Включена ПБ
Кэлен сидела на прикроватном кресле, подперев голову рукой и внимательно глядя на то, как грудь юноши, лежавшего в постели, ритмично вздымалась в такт его дыханию. Кара стояла рядом, практически касаясь бедром подлокотника и этим слегка настораживая Исповедницу. Морд-сит сейчас была крайне мрачна, и ее, как и другую женщину, терзало беспокойство и непонимание. Только вот вторая женщина испытывала еще и чувство вины. Уже десять минут как они перенесли юношу в отдельные покои и позвали Натана, чтобы он помог понять, что случилось. Молодой человек был в совершенно не понятном обеим женщинам состоянии, которое лишь отдаленно напоминало обычный обморок. Кэлен не могла это объяснить, но у нее было предчувствие, что в этом происшествии было что-то... необычное. Ее глаза начали закрываться, когда в комнату широким шагом влетел пророк. Первым делом он подошел к Кэлен, и, слегка отстранив Кару, положил руку ей на одно плечо. — С тобой все хорошо? Исповедница кивнула, слегка сжав его ладонь в знак благодарности за заботу о ней. Натан вдруг повернул голову в сторону Кары, и его взгляд потяжелел. — Как он вообще успел дотронуться до нее хоть одним пальцем? — Кэлен увидела, как морд-сит сконфузилась под его взглядом, и ей вдруг стало стыдно перед ней. Кара не была ни в чем виновата, и ей тем более не хотелось, чтобы Натан считал иначе. — Я сама позволила этому случиться, — вмешалась Кэлен, — Кара бы не успела ничего сделать. Все произошло за считанные секунды. Она избегала смотреть в глаза пророку, потому что любой его вопрос смог бы поставить ее в ступор. Она по-прежнему не знала, почему не оттолкнула его, по-прежнему не понимала, что за чувство вызывало в ней его присутствие. Самое странное заключалось в том, что она все еще не могла оправиться от необыкновенного, но столь правильного чувства близости к этому человеку. Кэлен пока не говорила об этом ни Каре, ни Натану, потому что считала, что они не смогут понять ее. Впрочем, она и сама еще ничего не понимала. Пророк немного охладил свой пыл, услышав слова Кэлен, но его взгляд по отношению к Каре все еще оставался укоризненным. Исповедница замечала, что Натан в принципе относился к ней довольно холодно, и не знала, что было этому виной — ее своенравность, слишком вычурная даже для лидера морд-сит, или же то, что она осмеливалась перечить ему, истинному Ралу, хоть и ради защиты интересов Кэлен. — Его обморок не может быть результатом исповеди? — пророк, наконец, взглянул уже на Кэлен. — Я не исповедала его, — она отрицательно помотала головой. Когда Натан подошел вплотную к кровати и положил руку молодому человеку на лоб, склоняясь над его телом, Кэлен слегка прикусила губу от волнения. Томас никак не отреагировал на его прикосновение, и грудь его вздымалась все так же безмятежно и ровно, словно ничего необычного не происходило вовсе. Натан закрыл глаза, и Кэлен знала, что сейчас он чувствовал все, что происходило с юношей — от малейших признаков появления болезни в его теле и до самых потаенных и скрытых от других чувств и ощущений. Кэлен не могла сказать, что завидовала этой способности волшебников, ведь она сама знала, каково это — иметь власть над человеком и его жизнью, знать самые потаенные его мысли. Это был, возможно, величайший дар Создателя, который тот мог дать обычному человеку, но иногда он скорее казался ей проклятием. Никто не двигался несколько минут, и единственное, что менялось во всей комнате, так это направление взглядов двух женщин, которые то и дело переглядывались, всматривались в действия Натана или искали изменения в состоянии юноши. Когда пророк наконец выпрямился, Исповедница не удержалась и перевела ожидающий взгляд на лицо молодого человека, лежавшего на постели, ожидая увидеть там какие-либо признаки его пробуждения. Но ни единый мускул на его лице не был напряжен, а глаза оставались закрыты. — Что с ним? — наконец спросила она, удивив даже саму себя той взволнованностью, что прозвучала в ее словах. Натан же выглядел крайне озадаченным. Он в задумчивости коснулся подбородка кончиками пальцев, сделал пару шагов по направлению к двери и точно так же неожиданно повернул обратно. Кэлен смотрела на его действия с легким недоумением, практически не моргая. — Пройдемся, — он вдруг взял ее под локоть, и, кинув Каре довольно выразительный взгляд, ясно говоривший, что их прогулка предполагала не больше двух людей, двинулся вместе с Кэлен к выходу. Она не сопротивлялась, но, покидая комнату, все же бросила последний взгляд на лицо Томаса. Они вдвоем вышли в широкую галерею, из которой было отлично видно все еще слегка заснеженные пейзажи равнины Азрит. Исповедница невольно засмотрелась на нее, такую статную и безмятежную, раскинувшуюся вокруг огромнейшего сооружения широким полотном, такую близкую, но при этом практически недосягаемую. Она вдруг поняла, что ей захотелось уехать из Дворца ненадолго — на день, два, хотя бы на час, но сейчас даже это было практически невозможно: ей было небезопасно находиться далеко отсюда, и вряд ли кто-нибудь захотел бы отпустить ее в таком положении. Она вспомнила, каково это было: ночевать под приют-сосной, разводить костер по вечерам и петь песни в пути, не боясь быть услышанным, а скорее даже наоборот. Так было даже тогда, когда она ехала в Д'Хару в сопровождении лишь нескольких морд-сит, но при этом находилась в полной безопасности. Подумать только, как много вещей изменилось за такой короткий срок. Натан развернулся к ней, когда они дошли примерно до середины галереи, и Кэлен остановилась прямо перед ним. Она отметила, что вокруг не было ни одного солдата Первой Когорты, и выходило, что никто не мог услышать их слова. Пророк выглядел сильно озадаченным. Несколько секунд он молчал, и Исповедница лишь выжидающе смотрела на него. В конце концов, ее собственное волнение дало о себе знать, и она спросила его: — Ты что-то хотел сказать, Натан? Он взглянул на нее из-под кустистых бровей и кивнул, но Кэлен была не удовлетворена ответом. В конце концов, это было очевидно, разве нет? Пророк наконец заговорил. — Скажи мне, кто этот юноша? Мать-Исповедница удивленно посмотрела на него. — Он представитель Андерита в Совете, — только и ответила она. Что еще можно было сказать? — И все? — Я не обязана располагать большей информацией. Если с Далтоном Кэмпбеллом и Бертаном Шанбором я встречалась раньше, поэтому знаю о них немногим больше, то его я увидела сегодня впервые. — И тебя это ничуть не напрягло? — Вопросительно посмотрел на нее Натан. Кэлен замерла под его взглядом. — Нет, — все же ответила она ему спокойным тоном, очевидно напускным. — В Андерите многое изменилось за несколько месяцев, поэтому я не вижу ничего подозрительного в смене нескольких людей в правящей верхушке. Натан сделал вид, что выслушал ее, но, только прозвучало последнее слово, он поднял руку, словно у него была необходимость заострить ее внимание на своих словах. Это было бесполезно: Кэлен была до того сосредоточена на его речи, что вряд ли смогла бы услышать сейчас даже пушечный залп. — Подозрительно или же не подозрительно, но, возможно, твое мнение изменит тот факт, что он Исповедник? Кэлен в изумлении уставилась на пророка, и ей вдруг показалось, что земля ушла у нее из-под ног. Она прислонилась к каменной стене, чтобы найти хоть какую-нибудь опору. Старец приблизился к ней, беря под локоть и изучающе глядя на ее лицо, подмечая малейшие изменения ее эмоций, словно увлеченный исследователь. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы найти свой голос где-то в глубине грудной клетки. Она была ошарашена настолько, что вряд ли могла передать это словами. Перед ее глазами встала картина, уже давно выгравированная в ее сознании чей-то твердой, но неумелой рукой: Дени, которую она обнимала в последние минуты ее жизни, прижимая к себе так, будто могла спасти, и не меньше полусотни других Исповедниц, погибших немногим позднее, тела которых она так и не смогла найти, чтобы предать их земле, как полагалось. Они все были мертвы. Все, кроме нее. — Ты уверен? — слабым голосом спросила она, будто ее вопрос в действительности мог изменить его слова. — Разве это возможно? — Это еще не все, Кэлен, — он с сомнением смотрел на нее, будто теперь не знал, стоит ли говорить ей о другом своем открытии. Исповедница заметила это, и его сомнения заставили ее взять себя в руки. Если он считал, что таким образом он мог навредить ей, то она собиралась доказать, что это было не так. — Он обладает волшебным даром, и, к тому же, его дар никак не скован даже в Народном Дворце. Она вопросительно смотрела на него с мгновение, как вдруг ей в голову пришла неожиданная догадка. — Ты хочешь сказать, что он Рал? — женщина в замешательстве посмотрела на пророка, но к своему же удивлению заметила, что эта мысль вызывала у него такое же недоумение, как и у нее. — Я и сам не знаю, что сказать, — признался он, — потому что подобное сочетание магических сил в одном человеке — невиданное событие. Но, возможно, этому есть и другое объяснение, например… — Например, его создал кто-то другой, но не Создатель? — Кэлен скрестила руки на груди, глядя прямо на лицо Натана. Он точно так же прямо посмотрел на нее в ответ, и Исповедница сделала вывод, что он не собирался возражать. Она лишь покачала головой и, опустив взгляд в пол, тихо проговорила; бессильная и усталая улыбка заиграла на ее губах: — Это звучит нелепо. — Но какие еще есть варианты? — Вдруг всплеснул руками Натан. — Единственный, кто может обладать подобными силами — это ваш с Ричардом ребенок. Твой муж —единственный сын Даркена Рала, обладающий магическим даром, поэтому не может быть других наследников рода Ралов, которые не были бы Первозданными Неодаренными. — Но, может быть, его дар просто невосприимчив к чарам Дворца? — Перевела она размышления Натана в другое русло. — Или же ты просто ошибся. — Я достаточно стар, чтобы не совершать подобных ошибок, — он невесело усмехнулся, — но даже если я ошибся в этом, то как бы ты объяснила факт, что он исповедник? В этом я не могу заблуждаться, поверь мне. Кэлен покачала головой в непонимании. Как это было возможно? По воле Даркена Рала погибли все Исповедницы, и ее саму спасла от этой участи скорее сила случая, нежели что-либо еще. И даже если он был чудом спасенным от смерти Исповедником, как это вязалось со всем остальным? Впрочем, кто знал... — Может быть, тогда выжила не я одна? — предположила она. — Возможно, его просто спрятали ради его же безопасности, и таким образом он смог избежать смерти? — Но как он может обладать магией Ралов? — Вновь спросил Натан, и Кэлен приложила пальцы к вискам. — Ах, я не знаю! — воскликнула она, в бессилии всплескивая руками. В ее голове не было единого решения проблемы, и ничего толком не складывалось. Если прибавить к сказанному Натаном еще и то, что теперь она совершенно не чувствовала боли, вызванной силами ее же ребенка, выходила полная сумятица. Она вдруг остановилась, и ее мысли сами по себе сконцентрировались на последнем, о чем она подумала. Натан с интересом смотрел за тем, как в один миг вдруг прояснилось ее лицо и разгладились все черты, и тогда он и сам понял, что ее голову посетила какая-то идея. — Я кое о чем не сказала тебе, — призналась Кэлен, начиная говорить быстрее обычного, будто она могла потерять нить, связующую ее мысли. — После того, как он коснулся меня, я почувствовала... изменения, и моя боль ушла. Она так и не вернулась, словно он забрал ее себе, и, возможно, именно из-за этого и потерял сознание? — Как связана боль и магический дар? — женщина видела, что он уже примерно понимал, о чем она говорила, но все же хотел услышать версию самой Кэлен, чтобы своими догадками никак не сбивать ее мысль. — Я предполагаю, что он мог забрать часть дара... но не моего, — она вдруг замолкла, словно боясь сказать вслух о том, что она действительно имела ввиду. Она так окончательно и не приняла мысль о том, что скоро станет матерью, хотя и прошло уже достаточное количество времени. Она даже начинала бояться, что, возможно, никогда не примет это. — Я видел нескольких людей, которые через одно касание могли забирать чужой Хан, но, признаюсь, это крайне редкое явление. — Более редкое, чем Рал-Исповедник? — Кэлен скрестила руки на груди, и уголок ее губ слегка приподнялся. — Я бы сказал, что не настолько редкое. Но если это действительно так, нам не стоит сводить с него глаз. Возможно, он и сам не знает об этой своей способности. — В этом ты прав, — она кивнула. — Я хочу пойти и проверить, пришел ли он в себя. Кэлен развернулась, но не успела сделать и шага, как Натан положил руку ей на плечо, останавливая. — Ты и так сделала достаточно, теперь о нем позаботятся другие. Я приставлю к нему стражу на всякий случай... во избежание непредвиденных ситуаций. — Хорошо, — она кивнула и слегка улыбнулась ему, — но я все же сначала зайду к нему. Когда он неопределенно качнул головой, Кэлен развернулась и пошла обратно. Ей было неспокойно.***
Ричард и Никки вернулись во Дворец Исповедниц еще до полудня, поэтому успели на утреннее заседание Совета в Эйдиндриле. Никки теперь смотрела на его членов с удовольствием, присущим только человеку, который знает, что больше не увидит осточертевшие ему лица: некоторые представители были настолько глупы, что колдунья не знала, как они дожили до столь сознательного возраста. К счастью, количество верных Ричарду людей, совершенно не обделенных разумом, все же было подавляющим, и их, Ричарда и Никки, задача была выполнена: теперь, когда связь Народного Дворца и Дворца Исповедниц была налажена, оба Совета могли взаимодействовать между собой, и Совет в Эйдиндриле был абсолютно точно подготовлен к работе без Ричарда. И все же, колдунье что-то подсказывало, что из-за Храма Ветров им придется вернуться сюда очень скоро. Она сидела по левую руку от Ричарда, лениво наблюдая за тем, как Рал объявлял, что сегодня он и Никки в последний раз участвуют в заседании. Большинство встретило новость довольно спокойно, и женщина, честно говоря, не ожидала другого. Что привлекло ее внимание, так это реакция одного из членов, Далтона Кэмпбелла. Его, казалось, слова Ричарда оживили не в самом положительном ключе, и теперь он слегка ерзал на своем месте. Колдунья с недоверием покосилась на него. Андерит вряд ли мог заслужить ее доверие ровно после того, как она слышала, что говорил Джегань об этой стране: продажная, ведущая двуличную политику и совершенно беспринципная — впрочем, идеальная для дел Имперского Ордена. Никки не доверяла ни Кэмпбеллу, ни его предшественнику, и имела на то полное право после того, как побывала там сама. Ричард же вряд ли заметил суетливость андерца, и поэтому, только закончив обращение к членам Совета, он тотчас же поднялся и, кивнув всем и получив в ответ склоненные головы союзников, развернулся и удалился, Никки — вслед за ним. Она знала, что все они не доверяли ей точно в той же степени, что и она не доверяла некоторым из них, поэтому ее нахождение возле Ричарда все еще было загадкой для этих людей. Но разве ее это волновало? Будь ее сердце таким же невесомым и чистым, как раньше, в такие далекие года ее юности, оно бы ликовало при одной мысли, что скоро они уедут отсюда. Признаться, в Дворце Исповедниц ей совершенно не нравилось: в отсутствие его хозяйки, да и вообще всех Исповедниц, эта мраморная громадина была телом, лишенным души. Она догадывалась, что подобное происходило и с Народным Дворцом, лишенным крови Ралов в своих артериях. Только они оказались в коридоре, Ричард широким шагом направился в свои покои, чтобы там переодеться в привычное ему черно-золотое одеяние Боевого чародея и, наконец, собраться для отъезда. У них с собой практически не было вещей, а Меч Истины и вовсе остался в Народном Дворце, поэтому на данный момент Ричард ходил с самым обычным мечом. Сейчас он был в простых черных штанах и белой рубахе, и Никки удивлялась, как ему не было холодно. Впрочем, сейчас стало гораздо теплее: погода здесь, в Эйдиндриле, менялась стремительно, и иной раз было не понятно, чего ждать: дождя или снега. Колдунья едва нагнала его спустя несколько минут после их выхода из зала заседаний. Она слегка сжала его предплечье, призывая к тому, чтобы он сбавил ход. Когда мужчина обернулся и вопросительно посмотрел на нее, Никки обнадеживающе улыбнулась ему, удивив этим даже саму себя. Она видела, что Ричард был крайне взволнован и встревожен, и ей хотелось хоть как-то его поддержать. Он улыбнулся ей в ответ в знак благодарности, и на сердце у колдуньи невольно потеплело. Они разошлись по своим покоям с договоренностью встретиться через четверть часа на выходе из Дворца, чтобы отправиться в Замок Волшебника, к Сильфиде. Весной дорога туда была не самой простой, но других вариантов у них не было: Сильфида была самым быстрым способом, которым они могли добраться до Д’Хары. Этого времени Никки хватило с лихвой: вещей, которые она должна была собрать, у нее практически не было, поэтому она лишь сменила платье, и уже через несколько минут оказалась на выходе из Дворца. Она стояла в широкой белокаменной арке и наблюдала за Эйдиндрилом, раскинувшимся широким полотном под подошвой Дворца Исповедниц. Казалось, эти два места разделяли не только целые века строительства (ведь почерневший от времени город был гораздо более стар), но и еще что-то, крайне неуловимое, при этом бесконечно важное и вечное. Дворец Исповедниц хоть и был сердцем города, обеспечивавшим его жизнь последние три тысячи лет, но не его душой. Душа города как была, так и осталась в его улицах — пусть и пустынных после приостановившейся эпидемии, пусть и грязных и полных нечистот, но все же в них. От размышлений ее отвлек шум чьих-то шагов, стучавших по ступенькам лестницы. Она обернулась, ожидая увидеть там Ричарда, но к своему удивлению обнаружила там андерца — Далтона. Никки слегка напряглась, когда он оказался на расстоянии нескольких футов от нее, и она поняла, что их встреча здесь была далеко не случайной. — Кэмпбелл, — приветствовала она его несколько непочтительным тоном. Впрочем, он, кажется, был научен не реагировать на подобные провокации. — Госпожа Смерть, — ответил он ей с тем же оттенком в голосе. Никки одарила его мрачным взглядом. Так прозвали ее в Андерите, когда она приехала туда по поручению Джеганя. Ее задачей было посвятить жителей города в планы Ордена и обеспечить армию поддержкой горожан. Большинство приняло ее слова положительно, но были и те, кто не захотел сотрудничать с пришельцами из Древнего Мира. И тогда ей приходилось совершать то, о чем она жалела до сих пор: публично наказывать тех, кто осмелился воспротивиться, зачастую слишком жестоко. — Я надеялся увидеть здесь лорда Рала, — признался он, и Никки сощурила глаза. — А меня будет недостаточно? Далтон отрицательно замотал головой, и Никки вдруг поняла, что он действительно был чем-то встревожен. Колдунья почему-то решила не идти своим обычным путем и не выбивать из него то, что он хотел сказать Ричарду. Ей показалось, что сейчас в этом не было смысла. Они стояли на лестнице около минуты, когда Никки услышала шаги, уже Ричарда. Он был все в том же настрое, что и пятнадцать минут назад, и, видимо, даже осознание того, что они совсем скоро вернутся в Д’Хару, пока не приносила облегчение его душе. — Далтон, — Ричард кивнул члену Совета в немного небрежной манере, уже намереваясь пройти мимо. Никки не стоило труда понять, что его мысли были заняты совершенно другим. — Лорд Рал, — оживленно ответил ему андерец, — если я правильно понимаю, сегодня вы отправляетесь обратно в Д’Хару? — Да, — кивнул Ричард, все же останавливаясь перед ним и немного заграждая собой Никки. Колдунья с удивлением глянула снизу-вверх на мужчину, лицо которого она сейчас видела только в профиль, но он не ответил на ее взгляд. Он считал, что она нуждалась в его защите, или же наоборот, в этом нуждался скорее Далтон? — Я бы хотел предупредить вас, — начал он, уже одними лишь этими словами вызывая и у Никки, и у Ричарда неприятное предчувствие. Удивительно, как точно Рал предугадал, какой тон будут носить слова андерца, который почему-то не решался сказать их довольно долгое время. — В Народном Дворце сейчас может быть не вполне безопасно. — О чем ты говоришь? — вступила Никки, но Ричард выставил руку вперед, осаживая ее. Она вдруг увидела, как вспышка страха пробежала по лицу мужчины. Но это был страх не за него. — Я давно хотел предупредить вас, но возможность представилась лишь сейчас, — оправдался вдруг Кэмпбелл, почувствовав сталь во взгляде обоих людей. Он решил быстрее перейти к делу. — Член Совета, прибывший туда — шпион Джеганя, но я полагаю, что шпионаж — не самое страшное его предназначение. — Только за это его уже можно казнить как предателя, — резонно заметила Никки, но ее слова никак не сочетались с ее мыслями. Она вновь, уже второй раз за этот день, вспомнила о том самом плане Джеганя, исполнение которого она так и не застала, но который, скорее всего, все же воплотился в реальность. Теперь забеспокоилась даже колдунья. — Боюсь, что все не так просто, — абсолютно спокойным и даже будничным тоном обратился он к ней, будто в его словах не было ничего столь важного и даже опасного. — Я не могу ручаться, что это правда, поскольку не видел никаких доказательств. Но что-то подсказывает мне, что это действительно так.. Никки и Ричард невольно переглянулись. — Доказательств чего? — наконец спросил его другой мужчина. — Того, что он исповедник, — неожиданно для Ричарда, но не для Никки выпалил он. Далтон, кажется, сам испугался произнесенных им слов, и потому его рот захлопнулся так же стремительно, как и открылся. Женщина видела, что мужчина рядом с ней лихорадочно соображал, обдумывая чужие слова, а по спине Никки пробежал страшный, мертвецкий холодок. Человек, о котором говорил Далтон — это и есть то самое оружие Джеганя. И он сейчас в Народном Дворце, рядом с Кэлен. Но Кэмпбелл сказал, что и сам не верил в его способности. Возможно, это была простая ложь со стороны Джеганя и этого его приспешника? Никки засомневалась, но что-то внутри говорило ей, что это была правда — уж больно хорошо все складывалось в ее мыслях, без единой логической ошибки. Никки с силой сжала плечо Ричарда, поворачивая его к себе. Она приблизила свое лицо к его, паника поднималась из самых глубин ее сознания. — Ричард, это правда. Он действительно может быть Исповедником. Рал удивленно посмотрел на нее, теперь уже полностью разворачиваясь. Он был настроен скептически, но, поняв, что Никки ни на секунду не сомневалась в том, что он сказал ровно секунду назад, не стал спорить. — Тогда нам нужно попасть в Народный Дворец как можно скорее, — Ричард мгновенно сорвался с места, спускаясь по широким ступеням, ведущим из Дворца Исповедниц в город. У их конца их обоих уже ждали заранее подготовленные для них лошади и небольшое сопровождение из гвардейцев Дворца Исповедниц. Никки осталась на своем месте, и в ее голове неожиданно возникла идея. — Ричард! — окликнула она его, но тщетно, — Ричард! Мы должны написать Кэлен по Путевому Дневнику и предупредить ее! Но Ричард не слышал, и его конь уже выезжал с территории Дворца. Никки бессильно посмотрела на Кэмпбелла, и тогда поняла, что единственная возможность обезопасить Амнелл утекала прямо сейчас, ведь Путевой Дневник оставался во Дворце Исповедниц, и они не могли взять его с собой. Ей не оставалось ничего, кроме как догнать Ричарда и просто последовать за ним. Она напоследок обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на твердыню Исповедниц — и на Кэмпбелла тоже. На прощание он крикнул, чтобы они были осторожны с ним, и Никки немного усомнилась в своих недавних выводах о нем. Может быть, он не был таким продажным, как остальные? Уже вскакивая на коня и пускаясь рысью без единой секунды промедления, чтобы догнать Ричарда, который опережал ее минимум на сотню футов, Никки вдруг вспомнились слова Третьего Правила Волшебника, которые Рал невольно подтвердил в этот день. Сегодня его разумом правила страсть и ничто больше.***
Кэлен немного задремала в кресле, поддерживая голову рукой, которая довольно непрочно упиралась в его подлокотник. Когда в коридоре раздался шум и звук чьих-то шагов, почти переходивших на бег, она резко проснулась, чуть не ударившись головой. Первое мгновение бодрствования ушло на осознание природы шумов, что разбудили ее. Она рассеянно помигала сонными глазами, прислушалась. Возня и голоса снаружи были такими громкими, что могли бы разбудить даже мертвеца. Кэлен поднялась с кресла и мгновенно пожалела, что предпочла его кровати: конечности затекли настолько, что, совершая первые несколько шагов, она совершенно не чувствовала пола под ногами. Уже выйдя в коридор, она с удивлением поняла, что теперь в нем, в этом коридоре, прилегавшем к их с Ричардом покоям, в котором всегда было хотя бы несколько солдат Первой Когорты, сейчас не было абсолютно никого. Кэлен сосредоточенно огляделась, вслушиваясь в абсолютную тишину и пытаясь понять, не послышалось ли ей. Быть может, она просто еще не совсем проснулась. Исповедница с удивлением заметила, что рядом не было ни Кары, ни Бердины, что само по себе было подозрительно. Кэлен вынырнула из дверного проема, продвигаясь вперед по коридору. Она и сама не заметила, что каждый ее шаг сопровождался напряжением где-то внутри, будто она была простой мышью, кравшейся под половицами чужого дома. Она шла медленно и осторожно, и нехорошее предчувствие, плотно засевшее в ее голове, в очередной раз дало о себе знать, когда у очередного поворота она вновь не обнаружила ровным счетом никого. Внезапно, где-то вдалеке Кэлен услышала звон чьих-то каблучков. Она двинулась ему навстречу, даже не сознавая, что, возможно, делала ошибку, и сейчас она может встретить далеко не одну из морд-сит. И все же, Исповедница встретилась с Бердиной, которая едва не влетела в нее около следующего поворота. Увидев ее, морд-сит испытала какое-то затруднение, которое явно отразилось на ее лице. Кэлен слегка напряглась, удивленная такой реакцией. — Бердина, что происходит? — Настороженно спросила ее Кэлен. Она некоторое время молчала, опустив взгляд, и за те доли секунды, что длилось это молчание, Кэлен поняла, что сейчас она, возможно, постарается солгать. — Посланник Андерита, этот Томас... — она практически прошипела его имя, вложив в это ненависть такой силы, что Исповедница невольно поежилась, — он сбежал. Кэлен вдруг положила руки ей на плечи, требовательно сжимая их и призывая, наконец, поднять взгляд и посмотреть ей в глаза. — Что значит «сбежал»? Как это произошло? Морд-сит покачала головой, и видно было, что она и сама не знала, каким образом подобное могло быть возможно. Но было что-то еще, что она могла сказать, и Кэлен это видела. Что испугало ее больше, так это то, что в глазах другой женщины стояли слезы, которые она вряд ли смогла бы пролить после тех лет, что она служила дому Ралов. — Он убил людей, охранявших его.. дюжину солдат Первой Когорты. Кэлен могла бы выдавить из себя любой глупый вопрос из тех, что сейчас приходили ей в голову, но вместо этого она взяла Бердину за руку и, разворачивая ее, направилась прямо туда, где не так давно находилась она сама, ежеминутно боясь за самочувствие этого человека. — Мать-Исповедница, — вдруг запротестовала она, мягко останавливая Кэлен, — вам не обязательно это видеть. — Это не обсуждается, Бердина, — отрезала она, вновь возобновляя движение и принуждая морд-сит к тому же. — Я должна это видеть. Ее внутренних сил хватило лишь на то, чтобы выделить интонацией слово «должна». В голове Кэлен царил полнейший сумбур, и она вряд ли могла сейчас похвастаться чистотой рассудка. Она и сама не заметила, как они преодолели небольшой путь до гостевых покоев, в которых еще несколько часов назад был он, Томас, бессознательный и абсолютно беззащитный. Кэлен быстро зашла в комнату и, окинув ее внимательным взглядом, поняла, что здесь не было никаких следов борьбы. Дверь спальни была распахнута настежь, и для нее стало очевидным, что первым его решением было бегство. Судя по всему, солдаты сначала так же погнались за ним, и только затем произошло то, о чем сказала Бердина. Кэлен опустилась на постель, обхватывая голову руками и крепко задумываясь. — Что тобой руководило? — прошептала она, вновь оглядываясь. Ее голова разрывалась на две части: первая отчаянно не хотела признавать произошедшее, оправдывая Томаса и совершенно игнорируя факты; вторая же требовала от нее лишь одного — ненависти. Разрываясь между этими двумя требованиями ее сознания, Кэлен поднялась с постели и пошла вперед, неосознанно выбирая самый короткий путь к выходу из лабиринта коридоров Народного Дворца. Кэлен жила здесь уже около полугода, и потому ориентировалась абсолютно спокойно. Чем руководствовался он, выбирая самый короткий путь? Не иначе, это было звериное чутье, которое проявлялось в человеке лишь в самых безвыходных ситуациях. На своем пути она увидела тела всех погибших. В неестественных позах, не успевшие обнажить оружие и даже не получившие видимых ран, они лежали прямо посреди коридоров. Он остановил им сердца, она поняла это. И слезы, увиденные ею в глазах Бердины, мгновенно обрели страшный смысл. Они обе знали этих людей, каждого из них. Знали их преданность и бесстрашие. И теперь они погибли, но не в бою, а из-за чьей-то магии. Кэлен не могла не остановиться около одного из солдат, совсем юного, вряд ли старше восемнадцати лет. Он полусидел, прислонившись спиной к стене, и его глаза были все так же широко открыты, только в них, стеклянных и безжизненных, уже давно не было света. Кэлен присела перед ним на колени и закрыла его глаза, не в силах больше смотреть на смерть, что поселилась в их уголках. Ее сердце кольнула мысль, что где-то там, за пределами Дворца, его ждала мать, возможно и жена, которые теперь никогда больше его не увидят по воле одного человека, который был ничем не лучше и не хуже него. Кэлен резко поднялась и пошла дальше. Теперь, не останавливаясь, она достигла своей цели, и позади нее были ворота, ведущие во Дворец, а впереди — лишь длинный мост, соединявший город и подножие д’харианской твердыни. Ее окружила тьма солдат, которые все как один старались отправить ее обратно, видя, что на улице было слишком холодно для столь легко одетой женщины, и тем более для самой жены Магистра Рала. Кэлен же совершенно этого не чувствовала, и ее даже не волновало, что теперь ей говорил один из солдат Когорты, утверждавший, что они уже отправили отряд за беглецом. Она знала, что погоня не принесет ничего — они либо не найдут его, либо погибнут точно так же, как и их товарищи. Мать-Исповедница повернулась лицом к мосту, упорно глядя вдаль, словно так она могла заметить юношеский силуэт где-то вдалеке. До определенного момента та ее часть, что хотела оправдать Томаса, еще имела право на существование. Теперь же, увидев трупы всех тех солдат, она совершенно не могла себе этого позволить, и Исповедница чувствовала, как внутри нее поднималось бессилие, смешанное с густой и жгучей ненавистью преданного человека. — Почему же ты это сделал? — вновь прошептала она, вовсе не надеясь на ответ. И все же, им послужили капли дождя, вдруг упавшие на ее лицо. Поначалу слабый и редкий дождик уже через несколько секунд перерос в ливень такой силы, что он мгновенно смел с дворика всех людей, исключая лишь нескольких солдат, которые остались рядом с Кэлен, не намереваясь подвергать ее опасности, и саму Кэлен. Исповедница могла бы стоять так целую вечность, позволяя каплям дождя смыть все то, что сейчас так очерняло ее душу и сердце, но все же сжалилась над мужчинами, что сейчас мокли рядом с ней после многочасового дозора. Она развернулась и, скрепя сердце, медленно пошла обратно, совершенно не разбирая дороги. Таков был он, первый день весны. Весны, начавшейся с траура.