза девушки расширились в ужасе, а Проспер неистово захохотал, натягивая поводья виверна, чтобы броситься прямо на Мариан. Фенрис понял, что не успеет добраться до нее, даже если все мышцы тела пропитаются лириумом за раз. Хоук слишком далеко. Виверн пригнул голову к земле, поднимая пыль задними лапами и грозно размахивая хвостом. Еще мгновение и Проспер ударил его. Зверь издал истошный вопль и ринулся вперед. Кажется, Авелин что-то закричала, Фенрис уловил краем уха, бросаясь следом за виверном. В тот момент эльф был готов даже прыгнуть в пропасть, лишь бы ухватить Хоук и сжать ее в руках, чтобы она не пострадала при ударе о камни. Безрассудство, граничащее с безумием… Эльф спохватился, начав тормозить, и видя, как виверн подлетел над землей, а Проспер нелепо взмахнул руками, выпуская поводья. Хоук прошлась острым концом посоха прямо по лапе зверя, заставив того взвыть от неожиданной боли. Удар был настолько продуманным, что Фенрис восхитился. Виверн пролетел вперед несколько метров, которые как раз требовались, чтобы достичь обрыва, затем, скребя лапами по камням, с громким стоном сорвался и упал вниз. — Не подходи ко мне! — закричал Проспер, которому едва удалось удержаться одной рукой за острый выступ скалы. Хоук спрятала посох за спину и подошла к краю. — Императрица все узнает! Орлей сожжет Киркволл до основания! Вы все умрете в муках, я клянусь! — Монфор вопил из последних сил, но Мариан в ответ лишь закатила глаза, устало вздохнув. — Я бы на твоем месте попробовала молить о пощаде, но дело твое, — с усмешкой произнесла она. Фенрис оказался рядом, удивленно оглядывая Хоук. Ее нагрудник не разъело, он был весь мокрый, впрочем, как и ее волосы, но цел! Неужели эта сумасшедшая в кои-то веки не забыла защитить себя заклинанием? — Спасибо за приятный вечер! — приторно продолжала Хоук, пародируя орлесианский акцент, — кстати, мне очень пригодился подаренный вами пояс! Герцог продолжил изрыгать проклятия, как вдруг его рука соскользнула с выступа скалы и он, с истошным криком упал прямо в пропасть, следом за своим питомцем. — Вот почему не стоит тратить последнюю минуту своей жизни на грязные ругательства, - назидательно пробормотала Мариан, пытаясь вытереть руки об штанины, — фу, липкая, — пробормотала она, и Фенрису вдруг захотелось смеяться. — Их ничем не вразумишь, — он сдержался и лишь покачал головой. В происходящее едва верилось. Как после любой их победы, в очередной раз, едва не расставшись с жизнью… — Кажется, герцог совершил… грехо… падение, — Хоук хихикнула и, отряхнувшись, поспешила к Авелин и Таллис. Эльфийка держала в руках какие-то свитки и выглядела весьма растерянной. — Если бы герцог только знал, что ему едва не досталось! — с горечью в голосе произнесла она и повернулась в сторону Мариан, — спасибо, без твоей помощи я бы не справилась. — Что за свиток? — полюбопытствовала Хоук. — Список агентов кунари в Тедасе. Вроде меня. У многих из них есть дети, семья, друзья. Если не знать, ни за что не догадаешься. Для многих из них Кун уже остался в прошлом. Но если этот список попадет в руки людей, агенты и все их близкие… — Будут убиты, — закончила предложение Хоук. — Арикун говорит, что все они осознавали риск, но как насчет остальных, непричастных? Я… не могла этого допустить, — виновато пробормотала Таллис, понурив голову. — Я занимаюсь тем же самым! — воскликнула Хоук, разведя руки в стороны, — кормлю больных, лечу бедных, глажу голодных по голове… — Убиваю гадких орлесианцев, — продолжила за нее эльфийка, слабо улыбнувшись. — А они бывают не гадкие? — О! Пока не забыла, — Таллис ловко вытащила из-за пояса большой красный камень в золотой оправе, выполненной в виде сердца. Значит, все-таки удалось его украсть… — Этот камень должен был сыграть роль Сердца Многих. Ты нашла бы камень, и я бы улизнула, быстро разыскала Салита, быстро вернулась, никто бы ничего и не заметил… — Наверное, ничто и никогда не выходит так, как было задумано, — ехидно усмехнулась Хоук. Да, Мариан, в твоем случае все пошло наперекосяк с тех пор как ты родилась… Фенрис едва не хихикнул от этой мысли. — Береги себя, Хоук! Может быть, мы когда-нибудь встретимся! — бросила Таллис, махнув рукой и скрываясь в густой тени старых елей. Повисла минута напряженного молчания. Переварив произошедшее, первой спохватилась Авелин, набросившись на Хоук с упреками. — У меня синяк, ты посмотри! — стражница тыкала пальцем себе в скулу, нависая над Мариан. — Пройдет, Андерс залечит, ты только не паникуй! — отбивалась Хоук, широко улыбаясь. — Мне нужны новые сапоги! — продолжала кричать Авелин, — Хоук, демон тебя раздери, почему с тобой ничего не может быть как у простых людей! Почему ты не можешь быть как все остальные, не лезть, куда не просят?! — взмолилась стражница, обращаясь к небесам. — Так было бы ужасно скучно! — весело усмехнулась Мариан и подмигнула эльфу. Фенрис стоял в стороне, улыбаясь и наблюдая за тем, как девушки спорят, когда лучше выдвигаться в Киркволл, чтобы успеть к положенному времени. До церемонии свадьбы Авелин оставалось всего несколько дней. В конце концов, они решили провести ночь в трактире, рядом с фермой, раскинувшейся неподалеку от замка. Фенрис принял ванну, с наслаждением отмыв от себя пот и грязь, сменив испачкавшуюся одежду на чистую, заботливо брошенную кем-то в его рюкзак. Он спохватился, кто бы мог сделать это, ведь рюкзак ему всучила Мариан, прямо перед их отправкой из Киркволла. Он-то думал, что в нем какие-нибудь необходимые припасы… Неожиданно обнаруженная забота приятно согревала тело, и в добром расположении духа, Фенрис вышел в общий зал таверны, обнаружив Хоук за столиком на втором этаже. — Эй, — улыбнулась она, — я уже заказала рагу, говорят, оно тут восхитительное. И пару пинт местного эля… Не знаю, понравится ли тебе такой, — Мариан отпила из кружки, довольно поморщившись. — Где Авелин? — спросил эльф, усаживаясь за стол. Аромат еды щекотал ноздри, первым делом, эльф принялся за содержимое своей тарелки. — Она сказала, что ей необходимо передохнуть и прийти в себя, — усмехнулась Хоук, — но ее немного успокоил мой подарок. — Подарок? — пробормотал Фенрис с набитым ртом. — Угу, сборник любовных сонетов и медальон. У нее сейчас будет время их почитать, она жаловалась, что в их отношениях с Донником не хватает романтики. Фенрис рассмеялся, едва не подавившись едой. — Да-да, я тоже вспомнила историю с козой и снопом пшеницы, — ухмыльнулась Хоук, принимаясь за свою порцию. Через некоторое время, расправившись с едой, Фенрис попробовал эль. Вкус оказался на удивление мягким, возможно, после всех приключений, происходящее вокруг просто воспринималось иначе… Хотя рядом с Хоук он давно стал смотреть на многие вещи под другим углом. — Хочешь, стихотворение расскажу? — вдруг выдала Мариан, и эльф кивнул, лишь успев усмехнуться, и в очередной раз подивиться ее неожиданным сменам тем для разговора. Мариан откашлялась и начала: Не уходи смиренно, в сумрак вечной тьмы, Пусть тлеет бесконечность в яростном закате. Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир, Пусть мудрецы твердят, что прав лишь тьмы покой. И не разжечь уж тлеющий костёр. Не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы, Пылает гнев на то, как гаснет смертный мир… — Красиво… — Мой папа очень любил это стихотворение, я запомнила отрывок. Представляешь, мы собирались по вечерам, возле очага в нашем домике, и я так любила слушать, как он читает вслух. Из-за нашей бесконечной кочевой жизни, не было возможности иметь домашнюю библиотеку, да и вообще хоть сколько-нибудь книг… Мама хранила небольшие молитвенники, да пару наших детских сборников сказок. Много книг брали, где придется: на рынках, у знакомых. А если нужно было снова собираться и уезжать, тяжелое приходилось оставлять. И почему это всегда оказывались книги? Обидно. — Ты поэтому собираешь у себя в поместье целую библиотеку? — Фенрис расслабленно сидел на стуле и пожевывал кусочек вяленого мяса, которое официантка принесла на закуску. После орлейских деликатесов все съеденное было сравнимо с верхом блаженства. — У маминых родителей оказалась огромная коллекция, я как увидела эти стеллажи, чуть челюсть не обронила, представь мое счастье, — Хоук прыснула со смеху. — Я перебирала книги часами, разыскивая те, что хотела прочитать или те, которые советовал папа… — Мариан вздохнула, погружаясь в воспоминания, а Фенрис заметил, как потускнел ее взгляд, едва она вспомнила о Малькольме. — Я так и не приблизилась к маминой комнате, а вещи рано или поздно нужно будет разобрать, — тихо пробормотала Хоук, опустив голову, — там и папины тоже. И Бетани… Как будто я до сих пор жду, что они вернутся и ничего там не трогаю… — пряди волос упали Хоук на лицо, скрыв от Фенриса глаза, но по голосу было понятно, что она очень переживала. — Если хочешь, посмотрим вместе, когда вернемся, — повинуясь внезапно накатившему порыву, эльф протянул руку над деревянной поверхностью стола и накрыл ее ладонь своей. — Правда? — Хоук вскинула голову, — если тебе не в тягость, то… мне было бы приятно… там наверное остались рисунки Бетани, и кое-какие вещи папы… На первом этаже снова началась возня, зашумели посетители, встающие из-за своих мест. Гуляющий народ решил продолжить вечер танцами, а собравшийся неизвестно откуда оркестр загремел вовсю, исполняя их прихоть. Людские голоса, подвывающие задорному мотиву, срывались на хрип, а топот сапог нещадно терзал дощатый пол трактира. Фенрис осторожно держал худенькую ладонь Хоук в своей руке, наслаждаясь теплом недолгого прикосновения. Слова не смогли бы передать того, что эльф сию минуту буквально чувствовал кожей. Близость к ней еще никогда не сдавливала так, как сейчас. До боли в груди, до странного покалывания на кончиках пальцев: вокруг них творилось какое-то колдовство. В ее взгляде, в мимике, в запахе. Если бы Фенрис верил в Создателя, то решил бы, что Мариан создали специально, чтобы она встретила его. От каждой её улыбки в груди разносился радостный трепет, от каждого прикосновения на коже разгорался пожар, потушить который не удалось бы ничем, да эльф и не хотел. Изгибы ее тела были словно созданы для его рук, Хоук была идеальной, и в то же самое время, настолько отличалась от него. Фенрис страдал, но вместе с этим, никогда не ощущал себя счастливее, чем в минуты, когда они вот так просто сидели за столиком на втором этаже захудалой таверны, потягивая местный эль. — Ты вспоминаешь о чем-то? — С чего ты взяла? — Ты хмуришься и смотришь вверх и влево, — Хоук хихикнула, взяв большую кружку обеими руками и немного отпив. — Влево значит, — задумчиво пробормотал Фенрис. — Говорят, что человек, если вспоминает о чем-то, то смотрит налево и немного вверх. — А если в другую сторону? — Значит выдумывает. — Надо проверить на Варрике, — Фенрис внезапно рассмеялся. — Тебе очень идет, когда ты улыбаешься, — вдруг смущенно проговорила Хоук, — кажется, я говорила это… когда-то… Эльф не смог вернуть лицу серьезный вид: румянец, запылавший на щеках Мариан, развеселил его еще больше. Она же стеснялась, каффар! Говорила ему такие приятные вещи, всерьез, и при этом стеснялась! — Каким ты был, когда я тебя не знала? — вдруг заинтересовалась она, опять резко переводя тему разговора, — ты говорил, у тебя были черные волосы! Совсем черные? И ты был смуглее? — Сколько вопросов! — Фенрис не переставал улыбаться, — черные… и да, здесь я побледнел немного. Климат другой, и солнце не так жарит. А что тебе интересно? — Расскажи мне, что ты помнишь о себе, скажем… в семь лет? — Хм… — эльфу пришлось задуматься на долю мгновения, — самым ярким воспоминанием, пожалуй, будет то, как мы с Годором воровали фрукты в саду у магистра. — Воровали? — Ну, на плантациях трудились рабы, и брать фрукты просто так, было запрещено. После сбора урожая все должно было сортироваться, и лучшая часть отправлялась на экспорт, а немногое оставшееся доставалось фермерам, которые, в свою очередь, распределяли продовольствие между рабами. Проще сказать - нам ничего не доставалось. Свой первый абрикос я съел, когда незаконно пробрался на территорию садов ночью. — Ты был маленьким бунтарем? — захохотала Хоук, чуть не подавившись элем. Официантка принесла еще две порции, на этот раз другой сорт, о котором без конца твердила Мариан. — Ладно, давай выпьем за семилетнего, храброго эльфа и абрикосы. Мне они очень понравились, кстати, — Хоук стукнулась об его кружку и отпила из своей. — А ты? — Фенрис оперся локтями на стол, наклонившись ближе, — какая ты была, в семь лет? — Очень любопытная, — хохотнула Мариан. — Что ж, могу смело утверждать, что ничего не изменилось! — Я любила убегать из дома – просто чтобы погулять, и мама всегда так переживала за меня… — Хоук мечтательно закатила глаза. — Знаешь, почему-то помню большой валун, посреди поля, я все время карабкалась на него, представляя, что там пещера, в которой живет медведь, а я вроде храбрый охотник и должна его убить! — девушка снова смущенно потупила взор. — Глупость какая… — За маленького храброго охотника? — предложил Фенрис, чокаясь с кружкой Мариан. Хоук посмотрела на него исподлобья, улыбнувшись виновато, будто только что поведала нечто сокровенное. А может, так оно и было. Эльф не знал, рассказывала ли кому-нибудь еще о своем детстве. Беседа вовсе не казалось ему нелепой, наоборот, было необыкновенно спокойно, когда он видел Хоук перед собой, целую и невредимую. На ее щеках все еще играл легкий румянец, и от этого почему-то становилось тепло в груди и все жарче телу, словно в помещении внезапно сильнее затопили камин. Фенрис хотел было списать нынешнее самочувствие на выпитое, но потом решил, что после одной кружки, вряд ли опьянел бы настолько сильно, чтобы бросило в жар. — А что ты помнишь в четырнадцать? — поинтересовалась Хоук, обращая внимание на его замешательство. — Уже гораздо больше. Я очень любил драться. Особенно с деревенскими мальчишками, которые не являлись рабами, и очень меня задирали, потому что я эльф. — Что же им в тебе не нравилось? — Уши, я полагаю? — усмехнулся Фенрис, и Хоук хихикнула, посмотрев на него. — Очень милые у тебя уши. — Те парни бы с тобой не согласились, — возразил эльф, — мы дрались, едва видели друг друга на проселочной дороге. Как-то раз, я случайно не рассчитал силу и сломал руку какому-то бедолаге. Представляешь, на следующее утро они подкараулили меня с дубинками. — Кошмар, а что было дальше? — Мариан подперла подбородок руками, выражая искреннее любопытство. — Избили, но удалось сломать еще несколько носов, прежде чем нас растащил надсмотрщик. Их было много, следили, чтобы на плантациях не возникало беспорядков. — Плантациях? — Ну были разные, я помню, что моя мать собирала хлопок и ткала какие-то полотна из нитей. — А что ты помнишь в шестнадцать? — Попал к Данариусу в его личный отряд. Участвовал в состязаниях на Арене, — Фенрис помрачнел, вспомнив об этом. — А когда… — Хоук смутилась, словно раздумывая, спрашивать ли. — Когда я получил это? — угадывая ее вопрос, эльф поднял перед ней руку, растопырив пальцы. Клейма вспыхнули, на долю секунды. Мариан вздрогнула и кивнула головой. — Вот здесь и начинается большая часть провалов… сплошные белые пятна. Помню какие-то голоса, крики… Сейчас уже лучше, чем раньше. Вообще это неплохо… знать, что произошло… всяко лучше, чем ощущать себя пустым… — Как ты сейчас? — Нормально, Хоук, — Фенрис улыбнулся. Ему было приятно любое проявление доброты со стороны Мариан, что уж врать: он очень скучал по их ничего не значащим разговорам, по ее любопытству и напористости. А сейчас они будто расставляли по местам потерянное время. — Я очень привыкла к тому, что ты рядом, — сказала вдруг Хоук, словно, читая его мысли. — Плохая привычка, меня не было, когда ты попала в тюрьму, — мрачно усмехнулся эльф. — Именно поэтому я туда и попала! — воскликнула Мариан, гордо вскинув подбородок. — Ты оказалась за решеткой, потому что не умеешь передвигаться тихо, не взбудоражив своим появлением всех окружающих! — Фенрис отмахнулся от ее тычка, и Хоук обиженно надула губу. — Да ты мертвецки пьяных из канавы поднимешь, топаешь, как слон, и актриса из тебя никакая! — эльф вдруг захохотал, как ребенок. Хоук попробовала было дуться и дальше, но, посмотрев на Фенриса, через несколько секунд рассмеялась вместе с ним. Эльф смахнул проступившие на глазах слезинки, попутно замечая, что впервые смеется вместе с ней так искренне и так долго. Каждый раз, оказываясь в компании этой ненормальной, он думал, что едва ли останется в живых. Мариан находила столько проблем, от которых у здравого человека волосы встали бы дыбом. Но Хоук неизменно решала их, одну за другой, методично доказывая окружающим, что не сошла с ума, и делая, в целом, одни только добрые дела. — Слушай, а что тебя дернуло сказать Просперу, что у тебя потрясающая прическа, я ума не приложу, — Фенрис отпил эля и перевел дух. От смеха кололо под ребрами. — У меня действительно в тот момент должна была быть невероятная прическа. Марафон по подземельям пошел мне на пользу, — Хоук усмехнулась, приглаживая выбившиеся из хвоста пряди. — Вообще это как-то непроизвольно на ум пришло. — Да уж, стоим мы, значит, в окружении кунари. Рядом шевалье, вооруженные до зубов и огромный виверн, желающий попробовать нас на зуб. А ты думаешь о своей прическе? — Это была такая форма защиты! — оправдывалась Мариан. — Обескуражить противника нелепой фразой? — Фенрис снова рассмеялся. — Да, зато получился эффект неожиданности! — Хоук громко брякнула по столу кружкой, — и ты успел сделать рывок, бросившись атаку, пока все не сообразили в чем дело! — Ты ходячая неожиданность, Хоук, — Фенрис ухмыльнулся, ловя на себе улыбку Мариан. — Хорошо, в таком случае, надеюсь, что я приятная неожиданность, — довольно пробормотала она, ковыряясь вилкой в тарелке. — Приятным может быть вот этот прохладный эль, — эльф приподнял над столом кружку, — мясное рагу, после той орлейской дряни во дворце, — он кивнул на свою пустую тарелку, — а вот ты… — Что я? — обиженно пробормотала Хоук. — Ты как ураган, просто сокрушительная неожиданность! — А ты не умеешь говорить девушкам комплименты! — Ты права, совершенно этому не учился, какая досада! В книгах совсем иначе! — хохотнул эльф. — Я должен был сказать что-то в духе: ты приятная, как легкий весенний бриз, неожиданная, как распустившийся цветок посреди пустыни забвения? — Фенрис… — мрачно протянула Хоук, глядя на него исподлобья. — Тебе сложно говорить комплименты, Мариан… Даже не потому, что я не умею…. Сложно подобрать слова, чтобы охарактеризовать тебя… Я бы сказал, eximius, — Фенрис поймал себя на мысли, что с удовольствием наблюдает, как ее лицо вновь заливает краска. — Это может прозвучать странно, но только это слово в голову и лезет. — Спасибо, такого мне точно никто не говорил, — Мариан усмехнулась и подозвала к себе официантку, указав на их пустые кружки, — как оно переводится? — Не скажу, — Фенрис улыбнулся, заметив, что Хоук хитро сощурилась, — сама узнаешь. — Не очень то и хотелось, — притворно хмыкнула Мариан, затем порылась в кармане и вдруг извлекла из него какой-то предмет на веревочке, — дай руку! — скомандовала она, и эльф положил на стол ладонь. — Это тебе! — гордо заявила Хоук, наблюдая за его реакцией. Фенрис перевел взгляд на ладонь и обомлел. — Дар воина тумана, — выдохнул он, вертя небольшой амулет на кожаном шнурке. — Это мой подарок для тебя, — пробормотала Мариан, обескураженная его удивлением, — я подумала, что тебе было бы приятно помнить о них… и об их доброте. А не о том, что случилось после, — она осеклась, — тебе не нравится? Фенрис прервался от созерцания деревянной дощечки с выжженным на ней рисунком воина. — Я должен что- то подарить в ответ, — озадаченно пробормотал эльф. — Что ты! — Хоук всплеснула руками. — Не надо ничего, я просто увидела его и вспомнила о тебе. Фенрис поднял на нее взгляд и в очередной раз отметил, что Мариан красная, словно спелый помидор. Увиденное почему-то приводило в неописуемый азарт. Никто не проявлял столько искренней доброты и заботы по отношению к нему. Эльф старался отвечать Хоук тем же, насколько вообще умел. Пусть иногда это выходило неуклюже или грубовато. Эмоции, которые он испытывал рядом с Мариан, были абсолютно новыми. К каждому ощущению приходилось привыкать, каждый порыв сдерживать, и рассматривать в голове, вертя то так, то эдак. Фенрис боялся выглядеть глупо, даже ненавидел это. Но, со временем, он перестал испытывать неловкость рядом с Мариан, с наслаждением замечая, что смущение исходит и от нее тоже. Особенно сейчас, когда она, потупив взор, обернулась в сторону первого этажа, наблюдая за веселыми танцующими парочками. И тут как обухом по голове треснуло озарение. Фенрис надел амулет, отпил немного эля, храбрясь и запрещая себе раздумывать о последствиях того, что он собирался сказать. — Идем вниз! — выпалил он, даже несколько громче, чем следовало. Хоук вздрогнула и повернулась к нему. — Зачем? — П-потанцевать, — Фенрис заикнулся на слове, заметив, как брови Мариан поползли вверх. — Ты уверен? — Нет! — честно ответил эльф, игнорируя иронию в ее вопросе. — Пошли, пока я не передумал! — он встал из-за стола, протягивая ей руку. Хоук, кажется, даже взвизгнула от радости, хватая его ладонь и устремляясь вниз по лестнице. — Ты объяснишь мне, как это делается? — спросил он, повышая голос, и, пытаясь перекричать играющий на все лады оркестр. Было жутко стыдно, он уже сожалел о предложенном, ведь понятия не имел, как танцевать! Но эта необыкновенная улыбка Хоук, и то, как она крепко держала его за руку: всё разом перечеркивало любые сомнения. Фенрис поймал себя на мысли, что очень хотел сделать ее счастливой прямо сейчас! Пусть даже для этого придется выглядеть смешным.