Правительница Д'Хары

Включена ПБ

      Ричард, Владетель их побери, был в ярости. И его можно было понять.       Во-первых, Кэлен ушла в себя. Она казалась совершенно запутавшейся и потерянной, и Ричард счел самым разумным оставить ее в одиночестве — особенно учитывая тот факт, что она сама попросила его об этом. Он не мог ее винить и тем более не мог ей отказать.       Тогда он лишь в очередной раз сжал кулаки — на секунду или еще меньше. Чтобы она не увидела все, что он так не хотел обнажать перед ней.       Но Кэлен не заметила бы это точно так же, как и все остальное.       Во-вторых, Томаса во дворце больше не было. В этом он удостоверился лично, когда вознамерился поговорить с ним, но попросту не обнаружил его в своих покоях. Не удивительно, что у лорда Рала возник вполне закономерный вопрос о его местонахождении.       В-третьих, даже Никки, которая была причиной схожего явления в прошлый раз, недоуменно пожимала плечами. Выглядела она если не холодной, то, по крайней мере, отстраненной и не настроенной на разговоры. Гвардейцы же пожимали плечами еще более недоуменно.       И, наконец, только Гарольд, который, казалось бы, тоже должен был пожать плечами — скорее всего, наиболее недоуменно — слишком замедлил с этим действием и тем самым выдал себя. Амнелл прекрасно умел скрывать факты, если обстоятельства принуждали его к этому, но перед Искателем… перед Искателем все его умения были просто бесполезны.       Ричард, Владетель их всех побери, был в ярости.       Когда Бен и Томас вернулись во дворец, лорду Ралу даже не пришлось их искать. Весь дворец и так стоял на ушах: сначала Ричард сам стремительно перемещался из одного его конца в другой, от покоев Томаса к покоям Никки и к совещательному залу, где в тот момент находился Гарольд; затем инициативу перехватили солдаты и стражники, искавшие плененного Исповедника по всем этажам, комнатам и даже углам. Все во дворце, вплоть до полевок, знали, кто, кого и почему ищет.       Но разве мог хоть кто-нибудь догадаться, что зачинщиком переполоха был сам капитан Первой Когорты?       Ричард встретил их еще в коридоре. Для Бенджамина было нетрудно догадаться, в каком состоянии пребывал его старый друг, ведь одним его взглядом можно было колоть орехи, настолько тяжелым он был.       Будто в знак подтверждения Ричард кивнул другим солдатам Когорты, чтобы они затолкали Исповедника в ближайшую комнату. В какую комнату? Ричард и Бен не смотрели. Какова была реакция Томаса? Ричард и Бен не смотрели. Единственное, на что капитан позволил себе отвлечься — так это на силуэт Кары, которая стояла за спиной Ричарда на почтительном расстоянии. Это было не в привычках морд-сит — вести себя почтительно, но нынешний лорд Рал дал им шанс на человечность. И Кара, как и любой другой человек, понимала, какое именно поведение от нее ожидал ее лорд Рал.       Друг детства нынешней главы Первой Когорты с самого раннего возраста умел произвести нужное впечатление, даже не прикладывая для этого лишних усилий. Это и был секрет умения как такового. Вот и сейчас глава Д’Харианской Империи заставил воздух трещать от напряжения при минимальных потерях собственной энергии: он сделал лишь пару шагов и резко выпрямился перед капитаном своей охраны, отчетливо выговаривая каждое слово:       — Что ты вытворяешь?       Холодно. Властно. Так, будто его тело было последним оплотом для сдерживания его гнева. Капитан догадывался, что это предположение было близко к правде.       Бенджамин был готов поклясться, что, будь на месте Ричарда его отец, сейчас он бы уже мысленно готовился к мучительной смерти. Более того — он бы никогда не осмелился на такую выходку, будь на престоле Даркен Рал.       Краем глаза он заметил, как за плечом Магистра вздрогнула Кара. У них были одни и те же завязанные на кровавой службе воспоминания.       Но Ричард Рал был не только его Магистром. Он все еще был его другом — почти братом.       — Выдохни, — сейчас он не собирался подчиняться ему, ведь это означало крах. Ярость Ричарда усмирит только холодное противодействие — так было всегда. — Если ты готов выслушать меня, я все объясню.       Он стойко выдержал взгляд Искателя, не сводя собственных глаз с его лица. Кто знает, сколько они просто пялились друг на друга, как две тысячелетние скалы, волей природы оказавшиеся нависшими над одной и той же бездной?       Ричард прерывисто дышал, его ноздри ритмично раздувались и сужались. Челюсть была сжата почти судорожно, а кулаки то сжимались, то разжимались. И все же, Бен предположил, что проблема была вовсе не в нем самом, а в совокупности всех бед, одолевавших его друга.       До лорда Рала дошел довольно однозначный смысл слов капитана. Он глубоко вдохнул, и уже с последующим выдохом будто скинул часть напряжения. Его пальцы расслабились.       — Я слушаю тебя, — из стального его тон переродился во что-то совершенно другое. Будто весь металл внутри него иссяк, и осталась лишь полость, наполненная звенящей пустотой.       Это было гораздо лучше. Гораздо.       — Я показал ему разрушенную пожаром часть Эйдиндрила, — Бен следил за реакцией Ричарда очень внимательно, но ему стоило одного взгляда, чтобы понять, что Рал не собирался его перебивать. — Он увидел и площадь, и курган — в общем-то, увидел все. И в нем больше не было той уверенности и хладнокровия.       Молчаливым слушателем, впрочем, Ричард не остался.       — Чего ты добивался? Показного раскаяния или сожаления? — в его голосе звучало пренебрежение.       — Я хотел доказать и себе, и тебе, что он изменился, пока путешествовал с Никки, и для того, чтобы увидеть это, мне не обязательно слушать его стенания и причитания обо всех совершенных ошибках — я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Ты можешь и сам без труда увидеть, что он выглядит так, будто в его жизни больше не осталось ничего, за что можно цепляться, — на пике своего повествования Бенджамин внезапно остановился, поняв, что он рассказал вовсе не обо всем. Но даже уже сказанное, очевидно, возымело действие на лорда Рала. — На самом деле, произошло еще кое-что необычное.       Ричард не удостоил его новым вопросом. Он лишь скрестил руки на груди и одарил его выжидающим взглядом.       — Я не могу точно определить, что именно произошло, но, как мне кажется, он что-то вспомнил. Я не стал расспрашивать его об этом.       Ричард внезапно выругался. Теперь он казался озадаченным.       — Ты уверен? Если твоя догадка верна, это может плохо закончиться. Такие видения нарушают стерильное поле, которое просто необходимо для возвращения в его время.       От этих слов у Бенджамина пробежал холодок по затылку. Как же он не любил все эти магические нюансы!       — Я даже не подумал, что это может случиться.       Ричард поспешил успокоить его, сжав его плечо.       — Ты не мог знать… Даже я не мог. Да и он сам вряд ли догадывался об этом, когда поехал с тобой.       — Поговори с ним, — предложил, наконец, Бен. Обстоятельство, названное Ричардом, растревожило капитана. Он не хотел быть причиной новых проблем, тем более — если они представлялись достаточно серьезными даже самому Магистру Д’Хары.       — Я хотел сделать именно это, когда пришел сюда, — это признание несказанно обрадовало другого мужчину.       Перед прощанием капитан Первой Когорты отсалютовал лорду Ралу. Тот, в свою очередь, не отреагировал, хотя теперь он и казался чуть более спокойным. По крайней мере, по прикидкам Бена, его взглядом едва ли можно было расколоть орех. Это было довольно утешительно.       Кэлен закрыла дверь и вышла на балкон. На улице было довольно прохладно, но она даже не поежилась от неприятных ощущений. Она с трудом дышала, словно на груди лежала многотонная каменная плита. После всего произошедшего ей не хотелось, чтобы Ричард был рядом с ней именно в эти минуты — в минуты, когда она была лишней шестеренкой в механизме мироздания.       Эмоции затуманивали ее разум, подчиняли себе ее тело, отказывавшееся равномерно принимать новые порции воздуха. Сейчас она и правда была лишней, иррациональной.       На задворках сознания еще оставались разумные мысли, и одна из них упорно твердила, что Ричарду тоже было больно — даже еще больнее, чем ей, потому что он терзал себя этой тайной много месяцев. Она знала, что должна была отреагировать на эту мысль и вернуться в реальность, разорвать плен оцепенения. Снова стать собой.       Но она не могла вернуться — не сейчас.       Пророчество давило на ее виски, словно огненный вал, прорвавший свою последнюю преграду.       Цена за избавление...       И в следующее же мгновение эти слова перекрывал голос Ричарда.       Оно не имеет значения.       Их сын и правда был здесь, рядом с ними — абсолютно настоящий, повзрослевший и вовсе не похожий на призрак Подземного Мира.       Она хотела верить словам Ричарда, но глубоко внутри она сомневалась. Ей было страшно цепляться лишь за его предположения, хотя она и верила ему всем сердцем и всегда стояла на его стороне.       Предположений было просто… недостаточно. Пророчество все еще существует — это неоспоримый факт. И оно звучит довольно однозначно.       Ее мысли кружились вокруг слов пророчества, тесно сплетаясь друг с другом и поглощая все остальные мысли. Она с трудом держалась на ногах, ей даже пришлось опереться на перила балкона, чтобы не потерять равновесие.       Голос Цириллы непрерывно повторял одни и те же слова в ее воспоминаниях, и Кэлен казалось, что она попала в нескончаемый кошмар. Ей было просто необходимо забыть об этом, переключиться на что-то другое. Вместо того, чтобы концентрироваться на словах своей сестры, она решила сконцентрировать своей мысли на ней самой.       Она вспомнила их последнюю встречу, вспомнила мертвенный холод ее пальцев и бесконечную теплоту ее взгляда, золото ее волос. Ее не было рядом уже больше полугода, но тоска, вызывающая тупую давящую боль в сердце Кэлен, ничуть не уменьшилась.       Она часто прокручивала в голове их последний разговор, но каждый раз помимо слов пророчества она вспоминала и кое-что другое.       Не оставляй Ричарда. В трудные времена вы сможете найти силу только друг в друге.       Прямо перед смертью она сказала именно это, будто знала, что впереди их ждал переломный момент. Тогда Кэлен не придала им такого значения — она понимала, что и так никогда не оставит его. Но что она сделала сейчас?       Именно. Она оставила его.       Сзади послышались шаги, и Кэлен мимолетно оглянулась. Гарольд, точно так же, как и морд-сит, не имевший привычки стучать, вышел к ней на балкон.       — Судя по тому, в каком состоянии был Ричард, когда ворвался в зал и прервал совещание с галеанскими офицерами, он уже рассказал тебе обо всем.       Кэлен даже захотела спросить, какое именно состояние он имел ввиду, но вовремя остановилась. Как бы там ни было, она была причиной его злости, грусти или раздражения — в зависимости от того, что именно Гарольд имел ввиду. Кэлен не исключала ни одного варианта.       — Рассказал, — глухо отозвалась она, не веря собственному голосу. Ей не хотелось ничего говорить.       Гарольд оперся руками на перила рядом с ней, ровно как пару дней назад, на балу в честь летнего солнцестояния. А ведь теперь его сестра была еще более подавленной, чем раньше.       — Разве тебя не порадовала мысль, что этот харизматичный парень — ваш с Ричардом сын? — Гарольд не стал прятать иронию.       Уголок ее губ дернулся. Она почти улыбнулась, видя его прекрасную попытку выразить на лице самое настоящее непонимание, даже неодобрение. Но этой улыбки, погибшей в зародыше, было мало, чтобы успокоить ее брата.       — Ну же, Кэлен, — он приобнял ее за плечи. Как тогда, на похоронах их сестры. Она едва подавила новый прилив грусти, понимая, что больше просто не вынесет, — тебе вредно волноваться.       Кэлен лишь покачала головой, хотя и понимала, насколько он был прав. Она ощущала тяжесть в ногах и, помимо этого, сейчас на ней стали сказываться все самые болезненные последствия последних месяцев беременности, которые она не испытывала на себе до этого. Она тщательно контролировала все свои эмоции и не позволяла себе подобных всплесков, чтобы ограничить ребенка от вреда, но сейчас…       Если она не могла спокойно вздохнуть хотя бы ради себя, то стоило сделать это ради него, ее сына.       Она обняла живот обеими руками.       Ну же, Кэлен…       Возьми себя в руки. Ради него.       — Ты не знаешь, куда… — Кэлен едва не прикусила язык. Ведь она сама отослала своего мужа, а теперь спрашивала, где он был? Женщина потерла ладонью лоб и все же решилась, — куда ушел Ричард?       Гарольд ответил не сразу, и тогда Мать-Исповедницу кольнуло нехорошее предчувствие. В этот момент она уже была готова выбежать из комнаты и начать искать его, не дожидаясь никаких пояснений.       Предчувствие ее не обмануло.       У комнаты были просто отвратительные красные стены. Томас заметил это в первый же момент, и, чем дольше он находился среди них в одиночестве, тем более сильные приливы раздражения они вызывали.       За дверью явно шел разговор, но Томас не пытался прислушиваться к нему. Он даже не возмутился, когда его грубо затолкали в эту комнату каких-то пару минут назад, просто потому что сейчас это волновало его в меньшей степени. На его уме были гораздо более занятные вещи, а грубость — это мелочь, к которой он хорошо привык.       Он раз за разом прокручивал в голове то видение, из-за которого он даже потерял равновесие и выпал из седла. Это не могла быть выдумка его сознания — это и правда случилось с ним когда-то, еще до потери памяти. Но что именно с ним случилось? И кем была эта девушка?       Одно грело его душу: он точно знал, кто звал его по настоящему имени и кто поймал его перед падением. Он не помнил этого человека и не смог бы даже описать его голос, настолько хрупки, прозрачны и тонки теперь были воспоминания, но в его голове прочно закрепилось одного слово: «отец».       Впервые за долгое время он почувствовал, что в его жизни появилась настоящая цель. Он глубоко вдохнул, словно воздух был основой его существования; силой, способной придать ему решительность в поисках правды. Его личной правды.       Теперь он мог узнать, кто был дорог ему когда-то. Мог разрушить цепи лжи, которыми его опутал Джегань. У него были на это силы, а теперь — еще и возможность, осязаемая и настоящая. И если для этого будет необходимо вступить в переговоры с Ричардом Ралом, он сделает это.       Прошла примерно минута, когда Магистр Д’Хары вошел в покои, в которых его по стечению обстоятельств ожидал Исповедник. Только зайдя, мужчина точно так же обратил внимание на неприятный глазу и кричащий красный цвет стен. Он даже поморщился.       Владыка целой Империи ничуть не изменился с их последней встречи, хотя Томас и не мог сказать, что он успел хорошо изучить его за время их боя. Но и сейчас он видел то, что заметил тогда: стать, острый ястребиный взгляд и молчаливое достоинство. Разве что, теперь он казался еще более суровым. Но вряд ли это было действие времени, скорее воля случая, а именно — воля его капитана, нарушившего цепи недоверия и отречения, которыми его сковали уже в Д’Харе и Эйдиндриле.       Томас невольно почувствовал благодарность к немногословному д’харианцу. Какой бы ни была конечная цель их вылазки, именно она подарила ему смысл.       Исповедник сложил руки за спиной, встречая собеседника в позе, призванной выразить все его равнодушие, всю непоколебимость. Он не услышит никаких раскаяний, оправданий или клятвенных заверений в верности. Но Томас постарается сделать все, чтобы получить свободу, необходимую для его поисков.       Ричард Рал критически оглядел его и, увидев что-то, ему одному ведомое, он вновь вышел за дверь, ничего не сказав. Исповедник постарался не выдать недоумение.       Прошла всего лишь пара секунд, когда он вернулся. В его руке был меч — очевидно, одного из солдат Первой когорты, поскольку на черной рукояти красовалась витиеватая золотая буква «Р».       Дверь закрылась с щелчком, и тогда боевой чародей отвернулся и «нарисовал» крест в воздухе, а затем сделал еще несколько неразличимых, очень быстрых жестов над дверью.       «Заклинание?» — подумал Томас. Скорее всего, даже не одно.       Даже после месяца пребывания в темнице, Томас ничуть не боялся оказаться взаперти, это факт. Но когда Рал повернулся к нему лицом и бросил ему меч, он без лишних раздумий и возражений поймал оружие.       С мечом в руке было как-то спокойнее смотреть в полные холодного и тщательно скрываемого гнева глаза напротив него.       В коридоре Кэлен встретилась с Никки. Бывшая Сестра Тьмы была ровно в том же состоянии, что и Мать-Исповедница: она широким, но чертовски нетвердым шагом неслась по коридору, ища то ли солдат, то ли еще кого-нибудь, кто мог помочь ей и сказать, где был Томас.       В этом вопросе Кэлен пришлась очень кстати, ведь она уже знала, каким путем тот исчез из дворца и каким — вернулся.       Мать-Исповедница, как нетрудно было догадаться, искала своего мужа.       — Чувствую, у него будут неприятности, — холодно и вроде как безразлично изрекла Никки. Кэлен же попросту не верила в это безразличие.       Она не спешила отвечать, ведь она опасалась того же, особенно учитывая то, в каких расстроенных чувствах Ричард покидал ее.       — В прошлый раз нас прервали, — ледяным тоном изрек владыка Д’Хары, да еще и так, что Томас невольно напрягся. Но меч в руке все же давал определенную опору. — Сейчас я бы хотел поговорить с тобой, но мне в голову пришла идея получше.       «Поговорить? Довольно безобидный подбор слов», — мысленно констатировал Исповедник.       — Поговорить с мечом в руке? — усмехнулся Томас. — Очень способствует выразительной жестикуляции.       Ричард пропустил колкость мимо ушей.       — Никки отчаянно боролась за твою жизнь с момента нашей первой встречи. И только это, — его голос слегка, только лишь слегка дрогнул, но Исповедник не смог пропустить это мимо ушей, — только это заставляет меня сохранять твою жизнь и даже просто обдумывать то, что она пытается мне доказать. Но я больше не хочу слушать чужие слова, пытаясь исключить из них субъективизм.       Томас покрутил отяжеленную мечом руку, на миг отвел взгляд, но, уперевшись в отвратительные стены, вернул его обратно.       — Я не прочь рассказать о себе, но лишь в тех случаях, когда собеседник отвечает мне искренностью взамен. Выходит, в таком случае мы будем выбивать друг из друга правду?       — Примерно. Одна победа — один вопрос от победителя и один честный ответ от проигравшего. Повторяю: честный, — тон, которым это было сказано, мог бы вызвать у Исповедника мурашки. Но он был слишком вдохновлен внезапной перспективой вступления в бой, который, он был уверен, прояснит множество вопросов.       Вместо пульсирующей боли в висках, которая мучила его до прихода того внезапного воспоминания, теперь в его черепе, подобно птице, запертой в клетке, билась одна мысль: «Почему не простой разговор, если он всего лишь хочет услышать правду?»       Но Томас боялся, что он уже знал ответ: он не доверял ему. И это было его право.       «Тогда зачем эти мечи, эти правила?» — теперь Томас надеялся, что он знал ответ. Он надеялся, что лорд Рал верил в его порядочность, выражавшуюся в простом согласии подчиниться правилам, касавшихся одинаково их обоих.       Что ж, он и правда был готов к этому.       Солдаты Первой Когорты нашлись довольно быстро, и теперь Кэлен и Никки, сопровождаемые морд-сит, вместе шли по коридорам Дворца, минуя южное крыло и направляясь в восточное. Вся дорога заняла не больше пяти минут, и Кэлен уже предвкушала, как ей придется оказаться в ненавистных красных покоях. Признаться честно, в этой жизни она испытывала наибольшую неприязнь к трем вещам: к сыру, к отвратительным оранжевым диванам, расположенным рядом с одним из силовых полей Народного Дворца, чтобы отвадить от него любых потенциальных посетителей, и к вызывающим красным комнатам, которыми были буквально наводнены первые этажи восточного крыла. Ровно то же отношение у нее было и к тем, кто обычно выбирал эти покои во время своих визитов.       В коридоре, прямо напротив нужной комнаты, они встретили Кару в гордом — или не совсем? — одиночестве. Морд-сит стучала кулаком по двери и была готова начать выкрикивать проклятия, но, к счастью, до этого не дошло: она увидела двух других женщин издалека и остановилась. Кэлен и Никки недоуменно переглянулись.       — Он запер дверь! — воскликнула возмущенно морд-сит, — я стучу в нее, но ничего не происходит. Будто он и не слышит вовсе.       — Возможно, так и есть, — Никки подошла к двери и пристально вгляделась в нее, вытянула вперед свою тонкую кисть, будто прощупывая воздух. Если бы Кэлен не была так сосредоточена или не знала, что именно происходило, она бы прыснула от внешней комичности действий колдуньи.       — Ричард в этой комнате с Томасом? — Кэлен старалась не звучать излишне обеспокоенной, ведь она знала, что ее муж не причинит вред Исповеднику сейчас, когда им стало известно, кем он был на самом деле. Ричард не был на это способен, и она не испытывала ни малейших сомнений по этому поводу, но ее собственная тревога, касавшаяся их недавнего разговора, все же давала о себе знать.       Кара кивнула.       — Да. К тому же, он взял меч у одного из солдат в довесок к своему.       Кэлен удивленно моргнула.       — Что он задумал?       — Даже не представляю, — морд-сит сухо пожала плечами, — но он был зол. Очень зол.       Мечи со звоном скрестились в воздухе, настолько громко, что обоим противникам захотелось бы закрыть уши, не будь они так погружены в поединок. Томас ловко вывернулся и ускользнул из-под удара, чувствуя просто невероятную эйфорию от сражения. Меч лорда Рала описал дугу в считанных миллиметрах от какой-то вазы, некстати оказавшейся рядом. Еще секунда, и мог бы послушаться звон разбитого стекла, но Искатель был слишком ловок для подобных оплошностей.       Томас рассчитывал опередить его по скорости, обойти сзади и, когда он развернется, уже настигнуть его горло кончиком своего меча. Но он просчитался.       Ричард Рал будто заранее знал о его плане, и, даже не видя своего противника, вышиб меч из его рук ударом плашмя. От всей силы, вложенной в этот удар, тот улетел на добрый десяток футов.       Исповедник чертыхнулся и упер руки в бока.       — Я слушаю вопрос, — скоропалительно изрек он, намереваясь опередить противника хотя бы здесь.       Искатель даже не выглядел запыхавшимся, хотя их схватка длилась не меньше десятка минут. Ему не понадобилось ни секунды, чтобы подумать над вопросом.       — Ради чего ты делал все то, за что был отправлен в темницу? — теперь мужчина посерьезнел и стал похож на того человека, с которым он сражался зимой. — Я имею ввиду…       — Нет смысла уточнять. Я помню все, — голос Томаса стал каким-то глухим, когда он дошел до последнего слова. А ведь лорд Рал знал меньше четверти всего того, что он натворил. Он не знал про всех людей, которых он коснулся магией исповеди. Ему было неизвестно и о всех тех, кого ему пришлось убить, потому что они представляли опасность для Имперского Ордена.       — Я делал все это, потому что считал, что это — единственно верный способ, — Искатель нахмурился, ожидая услышать его дальнейшие слова, — единственно верный способ не вызвать подозрение у Джеганя и добиться того, что было нужно мне. На тот момент мне было все равно, какая цена стоит за этим.       Томас понимал, что сказанного им было катастрофически мало, ведь за каждым человеческим действием стояло что-то большее, даже грандиозное в масштабах одной личности. Но таковы были правила. Его соперник кивнул, давая понять, что такой ответ был справедлив. Так и не произнеся вслух ни одного слова, он кивнул на его меч, все так же валявшийся в противоположном углу комнаты. Намек было сложно не понять.       Никки выпрямилась за спиной Кары и невесело усмехнулась.       — Ричард защитил дверь заклинанием.       Все три женщины обменялись непонимающими взглядами. Вместо вопроса «зачем?», который показался Кэлен едва ли не последним по важности в этот момент, она задалась чем-то более существенным.       — Ты можешь его снять? — вот он, насущный в данный момент вопрос.       Никки опасно сверкнула глазами.       — Несомненно.       В этот раз ваза все же оказалась разбита, и виной тому был неосторожный выпад Томаса. Его оппонент вовремя отклонился, и меч просвистел мимо его левого плеча — прямо в гладкую поверхность столешницы, поперек массивной черной вазы с золотой окантовкой. Томас не позволил себе даже мимолетное мысленное ругательство, ведь к его левому плечу уже приближалось острие меча противника. Дуга была слишком длинной, и Томас успел выставить спасительный блок.       Но все оказалось не так просто.       После той доли секунды, что их мечи провели в воздухе в активном сопротивлении друг другу, Искатель резко снял последнюю линию своей защиты, и, не успел меч Томаса приблизиться к нему хоть на йоту, он ударил его с колена в живот.       Поверженный Томас повалился на спину. Он пропустил пару вдохов, но, благодаря тому, что все его тело было напряжено во время боя, этот удар в солнечное сплетение не обошелся ему ничем более серьезным. Разве что пришлось заново вспоминать, как надо дышать.       Лорд Рал подал ему руку, и Исповедник даже не подумал отказываться, хотя его гордость и была уязвлена тем фактом, что он проиграл еще один вопрос.       — Так какую же цель ты преследовал? — выбор темы ничуть не удивил его.       — Вполне очевидную для нас обоих.       — И все же? — надавил Искатель.       — Добраться до тех, кто, как я считал, принес мне величайшее зло и кого я ненавидел всей душой. Теперь нет нужды уточнять, кого я имею ввиду, верно? — лорд Рал смотрел на него немигающим взглядом. — Только вот, я слишком поздно понял, что был неправ. Эта ненависть была чужеродной, а я стал глупцом, когда доверился ей.       Он постарался быть максимально откровенным, потому что понимал, что на данный момент благосклонность лорда Рала была решающим фактором его дальнейшей судьбы, и, каким бы закрытым человеком он ни был, сейчас ему было просто необходимо переломить себя.       И все же, Томас с удивлением заметил, что после сказанных слов ему стало несказанно легче. Должно быть, ему следовало рано или поздно самому сказать их вслух.       — Но на чьей ты стороне теперь, если Джегань лгал тебе? — это был второй вопрос, нарушавший правила. Но Исповедник не счел нужным промолчать — он давно хотел заявить об этом.       — Ни на чьей. Я больше не желаю принимать участие в вашей войне, о которой я знаю лишь то, что мне внушили.       Джегань и Сестры внушали ему, что дом Ралов держал в страхе весь Новый Мир, а магия была орудием порабощения. Но после всего, что он видел в городах, оккупированных Орденом, и после всего, что он повидал во время своего путешествия с Никки, он искренне засомневался в том, что террор был только орудием Ралов.       Слишком долго его опутывала ложь, слишком глубоко она проникла в его сознание. Он не собирался рисковать из-за нее жизнью, будучи чьей-то марионеткой. Нет. Сейчас его интересовала только истина, его истина.       — Но придется, — холодно констатировал Ричард Рал. Томас не ожидал от себя такой реакции, но он напрягся, впрочем, не позволяя своему собственному «я» проиграть эту схватку, — в этой войне всем необходимо выбирать сторону. Нейтралитет — едва ли синоним безопасности.       — Звучит как угроза.       Рал лишь пожал плечами.       — Скорее как предостережение.       — Уверен, такой человек, как ты, не стал бы предостерегать таких, как я, из пустой вежливости, — Томасу показалось, что этим молчаливым согласием его противник повесил ему на шею удавку.       Юноша скрестил руки на груди, и теперь взгляд его серых глаз отдавал невероятной неприязнью. Он ощущал повисшее между ними напряжение кончиками пальцев, словно оно было вызвано магией.       — Я не стану отрицать, что мне понадобится твоя помощь, но в чем именно она будет заключаться, тебе пока не нужно знать. Добровольная ли это будет помощь или принудительная — решать только тебе.       Таким образом, все выходы оказались забаррикадированы, а удавка на его шее внезапно начала перекрывать кислород.       — Я соглашусь, — если Рал и был удивлен, то он никак не выдал этого, — но только в обмен на другую услугу с твоей стороны.       — Какую именно?       — Сними с меня статус пленника. И, что не менее важно, скажи стражникам, чтобы перестали наводить на меня арбалеты из темных углов каждый раз, когда я прохожу мимо.       Томас видел — точно видел! — что уголки губ Рала слегка приподнялись, награждая его внимательность. Это было не так уж и сложно заметить, ведь Исповедник всегда понимал, что Д’Харианской Империи, и его правителю в частности, не были чужды меры предосторожности.       — По рукам, — ответил мужчина. Так они оба получали то, что им было нужно, пусть и не безвозмездно. — Для воцарения полной справедливости предлагаю тебе реванш. Но не обещаю, что стану поддаваться.       Томас фыркнул, но с воодушевлением откликнулся на эту идею. Больше никаких проигрышей.       Никки мучилась с этим заклинанием не менее десяти минут. Кэлен стояла рядом, прислонившись плечом к стене, и напряженно вслушивалась в то, что происходило внутри. Но ответом на ее усилия была лишь тишина — должно быть, заклинания работали в обе стороны.       — Что так долго, колдунья? — возмутилась, наконец, Кара. Если Мать-Исповедница могла сдержать нетерпение, понимая, что Никки было действительно трудно разобраться с этим, то морд-сит, считавшая, что в минуту нужды магия должна была работать исключительно быстро, попросту не унималась уже несколько минут.       — Я уже сделала большую часть работы, — откликнулась, наконец, спустя какое-то время Никки. Но Кара не выглядела удовлетворенной. — Он наложил огромное количество мелких заклинаний и соединил их непонятным для меня путем, еще и так, что каждое из них перекрывает другое и вместе с тем маскирует его.       — В чем именно заключается сложность? — этот вопрос задала уже Кэлен, демонстрируя завидное терпение и выдержку.       — В том, что я не знаю, что мне осталось снять. Ричард просто составил целую головоломку и не дал ни единой подсказки! — посетовала Никки, упирая руки в бока. Она закрыла глаза и сосредоточилась на задаче, но не прекратила говорить. — Я объясню. Попробуйте представить, что нити магии — это прутики из самого твердого в мире металла, предотвращающего движение двери и не пропускающего ни единого звука. Таких прутиков великое множество, и все они ликвидируются разными путями…       Кара даже поморщилась от такого абстрактного объяснения.       Вдруг колдунья замолкла, словно нащупала что-то, и невольно сделала пальцами такое движение, будто намеревалась оборвать подвешенную перед собой нить.       Кэлен смотрела на нее, боясь отвести взгляд, как и морд-сит.       — Осталось немного, — подытожила колдунья, когда Кара резко вскинула ладони вверх.       — Если эта магия физически удерживает дверь, то теперь, когда ты ее ослабила, мы можем ее просто выбить? — раздраженно выпалила она, и две другие женщины прекрасно видели, что ее терпение уже попросту иссякло.       Никки не успела даже докончить фразу «скорее всего»: ровно после произнесения первой ее части морд-сит, не дожидаясь помощи широких и мощных плеч солдат, с разбега навалилась на дверь своими собственными, как оказалось, далеко не хрупкими.       Но даже выбитая дверь оказалась не самым интересным из того, что произошло в комнате с неуместным цветом интерьера.       Кэлен, Никки и Кара, ставшие свидетелями окончания поединка Ричарда и Томаса, одновременно испытали одно и то же желание: не разбираясь в происходящем, просто немедленно остановить это. Причина такой реакции была проста: кончик меча Исповедника застыл на уровне груди Ричарда, а руки второго свободно висели вдоль его боков, и выглядело это так, будто он смирился с поражением. Его оружие и вовсе было вне зоны видимости.       Кара собиралась остановить это действо наиболее традиционным для морд-сит способом, но Кэлен, не раздумывая ни секунды, схватила ее за плечо и заставила стоять на месте, не зная, за кого она переживала больше в случае столкновения с ней: за Ричарда или за Томаса? Впрочем, ей не хотелось проверять это опытным путем.       Тогда Никки взяла инициативу в свои руки, а между ее пальцев засветился огонек магии.       Победоносная атака Томаса закончилась тем, что, боковым зрением уловив силуэт несущейся на них магической искры пламени, противники одновременно обернулись, чтобы столкнуться лицом к лицу с «общим врагом». Огонек стремительно приближался, и его цель лежала прямо между двумя мужчинами. Не сговариваясь, они оба кинулись врассыпную: Томас, не забыв про меч, перемахнул через одно из кресел и приземлился ровно за ним, прикрытый от гнева колдуньи его широкой и высокой спинкой, а Ричард отскочил в сторону окна прямо из центра средних размеров комнаты, проигнорировав настойчивое желание найти меч и просто отразить им огонь. В конце концов, это был верный способ совершить самоубийство, да и еще и с оплавленным мечом в руке.       Миновав то место, в котором искра должна была встретиться с противниками, она направилась прямо в стену над роскошным камином и слилась с ней, оставляя за собой огромный черный след.       — Никки! — в один голос закричали Ричард, Кэлен и Томас. Лишь Кара одобрительно кивала — подобные демонстрации были в ее вкусе.       — Настоящий огонь? — почти прошипела Мать-Исповедница, критически оглядывая прожженную дыру в стене и представляя, как на это посмотрели бы другие люди. — Я думала, ты соизволишь использовать что-то не опаснее иллюзии.       — Они ведь успели отклониться, разве нет? — колдунья пожала плечами.       — Огонь, даже в еще больших количествах, явно не повредил бы этой комнате, — развязным тоном заявил Исповедник, и Ричард даже согласился с ним одним коротким, но выразительным кивком.       Кэлен, все же настроенная крайне серьезно, почувствовала, что разговор шел не в ту сторону: Кара собиралась выразить явную поддержку методам Никки, Ричард собирался похвалить ее меткость, а она сама, кажется, была не против отпустить пару колкостей в сторону юноши.       Более того, Кара смотрела на Исповедника с явным недоверием, которое, впрочем, было гораздо более безопасным, нежели заменявшая ее ранее ненависть; Ричард и Томас вовсе не смотрели на Кэлен, каждый — по своим причинам; колдунья старательно избегала взгляда Искателя и вовсе не горела желанием говорить с ним.       Удивительное стечение обстоятельств, что они оказались здесь именно в таком составе.       — Ричард, что вы здесь устроили? — теперь Кэлен звучала рассудительно и довольно безэмоционально, как она того и хотела.       — Мы просто поговорили, — лорд Рал пожал плечами, а Томас кивнул, полностью подтверждая его слова. Никки и Кара переглянулись. Морд-сит даже присвистнула, колдунья же в фыркнула в привычной ей манере.       — Схватка на мечах — теперь аналог разговора? — процедила бывшая Сестра Тьмы, которая, по наблюдениям Кэлен, все это время очень переживала за Томаса, хотя и не показывала этого. Мать-Исповедница прекрасно могла понять ее поведение.       — Не злись. С позволения лорда Рала, — Томас сделал паузу и подошел к Сестре Тьмы, беря ее под локоть. К удивлению Кэлен, от этого действия больше напряглась стоявшая рядом Кара, а Никки — скорее наоборот, — я бы хотел теперь поговорить с тобой.       Ричард кивнул без каких-либо сомнений, и тогда Исповедник и колдунья развернулись, проходя через наполовину разрушенный ею же дверной проем.       Уже практически покинув помещение, Томас обернулся, и их с Ричардом взгляды пересеклись на какую-то секунду, но даже за этот короткий момент Кэлен удалось прочитать в глазах юноши вопрос, а в глазах ее мужа — неизвестный ей ответ на него.       — Я тоже предпочту уйти отсюда, — Ричард положил руку на спину Кэлен, мягко подталкивая ее к выходу. — Остальное предоставим слугам.       Исповедница восприняла его идею с энтузиазмом.       — Вернемся в покои? Мне нездоровится, — попросила его Кэлен, даже не смотря в его глаза. Ричард кивнул, но так ничего и не сказал. Теперь он вновь испытал прилив стыда, понимая, что в ее нынешнем состоянии была его непосредственная вина.       Он должен был защищать ее, а не ранить, но не справился даже с этой задачей.       В покоях было теплее, чем во всей остальной части дворца. Ричард снял плащ и не слишком-то аккуратно опустил его на кресло, наблюдая за тем, как Кэлен скидывает туфли и устало, даже немного неловко забирается на постель, откидываясь на множество взбитых подушек — явную работу усердных служанок.       Их разговор начался здесь, в этой комнате, и здесь же он должен был закончиться.       Он подошел к постели и сел рядом, кладя ноги Кэлен к себе на колени. Она слегка улыбнулась, давая ему уверенность, что так он мог немного унять боль в них.       — Прости за мою реакцию, — виновато и очень тихо, она обратилась к нему. — Я не должна была оставлять тебя одного, особенно сейчас.       Она наощупь нашла его руку, не смея оторвать взгляд от его лица, и внезапно твердо сжала ее. Показать ему, как сильно она сожалела — одна из немногих вещей, на которую у нее все еще оставались силы. Но Ричард искренне не понимал, за что она могла извиняться.       — Даже не думай об этом, — он сжал ее ладонь в ответ и покачал головой. — Ты имела право, наконец, сосредоточиться на своих переживаниях, а не на моих.       — Но это не так, — она, как и всегда, усмирила его жесткий тон своим нежным участием. Ричард знал, что она никогда не позволит ему принижать себя. — Я знаю, ты был зол, и мне очень жаль, что я не была рядом с тобой. Да, мне было тяжело принять это, но тебе было еще тяжелее хранить этот секрет столько времени. Я не виню тебя во лжи, потому что знаю, чем ты руководствовался.       Слово «ложь» противно кололо слух. Он ненавидел его всеми силами души, и еще более он ненавидел лишь то, что оно жило в их с Кэлен отношениях уже долгое время. Но теперь — нет. Больше нет. Пусть и не без усилий, но им удалось перешагнуть через него.       — Солгав тебе, я взял на себя ответственность за все последствия. Ты не должна извиняться за свою реакцию. Я понимаю, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. Кэлен улыбнулась с таким сожалением, которое заставило сердце Ричарда сжаться.       — Так что все же происходило, когда мы втроем ворвались в комнату? — продолжила разговор Кэлен, своим голосом прорезая тонкую завесу тишины. — Вы выясняли отношения?       Она аккуратно покрутила стопами, пошевелила пальцами и немного поморщилась, отметив для себя, что ее ноги были все так же против любых движений. Это подтолкнуло Ричарда к действиям.       — Нет, это было нечто вроде соревнования, — Ричард мягко провел пальцами вверх по ее лодыжке, приподнимая подол белого платья до колен. Теперь, сверху-вниз, его пальцы начали мягко массировать ее ноги. Она закрыла глаза от удовольствия; будь Кэлен кошкой, она бы уже замурлыкала, Ричард был в этом уверен. — Победитель имел право задать любой интересующий его вопрос, а проигравший был обязан честно ответить на него.       — Тогда мне интересно, что означали ваши гляделки перед его уходом? — она слегка сощурила глаза. Ну точно как кошка. А Ричард предпочел не удивляться ее внимательности.       — Я проиграл и дал ему понять, что отвечу на любой его вопрос. Когда он того пожелает.       — Хочется верить, что замысловатость задумки оправдала себя. И многое ты... узнал? — она говорила сонно, очень расслабленно. Когда она раскрыла глаза, он увидел, насколько расфокусированным был ее взгляд. Она и правда устала.       — Достаточно, чтобы понять, что я ничего не понимаю. И чтобы убедиться, что ты была права все это время.       Глаза Кэлен распахнулись от неожиданности. Она жаждала узнать, что именно он имел ввиду, и тем более — причем здесь она.       — Даже после всего произошедшего, ты оставалась лояльной к нему. Ты никогда не позволяла причинить ему вред. И ты остановила меня, когда я был готов разрубить его на части. Что двигало тобой?       — Я не знаю, Ричард, — она села более прямо, подложив подушки под спину. — Возможно, это нечто вроде... инстинкта. Я прощала его каждый раз, что бы он ни совершал, хотя и проклинала себя за это.       Ричард внутренне сжался. Ему показалось, что в нем что-то умирало, медленно и мучительно, убиваемое им самим. Это происходило уже давно, но никто другой не был повинен в этом больше, чем он сам.       Ему сделалось дурно.       — Я не понимал это, и сейчас не способен понять, потому что не чувствую того же, что и ты. Все это время я ненавидел его, Кэлен, и, когда я узнал правду, я был готов выбивать из Никки признание в том, что она лгала. Я просто... не могу.       Он резко замолчал, пытаясь скрыть, как задрожал его голос в самом конце.       Ричард чувствовал себя бессильным, запутавшимся и потерянным. Он обхватил лицо руками, с каждой секундой чувствуя, как он утопал в своих сомнениях все глубже и глубже.       Кэлен увидела это и свесила ноги, садясь на край постели, бок о бок с ним, и Ричард удивился тому, как быстро отступила ее слабость.       Но в этом не было ничего удивительного, ведь она очень тонко ощущала, в какие моменты надо было отбросить все остальное ради другого человека. И сейчас она делала именно это.       — Что ты чувствуешь? — тихо спросила она, кладя руку на его спину. Она ласково и участливо потерлась щекой о его плечо, и он знал, что она не сводила глаз с его лица. Но он просто не мог ответить на ее взгляд.       Ему потребовалось время, чтобы осознать природу своих ощущений, но она вовсе не торопила.       — Ненависть, — сквозь зубы ответил он, так зловеще тихо, что любой другой на месте Кэлен отшатнулся бы. Но она была рядом. Всегда была. — Боль. Злость.       — На кого ты злишься? — она будто не замечала ничего из того, что происходило с ним, а ее пальцы продолжали гладить его спину.       — На него, — выпалил он, даже не задумавшись, хотя и понимал, что это было далеко не все. — И на себя тоже.       Она придвинулась еще ближе, хотя, казалось бы, это было невозможно. Кэлен мягко положила руку на его подбородок и все же заставила посмотреть на нее.       Ее глаза были влажными.       — За что ты злишься на себя, Ричард?       Как же тяжело было признаться в этом, а тем более — сказать в слух.       — За то, что я ненавижу собственного сына, — он грустно усмехнулся, но Кэлен не поддержала его. — И из-за того, что не понимаю, за какой наш проступок в будущем он мог бы начать ненавидеть нас, — он помедлил, — за какой мой проступок.       В конце концов, по щеке Кэлен скатилась слеза, абсолютно одинокая.       — Это вовсе не твоя вина.       Имела ли она ввиду внушение Имперского Ордена? Или перекладывала ответственность на себя? Ричард не знал.       Когда-то она сказала ему, что мечтала забыть о том, что такое слезы. Но раз за разом, вновь и вновь ей приходилось заново учиться плакать рядом с ним. Впервые он был готов, спустя много лет после смерти его матери, сделать то же самое. Но слез не было.       Не так давно он похоронил собственного отца, а теперь, кажется, что-то погибало в нем самом. И все же, именно слез, закономерного показателя горя, не было.       — Ты не ненавидишь его, — Кэлен приблизила свое лицо к его, прижимаясь щекой к его колючей скуле. Именно той щекой, по которой пару секунд назад пробежала слеза. — Я знаю, ты не способен на это. В тебе говорит разочарование.       — Кэлен... — он не хотел слышать, как она оправдывала их обоих. Он не хотел оправданий, потому что не верил им. Единственное, в чем он не сомневался — в боли, курсировавшей по его венам, верному показателю того, что он все еще контролировал себя и свое тело. Он больше не мог думать ни о чем другом. Он не мог чувствовать ничего другого.       — Даже после всего, ты согласился со мной и с Никки и не позволил морд-сит прикоснуться к нему, — мягко напомнила она ему, слегка разворачиваясь в его сторону и целуя уголок его рта. Даже когда ее рука обвила его шею, он не откликнулся. — И даже когда мы поссорились, ты не пошел к нему, потому что ты не испытывал ненависти. Ты был просто разочарован, — с нажимом повторила она.       Он покачал головой, из-за чего Кэлен невольно пришлось отстраниться.       — Даже сейчас, когда я вполне осознаю, что он действовал под внушением, я не чувствую никаких изменений. Не чувствую того, что должен чувствовать любой нормальный отец, — он не осмелился произнести громкое слово «любовь» вслух, и у него не хватило сил даже на простую «привязанность». Мужчина наконец посмотрел в глаза жены, и они оба застыли, безмолвные.       Молчанию было суждено затянуться, но пути обратно уже не было. Кэлен все еще была настроена решительно, и именно сейчас каждое их слово обретало невероятное, невиданное ранее значение. И именно сейчас им было просто нечего разрушать.       Кэлен взяла его за руку, лежавшую на его колене, и положила на свой живот. Привычный жест, но Ричард был слишком далеко, чтобы полностью осознать его. Он едва отдавал себе отчет в том, что маленькое создание, которое его жена носила под сердцем, только что ударило крошечной ногой прямо в его ладонь, почувствовав знакомое тепло отцовских прикосновений.       Его мозг отказывался принимать это сейчас, когда внешний мир слился с мертвенной пустотой внутри него. Он чувствовал необходимость остаться наедине с самим собой, на время оградиться от тех, кто значил для него так много.       Но Ричард все еще не хотел делать ей больно. А он знал, что ей будет больно, точно так же больно, как и ему, когда он попытается уйти, попытается разобраться со своими чувствами в одиночестве.       — Я больше не оставлю тебя, — прошептала она, прижимаясь к нему и целуя его в шею.       Он был готов поклясться, что она в очередной раз прочитала его мысли.       Его свободная рука опустилась на ее густые черные волосы, и кончики его пальцев начали гладить ее по голове. Она зарылась лицом в сгиб его шеи, и теперь его руки, обнимавшие ее, наконец ощутили тепло ее тела.       — Я не верю ни единому твоему слову, когда ты говоришь, что ненавидишь его. — Кэлен накрыла его руку, лежавшую на ее животе, — потому что это не так. Ты любил нашего сына еще до того, как узнал о его существовании. Ты уже любил его, когда мчался в Народный Дворец, думая, что нам обоим может угрожать опасность. Когда боялся отпускать меня в Эйдиндрил, к которому приближается война; когда днями и ночами пытался найти лазейку в пророчестве, предвещавшем его смерть. И ты все еще любишь его, пусть и не можешь, или не хочешь, понять это, — она говорила тихо, но уверенно, выражая все ее стремление переубедить его, заставить понять.       Их ребенок беспокойно толкался, теперь он не только почувствовал это, но и осознал, когда импульсы с кончиков его пальцев поднялись и достигли его сознания.       Кэлен на миг прикрыла глаза и пропустила вдох, стараясь не выдать, что ей стало не просто неприятно, но больно от этих действий. Буйность их малыша значила только одно: сейчас его мать не просто волновалась, но очень сильно волновалась.       «Просто гениальный вывод, Ричард», — едко подметил голос в его голове, напоминая, что благодаря нему это волнение стало постоянным ее спутником.       Пальцы его свободной руки нашли ее подбородок, и он наклонился к ней, мягко целуя ее. Он заставил себя думать только о ней и о том, как он хотел, чтобы она не пыталась разделить его мучения. Чтобы, наконец, подумала о себе.       Он провел рукой по ее щеке, зарылся в густые вьющиеся волосы, но Кэлен внезапно оборвала поцелуй, отстранившись от него и приложив свой указательный палец к его губам.       — Я знаю, что ты делаешь, — она упрямо взглянула в его глаза, — даже не пытайся отвлечь меня.       — Что? — с сомнением, даже удивленно промолвил он.       — Я не буду спокойна, пока ты не примешь то, что на самом деле чувствуешь, и не перестанешь обманывать самого себя.       — Но разве так легко принять... это? — раньше он говорил обо всем случившемся со злостью, теперь — бессильно и разочарованно. Ему даже не нужно было уточнять, о каких именно событиях он говорил. Каждое из них отдавалось острой болью в его сердце, как свежая и кровоточащая рана. Он не представлял, откуда в Кэлен была сила забыть обо всех бедах, обо всей боли и непонимании.       — Я не понимаю, как можно одновременно любить всем сердцем и в то же время ненавидеть одного и того же человека.       Кэлен мягко взглянула на него из-под пушистых ресниц. Он невольно замер, в очередной раз лишенный способности сопротивляться ей.       — Вспомни девятое правило волшебника, Ричард.       Искателю не пришлось даже напрягать свою память, чтобы вспомнить то, чему его обучал его дед. Все правила волшебника нашли надежное укрытие в его памяти, укрытие, которое бережно охраняло их от безжалостного влияния времени.       — Противоречие в действительности существовать не может. Ни частично, ни полностью.       Она кивнула, удовлетворенная его ответом. Он и раньше прекрасно понимал, что значили эти слова мудрости, которым минули тысячи лет, но сейчас ему открылся их новый, личный смысл.       Любовь и ненависть и были этими противоречиями, которые запутали его чувства.       Теперь они оба молчали. Кэлен все так же сидела рядом, но теперь ее мирное лицо было показателем установившегося внутри нее равновесия и осознания выполненного долга. По ее выровнявшемуся дыханию он понял, что ее начинало клонить в сон. Он мягко опустил ее голову себе на плечо, не намереваясь отдаляться от нее даже на йоту.       Ричард был благодарен ей, как никогда.