Включена ПБ
Конь Кэлен медленно шагал вдоль стройных рядов палаток и других временных сооружений. Она чувствовала себя так, будто находилась в армии, среди войск. От этого чувства ее отвлекал лишь вид сравнительно прилично (разве что, слишком легко) одетых женщин, некоторые из которых были с детьми. Исповедница поняла, что дисциплина здесь была нешуточная — даже будучи вблизи Народного Дворца, в зоне доступа войск Первой Когорты, они, беженцы, продолжали быть начеку. Возможно, не совсем доверяли д’харианцам — в этом их винить было сложно, особенно после всего того, что произошло во времена вражды с Д’Харой. Ричард отбыл в Срединные Земли несколько дней назад. Он уже находился в Кельтоне и в течение нескольких недель собирался отправиться в Галею. С его слов, госпитали столицы кельтонцев были полностью заполнены заболевшими. Там было нечем дышать в прямом смысле. За тот месяц, что заболевание находилось там, была поражена тысяча человек, а погибло несколько сотен. Причиной, по которой Мать-Исповедница оказалась в лагере лично, было донесение об очень быстром распространении болезни и здесь, в лиге от Народного Дворца. Месяц назад каждый беженец был здоров, сейчас же чума начала быстро косить ряды людей, покинувших Срединные Земли в поисках спасения от невидимого врага. Они подошли к большому тенту, который, по всей видимости, служил полевым госпиталем. Кэлен спешилась и отдала Ника — ее коня, с которым они вместе сражались еще в Эбиниссии — сопровождавшим ее людям, а сама вошла под навес. Кара и Бердина неизменно следовали за ней, и Кэлен не осмелилась бы им возразить. Она знала, что они следовали не столько приказу Ричарда, сколько своему личному чувству долга перед ним и перед ней, самой Кэлен. Внутри было не так холодно, как ей сначала казалось. Тепло и душнота, царившие здесь, были обеспечены не тканью навеса, которая в действительности была слишкой худой для защиты от холода, а огромным количеством людей, находившихся в помещении. Спертый воздух, впитавший в себя запах не только их ужасной болезни, но и самой смерти, состоял из звуков стонов и горячечного бреда людей. Морд-сит обступили Мать-Исповедницу плотнее с двух сторон, наивно полагая, что люди вокруг могли напасть на нее. В горле Кэлен встал ком. У этих людей не хватило бы сил напасть на нее. У них не было сил даже двигаться, не говоря уже о ходьбе. Они начали перешептываться, но довольно громко, так что до нее отчетливо доходил звук их голосов. Они узнали ее. Не как Кэлен Рал, а как Кэлен Амнелл, Мать-Исповедницу. Она оглядела лежащих вокруг людей: усталые, болезненно худые. У некоторых были почерневшие кончики носа и пальцев рук. Они все были похожи, но не внешним видом, а чувством, что сейчас единодушно светилось на их лицах. И чувством этим была не скорбь по своим собственным жизням, а нечто другое, более значимое. Мысль о том, что еще недавно люди, именно эти люди, были здоровы и полны сил, прорезала сознание Кэлен со скоростью летящего арбалетного болта. Она замедлила шаг, вглядываясь в их лица и сочувственно улыбаясь им, желая вселить в их головы веру. В то, что они выздоровеют, или же в то, что скоро их боль закончится, она сама не знала. Но улыбка все равно не сходила с ее лица. Кэлен была одета не в платье Матери-Исповедницы, а в свой привычный дорожный костюм, в котором было гораздо проще ездить верхом; поверх она накинула довольно объемную меховую накидку. Люди все равно узнавали ее, и со все большего количества губ сбегало благоговейное «Мать-Исповедница». Она с удивлением смотрела на то, как они, ослабшие и болезненные, приветствовали ее: те, кто мог, вставали на колени, а те, у кого на это не было сил, молчаливо поднимали головы и сопровождали ее своим взглядом. Сердце Кэлен, кажется, пропускало удар за ударом. Это было двоякое чувство: Ричарда они примерно месяц назад встречали холодно, едва ли не с презрением. Он был для них чужим. Узурпатором далекой страны, в которой им пришлось оказаться из-за превратностей судьбы. Она же была отголоском далекой родины, чем-то привычным и близким. Они тянулись к ней не потому, что она была Матерью-Исповедницей, воплощением справедливости в Срединных Землях, олицетворением силы и могущества. Нет, все было проще: она по праву принадлежала им, а они принадлежали ей. Их всех объединяла их родина — то далекое и недоступное место, которое сейчас находилось в небывалой опасности. С трудом выдавив из себя официальное «встаньте, дети мои», Кэлен пошла чуть быстрее в сторону выхода, пытаясь скрыть то, что ее грудь едва вздымалась. Она не могла дышать из-за внутреннего волнения, буквально снедавшего ее тело; уж слишком сильно ее трогало горе, настигшее беженцев и здесь. Слишком сильно она не хотела, чтобы они уличили ее слабость тогда, когда они так сильно нуждались в ее силе. Прямо перед ней возникла коренастая фигура предводителя беженцев — Элрона, который находился в этом же конце помещения. Несмотря на свое высокое положение, он шел совершенно один. Ричард рассказывал Кэлен о нем — д’харианец во всех проявлениях, кроме происхождения. Им с Ричардом удалось найти общий язык, но то общение, что было у них, невозможно было назвать разговором лорда Рала и его подданного. Это был разговор двух равных людей. Кэлен подумала, что Кара и Бердина, увидев такую «дерзость», ни за что бы не оставили ее без внимания и даже укорили бы Ричарда в излишней мягкости. Тем более хорошо, что они, как и Кэлен, видели вождя повстанцев в первый раз. Элрон встал на колени, только Кэлен оказалась в нескольких футах от него. Она разрешила ему подняться в своей привычной манере, скрывая то чувство глубокого сожаления, что рождали в ней страдания людей вокруг. Она отметила, что его отношение к ней с первого взгляда было другим, не похожим на отношение к Ричарду, но пока что для нее не понятным. — Я почтен, что имею возможность видеть вас лично, Мать-Исповедница. Кэлен слегка улыбнулась ему в ответ на вежливое, искреннее приветствие. — Могу ответить вам тем же. Мне жаль, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах, — он невыразительно кивнул ей, не способный обнажать свои переживания перед глазами незнакомцев. Очевидно, что больные вокруг оказывали на него подавляющее влияние, пусть он и не сказал бы об этом никому. — Меня известили, что вы хотели видеть лорда Рала. Мой муж, к сожалению, не может приехать сюда, поскольку несколько дней назад он отправился в Срединные Земли по важному делу. Однако я полагаю, что я тоже буду в состоянии помочь вам. Элрон был немногим шире Ричарда в плечах, ростом чуть выше Кэлен. У него были темные коротко стриженные волосы. Держался он как человек, бывавший в боях, и даже по тому короткому взгляду, что Кэлен удалось уловить, она сумела понять, что это был не простой ремесленник — слишком много знания и мудрости было в этом взгляде, пусть и не молодом, но и не старом. Пристально оглядев мужчину с головы до ног, Кэлен поняла, что значит «быть д’харианцем, но не по рождению»: прагматичный, стойкий и хладнокровный, но при этом безгранично преданный делу. Она бы даже не удивилась, если бы узнала, что несколько лет назад, когда Д’Хара развязала войну, этот человек был лидером сопротивления у себя на родине. — Да, я уверен, что нам с вами удастся решить тот вопрос, который беспокоит не только меня, но и моих людей. Он пропустил Кэлен вперед, и они пошли в сторону выхода из госпиталя. Только оказавшись на улице, Мать-Исповедница смогла спокойно вдохнуть морозный воздух. Ей казалось, что каждый раз, закрывая глаза, она будет видеть измученные страданиями лица людей. — Я попросил вас о приезде для того, чтобы доложить о быстром распространении болезни по нашему лагерю. Первоначально мы не ожидали таких масштабов, но теперь стало ясно, что если не принять меры, то скоро заражены будут все. Кэлен оценивающе посмотрела вокруг, прикидывая, сколько было рядом таких же по размеру госпиталей. Больше пяти, это точно. Она задалась вопросом: как вообще болезнь проникла сюда? Если эти люди были здоровы, долгое время находясь здесь, что стало причиной их заражения сейчас, в самый разгар зимы? Единственной реальной возможностью был новый приток беженцев. — Я вижу, — задумчиво и тихо ответила она. — Как много людей прибыло сюда за последний месяц? Элрон повернул голову в сторону, задумавшись над вопросом. — Трудно сказать. Одно точно: их было много. Мать-Исповедница кивнула. Значит, в Срединных Землях все продолжало идти тем же отвратительными чередом, что и последние несколько месяцев. Кэлен оставалось верить в то, что Ричард, пока он находится в Срединных Землях, наведет порядок среди лидеров стран коалиции, и беспорядки, учиненные войсками Имперского Ордена, закончатся. — Хорошо, — конечно, это не было «хорошо», но она не нашла никакого более подходящего слова. — Тогда какой именно помощи вы хотите? Элрон указал рукой в сторону другой палатки, находившейся на отдалении от той, из которой они только что вышли. Кэлен, хоть и почувствовав нотку сомнения внутри себя, все равно пошла за лидером беженцев. — Я бы хотел попросить убежища для тех, кто еще не болен, — он отодвинул полог, закрывавший вход, и вновь пропустил Кэлен и двух ее телохранительниц вперед. — В той палатке, в которой вы были до этого, было не так много семей. Но в этой их гораздо больше, и в некоторых из них заболело уже по несколько человек. Скажу честно: я бы не хотел, чтобы это закончилось гибелью всех членов этих семей. Они оказались в точно таком же помещении, но с единственным различием: здесь практически рядом с каждым человеком находился кто-нибудь другой, родственник или просто близкий человек. Вдоль рядов сновали лекари или же те, кто хотел таковыми казаться. Атмосфера болезни и смерти была точно такой же, что и в другой палатке, за исключением того, что эти люди были не так одиноки в своих страданиях. — Не думаю, что они захотят бросать своих родных, даже рискуя заразиться чумой, — тихо сказала Кэлен, не желая привлекать внимание людей вокруг. — Взрослые люди — возможно, но не думаю, что абсолютно все откажутся от возможности спастись. Вообще-то, говоря об этом, я прежде всего имел ввиду детей. Лорд Рал говорил, что, если нам понадобится помощь или убежище, Народный Дворец будет готов помочь. Исповедница оглядела всех людей вокруг, замечая их внимательные взгляды, устремленные на нее. Она изобразила на лице ту же улыбку, что и несколько минут назад в предыдущей палатке, наблюдая за тем, как люди преклоняли колени. Она разрешила им подняться, говоря хорошо заученную ей фразу, краем глаза замечая какое-то несуразное движение где-то справа. Она увидела, как маленькая девочка со скоростью шаровой молнии, широко раскинув руки, опрокинулась назад и так же резко поднялась, потирая ушибленное место. Первоначальное удивление Кэлен, сначала явно выразившееся на ее лице, внезапно сменился на легкую улыбку, будто осветившую ее черты. Она, сама не сознавая своих действий, двинулась в сторону девочки. Ей, прежде всего, безмерно хотелось знать, что это маленькое, неловкое и беззащитное существо делало в этом месте. Ей было не больше четырех лет. Она стояла, склонив голову вниз; вьющиеся волосы закрывали лицо девочки практически полностью, даже несмотря на их маленькую длину. Взгляд Исповедницы потеплел, когда она поняла, насколько сильно не соответствовала эта поза такому маленькому человечку: в таком возрасте дети обычно не признают никаких авторитетов, кроме родителей и знакомых им взрослых людей. Кэлен же была для нее незнакомкой, которая своим появлением почему-то поставила на уши всех окружавших ее людей, больших людей. Потом Кэлен поняла: девочка замялась не из-за нее, не из-за Матери-Исповедницы, а из-за своего глупого падения. «Настоящая леди», как мысленно прозвала ее Кэлен, по мере приближения женщины постепенно оправлялась от первоначального смущения и начинала проявлять любопытство, периодически приподнимая маленькую голову и украдкой подглядывая за движениями женщины. — Я не хотела падать, — абсолютно невинно сказала девочка, когда Кэлен оказалась достаточно близко, чтобы ей одной был слышен ее тонкий голосок, — просто споткнулась. — Ничего страшного, милая, — Кэлен улыбнулась, слыша тихое беззлобное хихиканье Бердины за своей спиной и кожей чувствуя, как Кара ткнула ту в бок, призывая замолчать. — Ты можешь поднять голову. Кэлен встретилась со взглядом голубых глаз, по-детски лучистым и ярким, в котором, как и во всем ее хрупком тельце, все еще чувствовалась печаль и даже чувство вины. Исповедница была заворожена глубиной тех переживаний, что плескались на поверхности ее лица, будто они принадлежали не маленькой девочке, а абсолютно взрослому человеку. — Мама говорила хорошо себя вести, — девочка задумчиво посмотрела на Кэлен, прикидывая, можно ли доверять ей свои тайны, — а я уже платье испачкала. Малышка застенчиво показала потемневший от грязи краешек своего слишком легкого платья. — А где твоя мама? — Кэлен обеспокоенно огляделась, в толпе ища следы женщины, что могла потерять ребенка. Когда эти поиски окончились неудачей, она уже чувствовала, что понимает, почему она была здесь, в этой палатке, совсем одна. И эта догадка ей совсем не нравилась. Девочка пожала плечами, и в этот момент Элрон наклонился к уху Кэлен, так, чтобы она не услышала его слова. — Она умерла сегодня. — А отец? — Кэлен обернулась к вождю, взгляд ее горел немой надеждой. Он лишь покачал головой. Исповедница едва удержалась от сочувственного взгляда в сторону девочки, потому что понимала, что знать о своем собственном горе ей пока незачем. Она еще слишком невинна и беспечна. Беспокоится за испачканное во время падения платье и все еще боится, что мама ее отругает. Кэлен присела на корточки перед девочкой, спрашивая ее имя. — Лора, — она протянула крохотную ладошку, слабо пожимая ладонь Кэлен, которая и сама не отличалась большими размерами. Это несуразное для ее возраста приветствие вызвало у Кэлен небольшой смешок, в котором не было и не могло быть никакой насмешки. — А вас? Лицо Исповедницы озарилось неожиданно догадкой, как только она вспомнила, что слышала это имя от Ричарда. В свою первую поездку сюда он тоже встретил эту маленькую очаровательную девочку. Каждый раз, когда он упоминал ее имя в разговоре, его жена видела, как в глазах загоралась знакомая радостная искорка. И тогда в ее голове неизменно появлялась мысль, что она была готова, нет, даже хотела подарить Ричарду дочь, лишь бы видеть эту улыбку на его лице немного чаще. — Я Кэлен, — она тепло ей улыбнулась, намеренно называя лишь свое имя и ничего больше. —Тебе не обязательно обращаться ко мне на «вы», хорошо? Девочка кивнула, тряхнув короткими светлыми локонами, и вновь схватила Исповедницу за руку. — Мой брат тоже здесь. Он себя плохо чувствует, но мне кажется, что если он с тобой познакомится, то выздоровеет, как по волшебству. Кэлен печально посмотрела на маленькую девочку, теперь вполне сознавая, что та вскоре может остаться совсем одна. А если ее не забрать отсюда, то, возможно, и сама вскоре отправится туда же, куда и вся ее семья. Тем не менее, она пошла за Лорой, уже на ходу оборачиваясь к Элрону и тихо обращаясь к нему через плечо. — Мы предоставим вам любую помощь, которая только потребуется. Элрон кивнул ей, и она увидела облегчение, выразившееся в смягчении черт его лица. Он мог не переживать с самого начала, ведь Кэлен, как и ее муж, не собиралась покидать людей во времена нужды. — Но я хочу, чтобы всех, кто потерял свои семьи, отправили в Народный Дворец, и как можно скорее. Элрон кивком указал на Лору. — Что насчет нее? Кэлен тепло взглянула на белокурую девочку, крепче сжимая маленькие пальчики в руке. — О ней и ее брате я позабочусь лично.***
Была уже глубокая ночь, но Кэлен так и не удалось уснуть. В последнее время она мало спала, ела и вообще отдыхала. В оправдание перед морд-сит, которые очень ответственно относились к заботе о ее здоровье, так или иначе подорванном болезнью, она любила говорить, что на ней лежит слишком много обязанностей, чтобы отдыхать. Правда лежала немного глубже, под поверхностью этих слов: она боялась отдыха, потому что каждый раз, когда она оставалась одна в своей комнате, ее раздирала тоска по Ричарду. Она неизменно задавалась вопросом, что он сейчас делал, кто был с ним рядом, какие мысли занимали его голову? Она задумывалась и о том, спрашивал ли он себя о том же, думая о Кэлен. Единственным способом, с помощью которого они могли общаться друг с другом, был путевой дневник. Написать друг другу у них получалось всего раз в день, поэтому каждый ждал свободного вечернего часа с нетерпением. Сейчас дневник занимал место на соседней подушке, которая, вообще-то, принадлежала Ричарду. Исповедница лежала на боку, подложив руку под голову, ее пальцы выводили затейливые узоры на потрепанном переплете небольшой темной книжечки. Ричард мог написать что-нибудь, как делал это обычно, но Кэлен знала, даже не открывая, что пустые желтоватые страницы дневника остались в своем первозданном состоянии. Не так давно он написал, что сегодня ему предстояло закончить некоторые дела в Кельтоне, чтобы не затягивать с отъездом, и потому велел ей идти спать, как только она окажется в покоях этой ночью. Завтра вечером должна была состояться свадьба действующего правителя Галеи и вдовы короля Кельтона, Дианы. Кэлен была удивлена такому союзу, кажется, не меньше, чем сам Гарольд. Ее брат не был тем человеком, который бы женился по собственной воле, да еще и на кельтонке. Он их, мягко говоря, терпеть не мог и в открытую называл «ведьмами». Но Дианы, кажется, это его правило не касалось. «Любовь зла», — подумала Кэлен, мысленно усмехаясь. Она как никто другой знала это, ведь и сама успела побывать в такой ситуации. Ей бы хотелось поприсутствовать на их свадьбе, и она знала, что и Ричард этого хотел. Но одновременно покинуть дворец они оба не могли, ведь сейчас оставить дела было некому. Они сошлись на том, что для Ричарда такое путешествие было более безопасным и более значимым, ведь земли Кельтона и Галеи уже находились не только под опекой Кэлен, но и под его. Теперь охранять эти территории было их общей обязанностью, а потому ему предстояло познакомиться с ними поближе. К тому же, он не хотел, чтобы Кэлен отправлялась в самый очаг эпидемии, и поэтому возражений жены из соображений ее же безопасности не принимал. Кэлен все же решилась открыть путевой дневник. Она медленно листала потемневшие от времени страницы, облокотившись на правую руку и перенеся на нее весь вес своего тела. Она перелистывала жухлые листы один за другим, не решаясь сразу же открыть небольшую книгу ближе к ее концу, глазами очерчивая линии почерка своего мужа, такого аккуратного и методичного, как и ее собственный. Они были в этом так же похожи, как и в подавляющем большинстве других вещей. Записи уже приближались к своему концу, как вдруг пальцы Кэлен остановились. Она почувствовала внезапный приступ сильной боли где-то в районе живота. Правая рука Кэлен метнулась к ее источнику, и в момент она оказалась лежащей на спине, из-за этого действия потеряв опору. Она растерянно ощупывала свой корпус, пытаясь найти то, что вызвало это ощущение. Оно повторилось, но теперь с удвоенной силой, и пальцы Кэлен задрожали, лихорадочно сжимая ткань ночной рубашки. Она едва сдержала глубокий выдох, который тоже мог принести ей боль, как и любое другое резкое движение. Она поначалу замерла, но затем осторожно перевернулась на бок, слегка подтягивая ноги к себе и тщетно стараясь выровнять дыхание под шквалом пульсирующих волн боли, становившихся все более сильными. Они обрушивались на нее секунда за секундой, и Кэлен не могла понять, чем были вызваны эти волны. Она осторожно обхватила рукой живот и сразу же сдавленно вскрикнула, когда ее тело сотряс новый приступ агонии такой силы, будто она прикоснулась к оголенным нервам на открытой ране. Этот новый приступ, настолько сильный и всеобъемлющий, из-за своего характера дал Кэлен понять, чем именно он был вызван. Магией. Потоком чистой энергии, настолько сильной, что ее тело попросту не могло выдержать ее натиска. Сердце Кэлен похолодело. Могло ли это быть связано с Ричардом? Что, если ее боль, вызванная магией — это лишь фантомный отголосок того магического потока, что сейчас на себе испытывал ее муж? Она поджала ноги к груди и немного неловко обхватила себя одной свободной рукой, растерянная и напуганная этой мыслью. Ясно было одно: что-то было не так, коренным образом не так, и не понятно, с ней или с ним. Боль не уходила, лишь становилась сильнее. Сжавшуюся фигурку Кэлен трясло мелкой дрожью, когда она пыталась найти в себе силы и позвать одну из морд-сит, что охраняла ее покои. Она понимала, что это было не начало какой-то простой болезни, а что-то более серьезное, и знала, что сама она может и не преодолеть ее. Пот струился по ее лбу, во рту мгновенно пересохло; но после очередной волны, которая показалась ей самой сильной из всех, вдруг наступило внезапное и оттого неожиданное облегчение. Исповедница не двигалась несколько мгновений, будто боясь спугнуть это ощущение. Боль стала более притупленной. Кэлен аккуратно и неторопливо подползла к краю кровати, намереваясь подняться с нее. Ничего не изменилось и тогда, когда она свесила ноги с ее края и встала на них. Она сделала шаг, два; новой волны агонии не последовало. Кэлен наконец смогла свободно вдохнуть воздух, охотно наполняя им свои легкие. И тогда боль обрушилась на нее вновь, буквально сбивая с ног и выбивая из равновесия. Падая, она сильно ударилась головой обо что-то, что в тот момент показалось ей чрезвычайно острым. В глазах потемнело, и Кэлен поняла, что начала терять сознание. Она предприняла последнюю попытку позвать на помощь хоть кого-нибудь, но сама не понимала, принадлежал ли ее голос реальному миру или уже миру ее мыслей. Она впала в темноту беспамятства ровно за мгновение до того, как дверь в ее покои открылась, и ее с двух сторон обступили взволнованные морд-сит.