Включена ПБ
— Это точно обязательно? — Кэлен коротко вскрикнула, спотыкаясь о высокий корень, некстати оказавшийся под ее ногами. Ричард, конечно же, подхватил ее в этот же момент, и спина женщины оказалась плотно прижатой к его груди. Когда он уверенно ответил «да», так и не позволив ей открыть глаза, Исповедница с притворным недовольством вздохнула, но продолжила идти вперед. Даже вероятность упасть не омрачала ее радость: вместо каменных стен Народного Дворца ее окружали стволы вечнозеленых елей и сосен, а легкие заполнял не спертый и тяжелый воздух, а приятный запах хвои. Даже спустя полтора часа, что они с Ричардом, Карой и Лорой провели в дороге, она так и не успела привыкнуть к этой приятной перемене. Десяток шагов — и Ричард остановился, придерживая Кэлен за плечи. Когда он наклонился к ее уху, обдавая его теплым дыханием, по спине женщины пробежала дрожь. Она была настолько увлечена его близостью к ней, что не сразу уловила смысл сказанных им слов. — Ты уже можешь открыть глаза, — он не мог не заметить ее растерянность, и краешек его губ приподнялся в полуулыбке. И она сделала это. Она не удивилась, что после открытой равнины, на которой они оставили повозку и лошадей, в ее глаза не ударил солнечный свет. Со всех сторон их окружали непроницаемые лесные стены, и только где-то за ее спиной вилась узкая тропинка, ведущая обратно. Все это никак не удивляло Кэлен, но ведь и тем, что хотел показать ей ее муж, был далеко не лес. Женщина широко улыбнулась, когда ее взгляд зафиксировался на деревянном домике, совсем крохотном по сравнению даже со зданиями близ Народного Дворца, не говоря уже о нем самом, но при этом добротном и созданном умелыми руками. Не успела она сказать и слова, как мимо них обоих просвистела восторженная Лора, для которой цель их поездки тоже была сюрпризом. Повеселевшая вне скучных серых стен девочка упорно и нетерпеливо тащила за собой Кару. Она была настолько увлечена возможностью изучить их новое место пребывания, будучи утомленной долгим и неподвижным сидением рядом с Кэлен, что теперь, поднимаясь на крыльцо дома, могла думать лишь о том, насколько интересным и необычным было все вокруг. И Кара, которая уже давно безоговорочно капитулировала перед обаянием Лоры, была тоже вовлечена в этот процесс. Кэлен не торопилась. Она позволила себе на момент застыть в одном положении, пытаясь осознать, что происходило вокруг нее и где находилась она сама. Ей казалось, что все это был лишь сон, а действительность была там, в Народном Дворце, в делах и обязанностях. Но Ричард поспешил разуверить ее в этом. — Этот дом отец подарил моей матери на их свадьбу. Я провел здесь большую часть своего детства, — благоговейным голосом сказал ей Ричард, для которого, очевидно, это место значило необычайно много. Он взял Кэлен за руку, направляясь к широкому крыльцу, и она молча последовала за ним. Ее лицо посветлело, когда она коснулась перил из красного дерева на небольшой лесенке и когда ее пальцы пробежались по изящным резным колоннам. Ощущение чего-то настолько естественного и живого, как дерево, приносило ей умиротворение, прибавляло сил. Ричард открыл деревянную дверь, просто легонько подтолкнув ее, и Кэлен пошла вслед за ним. Лора и Кара уже были внутри. Исповедница, поначалу удивившаяся отсутствию всякой предосторожности при входе в дом, вскоре поняла, что в этом не было никакой нужды. Изнутри он выглядел так же скромно, как и снаружи, но даже самый безразличный взгляд бы отметил, с какой почти трогательной заботой была выполнена каждая вещь в нем: начиная двумя деревянными креслами, обложенными мехом, у ножек которых лежала волчья шкура, и заканчивая большим камином, способным обогреть весь дом, а также несколькими массивными полками, снизу доверху заставленными книгами разной древности и толщины. Кэлен видела, что в конце этой уютной и аккуратной комнаты были еще несколько дверей, ведущих, скорее всего, в спальни. Они так и стояли у входа, а Ричард терпеливо ждал момента, когда сможет услышать ее реакцию. Исповедница молча смотрела на окружавшее ее пространство, почти бессовестно терзая нервы своего мужа. Конечно, это место много значило для него, и ее слова, какими бы они ни были, будут важны для него. Даже Лора, до этого момента напевавшая для Кары недавно услышанную ею от Кэлен песню, вдруг притихла, завороженно глядя на людей, уже успевших заменить для нее родителей. Морд-сит же, которая, очевидно, тоже бывала здесь, и даже не один раз, теперь казалась настолько безобидной, что в это едва ли можно было поверить: за все время, что они были здесь, она не издала ни одной колкой насмешки. — Тут так красиво, Ричард, — на выдохе вымолвила Кэлен, будто боясь, что любое громко сказанное слово разрушит неповторимую тишину, окружавшую их. Она не могла поверить, что это была правда и что после того месяца, что они провели в Народном Дворце почти без сна и без любого отдыха, полностью погрузившись в свои обязанности, они оба были здесь, без слуг, без солдат, без членов Совета. Без сообщений от генералов, которые за последний месяц успели выиграть одно сражение и проиграть, затем встав в глухую оборону. Без постоянных заседаний и без возможности быть рядом друг с другом. Ричард улыбнулся, уткнувшись носом в ее макушку. — Я подумал, что мы можем позволить себе двухдневный отдых после всего, что мы сделали за последний месяц, — тихо сказал он, чтобы лишь она услышала эти слова, — к тому же, я боюсь даже представить, насколько тебе успел осточертеть Народный Дворец за почти полгода. Он повел ее в сторону спальни, взяв под локоть. Когда Исповедница обернулась, она увидела, как Лора восторженно запрыгнула в кресло и начала болтать ногами в воздухе, Кэлен не смогла не разделить его улыбку. — И не только мне, — добавила она. И даже Кара, старавшаяся выказывать как можно большее безразличие ко всей этой поездке, теперь, в этом маленьком доме у края леса, впервые казалась настолько умиротворенной.***
Воздух на нижних этажах — затхлый, терпкий. Непроницаемый. Не имеющий ничего общего с легким вечерним, витавшим по коридорам надземного Дворца в этот поздний час. Никки сохраняла спокойное выражение лица, продвигаясь вглубь темниц Народного Дворца. По ее правую руку неизменной бурой тенью следовала Бердина, которая каким-то чудесным образом оказалась здесь вместе с другой морд-сит — Нидой. Ее колдунья помнила еще по своему собственному заключению. Та шла впереди, открывая все попадавшиеся им на пути ворота ключами из массивной связки, которую она каждый раз снимала с ключницы на бедре, и, только колдунья и морд-сит проходили в них, за их спинами вновь щелкали закрывавшиеся замки. Этот звук не вызывал у колдуньи ничего, кроме молчаливого отвращения. И, наконец, нужная камера. Замок натужно щелкнул, открывая перед собой жалкое зрелище самой обычной тюремной жизни. Звук был настолько знакомым, что Никки невольно стиснула зубы, словно не она шла к пленнику, а к ней — причем, морд-сит, и далеко не с той целью, с которой это делала она. Шаг внутрь, морд-сит — позади, в коридоре, а Никки поймала себя на том, что дышит только поверхностно. Даже под пытками она не призналась бы, насколько сильно ей не нравится это место. Она бы не озвучила бесполезное слово «пугает», нет. Это была именно неприязнь, не больше, но и она доставляла хлопоты. Колдунья не хотела бы вспоминать, как эти же морд-сит, что сейчас стояли за ее спиной, больше полугода назад пытались выбить из нее память и остатки сознания. Даже после относительного сумрака тоннеля ее глазам пришлось довольно долго привыкать к практически абсолютной тьме камеры. Никто не двигался, не было даже шороха. Но, повернувшись направо, Никки смогла различить силуэт человека, обессиленно сидевшего у стены, прислонившись к ней спиной. После той встречи месяц назад она едва узнала в нем того самого Исповедника, который осмелился напасть на д’харианцев и вступить в бой с их лордом Ралом. Колдунья шла твердой поступью, даже не волнуясь о реакции пленника на ее появление. В своем чистом и лаконичном черном платье, со своими светлыми локонами, закрывавшими тонкие плечи, она казалась чужой для этого места, хотя когда-то и принадлежала ему. Но Томас вовсе не был тронут ее появлением: когда он поднял голову, окидывая ее оценивающим взглядом, на его лице не промелькнула даже самая незначительная эмоция. — Сколько прошло времени с того момента, как ты решила героически спасти меня? — безынтересным голосом осведомился он, словно это колдунья явилась к нему на допрос. Удивительно, но все же правдиво: он запомнил ее. Должно быть, ее поступок произвел на него сильное впечатление. — Месяц, если это действительно имеет значение, — констатировала она, стоя перед ним все так же прямо. Его, кажется, подобная расстановка сил совершенно не смущала. — Вижу, морд-сит еще не отшибли тебе память, раз ты помнишь меня. — Они и не пытались, — на небритом лице сверкнула кривая ухмылка, и он все же поднялся с матраса, на котором сидел. Теперь, выпрямившись во весь рост, он внимательно изучал лицо колдуньи, а она, в свою очередь, его. Он продолжил, — я успел здорово отдохнуть от их общества. Что сразу бросилось ей в глаза, так это то, что на нем не было ни единого повреждения, ни единой раны — ни на лице, ни на любом другом видимом под ветхой рубашонкой участке тела. Каким-то образом, даже попав в д’харианский плен, он избежал участи игрушки морд-сит. — Это большая жалость. Ты был бы полезнее, не будь у тебя воспоминаний вовсе. На его языке явно крутился важный вопрос, но пока он удерживался от того, чтобы озвучить его. А Никки ждала именно этого. — Что ты, Владетель тебя побери, здесь делаешь? — Пытаюсь помочь тебе, как ни странно. Он скрестил руки на груди. — Верно, это странно. Потому что я не вижу ни единой причины, по которой ты бы стала делать это, — его голос был полон то ли подозрения, то ли презрения. — Рал явно доверяет тебе, если послушался и не стал отправлять меня в Подземный Мир к прародителям. У Никки кольнуло под ребрами от одного упоминания Ричарда. Они так и не поговорили после того его столкновения с Томасом — вернее, Искатель, как и всегда, пытался выудить у нее правду, а она, в свою очередь, старалась уйти от нее как можно дальше и потому не отвечала ничего, что могло бы навести его на истинные причины ее поведения. Она больше не располагала его доверием и пока что не видела другого пути для их отношений. Он попросту не был готов принять правду, которую она скрывала. — Я верна лорду Ралу, в этом ты прав, — сухо ответила она, подмечая, что ее ответы явно не складывались в голове Томаса в единую картину. Он не верил ей, но все же ее слова поселили в его голове хрупкое сомнение, которое начало расталкивать все остальные его мысли. — Но когда-то Джегань считал меня своей приближенной. Как и тебя. — Я не уверен, что это должно расположить меня к тебе, — он криво усмехнулся. — Дело не в твоем расположении — оно не имеет для меня никакого значения, — он фыркнул. Это выглядело так незрело, даже немного по-детски, и Никки на миг замолкла. В ее голове возникло несоответствие давно составленного ею образа, возникшего еще тогда, когда Джегань посвящал ее в свой план, с тем человеком, что стоял перед ней сейчас. Он был импульсивной и еще более непредсказуемой копией Ричарда, которую и Сноходец-то смог подчинить, только напрочь лишив воспоминаний и чувств. — Я советую тебе хотя бы на время забыть о подозрительности и послушать. Кроме меня в этом дворце нет никого, кто бы захотел или, тем более, смог помочь тебе. Он все же подчинился, хоть и неохотно. Никки же взвесила все слова, что ей предстояло сказать, и постаралась выстроить в голове как можно более стройную цепочку из мыслей. Сегодня ей предстояло врать, очень много врать. — Начнем, — она указала ему на матрас, приказывая сесть. Волей-неволей, но она все же руководствовалась старой поговоркой «в ногах правды нет» — сейчас ей нужна была от него лишь правда. — Насколько далеко заходят твои воспоминания? Проще говоря, как много ты помнишь? Никки уже знала ответ, но все же решила проверить его готовность быть честным с ней. — Около пяти месяцев, не больше. Я помню, что, когда я очнулся в лагере, в Срединных Землях начиналась зима. Она кивнула. — Хорошо. Ты помнишь что-нибудь, что было с тобой до этого? — Ничего четкого, — довольно уклончиво ответил он. Никки не была довольна ответом, и это явно выразилось в ее взгляде. — Только смутные воспоминания. Я помню, что одно лишь упоминание твоего лорда вызывало у меня приступ ненависти — я не сразу смог научиться контролировать это. — И с Матерью-Исповедницей то же самое? Когда он кивнул, Никки мысленно отметила, как хорошо Сестры Джеганя поработали с сознанием парня. — Тебя одурачили, — она не удержалась от едкого комментария. — Но об этом позже. Если я правильно понимаю, Джегань велел тебе убить Ричарда и Кэлен. Так? — когда он кивнул, она задала следующий вопрос, но скорее ради любопытства, — если ты ненавидишь их, значит, должен был иметь с ними дело — или они с тобой. И как же они оба, не будучи слепыми, должны были не узнать тебя и подпустить к себе? — Джегань говорил, что его Сестры позаботились об этом. Они не должны были узнать меня. И не узнали, — с опаской ответил он, не до конца понимая, к чему вел этот вопрос. Бывшая Сестра Тьмы отметила, что в его голосе не было ни малейшего презрения к Сноходцу. А зря — тот в прямом смысле бросил его в самое пекло, зная, какая судьба ожидала его. У Томаса действительно были хоть какие-то шансы одержать победу ради Джеганя, но все окончилось неудачно. И все же, отношение Томаса к его «создателю» было довольно двойственным. Это колдунья поняла практически сразу: Исповедник не был его шавкой или слепым поклонником. И то, что он не убил Ричарда тогда, во время поединка, лишний раз подтверждало наличие у него сомнений во всем, что навязал ему этот самолюбивый обманщик. — Скажи, ты мог пользоваться своей магией до встречи с Кэлен? — Только исповедью, — глухо ответил он. — И как же ты узнал, что именно тебе необходимо сделать, чтобы вернуть обе стороны магии? Джегань сказал тебе? — Да. — Ты можешь объяснить произошедшее с тобой при встрече с Матерью-Исповедницей? — Нет, — он еле удержался от саркастического комментария. Видимо, его силы были загадкой для них обоих, хотя Никки и была несколько ближе к решению этой сложной задачи. — Это не удивительно, ведь Джегань, по правде говоря, не сказал тебе практически ничего. Самый важный вопрос: ты готов довериться мне, чтобы сбежать отсюда? Ей оставалось лишь надеяться, что морд-сит не подслушивали за дверью. Впрочем, сегодня был ее день, раз они еще не вломились сюда и не пустили в ход эйджилы из-за ее предательства. Он испытующе посмотрел на нее, и Никки знала, что, так или иначе, она не сможет полностью заполучить его доверие — ведь он был далеко не глуп. Но простое согласие уже развязывало ей руки. — Очевидно, у меня нет выбора. Никки почувствовала мимолетное облегчение: это уже что-то. Впереди было самое интересное: не убить его, не умереть самой и достичь конечной цели. Не так уж и опасно. Она задрала свою юбку, касаясь сокрытых на бедре ножен и доставая из них небольшой кинжал. Юноша скрестил руки на груди, и, хоть ему и не понравился вид острого лезвия, он совершенно не был встревожен. — Дай мне свою руку, — тяжелый вздох с его стороны, — ну же! Я бы не стала просить тебя, не будь это необходимо. Для заклинания мне нужна твоя кровь. Он буркнул себе под нос что-то про женскую кровожадность, но больше не сопротивлялся.***
Кэлен приподняла подол небесно-голубого платья, перешагивая через корягу и отпуская его тогда, когда обе ее ноги вновь коснулись твердой земли, усыпанной прошлогодней листвой и иголками лиственницы. Позади раздался заливистый смех Лоры, которая тоже преодолела эту самую корягу, но немного иным путем: Ричард подхватил ее под мышки, и уже через мгновение она перемахнула через незначительное препятствие, поддерживаемая его руками. Женщина с улыбкой наблюдала за ними, и, когда девочка подбежала к ней, беря за руку в ставшем привычным жесте, они продолжили путь уже втроем. Перед ними извивалась узкая тропинка, прорезавшая вечнозеленую стену леса, окружавшую их со всех сторон. Где-то далеко позади них виднелись очертания их деревянного домика, который они покинули буквально несколько десятков минут назад. Они просто шли: без определенной цели, наслаждаясь пением птиц, изредка прорезавших стену из благодатной тишины. Должно быть, это было то, что делали обычные люди, когда хотели провести время со своей семьей, и Кэлен, никогда не принадлежавшая к касте обычных людей, сегодня ничем не отличалась от них. Белые платья, все до единого, висели в шкафу в их с Ричардом покоях в Народном Дворце, в двух часах езды отсюда; его золотой плащ был оставлен на спинке стула в его кабинете, и только Меч Истины привычно позвякивал в своей перевязи на его бедре. — А почему тетя Кара такая серьезная? — Лора слегка дернула за рукава их обоих, привлекая внимание, а затем указала на морд-сит, которая плелась сзади, с показной неприязнью глядя на деревья вокруг. Лорд Рал усмехнулся, думая, как объяснить, что эта самая «тетя Кара» поехала сюда, прикрываясь предлогом, что они, Ричарда и Кэлен, были совершенно не способны защитить себя сами, не говоря уже о ребенке, а потому старалась придерживаться его как можно дольше. Где-то сзади послышалось фырканье, и Лора, с весельем посмотрев на Кару и махнув своими светлыми локонами, повторила его со всем доступным ей мастерством. Морд-сит скрестила руки на груди, оказавшись подле своих подопечных, и к этому моменту Ричард едва удерживался от хохота. Морд-сит выглядела так, будто выпила самый горький травяной отвар из всех, что только можно придумать. — Тетя Кара совершенно не умеет отдыхать, — Кэлен наклонилась к девочке, скрывая легкую улыбку от морд-сит. — И, к тому же, она нам не доверяет. — Как это? — девочка с непониманием посмотрела сначала на темноволосую женщину, затем на мужчину. — Не доверяет вам? Вы же такие большие! — Поверь, малышка, — теперь в разговор вступила блондинка, — ты кажешься даже более ответственной, чем они оба вместе взятые. Лора хихикнула, глядя на то, как Ричард закатил глаза. — В таком случае, вам есть, что обсудить, — он подошел к Кэлен, кладя руку ей на поясницу. Намек, сокрытый в этом его действии, было сложно не разглядеть. И все же, Кара не смогла не поддразнить его. — Верно. Разумные люди должны держаться вместе, правда? — Кара коротко подмигнула Лоре, и та уверенно взяла ее за обтянутую бурой кожей руку. Морд-сит не выразила никакого протеста, то ли смирившись с этим, то ли полностью отдавшись чарам этой маленькой девочки. Они пошли дальше по тропинке вдвоем, а Ричард и Кэлен задержались позади них. Теплый взгляд Матери-Исповедницы, адресованный ее мужу, был крайне красноречивым: взаимоотношения этих двоих были едва ли не самой невинной вещью, которую ей приходилось наблюдать. Да и ему тоже.***
Никки заканчивала чертить кровавую Благодать на каменном полу, когда Томас неопределенно вздохнул. В его глазах плескалось явное недоверие, и это было совершенно не удивительно, ведь кровь, которой она была начерчена, принадлежала ему. — Ты не совершила ошибку, начав с внешнего круга? Я слышал, что обычно ее рисуют наоборот, — с интересом осведомился он, безо всякой опаски. Впрочем, его вопрос не выражал сомнений или боязни за его собственное благополучие, за это она уже успела отдать ему должное. Месяц тюремной жизни достаточно осточертел ему, чтобы в его голове вместо перекрестка множества возможных путей осталась одна лишь развилка между побегом и самоубийством. — Я делала это большее количество раз, чем кто-либо другой из ныне живущих, — сосредоточенным тоном ответила она, закончив рисовать хитросплетение линий. По правде говоря, даже такие небольшие знание об основах магии смогли удивить ее. — Кто рассказал тебе об этом? Он пожал плечами, и она выпрямилась рядом с ним. — Немногое рассказывал Джегань. Но большую часть я узнал, пока наблюдал за работой Сестер Тьмы, исполнявших его поручения. Колдунья напряженно кивнула. Ее успокоила мысль, что он не знал, что означал начертанный ею символ, и тем более не подозревал о таившейся в нем опасности. Теперь, прежде чем начать ритуал, она скрупулезно проверила правильность каждой линии, каждый ее изгиб, больше всего страшась найти в нем разрывы — тогда их гибель была бы почти неминуема. Когда ее внимательный взгляд не уловил ничего подобного, она вновь перевела его на юношу перед собой, слегка сжимавшего окровавленную ладонь. — Садись, — она нажала на его плечи, и он поддался, опускаясь на каменный пол. Она — вслед за ним, прямо напротив, — протяни свои руки. Он повиновался, и их ладони сомкнулись ровно над центром Благодати. Никки начала произносить заклинание на древнед'харианском языке, Томас же просто наблюдал за ней, на удивление безмолвный. Он не улавливал смысл произносимых ею слов, и это было к лучшему: перевод был не самым приятным. Колдунья мысленно проклинала этот грубый язык, который едва поддавался произношению, но все же продолжала. Прошло несколько минут, и теперь она закрыла глаза, приказывая Томасу сделать то же. Исповедник послушался, и ей осталось произнести необходимые слова еще один раз — в самый последний. Когда она закончила, вокруг них сгустилась мертвая тишина. Никки не двигалась, и, когда Томас попытался пошевелиться, она с силой сжала его руку: настолько сильно, что ногти едва не прокололи кожу. Она сосредоточилась на Рада-Хане — барьере, который сдерживал его силы и при этом давал ей полный доступ к ним. Многочисленные часы, которые она провела в обучении юных волшебников во Дворце Пророков, отдались тупой болью где-то в виске. Это место было разрушено, и она ничуть не желала вновь вспоминать его. Особенно сейчас, когда ей приходилось использовать свои знания для настолько сложной цели. Обе стороны его дара вместе с силой Исповеди были полностью в ее руках: она могла направлять их в нужное русло, могла воздействовать на них, могла подавлять. Когда бывшая Сестра Тьмы обратилась к обратной, разрушительной стороне своего дара, подавляемой магией Народного Дворца, но все же достаточно сильной, и начала пропускать его сквозь Рада-Хан, тем самым подавляя и силу Томаса, тьма ожила. Она начала наступать на них обоих, и где-то вдалеке словно начал доноситься отчетливый запах серы. Они были в опасной близости от Подземного Мира, вернее, от завесы, что отделяла его от них. Волосы на голове Никки встали дыбом от ощущения мертвенного холода. И ей, Никки, было необходимо провести Томаса через этот барьер, отправить в безвременье, при этом не последовав вслед за ним. И она, сцепив зубы и сконцентрировав все доступные ей силы, усилила поток Магии Ущерба настолько, что любой другой человек уже мог бы потерять сознание от подобного воздействия. Сила Томаса, многократно усиленная заклинанием дворца, сначала поддавалась силе колдуньи, поскольку ее обладатель никак не вмешивался в происходившее. Но потом, словно по велению животного инстинкта, она начала сопротивляться. Зеленое сияние завесы, принадлежавшее не миру живых, но тому месту, где сейчас находились они оба, проходило даже сквозь закрытые веки колдуньи, когда она поняла, что решающий момент уже был не так далеко, как ей изначально казалось. Сопротивление сил Никки и Томаса нарастало. Магия Приращения и Ущерба, жившие в них обоих, теперь пытались подавить друг-друга, и магия колдуньи, которая изначально нужна была лишь в качестве катализатора для действия магии Томаса, явно проигрывала. Их более не окружали стены Дворца: Томасу не помогало древнее заклинание, начертанное изгибами его стен, и это же заклинание более не сдерживало ее саму. Но даже при таком раскладе она все еще была слабее него. Он не мог контролировать то, что происходило внутри него — разбушевавшиеся силы магии Приращения, Ущерба и Исповеди, что составляли основу самого его существования, основу его жизненной энергии, совершенно вышли из под его контроля. Как и магия боевого чародея, его сила, которую пробудила к действию сила Никки, вдруг перешла в крайне возбужденное состояние, словно разбушевавшееся пламя. Магия Томаса действовала ровно так, как то планировала Никки: направленная на борьбу, чистейшая квинтэссенция энергии, абсолютно дикая, она должна была бы убить ее. Но нет. В решающий момент, когда, направленная заклинанием, сама основа магии начала покидать смертную оболочку духа Томаса, чтобы нанести решающий удар по раздражителю, она, воспользовавшись своей властью над Рада-Ханом, захватила ее в свои руки и, сделав последнее волевое усилие, крепко зажмурившись и сделав резкий выдох, отправила их за завесу, которая, словно изголодавшееся животное, так отчаянно жаждала этого. И в последний момент, когда их руки должны были разомкнуться, чтобы человек, не принадлежавший этому месту, мог покинуть его, что-то пошло не так. Вместо того, чтобы остаться подле завесы, она, Никки, влекомая какой-то невиданной и абсолютно непредсказуемой силой, отправилась вслед за ним. Ее тело, потерявшее вес в этот бесконечный момент, быстро, словно в дурном сне, пересекло сиявшую завесу, будто теперь она стала совершенно бесполезной и утратила все свои силы. Зеленое сияние перед ее глазами оборвалось и закончилось бесконечной бездной Подземного Мира, и все, что она чувствовала — это руку такого же бестелесного человека, сжатую ее собственной, призрачной. И где-то на задворках ее сознания раздался беззвучный, подавляющий остатки сознания крик.