my confession, you're my sin my religion, you bring me to life you're the smoke in the air, everywhere you're the truth you're the dare, you're the lie and I don't wanna stare but I swear no, that nothing compares to your eyes
Включена ПБ
Это наконец произошло, и спустя несколько месяцев Ричард вновь оказался дома. Теперь, когда Кэлен сидела по левую руку от него, из-под опущенных ресниц высматривая малейшие изменения в его лице, вглядываясь в движения его рук во время разговора и тщательно следя за всеми сказанными им словами, у Ричарда не осталось ни малейших сомнений — он действительно был дома, рядом с ней. Заседание, казалось, длилось бесконечно долго. Все члены Совета старались обсудить с лордом Ралом как можно больше проблем, как будто он мог предложить для них решение, отличное от решения Матери-Исповедницы, и как будто на завтрашнее утро не было назначено точно такое же по важности заседание. Постукивание длинных пальцев мужчины по гладкой столешнице было, пожалуй, единственным признаком его нетерпеливого желания закончить все это. Когда галеанец, поверенный Гарольда, попытался выспросить у Ричарда как можно больше о расположении войск Имперского Ордена в Срединных Землях, Рал немедленно поднял руку, прерывая его. Он знал, что этот вопрос был важен, но сейчас, именно сегодня, он не горел желанием обсуждать его, и большинство присутствующих понимало его и поддерживало. Мужчина знал, что, так или иначе, им предстояло провести этот диалог, так почему бы не перенести его на завтра, таким образом подойдя обсуждению более подготовленными? Когда встреча подошла к концу, чего Ричард ждал с замиранием сердца, он позволил членам Совета покинуть зал первыми, а сам остался сидеть на своем месте. Когда и Кэлен поднялась, он последовал ее примеру, как вдруг чуть не оказался сбитым с ног Бердиной, которая внезапно вылетела из-за дверей и повисла у лорда Рала на шее. — Как я рада, что вы вернулись! — рассмеялась темноволосая морд-сит, еще крепче обнимая Ричарда, этим едва не вызвав у него приступ удушья, то ли от силы ее объятий, то ли от смеха, так и рвавшегося из его груди. Он обхватил женщину руками, так же крепко прижимая ее к себе и понимая, что ему недоставало вездесущих морд-сит. Только Бердина отпустила его, Рал увидел Кару, которая тщательно старалась изобразить на своем лице холодную вежливость. Она медленно склонила голову в качестве традиционного приветствия, но приподнятые уголки ее губ выдали, что она чувствовала в этот момент. Этот маленький жест был одновременно и укором в сторону «распущенности» Бердины, и в то же время трещиной на ее маске. Лорд Рал догадывался, что морд-сит не забудут ему эту поездку — одну из немногих, в которой его не сопровождала хотя бы одна из них — и будут всячески выражать свое недовольство, но Кара была человеком, совершенно не умевшим врать (по крайней мере, ему). Когда Ричард обнял и светловолосую морд-сит тоже, она так сильно впилась пальцами в его спину, что этим невольно выдала, что простит ему все, что угодно, если при этом он не будет подвергать себя опасности. Хоть она и не собиралась говорить ему об этом, и вряд ли даже призналась бы на смертном одре, у Ричарда в этом не было нужды. Он знал и Бердину, и Кару так давно, что, кажется, они не могли быть названы ни просто его телохранительницами, ни свитой, ни кем-либо еще. Они были друзьями. Только он выпустил Кару из объятий, Бердина с каким-то особенно хитрым выражением лица подмигнула другой морд-сит, и та, никак не ответив на ее взгляд, развернулась и направилась к выходу. Даже не будь Рал Искателем, разгадать их план не составило бы труда. Две женщины изящно проскользнули мимо Никки, одиноко стоявшей у полуприкрытого входа в Зал. Она понимающе улыбнулась ему, и этот жест был чрезвычайно похож на акт немой поддержки. Колдунья была одной из немногих, кто по-настоящему знал, какие чувства Рал испытывал последние два месяца. Так ничего и не сказав, она развернулась и закрыла за собой дверь, оставляя мужчину и женщину в полном одиночестве. Теперь, когда рядом не было других людей, Кэлен смотрела на него прямо, не пряча свой взгляд от других, любопытных и внимательных, под неподвижными и тяжелыми ресницами, и это разрывало мужчину на части. О Духи, он так скучал по ней — по ее лучистым глазам, по ее улыбке, той неповторимой улыбке, которую она дарила только ему, по ее чувственным губам, по ее длинным волосам, в которые было так приятно зарываться пальцами и потом с улыбкой наблюдать, как она отчитывает его за то, что он совершенно разрушил косу, которую ей так долго плели. Она была так красива сейчас, именно в этот долгий миг, когда он по-настоящему осознал, кто был главным человеком для него все это время, и к кому неизменно были обращены все его мысли. Он преодолел разделявшее их расстояние в один широкий шаг, и Кэлен мгновенно обвила его плечи руками, а он обхватил ее своими, одной поглаживая по спине, в то время как другая оставалась на ее талии. Он уже отвык от того, насколько хрупкой и маленькой она казалась в его объятиях. Ее теплое дыхание в районе его шеи было чем-то родным, чем-то, что он никогда не сможет забыть, и ее близость не могла не вызывать дрожь настолько глубоко внутри него, словно она уже перешла из физической в духовную. Она сильно-сильно прижалась к нему, чтобы между ними не оставалось никакого пространства, словно таким образом они могли компенсировать то время, в течение которого были разделены сотнями миль. Кажется, теперь он знал, каково это — быть сведенным с ума. Она казалась ему очень холодной на ощупь, хотя это было отнюдь не так. Он чувствовал, что его голова, его тело — он сам был заполнен не просто теплом, а жаром, и ему отчаянно хотелось передать хотя бы частичку этого тепла Кэлен. Это было так правильно — то, что ее голова сейчас лежала на его плече, что одна его рука ласково гладила ее по волосам, а другая лежала на ее пояснице. Она невесомо коснулась губами его шеи, и он почувствовал, как с ее губ слетело, порхнув по его коже, тихое и сокровенное «люблю», предназначавшееся лишь для него одного. Он просто обнял ее еще крепче. В этот момент одна лишь мысль о том, что она могла говорить это любому другому мужчине, была способна остановить его сердце. Она была его, его и только. Они молчали долгое время, и Ричарду совершенно не хотелось прерывать эту тишину. Он закрыл глаза, наслаждаясь простым осознанием того, что ее прикосновения не были плодом его воображения. Он ясно почувствовал, что то, что было между ними сейчас, было чем-то даже более интимным и доверительным, чем физическая близость. Он не хотел выпускать ее из объятий, хотя и знал, что между ними все еще осталась некоторая недосказанность. Кэлен тоже знала, и он видел, что это не давало ей покоя. Поэтому, когда она сделала шаг назад, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза, он не решился помешать ей. После того, как их взгляды ненадолго сошлись, она вдруг отвернулась, пытаясь собраться с мыслями. — Ричард, — он понял, что отчаянно хотел бы видеть ее глаза в момент, когда она с таким сомнением произнесла его имя, — я должна была тебе сказать… Она остановилась так же внезапно, как и начала, и Ричард видел, как тяжело ей давалась ее же речь. Уголки ее губ невольно приподнялись, когда она закусила нижнюю губу, тщательно оттягивая тот момент, когда ее же слова утонут в ее лучезарной улыбке. Ее глаза блестели от радости, принесенной то ли их встречей, то ли чем-то другим, не доступным для понимания ни Ричарду, ни любому другому мужчине. Но ее улыбка, коснувшаяся и ее глаз, такая счастливая и теплая, сказала ему даже больше. Он не хотел прерывать ее и ждал, пока она расскажет ему обо всем, именно она и никто больше. Как это изначально и должно было случиться. — У нас будет ребенок, — наконец призналась она и, кажется, сама удивилась тому, насколько легко это сорвалось с ее губ. Ричард же был поражен тем, как правильно эти слова, набатом бившие в его голове последние двое суток, звучали теперь, рядом с ней. Он впервые по-настоящему осознал, что они значили. Пока мужчина молчал, не будучи готовым вымолвить ни единого слова, на лице Кэлен отразился целый спектр эмоций. Первоначальная радость начала тускнеть, постепенно уступая место непониманию и страху, и эта перемена заставила Ричарда вновь вернуться к ее чувствам и отвлечься от своих. Он не хотел, чтобы она поняла его неправильно. — Я знаю, — сказал он, тщетно пытаясь объяснить свою реакцию. Кончики его пальцев пробежали по ее скуле, опустились на сгиб шеи, а потом легко легли на плечи, и он слегка наклонил голову. Кэлен, хоть и не до конца осознававшая, что он имел ввиду, подалась вперед, так, чтобы их лбы соприкоснулись. Нечто непреодолимое тянуло ее к нему даже тогда, когда она боялась каждого его слова настолько сильно, словно она могла обжечься им. — Но как? — промолвила она, опуская ладони на его ставшие колючими скулы. В ее голосе звучало неверие, а вместе с ним и нотки смеха, только начинавшего свое формирование. — За это надо поблагодарить моего отца, — только и ответил он, этим еще сильнее кольнув любопытство Кэлен. Но, преодолев его, она кивнула, решив, что он обязательно расскажет ей об этом позднее. Сейчас это было не так важно. — Но почему ты не сказала мне? Его жена замерла, и Ричард понял, что этот вопрос задел какую-то важную струну в ее душе. Он был расстроен, понимая, что она намеренно скрыла это от него. Еще более его огорчало лишь то, что он никак не мог понять причин этой утайки. Она отстранилась от него, и, несмотря на то, что Ричард мягко попытался удержать ее на месте, она все же сделала это. Женщина обхватила себя руками, как будто они могли согреть ее лучше, чем руки мужа. Он почувствовал вполне отчетливую физическую боль, когда понял, насколько беспомощным было это действие, и когда увидел весь масштаб сомнений и терзаний, отразившихся в прекрасных глазах Кэлен, его Кэлен. Это было именно то, наедине с чем он оставил ее здесь, в, казалось бы, самом защищенном месте на свете. Он оставил ее рядом с их главным врагом — с сомнением. — Я не хотела, чтобы это отвлекало тебя, — она виновато улыбнулась. — Узнай ты раньше, ты бы думал совершенно о другом, и этим поставил бы себя в опасное положение. — Но тебе незачем было это скрывать, — настоял он, — и тем более незачем было пытаться справиться в одиночку. Ты можешь отрицать, что тебе было тяжело, но я знаю, что это так. — Но я справилась, — решительно ответила ему Кэлен, и твердо скрещенные на груди руки четко отражали ее настроение. — Как бы мы того ни хотели, у нас обоих есть долг, который стоит выше личных интересов. А тем более наших эмоций и чувств. Она резко отвернулась, подходя к окну. Она противоречила самой себе и своим желаниям в том числе. Ричард знал, что она не хотела иметь детей, понимая, что обречет их на жизнь, полную ненависти и недоверия со стороны окружающих. Жизнь, в которой не было любви, а был лишь долг. Он знал и то, что рождение и воспитание ребенка были практически невозможны сейчас, когда их собственное существование стояло под вопросом. Она боялась и не скрывала этого, но что-то все равно заставило ее оградиться от него. Ричард запустил пятерню в волосы, безвольно вздыхая. Он не мог согласиться с такой позицией. Они молчали несколько минут, пока каждый думал о своем. Мужчина то стоял неподвижно, то оборачивался направо или налево, словно глупая детская игрушка. Он неотрывно смотрел на фигуру своей жены, от которой его отделял десяток футов, на ее спину, неизменно прямую, на слегка вздернутый подбородок, на скрещенные на груди руки и сосредоточенный взгляд. Все в ней было таким знакомым… вернее, уже не совсем все. Только сейчас он действительно заметил, как сильно она изменилась. Ее излишняя худоба уже отступила, и теперь фигура Кэлен была такой же женственной, как и раньше. Платье, что она носила сейчас, свободно ниспадало ниже ее груди, но он видел, что ее талия, тонкая и плавная, теперь стала немного шире. И даже под слоем толстой ткани Рал видел, что ее живот уже слегка округлился, хоть его жена и старалась скрыть это. Возможно, это могло подействовать на незнакомцев; на Ричарда — нет. Он испытал приступ непреодолимых, колоссальных по своей силе чувств к ней и к этому еще не рожденному, но уже столь важному для него созданию, и его сердце невольно пропустило удар. Разве существовала в мире подобная нежность, способная по своей силе затмить все другие чувства? И он не выдержал. Он направился к ней, к Кэлен, и обнял со спины, руками обхватывая ее плечи и притягивая к себе. — Ты помнишь ту ночь в Саду Жизни перед нашей свадьбой? — спросил он ее. Она кивнула, отклоняясь назад, и положила голову ему на грудь, беря одну из его ладоней в свои и слегка сжимая. — Тогда я пообещал тебе, что, что бы тебя ни терзало, я разделю это с тобой. И, Кэлен, я сдержу свое слово, если ты не будешь ничего скрывать от меня. — Ты знаешь, я не хотела врать тебе, — тихо ответила она ему, — но мое признание бы помешало. — Помешало в чем? — твердо спросил он. — Ты никогда не помешаешь мне, Кэлен, хотя бы потому что для меня нет никого важнее тебя. И все, что беспокоит тебя, беспокоит и меня тоже. Она ничего не ответила, и Ричард понимал, что их разговор заходил в тупик. В любви, даже самой самоотверженной, всегда была доля эгоизма, и нынешняя ситуация лишь подтверждала это. И все же, Кэлен должна была понять его. — Я не хотела, чтобы ты переживал из-за меня, — он видел, как тщательно она подбирала слова, — и тем более мне претила мысль, что ты можешь терзаться беспокойством за мое состояние там, в Эйдиндриле, не имея возможности ничего изменить. — Никогда не жертвуй своими желаниями из-за меня, — почти взмолился он, — прошу тебя, Кэлен. Пообещай мне это. Поначалу она помедлила, но спустя несколько мгновений все же поцеловала его в тыльную сторону ладони, и он услышал ее тихое и такое нужное ему «обещаю». Только тогда он смог расслабиться, зная, что они оба пришли к согласию. В конце концов, разве он мог злиться на нее? Ричард замер, когда его ладонь, которой еще несколько мгновений назад касались губы его жены, легла поверх ее живота, сопровождаемая ее рукой. Кэлен, вмиг почувствовавшая его оцепенение, поспешила слегка сжать его пальцы в ободряющем жесте. Он расслабился лишь тогда, когда мысль, что простое касание никак не навредит ей, смогла укорениться в его голове. Мужчина заметил, как Кэлен улыбнулась его реакции, едва сдерживая добродушный смешок. — Я не рассыплюсь от простого прикосновения, Ричард, — она закусила губу, поворачиваясь к нему вполоборота. — Не бойся. Когда его ладонь наконец расслабилась, ее тонкие пальцы перебрались на его предплечье, а он опустил подбородок на ее плечо в жесте, выражавшем практически детское доверие и верность. Образ того, кого они оба еще несколько минут назад нарекли таким грубым словом, как «это», в мыслях Ричарда теперь обрел вполне четкие очертания, и он едва мог поверить, что сердце, пока что тихо и неощутимо, но упрямо бившееся под его пальцами — это сердце именно этого человека. Весь мир Ричарда в один миг сузился до двух людей, от которых он уже зависел ровно в той же степени, что и они от него, и он ничего не мог поделать с этим изменением в его приоритетах. И даже не хотел. — Я люблю тебя, — прошептал он, склоняясь к уху Кэлен, которая теперь была совершенно расслабленной в его объятиях. — Я знаю, — беззаботно ответила она, слегка пожав плечами и хитро улыбаясь ему. Он засмеялся. Кажется, сегодня откровения давались плохо им обоим.