Включена ПБ
Ей снилась поляна, залитая солнечным светом. Безмятежность. Именно она была в ее теле, ее мыслях и во всем ее окружавшем. Она лежала в высокой траве, сложив руки за головой и босыми ногами ощущая мягкость полевых цветов. Рукой она прикрывала глаза, так быстро уставшие от света, ослепленная солнцем подобно кроту, только что выглянувшему из-под земли. Она села и огляделась вокруг, внимательно-расслабленным взглядом впитывая в разум окружавшее ее пространство. Ее кожа, покрытая лишь легкой белой рубашкой, доходившей до середины бедер, была окутана солнечным теплом подобно шелковой накидке, изгонявшей зимний холод из продрогшего тела. Ей было так тепло, так мягко, но откуда взялась эта дрожь, затерянная глубоко внутри? Она медленно поднялась, ощущая невероятную легкость во всем теле, которую мог нести в себе только самый здоровый человек. Так давно она не испытывала этого чувства! Поляна была окружена лесом со всех сторон. Она не могла увидеть ни конца ни края этого храма природы, и осознание безграничности приносило ей настоящее облегчение. Каменные стены, что долгое время стояли у нее перед глазами, внезапно испарились, освободив ее некогда усталый разум. Она шла по полю, где не было видно ни единой тропинки, руками раздвигая высокую траву. Ткань рубашки слегка колыхалась, а ветер обдавал ее фигуру прохладным, отрезвляющим воздухом. Так спокойно и легко. В ногах была небывалая сила, и она отчаянно нуждалась в движении. Ее ноги ускорились, и теперь она уже бежала по полю, легкими глубоко вдыхая воздух. Голова пьянела от свежести и чистоты, от ясности голубых небес, от чувства свободы, что в тот миг полностью наполняли ее тело. Когда она остановилась, чьи-то руки опустились ей на плечи. Она не испугалась и даже не удивилась, ведь внутри знала, кто стоял за ее спиной. Ей не нужно было видеть его, слышать звук его шагов. Она просто знала. Она развернулась, в то же мгновение оказываясь в мужских обьятиях. Ричард плотно сомкнул руки на ее талии, будто так он мог приблизить ее еще сильнее, сохранить рядом подобно самой большой ценности в этой жизни. Она прильнула к нему всем телом. В то бесконечное мгновение ей не хотелось ничего больше в этом мире, чем стать с ним единым целым. Она коснулась его подбородка, внимательно изучая такое знакомое, такое близкое ей лицо. Оно осталось тем же, что и прежде, но глаза... в его глазах больше не было того, что она привыкла видеть в них, с ужасом отмечая это каждый новый день. В них не было ни печали, ни тревоги, ни следов всех тех испытаний, что выпали на их долю. Они были свободны. Теперь они оба были свободны. — Я так сильно скучал по тебе, — он запечатлел невесомый поцелуй на ее лбу. Она откликнулась на его слова с внутренним трепетом, чувствуя, что тоже скучала. Так сильно, что не могла передать это словами. Он ведь и так это знал. Кэлен обхватила руками его талию и положила голову на плечо, невесомо касаясь губами знакомого изгиба шеи, вдыхая запах его тела и запах полевых цветов. Вдруг она почувствовала легкое прикосновение к ее ноге. Кэлен с нежеланием подняла голову с плеча Ричарда, чтобы понять, кто еще был рядом с ними, но не обнаружила никого. Вдруг действие повторилось, но теперь уже с другой стороны. Тогда она опустила взгляд и увидела маленького мальчика лет двух, не больше, который держался за край ее платья. Он широко улыбался, в крохотной ручке держа скромный букет из маленьких розовых цветков. Она узнала их: это был золототысячник, который рос в окрестностях Эйдиндрила. Как сейчас она помнила, что золототысячник, один из немногих, всегда распускался в начале осени. Они с матерью и Дэни часто выбирались из города, чтобы насладиться его недолговечной красотой. Ричард улыбнулся и взял мальчика на руки, а Кэлен неподвижно наблюдала за ними. Она видела, что ее муж светился счастьем и гордостью при одном взгляде на малыша, и почему-то это казалось ей правильным. — Что это у тебя, Нэд? — спросил Ричард у него. Нэд. Эддард. Так звали деда Кэлен, отца короля Вайборна. Малыш протянул ей букет, внимательным взглядом серых глаз наблюдая за тем, как она берет его в руки и начинает разглядывать. Столько воспоминаний было связано с этими цветами. Она мягко улыбнулась своей памяти, а вместе с тем и маленькому мальчику перед ней. — Мама, — окликнул ее детский голосок, — тебе нравится? Мама? На сердце потеплело от одного лишь звука этого слова. Ей отчаянно захотелось взять его на руки. Ричард бережно передал его ей, и Кэлен почувствовала немного непривычную, но такую приятную тяжесть. Она зарылась носом в макушку ребенка, чувствуя, как крепко он держался за ее руки. Сейчас, когда и он, и Ричард были рядом с ней, все встало на свои места. — Конечно, милый, — она заглянула в серые глаза сына, напоминавшие облачное небо и так сильно похожие на глаза его отца, — конечно.***
Проснувшись, она вновь обнаружила себя в каменных стенах Народного Дворца. Сквозь смеженные ресницы Кэлен видела, как лучи рассветного солнца пробивались сквозь тяжелые занавеси. Внутри ее тела все еще жило то призрачное тепло, что она почувствовала в своем недолгом сне, и вместе с тянущей болью внизу живота это ощущение полностью дезориентировало ее. Ей почудилось движение где-то слева. Ее тело едва ли поддавалось ей, скорее лишь предавало, но она все же увидела того, кто двигался, когда наконец смогла повернуть голову. Она разочарованно вздохнула, когда поняла, что это был не Ричард. Его прикосновения, его любящий и ласковый взгляд пока были правдивы лишь в ее воспоминаниях. Перед ней стоял Натан Рал, а сзади, за его правым плечом —взволнованная и будто пристыженная Кара. — Натан? — Кэлен приподнялась на локте, озираясь по сторонам и только сейчас пытаясь понять, где именно она была. К ее удивлению, она находилась там, где и должна была — в их с Ричардом покоях. Не заметив ничего необычного, она задалась лишь одним вопросом: что здесь делали пророк и морд-сит, да еще и такие встревоженные? И тогда она вспомнила. В ее голове мгновенно пронеслись все те приступы боли, что ей довелось испытать прошлой ночью, и то, как она потеряла равновесие и ударилась обо что-то головой. Кэлен вспомнила мгновенную резкую боль в районе виска, которая и ввергла ее в полубессознательное состояние. Теперь ей стало понятно, почему ее голова казалась такой тяжелой, даже будто не на своем месте. Она пощупала ее рукой, но не обнаружила каких-либо ощутимых повреждений. Кэлен вдруг осознала, что тот удар мог закончиться для нее довольно плачевно, так что ей просто крупно повезло. Натан положил руку Исповеднице на плечо, призывая ее лечь обратно. Она опустилась на постель и натянула одеяло немного повыше, чувствуя, что ее начал пробирать озноб. Краем глаза она подметила, что камин был растоплен, а значит и крупная дрожь, бившая ее тело, была вызвана не холодом, а скорее слабостью. — Что со мной произошло? — спросила она обеспокоенно, глазами ища подсказку в действиях Натана или Кары. Они, преданные своей общей тайне, некоторое время стояли молча, и только тогда, когда мучительное замешательство Кэлен стало для нее слишком тягостным, как для здоровой лошади — сломанная нога, пророк решил разом закончить ее мучения. — Ты носишь ребенка, Кэлен. Исповедница оторопела. Она молча смотрела на Натана, своим замершим, недоверчивым взглядом принося ему вполне осязаемую боль. Это была реакция человека, которому сказали, что он был неизлечимо болен, но не готового принять это. Молчание, которое морд-сит и пророк великодушно даровали ей, позволило Кэлен погрузиться в себя на несколько недолгих мгновений. Она поняла, насколько непроходимо глупой была, пока игнорировала самое очевидное. За повседневными заботами о других людях она вновь забыла о себе, не заметила никаких изменений. Куда делась ее хваленая внимательность? Кэлен совладала с собой и надела на лицо привычную маску Исповедницы, теперь более спокойным и рассудительным взглядом окидывая двоих людей перед собой. Она заметила, как Кара поежилась от выражения ее глаз и поспешила отвернуться, чтобы избежать столкновения с ними. Морд-сит знала, что это была лучшая эмоциональная защита Кэлен, которая могла скрыть самые тяжелые переживания. Маска Исповедницы для Кары значила даже больше, чем крик о помощи. — Что именно вызвало то, что произошло со мной вчера? — спросила она абсолютно безэмоционально, как ей самой казалось, но все же немного тревожно. — Только прошу, скажи, что с ним все в порядке. Выражение лица не выдавало никакой слабости, вместо этого это сделало ее тело, когда она вновь попыталась принять сидячее положение. Она подумала, что зря проигнорировала предостережение Натана, когда даже от этого простого действия закружилась голова и слегка заныли руки, которые удерживали вес ее тела. Кэлен незаметно прикусила губу, но все равно не легла обратно, понимая, что не могла себе этого позволить. Что бы с ней вчера ни произошло, она не позволит себе никакой слабости. Больше никакой. Натан кивнул вполне уверенно, но Исповедница не смогла расслабиться от этой мысли. Ее голову, все ее мысли сейчас занимало лишь то, что она видела в своем сне, таком реалистичном и красочном, и это казалось ей даже более бессмысленным и жестоким, чем потерять еще не родившегося ребенка. — Он, насколько я могу судить, вполне здоров, но все же есть нечто в его развитии, что сильно беспокоит меня. Это касается не самого ребенка, а прежде всего тебя, Кэлен. Существует опасность... Натан Рал, иногда чересчур самоуверенный даже для своих знаний и жизненного опыта, потерял всякую уверенность в разговоре с женой Ричарда. Кэлен же, отчетливо почувствовавшая это, стала и сама заметно нервничать, хоть и не отдавала себе отчета в этом. Пророк недолго помолчал, но потом все же рассказал, что именно с ней произошло. Этой ночью их с Ричардом ребенок впервые дал о себе знать. Вся та боль, что Кэлен довелось испытать, была вызвана его даром, который на тот момент окончательно сформировался. Она знала, что другие Исповедницы на этом этапе должны были отчетливо почувствовать эту искру, которая по силе была бы сопоставима с их собственной магией. Ощущения Кэлен не имели с этим ничего общего. Магия ребенка, то есть не только магия исповеди, но и магия Приращения и Ущерба, которые передались ему от Ричарда и стали частью его жизненной силы, была в своем роде уникальной. Она значительно превосходила силы его матери, и поэтому чуть не убила Кэлен прошлой ночью. Мать-Исповедница молчала, опустив взгляд и с мнимым интересом разглядывая ногти на пальцах. Она краем глаза видела, что Натан стоял в той же позе, будто его остановили ровно посреди длительного монолога. Хоть Исповедница и не смотрела непосредственно на него, она видела, что он не решался завершить свое повествование, ведь точка, которую он собирался поставить, была слишком тяжелой для принятия. — Если бы мы не успели, ты бы умерла. Я боюсь, что приступ может повториться снова, и кто знает, смогу ли я — или кто-нибудь еще — помочь тебе в этот момент. Конечно, я могу магически поддерживать тебя, но действия моей магии будет хватать максимум на несколько часов. Кэлен склонилась вперед, обхватывая голову руками. Она уже знала, что он собирался ей предложить, но категорически не хотела даже слышать об этом. — Тебе следует избавиться от него, Кэлен. Иначе он убьет тебя. Она покачала головой, сильнее сжимая пальцы и зарываясь ими в волосы. От ее хватки, она была уверена, могли остаться кровавые полосы, но ее сейчас это мало волновало. Она с трудом подняла голову, и руки безвольно легли на одеяло. Ей было больно слышать это, настолько больно морально, что она ощущала эту боль и физически. Она хотела подняться, встать в полный рост и заглянуть в глаза пророку, понять, чем он руководствовался, предлагая ей это? Ее удержало лишь его лицо, изборожденное тонкими морщинами, подобными следам всех перенесенных им печалей. Она видела, понимала, что он не хотел говорить этого. Если бы не опасность, нависшая над ней, он бы никогда не осмелился даже сделать подобное предложение. — Даже если бы я согласилась, — маска Исповедницы дала трещину, и Кэлен чувствовала, как увлажнились ее глаза против собственной воли, — что бы изменилось? Разве я смогла бы выносить другого ребенка? — Кэлен, — он сел на край ее кровати, заставляя Исповедницу немного потесниться, хоть в этом и не было необходимости. Она чувствовала бессознательную и иррациональную опасность, которая исходила от пророка, хотя и знала, что он бы не причинил ей никакого вреда. Натан, хоть и не выдавший своих эмоций, показался Кэлен растерянным, — если бы не ущерб, который нанес твоему телу Джегань, ты была бы в состоянии сделать это и сейчас. Единственная причина, по которой эта беременность опасна для тебя на данный момент, это то, что ты недостаточно оправилась от болезни. Да, Ричард начал тренировать тебя, ты вновь вернулась к государственным делам, но болезнь все равно находится внутри тебя, и восстановление потребует гораздо больше времени, чем мы все предполагали. Женщина скрестила руки на груди, отворачивая голову от высокого мужчины, сидящего перед ней. Ее слабость, ее боль, ее забвение — все это пронеслось перед взором Кэлен, вынужденной переживать свои страдания раз за разом. Какой бы сильной она ни была, какой бы волей ни обладала, это ощущение близости смерти, ощущение глубочайших нравственных страданий всегда остается внутри, в самых потаенных уголках, ожидая момента, чтобы вырваться наружу. Ей вдруг показалось, что она снова лежит в ночной темноте, накрытая несколькими одеялами, но все равно продрогшая до самого основания и безмолвно наблюдавшая за работой Ричарда, сидевшего за письменным столом. Тогда он боялся, что каждый прожитый ею день мог стать последним, и сейчас, когда его даже не было рядом, она оказалась поразительно близка к этому. Кэлен чувствовала вину за свою слабость, но даже не знала, перед кем больше: перед своим мужем, который так сильно боялся оставлять ее одну, но никогда не говорил ей об этом, чтобы не подрывать веру в свои силы, или же перед их еще не рожденным ребенком, которого она была не в силах выносить лишь из-за того, что когда-то совершила досадную и глупую ошибку? Джегань. Виной всему был именно Джегань. Человек, который наслал чуму на Новый Мир, человек, который развязал войну на всех трех территориях. Человек, из-за которого она, Кэлен, которая всегда боялась одной лишь мысли о рождении ребенка, была вынуждена примириться с тем, что их с Ричардом наследник должен был родиться в разгар войны и эпидемии. И из-за Джеганя же этот ребенок мог не появиться на свет. Она поняла, насколько сильно ненавидела его и желала смерти. Своим существованием он приносил лишь разрушение, но не сеял ничего, что могло бы выжить под гнетом его тирании. Мать-Исповедница Срединных Земель никогда не поддастся и не проиграет такому тирану и самодуру, как Джегань. И она не позволит их ребенку, их с Ричардом ребенку, пострадать из-за него. — Я сделаю все возможное, чтобы этот ребенок жил, Натан, — она покачала головой, откидываясь на спинку кровати, будучи уже спокойной и уверенной в своем решении. — Мне нужно, чтобы ты помог мне продержаться хотя бы до приезда Ричарда, и тогда мы, возможно, придумаем что-нибудь, что позволит мне жить без чьей-либо помощи, а пока... — Кэлен, это самоубийство! — Натан, не слишком эмоциональный по своей природе, но слишком взволнованный из-за той ситуации, в которую себя поставила Мать-Исповедница, вскочил с ее постели и встал прямо перед ней, выпрямившись во весь свой внушительный рост. Женщина не поддалась на такую явную провокацию, как будто вид его телосложения, хоть и сильно уступавшего телосложению Ричарда в силу возраста, но все равно крепкого, мог заставить ее поменять свое мнение. Старец уже собирался продолжить предложение, как вдруг на выручку Кэлен пришла Кара. Морд-сит обошла пророка и встала ровно перед ним, закрывая Исповедницу собой и принимая ее защиту на себя. — Если Мать-Исповедница решила сохранить ребенка, значит, мы обязаны помочь ей. Никто, кроме нее и лорда Рала, не должен решать, жить наследнику, или нет. Тон, с которым это было сказано, напомнил Кэлен тот, с которым Кара обычно говорила со своими игрушками: хладнокровный, строгий и безэмоциональный. От него холодела кровь в жилах, и Кэлен до конца не понимала, как могла морд-сит позволить себе такое обращение к представителю дома Ралов? Это не было в ее характере, а уж тем более в воспитании. Натан скрестил руки на груди, жестко глядя на морд-сит и на ее подопечную. В этом взгляде не было ни намека на жестокость или злость, лишь огорчение, которое он тщательно маскировал. — Хорошо. Если таково твое решение, то я не оставлю тебя на произвол судьбы, — он резко развернулся и направился в сторону выхода. Напоследок он обернулся и, уже стоя у открытой двери, добавил, — но помни, что ты ставишь себя в огромную опасность. Исповедница с облегчением наблюдала за его уходом, и в момент, когда дверь за его спиной захлопнулась, она наконец позволила себе окончательно расслабиться. В голове крутилась мысль о том, что она даже не поблагодарила его за то, что он спас ей жизнь. Кара осталась рядом, все еще в защитной позиции, и Кэлен молча похлопала по краю кровати, призывая ее расслабиться и сесть рядом. Морд-сит казалась опустошенной и уставшей, поэтому даже не сразу отреагировала. Когда она все же села, Исповедница коснулась ее руки, призывая посмотреть на нее. Кара обернулась и оглядела лицо Кэлен своими небесно-голубыми глазами, но взглядом проходя будто сквозь нее. — Почему ты говорила с ним так, Кара? — Исповедница слегка улыбнулась, — чем Рал мог заслужить твою немилость? Морд-сит пожала плечами. — Пока мы сидели здесь всю ночь, мы оба понимали, в какой ты опасности. Но если я хотела, чтобы ты решила все сама, то Натан изначально был против. Мне пришлось угрожать ему, чтобы он не попробовал сделать это без твоего ведома. — Он боялся за мою жизнь и просто хотел сделать как лучше, — Кэлен отвела взгляд от лица морд-сит, отстраненно глядя в стену справа от нее. На ней причудливо отражались солнечные лучи, так, что Кэлен даже подумала, будто бы на улице было тепло и светло, прямо как в ее сне. — Пусть я бы и не простила его. Она вновь увидела того мальчика на руках у Ричарда. Темные волосы, пронзительные и ясные не по годам серые глаза. Они были так похожи! Ее сердце невольно сжалось от этой мысли и от того, как сильно ей хотелось вернуться в тот сон, почувствовать руки Ричарда вокруг себя и увидеть, как блестят светлые и ясные глаза их сына. Кэлен невольно опустила руку на живот. Ее положение пока что было совсем не заметно, и вряд ли можно было определить, какого пола будет ребенок. Кожу Исповедницы обдало холодком от одной мысли, что это и правда мог быть мальчик. Мальчиков-исповедников не оставляли в живых, кем бы ни были их родители, но пророчество, что передала ей перед своей смертью Цирилла, убивало любую надежду. Их сын должен был умереть. Такова цена Храма Ветров. — Тебя что-то очень сильно волнует, — Кара смотрела на Кэлен с не свойственной ей заботой, что показалось Исповеднице очень необычным. Возможно, так подействовал на нее страх за жизнь подруги? Морд-сит были сложны для понимания любого человека, кроме, разве что, их лорда Рала, а для понимания Исповедниц — тем более. Но она не удивилась, а лишь мягко улыбнулась ей. — Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться. Я просто хочу кое-кого увидеть. Кара вопросительно взглянула на нее, выразительно изогнув бровь. — Где сейчас Лора? — Сразу же спросила Кэлен. Она действительно хотела навестить девочку, поскольку знала, что та была совершенно одна в незнакомом месте. Кара ухмыльнулась. Так ухмыляется человек, который уже мысленно предложил себе догадку, при проверке оказавшуюся абсолютно верной. — Я провожу. И она поднялась с кровати, подавая Исповеднице руку.