Ложная слепота

“Ужин в духовке, ключ под ковриком.” Джон закатил глаза, получив это сообщение. Означало оно только одно: Хаус ушел домой, оставив их троих разбираться с пациентом и его отказывающей печенью. То, что этими словами Хаус вновь приглашал переночевать у него, даже когда для этого уже не было особого повода, Джон воспринял как нечто естественное и само собой разумеющееся, хотя, если как следует подумать, ничего естественного тут не было. Но как раз думать об этом у Джона не нашлось ни времени, ни желания. Крейбилл больше не смеялся и с медсестрами не заигрывал. Известие о том, что его состояние ухудшилось, воспринял стоически и даже не обиделся на врачей за то, что они не знают, от чего именно он может умереть. Печень Крейбилла тоже вела себя достойно: отказывала медленно, позволяя подключить поддерживающую терапию. Они начали с гемодиализа. - Нам придется отменить ваше лечение от депрессии, - предупредила Лу, разговаривая ласково, как с ребенком, - эти лекарства токсичны для печени, а именно она сейчас тревожит нас больше всего. - Как скажешь, милая, - слабо отозвался Крейбилл. - А где тот симпатичный доктор с тростью? Он не будет меня лечить? - Симпатичный? - недоверчиво переспросил Оливер, проверяя капельницу. - Вы точно Хауса ни с кем не перепутали, а? - Почти все люди довольно симпатичные, молодой человек, - наставительно начал Крейбилл, впрочем, без особого занудства. - Просто некоторые это тщательно скрывают. - Рано мы отпустили психиатра, - шепнул Оливер Джону. - Хаус свалил домой, - так же тихо наябедничал Джон. Оливер присвистнул. - Макс, сейчас мы вас оставим ненадолго одного, отдохните пока, - Лу улыбалась так непринужденно, словно и не видела нахмуренные брови одного коллеги и растерянное лицо другого. - Вы хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили? У вас есть близкие? Крейбилл моргнул пару раз, а потом покачал головой: - Нет, милая. После смерти Флоренс я остался совсем один. Можно мне немножко посмотреть телевизор? Я не буду делать громко. Когда он взял пульт, руки его тряслись. - Какого дьявола Хаус уехал?! Как только они вышли из палаты и прошли по коридору достаточное расстояние, чтобы Крейбилл не мог их видеть или слышать, Оливер от души выругался: при необходимости принимать оперативные и рискованные решения желательно иметь возможность свалить ответственность на старшего по должности. Положа руку на сердце, Оливер не верил, что Крейбилл умрет только потому, что Хауса нет в здании, но пациент без диагноза всегда оставался бомбой замедленного действия - других просто не бывало в их особом отделении, - а держать эту бомбу на вытянутых руках в ожидании взрыва никто из них троих не любил. - Видно, решил, что мы уже достаточно взрослые, чтобы вылечить одного старичка, - пожал плечами Джон. Мотивы Хауса его сейчас интересовали меньше всего: Шерлок упорно не выходил из головы, словно разрастающаяся опухоль мозга, и его незримое, навязчивое, молчаливое присутствие провоцировало мигрень. - Он хочет нас проучить, - уверенно заявила Лу, первой входя в их кабинет, распахивая дверь так широко, будто хотела ее оторвать. - Мы за день столько раз сообщили ему, что он выбрал не того пациента, что Крейбилл - всего лишь умеренно здоровый алкоголик и что мы зря тратим время… Хаус хочет посмотреть, как мы мечемся. Мы же всерьез не думали о диагнозе, правда? Она взяла в руки папку с историей болезни и уставилась в неё так сердито, будто та была лично ответственна за забарахлившую печень. Оливер включил кофеварку и подтянул к столу доску. - Начнём заново, - он быстро нацарапал основные симптомы. Это не заняло много места: потеря сознания и повышение показателей печеночных ферментов были очевидны, а вот после фразы “неумеренная веселость на фоне депрессии” Оливер поставил жирный знак вопроса. - Макс больше не весёлый, - произнёс Джон и вдруг понял, что их главный симптом, точнее, главный симптом Хауса, уже несколько часов как бесследно исчез. Крейбилл выглядел подавленным, уставшим и ещё более постаревшим. Оливер кивнул и размашисто перечеркнул последнюю фразу на доске. - Как не вовремя Хаус ушёл! - Джон порывисто поднялся из кресла. - Интересно, что бы он на это сказал? - Да что бы ни сказал - нам только проще, - отозвалась Лу. - Макс полностью протрезвел, так что теперь у нас на руках алкоголик с совершенно нормальными симптомами. Предлагаю исключить инфекции, дав антибиотики широкого спектра. Макс стабилен, оставляем на ночь под наблюдением, подключаем гепатопротекторы, утром смотрим на результат. - Тогда давай и противовирусные сразу, - предложил Джон. - Может, это не бактериальная инфекция. Часть анализов успеем провести еще сегодня, если все грамотно разделим между собой. Если исключим самое распространенное, утром сможем корректировать назначения. - Годится, - хрипло произнес Оливер, попытавшись передразнить интонации Хауса, но таланта к пародии у него не оказалось. - Кстати, у Макса есть взрослая дочь, - Лу помахала картой у коллег перед носом. - Её телефон указан для связи в экстренных случаях. Мне кажется, сейчас уже тот самый случай. Почему он сказал, что у него никого нет? - Люди лгут, - напомнил ей Джон любимую присказку Хауса, которая часто - гораздо чаще, чем хотелось бы - получала наглядное подтверждение. Люди лгали по множеству причин, включая безобидные и нелепые, вот и сам Джон сегодня соврал человеку, которому… Он попытался вспомнить, когда обманывал Шерлока в последний раз. Обманывал ли вообще? За годы, проведённые в одной квартире, такая необходимость не возникала, кажется, ни разу, но теперь это был единственный разумный выход. Что бы ни расследовал Шерлок относительно Питера Уитни, Джон намеревался охранять свой секрет до конца. На фоне этих размышлений ложь Крейбилла о семье казалась почти естественной и уж точно не касалась их, лечащих врачей, о чём Джон тоже сообщил Лу. - Он может умереть, а они даже не успеют с ним попрощаться. Оливер, ну скажи, что ты на моей стороне! Тот замялся, пытаясь прикинуть, как быстрее закрыть тему, которая грозила перерасти в спор об этике - этого Оливер терпеть не мог. - Давай обсудим это завтра, не станешь же ты на ночь глядя беспокоить незнакомых людей, - наконец решил он. - К тому же у нас нет диагноза, а завтра наверняка что-то будет. Лучше сказать “ваш дедуля умирает от такого-то заболевания”, чем “дедуля умирает, но мы, лучшие диагносты этой клиники, понятия не имеем, по какой причине”. Лу слабо усмехнулась, хотя и попыталась это скрыть притворным кашлем. - Если утром он будет стабилен, а Хаус будет принимать такое же активное участие в процессе - то есть никакого, я съезжу к дочери Макса сама. - Ты не думаешь, что Крейбилл не скажет тебе спасибо, если ты устроишь семейное свидание против его желания? - спросил Джон, когда они втроем направились в лабораторию. - Может, там многолетняя ссора, может, он поколачивал эту свою Флоренс, пока она была жива, и дочь не простила его… - Не говори глупостей, Джон Уотсон, - отрезала Лу, не останавливаясь. - Макс не такой. - А какой? Ты знаешь его меньше суток. Тут Лу все-таки остановилась и посмотрела Джону прямо в глаза. - Слушай, это все неважно. Я скажу ей, потому что ей с этим жить. Если он умирает, ей надо принять решение, и никто, даже сам Макс, не вправе лишить ее возможности сделать правильный выбор. Лу была выше Джона, поэтому сейчас ей было довольно легко смотреть на него сверху вниз, что аргументов не добавляло, но выглядело внушительно. - Но ты ей этот выбор собираешься навязать! - крикнул Оливер. Он уже ушел вперед по коридору, но остановился и не смог удержаться от вмешательства. - Предоставить, - спокойно ответила Лу с редкой для нее твердостью. - И потом, Джон, весной ты поехал к своей сестре в больницу. Помнишь, что ты сказал нам перед этим? Вообще-то Джон помнил: как только Лу начала фразу, он понял, куда она клонит, и тот давний мартовский день ясно встал перед глазами. Тогда он очень разозлился на мать за то, что она целую неделю не сообщала ему о тяжелом состоянии Гарриет, попросил отпуск прямо в середине рабочей смены, а в ответ на сочувственные замечания Лу ядовито заметил, что сестра не обрадуется его приезду, но это не значит, что он, Джон Уотсон, будет сидеть сложа руки, потакая вздорному характеру сестрицы. - Семья есть семья, - припечатал он напоследок, еще не подозревая, что эти слова Лу с легкостью обернет против него. Теперь Джон не мог не признать, что аргументы Лу сильнее. Он улыбнулся широко и впервые за день - искренне: - Ладно, черт с тобой, ты победила! В лаборатории пару часов они работали практически молча: сказалось и напряжение дня, и то, что каждый из них находил своё собственное успокоение в рутинных процедурах. Привычные звуки - жужжание, позвякивание - убаюкивали, поэтому время от времени кто-то из них отлучался за кофе. В очередной раз подув на дымящийся стаканчик, Оливер с наслаждением потянулся, хрустнув суставами, и спросил: - А если честно, Лу, зачем тебя вызывал Маршан? Что ему до Шерлока Холмса? Джону показалось, что спина Лу напряглась, но она неторопливо оторвалась от микроскопа и повела плечами: - А тебя бы не заинтересовал лучший сыщик Лондона, что-то вынюхивающий в учреждении, которым ты руководишь? Мне кажется, любой хороший начальник имеет основания волноваться. Слова эти звучали убедительно, ровно, и Джон бы без сомнения поверил им, если бы не странный взгляд, который Лу украдкой бросила на него. Джон уже видел такой взгляд - совсем недавно, но никак не мог вспомнить, у кого и где. Этот взгляд словно полоснул по нему, оставив след на коже, как от слабого ожога. Вернувшись к своей работе, Джон проклял себя за неумеренную чувствительность и постарался выкинуть из головы мысли о Шерлоке. *** Дверь не скрипнула, не взвизгнула, бесшумно отворившись в уютный полумрак квартиры Хауса. Джон аккуратно и тихо разделся, умылся, а потом отправился проверять, что хозяин дома оставил ему на ужин. Сидя над анализами, он совсем не думал о еде, но сейчас понял, что не ел больше десяти часов, перебиваясь кофе, и живот свело голодной судорогой. В кухне горели два небольших бра, по обе стороны от окна, и Джону они показались похожими на грустные слепые глаза неведомого чудовища. Чудовище печально следило за ним, достающим из духовки теплую мясную запеканку. Несмотря на голод, Джон ел медленно и как-то неохотно. В голове крутились обрывки дня, куски, минуты, разрозненные, перемешанные в фарш, как мясо в запеканке. Шерлок в этой мешанине был главенствующим ингредиентом. Чтобы хоть ненадолго избавиться от этой тирании, Джон начал вспоминать поименно всех своих подружек, начиная с детского сада, а после, когда список показался ему достаточно полным, принялся мысленно вручать медали тем из них, кто лучше целовался. “Золото” могли разделить сразу несколько претенденток, но среди них не было ни одной, в чьих глазах стоял такой же голод, как в глазах Шерлока прошлой ночью; губы ни одной из них не горели таким огнём, и Джон снова, отчаянно сопротивляясь, разбирал случившееся по секундам, по мгновениям, ища в них фальшь и обман. Мучения прервал звук шагов: босые ноги Хауса шлёпали по полу. - Я думал, вы спите, - сказал Джон, не поворачивая головы. - Запеканка вкусная. - Выглядишь просто отвратительно! - с чувством воскликнул Хаус, обходя стол и останавливаясь напротив Джона. - Ощущаю себя соответственно, - признался тот откровенно, так и не подняв головы. - Ну надо же! Кто бы мог подумать! А ведь отказ печени обычно так бодрит! Угробили моего старичка? - Я слышу надежду в вашем голосе! - Джон наконец включился в разговор, одновременно досадуя, что его не оставляют в покое, но и хватаясь за возможность вырваться из плена мыслей о Шерлоке. - Даже не рассчитывайте, что завтра сможете бездельничать: Крейбилл вполне жив. Не очень здоров, конечно, но здоровые нам попадаются до прискорбия редко. - Ну? - кратко спросил Хаус, посерьезнев, и Джон знал, что это требование о полном отчёте. Чуть отодвинув тарелку, он подробно изложил, чем занимался с Лу и Оливером в последние несколько часов. - Все анализы на инфекции, что мы успели провести, отрицательные, немного повышены лейкоциты и сахар, а гемоглобин низкий, но для его возраста всё неплохо. Посмотрели на УЗИ: имеется умеренный цирроз, печень бы он не отключил. На рак тоже не похоже: ни опухоли, ни метастаз. Надо дождаться утра, может, ясности добавится. Несколько минут прошли в тишине: Джон вяло жевал, Хаус потирал лоб, задумчиво уставившись в угол. Сейчас мог случиться момент блестящей врачебной догадки, но мгновения тянулись, и ничего не происходило. - Слушайте, Хаус, можно задать вам личный вопрос? - Джон кашлянул и отложил вилку. Хаус удивленно выгнул бровь, с легкостью отрываясь от своих размышлений: - С тех пор, как ты пришел в этот дом, других вопросов тут почти и не было, что же на этот раз? Учти, я не смогу тебе рассказать, сколько таблеток викодина мне приходится съедать в сутки, потому что, понимаешь ли, мне контракт запрещает! Это прозвучало так возмущенно, будто Хаус с детства мечтал о привилегии рассказывать окружающим о своих наркотиках, но Джон не купился: он уже отличал те моменты - или думал, что отличает, - когда его босс пытался сменить тему, хотя информация про какой-то специальный викодиновый пункт в рабочем контракте была любопытной. - Я не о том, - коротко мотнул головой Джон. - Вы же были женаты, да? Хаус прищурился, не отвечая, но и не послав Джона к черту сразу, что могло быть добрым знаком. - Расскажите, как это вообще? - Серьезно? Уотсон, ты серьезно спрашиваешь о браке у меня? - Хаус явно развеселился. - Ты в таком отчаянии, что не нашел никого лучше? Потому что если ты действительно считаешь, что я пример хорошего мужа, то мне придется завтра же тебя уволить как полного кретина! - Хороший, не хороший - дело не в этом. - Джон теперь и сам чувствовал, что спрашивать у Хауса о браке - настолько же дикая идея, как спрашивать у Шерлока о Солнечной системе, но ему требовалось знать, что даже такие, как Хаус (как, возможно, сам Джон) могут быть счастливы в браке. Могут быть нормальными. - Почему вы развелись? По лицу Хауса читалось, сколько саркастичных замечаний он мог бы придумать в ответ на эту нелепую попытку поговорить по душам, но что-то, быть может, его знаменитое чутье диагноста, сейчас дрогнуло. Уотсон спрашивал не просто так: он был на перепутье, пытаясь что-то решить для себя. - Почему вы развелись? - повторил Джон после паузы. - В который раз? - уточнил Хаус спокойно, без издевки и попытки увильнуть. Джон удивился: - Я не знал, что вы были женаты больше одного раза. Расскажите про все разводы. - Ох, подозревал я, что плохая это идея - приглашать подчиненного к себе на ночь и поить его вином на своем диване! - раздражение в голосе Хауса было абсолютно поддельным, поэтому Джон молча ждал. Через минуту Хаус тихо продолжил: - Обе мои жены были прекрасными женщинами, с которыми я развёлся, чтобы они могли быть счастливы. И они стали, что характерно. Но не со мной. - Вы… их любили? - Джон почувствовал, что покраснел - настолько далеко в личную жизнь Хауса он еще не забирался, но тот пока не прогонял его за назойливость. - Да, я их любил, - просто ответил он. - И если ты спросишь меня, в чем секрет счастливого брака, я тебе раскрою тайну, за которую стоило бы взять с тебя денег. Чтобы брак был счастливым, достаточно не любить свою жену! Так ты и не испоганишь жизнь любимой женщине, и в случае ее измены всё будет намного проще. А она изменит, будь спокоен. Краткие мгновения откровенности закончены, Джон сразу это понял. Теперь Хаус был собой прежним - и привычным. Джон принял правила игры. - Что, все женщины изменяют? - улыбнулся он. - Нет, только твои. Какой женщине понравится, что ее муж ночует у начальника дома? Упрек был лишен оснований - будь у него женщина, разве потащился бы он к Хаусу? - но Джон давно пропускал такие мелкие уколы мимо ушей. Он помыл за собой посуду и приготовил чай на двоих. - Откровенность за откровенность, а? - подмигнул Хаус, не сделав ни глотка. - Я должен был заподозрить, что вы что-то потребуете взамен, - простонал Джон. - Проиграл - так прими поражение с достоинством, - проворчал Хаус. - Итак, отвечай честно и не вздумай увиливать: что у тебя было с Питером Уитни? Вопрос был задан в такой провокационной форме намеренно, Джон это прекрасно знал, но в первую секунду он чуть не вскинулся в попытке гневно опровергнуть любые глупые подозрения Хауса. Почти сразу взяв себя в руки, он довольно спокойно, как ему казалось, ответил: - С Уитни меня связывало ровно столько, сколько и с любым другим сотрудником морга, то есть почти ничего. Но то, что сначала Шерлок, а теперь и вы так интересуетесь этим типом, выглядит подозрительно. Вас-то с ним что связывало? От Хауса не укрылась эта краткая и успешная борьба за самообладание, и он, пожалуй, был этому рад: дразнить Уотсона, когда он разваливался на части от шока, вызванного возвращением Холмса, было чересчур легко и больше походило на издевательство над инвалидом. Уотсон быстро приходил в себя, и где-то в глубине души Хаус испытал легкий зуд гордости за то, что однажды, год назад, не ошибся в выборе. То, что Джон сейчас врал, особой роли не играло. - Питер Уитни был занимательным экземпляром, хотя не настолько занимательным, на мой взгляд, чтобы заинтересовать Холмса. С другой стороны, на безрыбье… Вся эта загадочная белиберда звучала для Джона не очень-то понятно, но он устал, мечтал о душе и постели, и меньше всего ему хотелось вытягивать из Хауса любые подробности, которые - ха-ха, вот сюрприз! - снова могли оказаться связаны с делами Шерлока. Пусть Питер Уитни горит в аду или куда его там распределили в небесной канцелярии, Джону было решительно плевать. Уже засыпая, почти полностью погрузившись в сон, Джон вздрогнул всем телом и распахнул глаза, уставившись в черный с уличными бликами потолок над собой. Он вспомнил, у кого видел такой горящий взгляд, каким его сегодня поразила Лу: всего пару дней назад Келли Крамер так смотрела на своего мужа.