Включена ПБ
Он и сам не знал, как достиг лагеря Имперского Ордена — казалось, его телом руководил кто-то другой, а он сам и его мысли все еще бегали по запутанным коридорам Народного Дворца. Палатка для него была готова заранее, как он о том распорядился пару дней назад. Пусть Томас и не пользовался большим уважением среди многих солдат, его положение все же обязывало их к исполнению его приказов. Слезая со взмыленной лошади и отдавая подошедшим имперцам бедное животное, юноша все еще не вполне осознавал, где он был и как попал сюда. Важнее даже был вопрос «как?», ведь, по правде говоря, заблудиться по пути сюда было легко — сначала не суметь выбраться из Народного Дворца, затем заплутать в лесу — и все, дело готово. Им руководило какое-то звериное чутье, которое напугало своим присутствием даже его самого. Оно подсказывало, куда бежать, как обороняться, как ускользать от погони. Но, добрые духи, этот мысленный проводник был еще страшнее, чем та опасность, которой грозила ему д’харианская расплата. Кровь в его висках бешено стучала, и даже после дождя, заставшего его по пути, ему все равно было невыносимо жарко. Он никак не мог восстановить дыхание, и нечто будто сжало его легкие в своих тисках. Оказавшись в палатке, Томас мгновенно распорядился, чтобы его не беспокоили какое-то время. Он приехал сюда ровно в том же виде, в котором находился на приеме у Матери-Исповедницы, поэтому не было нужды даже снимать верхней одежды: он лишь распахнул рубаху на груди, охлаждая горящую кожу прикосновением холодного воздуха, и скинул тяжелые сапоги, разминая ноги. Перевязь с его мечом тоже осталась там, в Народном Дворце, поэтому его рука свободно опустилась на бедро, ритмично постукивая пальцами по натруженным мышцам. Ему необходимо было побыть одному и осознать, что же произошло тогда, во Дворце. Он, Томас, убил дюжину д’харианских солдат, даже не вступив с ними в бой, а просто воспользовавшись магией. По сути, это было нечестно, даже несправедливо, лишать жизни достойных воинов таким образом. Он ведь убивал раньше, убивал без особых сожалений, если того требовала его цель. Что изменилось здесь, в Д’Харе? Почему эти смерти настолько повлияли на него? Он опустился на свою убогую походную постель, обхватывая голову руками и тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Шумно выдохнув, словно животное, загнанное в ловушку, и закрыв глаза, он сосредоточился на том, что теперь чувствовал внутри себя — на силе, магии, циркулировавшей по его венам и придававшей ему такую энергию. Ее не было раньше, но теперь он чувствовал себя целостным, будто к нему вернулась давно потерянная его часть. Это с одной стороны завораживало, а с другой — наводило страх, ведь именно этой силой он впервые воспользовался ради простого бегства, ради убийства! Это казалось ему абсолютно противоестественным, будто осквернявшим то нечто, что теперь стало его верным спутником. Он не мог объяснить это, но чувствовал, что подобная сила не должна была служить орудием уничтожения. Перед его взглядом встал он, белокурый юноша, примерно его возраста, казалось, слишком молодой для роли солдата Первой Когорты, но такой же решительный, как и сам Томас. Решительный скорее всего в силу возраста и юношеского максимализма, а не личностных качеств. Один взмах его, Томаса, руки, одно лишь внутреннее усилие, которое привело его магический дар в действие, и глаза того юноши остекленели, а его тело глухо столкнулось с каменным полом. Один лишь момент, и Томас стал врагом Д’Хары, и этого же мига хватило на смерть человека, который был ничем не хуже него самого. Он знал, Лорд Рал и Мать-Исповедница никогда не простят убийства своих людей, да и он бы не простил. Он думал о другом: разве его должно было волновать их отношение к нему? Они ведь изначально были врагами, так говорил Сноходец. Так считал сам Томас. Но он не мог перестать думать о ней, о Кэлен Амнелл — женщине, смерти которой так хотел Джегань. Он ведь тоже должен был желать этого, разве нет? Разве он не должен был возненавидеть ее с первой минуты? То время, что он провел бессознательным, пока его тело принимало силы, вернувшиеся к нему так внезапно, он слышал многое, чувствовал многое, но словно через пелену тумана. Томас знал, она прикасалась к нему, она беспокоилась за него, и это разрывало его на части. Что еще больше мучило его, так это Джегань. Сноходец отправил его в Народный Дворец для того, чтобы вернуть его, Томаса, силы, но даже не сказал, каким образом. Еще один вопрос заключался в том, как были связаны силы Томаса и Матери-Исповедницы? Томас был совершенно потерян и обескуражен впервые с того времени, как он проснулся в лагере Имперского Ордена на подступах к Новому Миру. И то, что он собирался делать дальше, было едва ли не самым тяжелым и опасным. Завтра он встретится с Ричардом Ралом, и он не был уверен в успехе этой встречи.***
Церемония была довольно скромной, без посторонних. Дюжина тел д’харианских солдат, одетых в парадную форму, была погребена рядом с их товарищами и предшественниками, в свое время так же ревностно оберегавшими жизнь их Магистра и его семьи. Кэлен стояла в первом ряду в окружении солдат Первой Когорты, поникшими и погруженными в торжественное молчание, а по правую руку от нее стоял Натан. Позади них рядами выстроились практически все морд-сит Народного Дворца, лишь некоторые из которых остались на своих постах. Все они, без исключения, были облачены в наряд из белой кожи, этим лишний раз подтверждая свое отношение к этому событию. Они говорили, что умереть за дом Ралов — это честь. Исповедница подошла к могиле первая и, склонившись, взяла горсть слегка мокрой земли. Они находились на первом ярусе Дворца, на котором были практически все сады, за исключением разве что Сада Жизни. Здесь же, на этом же ярусе, были погребены все люди, верно служившие Магистру Ралу и желавшие быть преданными земле здесь, в Народном Дворце, а не на своей родине. Горсть из маленькой ладони Кэлен, ничто по сравнению с уже созданной насыпью, стала первой. За Матерью Исповедницей последовал офицер Первой Когорты, заместитель капитана Мейфферта, за ним — другие солдаты, которые были младше по рангу. Последними шли морд-сит. Телохранительницы никогда не скрывали своих споров с солдатами Когорты, постоянно решая, кто же из них лучше исполняет свои обязанности по защите лорда Рала, но в этом противостоянии не было настоящей злобы. Сегодня морд-сит выглядели такими же по-человечески неравнодушными, как и другие. — Как жаль, что мы не встретились с этим ублюдком раньше них, — зло шепнула Бердина, бросая горсть земли. Кара лишь тихо и немногословно согласилась с ней. Исповедница отошла в сторону, как можно дальше от других людей, чтобы заглушить чувство вины своим одиночеством. Она была виновата в этом больше всех, и как бы Кара, Бердина и даже Натан не пытались оправдать ее, она не слушала их. Вернее, не слышала. Почему она закрыла глаза на поведение этого юноши, позволив себе поддаться чему-то настолько иррациональному, как собственные чувства? Кэлен взъерошила волосы, затем обхватила себя тонкими руками. Если раньше, только увидев тела тех солдат, она рассуждала не совсем здраво, и ее собственные чувства отошли на второй план, то теперь их глубина застала ее врасплох. О Духи, почему она не смогла их уберечь? Слезы начали застилать ее глаза, и она развернулась, покидая небольшую площадку и направляясь к себе в покои. Прошло уже достаточно времени, и своим уходом она не проявила неуважение перед погибшими по ее вине людьми. Обе морд-сит шли немного позади нее, непривычно молчаливые. Кэлен попросила их дать ей немного пространства, но остаться где-нибудь поблизости (скорее для их спокойствия, а не для ее). Только она осталась в одиночестве, собственная вина начала изъедать ее изнутри. Она прислонилась к стене спиной и, закрыв глаза, старалась задушить крик, рвавшийся из ее горла. Кэлен была зла. Она злилась на себя, на свою глупость, на Томаса, на свое доверие к нему. Именно в этот момент она чувствовала себя настолько бессильной, не способной защитить не то что других людей, но и даже себя саму, что это буквально разрывало ее на части. Она прислонилась спиной к стене, обхватывая руками голову и откидывая ее назад, беспомощно хватая воздух ртом и стараясь успокоиться. Не получалось. Сердце бешено стучало, а виски отдавались тупой болью. Пройдет несколько минут, и она успокоится и снова станет Матерью-Исповедницей, безэмоциональной и стойкой перед лицом трудностей. Но не сейчас. Попадись Томас ей на глаза в этот момент, Кэлен бы не задала ему ни единого вопроса. Она бы метнула в него кинжал. Без какого-либо сомнения.***
Они, наконец, были в Народном Дворце. Ричард чувствовал облегчение, находясь в родных стенах, и, кажется, Никки тоже. Единственное, что пока не давало ему покоя — это то, что весь дворец был крайне пустынным, словно вымершим. Проходя по галереям, из окон которых было видно шпили здания, Ричард подметил, что флаги с гербом дома Ралов были опущены. Это могло значить лишь то, что во Дворце был траур, и этот факт тревожил его настолько, что это было практически невозможно передать словами. К его счастью, они с Никки довольно скоро встретили одну из морд-сит, Линн. Ричард подметил, как дернулась Никки, увидев одну из телохранительниц Рала: конкретно с ней, он знал, колдунья была знакома. Не с лучшей стороны. — Лорд Рал, — склонила она голову, искренне улыбаясь ему, но напрочь игнорируя Никки. — Вы наконец вернулись. — Рад тебя видеть, Линн, — улыбнулся он в ответ, пусть и не так чистосердечно. Его мысли сейчас занимало совершенно другое, точнее, другая. Одна мысль о том, что приспущенные флаги могли как-то быть связаны с Кэлен, вызывала у него едва ли не приступ паники. Но он не позволял эмоциям взять верх над собой, хоть волнение и поднималось внутри него медленной удушающей волной. Он спросил прямо. — Где Мать-Исповедница? — На заседании Совета, — эти слова заметно успокоили его. — Оно только началось, поэтому, думаю, вы еще можете туда успеть. — Хорошо. Теперь скажи, что здесь случилось и почему флаги опущены? — задал Ричард второй вопрос, интересовавший его. Его удивило, что Никки стояла позади и не вступала в разговор в своей обычной манере. Он не знал, было ли это связано с ее постоянной неприязнью к морд-сит, которая, впрочем, немного уменьшилась, или же с тем, что она уже догадывалась о произошедшем здесь, но не хотела признаваться в этом. Никки, однозначно, была загадочной личностью, и потому Рал не знал, какая из этих догадок была более весомой. — Во дворце траур. Погибли солдаты Первой Когорты. Ричард уже собирался расспросить ее поподробнее, но Никки слегка тронула его за руку, подсказывая, что сейчас лучше отправиться на заседание Совета и узнать об этом уже там. Ричард поблагодарил морд-сит и быстро зашагал вперед, не зная, что его ожидало.***
— Мы выражаем искреннее сочувствие по поводу случившегося как дому Ралов, так и всему д’харианскому народу. Это действительно большая потеря, которую не так просто восполнить. Я могу вас заверить, что человек, совершивший это, теперь враг не только вашего народа, но и нашего, и он поплатится за это злодейство. Сегодня именно с этих слов началось заседание Совета. Мать-Исповедница сидела во главе стола, вдумчиво выслушивая речь одного из его членов, представителя Галеи, кого-то из старшего офицерского состава армии этой страны. Сейчас, пока военные действия еще не велись из-за погодных условий, у него была возможность находиться вне военного лагеря. В дальнейшем же он и его корпус собирались покинуть Народный Дворец. Его речь была недолгой, и, когда он ее закончил, Кэлен официально, как того подобало ее положение, но вполне искренне выразила ему благодарность. Она не сомневалась, что офицер Гарольда говорил от чистого сердца. Что касалось остальных, их отношение все еще было не вполне однозначным. Хотя в первое же заседание Ричард и Кэлен объявили, что не потерпят лжи и утайки от членов Совета, к некоторым из них у Матери-Исповедницы за все время совместной работы все еще оставались вопросы. — Вы все верно говорите, лейтенант, — обратился к галеанцу посол из Джары, — но нам всем повезло, что погибли лишь солдаты. Не исключено, что из-за ваших просчетов мог погибнуть и член Совета, — высказался он, оборачиваясь уже к Матери-Исповеднице. — Верно, — поддержал его представитель Ренвольда, довольно крепкий и высокий мужчина, чей голос сейчас был похож на громовой раскат, — нам крайне повезло. Я хотел бы узнать, как могло произойти подобное в защищенных стенах Народного Дворца? Когда мы ехали сюда, Д’Хара обещала обеспечить безопасность не только нашим странам, но и нам самим. Если в нашем договоре что-то изменилось, вам следовало сообщить об этом заранее. Кэлен, которой уже удалось немного успокоиться, сейчас чувствовала себя морально выжатой, и потому их слова не вызвали у нее должного отклика, лишь раздражение. Она краем глаза заметила, как Кара, которая стояла прямо за креслом Кэлен по ее правую руку, заметно напряглась, и если бы не приказ Матери-Исповедницы, она бы уже нависала над этим грузным мужчиной, одним лишь взглядом заставляя его поверить в свою неправоту. Но все, что ей оставалось — это наблюдать за немым самобичеванием ее подруги, будучи прикованной к месту ее же приказом. — Я понимаю, какие эмоции вызывает у вас произошедшее, и я тем более не вижу смысла искать оправдание этой трагедии, — ответила им Кэлен, которая все так же напряженно, с прямой спиной и слегка вздернутым подбородком, сидела в своем кресле. Она чувствовала боль в пояснице и внизу живота и понимала, что в ее положении это не сулило ничего хорошего, но на данный момент у нее не было выбора. Мать-Исповедница положила руку на живот, так, чтобы это действие оказалось незаметным для членов Совета, таким образом извиняясь перед маленьким созданием, жизнь которого пока что была очень хрупкой и полностью зависела от ее. Ей было сложно угадать, чем мог обернуться для него ее недавний выброс эмоций, поэтому оставалось лишь надеяться, что все будет хорошо. Она продолжила говорить: — Тем не менее, вы должны понимать, что до вчерашнего дня он являлся таким же полноправным членом Совета, как и вы, ведь Андерит официально согласился вступить в союз с нами. — Андерит — дешевая, продажная куртизанка Нового Мира, — вновь высказался посланник Ренвольда. — Этой стране изначально нельзя было доверять. — Так или иначе, — осадила его Кэлен, — на момент подписания договора у нас не было законных оснований отказать им во вступлении в союз. Их посланник, к тому же, при личной встрече со мной не проявлял никаких признаков агрессии, — Мать-Исповедница намеренно умолчала об инциденте, на деле произошедшем именно в это время. Она прервала образовавшуюся паузу, делая свою ложь незаметной. — Это был несчастный случай, от последствий которого, тем не менее, доблестно погибшие солдаты смогли уберечь всех нас. Возмущение половины зала было очевидным. Кэлен сжала одну руку кулак, понимая, что ее слова могли прозвучать как оправдание. Это было не так. Послы из Ренвольда и Джары вновь собрались заговорить, судя по всему, в один голос, но вдруг дверь за спиной Кэлен хлопнула. Она обернулась, тщательно скрывая легкое недоумение, вызванное этим звуком, поскольку все члены Совета сейчас были на местах, а опаздывать было некому. Она мысленно поблагодарила того, кто отсрочил шквал неоправданных обвинений членов Совета, как вдруг замерла; все остальные люди, присутствовавшие в зале, поднялись со своих мест, увидев новоприбывших. Людьми, вошедшими в Зал Заседаний, были Ричард и Никки. Кэлен застыла в состоянии немого удивления. Ей не верилось, что это и правда происходило — что четырнадцать членов Совета сейчас все, как один, склонили головы в знак приветствия перед лордом Ралом, что на лице Никки проскользнула улыбка в тот миг, когда она увидела Кэлен, и что от мужа ее отделяли считанные десятки футов. Она неотрывно следила за тем, как он приближался к главе стола, точно так же не смея оторвать глаз от Кэлен. Он сел на пустовавшее в его отсутствие место рядом с Матерью-Исповедницей, словно он просто опоздал на заседание, а не путешествовал по Срединным Землям целых два с половиной месяца. Оцепенение отпустило ее лишь тогда, когда рука ее мужа нашла ее руку под столом и слегка сжала, и только в тот миг она осознала, почувствовала, что это был он. Она не смогла подавить улыбку. Ричард мгновенно перевел разговор на себя, и Кэлен поняла, что он услышал последние слова, сказанные ею. Скорее всего, он заметил и то, как были настроены члены Совета, которые разделились на два лагеря: на тех, кто смотрел на двух людей, сидевших во главе стола, с пониманием, и на тех, кто испытывал к ним же явное недоверие. Кэлен старалась взять себя в руки, но все же понимала, что совершенно не могла оторвать взгляд от лица Ричарда, пользуясь этим преимуществом, покуда он вел диалог вместо нее. Он сильно изменился за то время, что отсутствовал: на его скулах, раньше гладко выбритых, теперь виднелась щетина, которая, впрочем, никак не портила его благородного и мужественного лица; он выглядел уставшим, даже изможденным дорогой, его губы были сжаты в тонкую линию и, казалось, бесцветны, а взгляд ожил лишь в тот момент, когда их глаза встретились впервые за несколько месяцев. И хоть она боялась в это поверить, словно происходящее было иллюзией, которая могла развеяться в любой момент… это все же была правда. Он наконец вернулся к ней.