***
— Неплохо, но ты слишком открыт, — комментировал Бен. — Он прав, — кивнул Ричард, убирая меч в ножны. Томас последовал его примеру, ощущая, как солнце все более яростно било по его обнаженным плечам, и понимая, что приближался полдень. Дальше тренироваться у них просто не хватило бы выдержки. Да и много ли было в этом смысла? Исповедник уже безмолвно водил глазами из стороны в сторону, прикидывая, где и в какой тени было бы лучше всего укрыться. — Лорд Рал, вы так уверены, что я говорил это вашему сопернику? — ухмыльнулся капитан Первой Когорты, на что Ричард ответил самоуверенным смешком. — Не пытайся подначивать меня, Бен. Я хотел сказать ему то же самое, — Лорд Рал ушел с открытого солнца и скрылся в тени неподалеку от входа во двор, сев на лавочку рядом с другим д’харианцем и прислонившись спиной к благословенной холодной стене. Капитан был все еще облачен в свой тяжелый черный доспех, а его друг, как и сам Томас, уже был без рубашки. Исповедник даже не представлял, как Бенджамин еще не сварился заживо в своей броне. — Лучшая защита — это нападение, — пожал плечами Томас. — Верно, но только если ты достаточно быстр. Если ты ослабел хотя бы на малость, то растеряешь все свое преимущество, — ответил ему лорд Рал. Томас машинально кивнул и даже сам удивился этому. В последнее время их отношения с Искателем были уже не такими напряженными, и между ироничными замечаниями можно было различить даже вполне миролюбивые шутки. Он предпочел не анализировать эти изменения, а вместо этого просто принять то, что с ним происходило. Должно быть, это было правильно. В конце концов, Исповедник тоже скрылся в тени, намереваясь для начала перевести дух. Рядом с Карой, которая все это время обходила двор по кругу, периодически присоединяясь к тренировке, вдруг материализовалась Никки. Обе женщины решили не пересматривать свои вкусы в одежде, и Никки оставалась в своем длинном черном платье, по которому нещадно било солнце, а Кара — в буром кожаном облачении, но обе не выказывали ни малейшего неудобства. Томас заметил колдунью первым из трех мужчин, потому что она пришла во двор для того, чтобы найти именно его. Исповедник быстро подмигнул ей и, пожав руки лорду Ралу и капитану Первой Когорты на прощание и не забыв отвесить церемонный поклон госпоже Каре, он быстро скрылся за воротами вместе с Никки. Бен и Ричард быстро переглянулись, безо всякого удивления. Бен лишь хмыкнул, и его губы расплылись в ухмылке. — Вы, Ралы, падки на властных и самостоятельных женщин, — внезапно для Ричарда заключил капитан. Искатель, который в этот момент пил воду из бурдюка, едва не поперхнулся. — Тебе ли об этом говорить? — ответил он ему, как вдруг поймал на себе мимолетный, но очень острый взгляд единственной морд-сит, которая сейчас была с ними. После этого она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не слышала их обоих. У Ричарда чуть не отвалилась челюсть, когда он понял, что Кара не собиралась посылать его на все четыре стороны, а его друг не стал отнекиваться.***
Кэлен едва могла сосредоточиться на документах, лежавших перед ней. Приказы, прошения, петиции — теперь любое слово на «п» было для нее абсолютно едино и серо. В какой-то момент, когда она еще пыталась заниматься бумажной работой, она поймала себя на том, что обмахивается одним из документов, пытаясь хотя бы немного охладиться. В этот самый момент она просто мечтала оказаться в воде, но не в ванной и даже не в холодной реке, огибавшей Эйдиндрил. Перед ее мысленным взором стояла безупречная голубая гладь озера, и, что было бы совсем уж идеально, она была подернута рябью, вызванной легким ветерком, который не навещал город вот уже несколько дней кряду. Не стерпев, Кэлен вскочила со стула, проходя босиком по каменному полу и оказываясь рядом с прикроватной тумбочкой, непосредственно около своей цели — кувшина с водой, а заодно и рядом с балконом, по которому сейчас нещадно били солнечные лучи, но с которого шел какой никакой, но приток свежего воздуха. Она плеснула воду на и без того влажную тряпочку, которая верно служила ей во время жары, и протерла лицо. Самосознание начало медленно возвращаться к ней, когда она решила, что придется довольствоваться тем, что было прямо под рукой, и поэтому позвала служанку и попросила наполнить ванную. Она могла лишь надеяться, что вода будет хотя бы немного прохладной. Возвращаясь к своему рабочему месту, Кэлен расстегнула пару верхних пуговиц на широкой хлопковой рубашке и слегка приспустила ее с плеч, не слишком смущенная присутствием молодой девушки, которая занималась выполнением ее просьбы. — Как хорошо, что сегодня нет заседаний, — прошептала она самой себе, неосознанно и даже ласково водя пальцами по отвороту на рукаве. Вообще-то, эта рубашка принадлежала вовсе не ей, а Ричарду, но это ничуть не мешало Кэлен присваивать ее себе каждый раз, когда ей не хотелось долго думать над нарядом, а в планах на день значилась только работа в ее кабинете (который теперь переместился в ее спальню вместе со всеми бумагами, чернильницами и перьями). Кроме того, в последнее время именно рубашки ее мужа стали тем немногим — кроме, разумеется, специально сшитых для нее платьев, — что подходило ей по размеру и не стесняло движений. Спустя какое-то время Кэлен переместилась на постель, забрав с собой отдельную кипу документов, а именно отчет, который ей предстояло прочитать перед тем, как принять его и составить свой ответ. Она старалась закончить с этим как можно быстрее, не теряя сути дела, чтобы поскорее оказаться в ванной, и именно из-за своей увлеченности она едва не пропустила возвращение Ричарда. Кэлен окинула его взглядом поверх страницы, которую она читала еще секунду назад, и увидела, как он вешает перевязь с мечом на спинку стула. Ничего необычного — чаще, конечно, он первым делом приветствовал свою жену поцелуем, но и такой порядок действий был приемлем. Если бы не одно «но»: на нем не было рубашки. Она уставилась на его голый торс, на котором блестели капельки пота, и не смогла вымолвить ни единого слова. Ее грызло любопытство. И ревность. Она решила, что прохладная вода может подождать, пока она не выяснит, как он оказался здесь в таком виде. Кэлен медленно отложила бумаги в сторону, вперив свои глаза в Ричарда, который уже успел сходить до ванной комнаты и стереть с себя пот влажным полотенцем. От сапог он тоже избавился, и теперь, как и она, ходил по полу босиком. — Добрые Духи, я не думал, что на севере Срединных Земель может быть так жарко. Кстати, если ты собиралась в ванную, я был бы не против составить тебе компанию. Вода выглядит очень заманчиво, — он беззаботно ухмыльнулся и присел на край кровати, ближе к Кэлен, но будто не замечая ее пристального взгляда. «Сейчас тебе будет еще жарче», — мысленно погрозила она ему, но вслух произнесла нечто совершенно другое: — Где твоя рубашка? — поинтересовалась она. Ричард одарил ее многозначительным взглядом, который, как ни странно, зацепился за расстегнутый ею верх его рубашки. Кэлен постаралась сохранить серьезное выражение лица. — Если мы думаем не об одном и том же, то, наверное, я оставил ее во внутреннем дворе, — после небольшого промедления ответил он, почувствовав что-то неладное. — Знаешь, фехтовать в такую жару — дело непростое. И, надо признать, Томас довольно хорош. — Ты хочешь сказать, что шел так через весь дворец? — в другой ситуации она бы обязательно ответила на его последнее предложение улыбкой, но сейчас Кэлен не знала, удивляться ли ей или возмущаться, поэтому выбрала гармоничное среднее значение. — Не волнуйся, я не попался на глаза ни одному из наших драгоценных лордов и леди. Мы прошли через крыло для прислуги. Так, к тому же, было быстрее, а мне очень хотелось вернуться к тебе как можно скорее. Он наклонился к ней с вполне очевидной целью, но ему хватило одного лишь взгляда на ее лицо, чтобы понять, что все было не так уж и просто. — Через крыло для прислуги, значит… Да там ведь одни девушки! — И взрослые замужние женщины. Ну же, Кэлен! — Так-то ты пытаешься меня успокоить, Ричард Рал? Ричард посмотрел на нее серьезным взглядом. Но таким он был лишь на секунду. Уже через мгновение он громко рассмеялся, очевидно, невероятно развеселенный ее реакцией. Он даже не видел смысла спорить, когда она называла его полным именем — это была та самая ступень ее гнева, на которой все аргументы теряли свою силу. — Да, Кэлен, молоденькие служанки так и липли ко мне, чтобы утешить, — он вновь слегка наклонился к ней, но даже не дошел до ранее выставленных ею границ. — Особенно видя, как я несчастлив в браке и как моя жена, гордая и неприступная Мать-Исповедница, меня недооценивает. И, что и вовсе попирает все нормы морали, она отбирает у меня мою же одежду. Она не успела даже пискнуть, когда его пальцы молниеносно расстегнули следующую на очереди пуговицу, находившуюся немногим выше ее живота. Рубашка была готова окончательно покинуть ее плечи, но Кэлен не собиралась так просто проигрывать. Прежде чем та слетела с нее, она сомкнула ее края на своей обнаженной груди и гордо вздернула нос. Ричард тоже не любил проигрывать, поэтому не отчаялся после неудачной попытки. Прежде чем она успела среагировать, он опрокинул ее на спину, и она легла прямо на бумаги, которые до этого читала. Они издали жалобный звук, сминаемые ее телом. Кэлен прокляла свою неповоротливость, когда одно его колено уперлось между ее бедер, и обеими руками он завел ее руки ей за голову — вовсе не грубо, но твердо. И намертво. Ему выдался шанс, в конце концов, поцеловать ее, но Кэлен продолжала гнуть свою линию: она попыталась подтянуть к себе ноги и отпихнуть его коленями, но с одной ногой, зажатой между его бедер, это было не так действенно. Поэтому она выразила свой протест немного иначе и укусила его за нижнюю губу, опять же, вовсе не больно, но крепко и на несколько секунд. Когда Ричард получил возможность отстраниться от нее, она увидела, как он сузил глаза, разглядывая ее решительное лицо. Она с тщательно скрываемым удовольствием глянула на его губы, припухшие от ее поцелуя и отмечая, что теперь его семейный статус был очевиден для любой девушки. — Ох, зря ты улыбаешься, — протянул он. Кэлен кожей ощутила, что месть его близилась, и, признаться, ей было любопытно, что он мог предпринять против нее. Он свел ее руки вместе и перехватил оба запястья одной рукой, но при этом его хватка ослабла совсем незначительно. Свободной рукой он потянулся к пуговицам ее рубашки и отточенными движениями расстегнул все оставшиеся. Кэлен заставляла себя дышать, следя за его действиями. Но, видит Создатель, как же ей было любопытно. Его пальцы пробежались по гладкой белой коже под ее грудью, и тогда она почувствовала неладное. И была права. Он начал щекотать ее прямо над ребрами. Кэлен дернулась. — Ричард! — вскрикнула она. Он воспользовался ее беспомощностью и припал губами к ее шее, вполне осознавая, что, если он хотел сегодня поцеловать ее, то, должно быть, ему следовало начать подбирать другие места. Даже если бы сейчас Кэлен попыталась надеть Маску-Исповедницы, у нее бы ничего не получилось: она уже давилась смехом и проклятиями. Кара упрямо стояла под дверями в покои Матери-Исповедницы, не желая покидать свой пост, как бы на том ни настаивал ее лорд Рал. Бен знал, насколько упрямой она могла быть, особенно когда речь шла о ее обязанностях. Эта блондинка была негласным лидером морд-сит в том числе и из-за непреклонности в деле защиты своего Магистра, а для морд-сит это было важнейшим качеством. Бен стал капитаном Первой Когорты по той же причине, но иногда и он вспоминал, что такое отдых, особенно когда на этом настаивал сам лорд Рал. И сейчас, глядя на нее, он понимал, что был бы не против напомнить об этом и ей. Бен едва не вздрогнул от неожиданности, когда услышал за дверью вскрик Матери-Исповедницы, которому предшествовал взрыв ее же смеха. Кара, которая до этого момента стояла показательно ровно, вытянувшись в струнку, внезапно развернулась на каблуках и встала лицом к двери. Морд-сит показалась Бену невероятно забавной, когда он понял, что она была в замешательстве. — Что это там происходит? Таких звуков я от них еще не слышала, — она вопрошающе уставилась на дверь, а д’харианец, у которого больше не было сил сдерживаться, рассмеялся низким гортанным смехом. — Кажется, я догадываюсь. Но, как бы ты этого ни хотела, давай не будем проверять это, потому что у меня есть идея получше. Кара одарила его косым взглядом, все еще концентрируя все свое внимание на двери в покои, но, в конце концов, игриво произнесла: — Какая же? — Последовать их примеру? Магистр Рал сказал, что, если мы сегодня не возьмем выходной от наших обязанностей по его защите, он самолично сместит нас с постов и отправит охранять книжное хранилище в Народном Дворце. — Лорд Рал постоянно озвучивает самые разные сумасбродные идеи, так что об этом и речи быть не может, — пылко урезонила она его, давая понять, что она не намеревалась покинуть свой пост. Но Бен уже все решил. Глава Первой Когорты перекинул лидера морд-сит через плечо так легко, будто она была весом с перышко, и направился прочь от покоев лорда Рала и Матери-Исповедницы под аккомпанемент хихиканья других морд-сит, рассредоточившихся по этому коридору. Кара, которая никогда не терпела к себе подобного обращения, еще во время его попытки поднять ее ощутимо саданула его коленом, а затем, уже вися на его плече, брыкнулась так, что, будь Бенджамин менее физически подготовленным к подобным стычкам с этой морд-сит, он бы потерял равновесие и повалился на спину. Он почувствовал, как напряглась ее рука, в которой она все это время удерживала цепочку от эйджила, но и это не напугало его. Ему уже приходилось испытывать на себе действие этого оружия, когда в Народном Дворце разразился конфликт между меньшинством сторонников убитого Даркена Рала и теми, кто поддерживал Ричарда, и тогда ему хорошенько досталось от одной морд-сит — Констанции. Капитан Первой Когорты был более чем уверен: такой боли ему больше не доведется испытать. Но, к его удивлению, вместо того, чтобы научить его вежливости в свойственной морд-сит манере и хотя бы оставить ему «воспитательный» синяк, Кара позволила эйджилу и дальше болтаться на цепочке. — Если еще кто-нибудь увидит это, я спущу с тебя шкуру, Бенджамин Мейфферт, — прошипела она, и тогда Бен окончательно утвердился в мысли, что сейчас она испытывала своеобразный момент слабости. Он был намерен воспользоваться им в полной мере. И все же, он не смог сдержать свой чистосердечный порыв поддеть ее. — Теряешь хватку, Госпожа Кара. Спустя полминуты жесточайшей щекотки в столь чувствительном месте Кэлен пришлось вновь выкрикнуть имя своего мужа, чтобы получить хотя бы миг свободы. — Хочешь что-то сказать? — спросил он, отдаляясь от ее шеи, — может быть, извиниться? Кэлен выдержала драматическую паузу, прежде чем ответить… — Твоя щетина колется. … и разрушить все его мечты о добровольной капитуляции. — Ну, если так… — он попытался пощекотать ее шею, но теперь Кэлен даже не мотнула головой, как это сделал бы любой, чтобы попытаться закрыться от его ловких пальцев. Она мужественно стерпела это, и, хотя Ричард и оказался непревзойденным экспертом в вопросе щекотки, эта его попытка провалилась. — Так просто ты со мной не справишься, — ее бахвальство выглядело невероятно милым, когда она лежала на спине с заведенными за голову руками, удерживаемая буквально пятью его пальцами. — Я училась самоконтролю у лучших. Она вспомнила то время, когда она уже почти восстановилась после болезни, и то, как он учил ее стрелять из лука, точно так же используя различные… уловки, чтобы отвлечь ее. Поначалу было сложно, но вскоре она научилась абстрагироваться от любых раздражителей. — Да, — он спустился немного ниже и поцеловал впадинку между ее ключицами, — а я совершил ошибку, научив тебя. Кэлен фыркнула, но уже не вырывалась, когда он отпустил ее запястья, чтобы проложить дорожку из поцелуев вверх по ее животу. Щекотать живот в любом случае было бы перебором, и он знал об этом, но обделить его вниманием просто не мог. Она не собиралась скрывать, что этот подход был ей больше по душе, и Ричард заметил это: — Вижу, мои методы все же действуют. Все познается в сравнении, м? Кэлен лишь закатила глаза, но решила подождать и узнать, что будет дальше. А дальше решил выразить свое мнение их ребенок, который именно сейчас, будто в ответ на действия своих безрассудных родителей, решил показать свое недовольство слабым, будто сонным движением, которое все же не могло укрыться от взора Ричарда. — Извини за беспокойство, — Кэлен приподнялась на локтях и прикрыла рот рукой в неудачной попытке скрыть свою улыбку, вызванную одним видом Ричарда, разговаривавшего с ее животом. — Клянусь, малыш, я вовсе не собирался тебя будить. — Конечно, конечно, — поддразнила она его. — Кэлен, не мешай. Ты не видишь, что у нас сугубо мужской разговор? Кэлен вновь опустилась на спину, вздыхая с напускным раздражением. Она повернула голову в сторону, но все еще следила за действиями Ричарда краем глаза. — Твоя мама иногда бывает очень упрямой. Впрочем, ты, наверное, и без меня замечал это, — серьезный тон его голоса, так резко контрастировавший с его словами, заставил ее улыбнуться. — О да, она прирожденный боец, особенно когда это касается стычек с твоим папой. Но, знаешь, и с ней можно сладить. Сейчас я расскажу, как, а ты бери на заметку. Все, что нужно — это… — Ричард помедлил, проводя кончиками пальцев по ее не зажатому между его ног бедру. Начав на внешней стороне, он перешел на внутреннюю и на миг коснулся ее тыльной стороной ладони, — атаковать, когда она этого не ожидает. Кэлен едва не задохнулась от возмущения, когда он, перескочив с одного бедра на другое, вновь защекотал ее, но теперь щекотка вызвала отклик по всему ее телу. Она вновь не могла перестать смеяться. Теперь, когда Ричард сместился ниже и больше не сжимал ее ногу, у нее появилось пространство, чтобы отвести бедро немного в сторону и уйти из-под его давления. С этой же целью она разогнула ногу в колене, но, сделав это, подставила себя еще больше. Ричард воспользовался ее ошибкой дважды. Во-первых, теперь он мог эффективно щекотать ее под коленом. А во-вторых, стоило ей расширить пространство между своих бедер, как он не преминул задействовать его в собственных целях и начал целовать ее бедро, начиная с его внутренней стороны, немного выше колена. Он продолжил свой путь, поднимаясь сантиметр за сантиметром, и по всему ее телу побежала дрожь, когда, казалось, ее тело начало аккумулировать весь окружавший их жар летнего воздуха. Кэлен, почувствовавшая, как напряглись мышцы внизу ее живота, выкрикнула его имя, и далеко не один раз, прежде чем он, наконец, прислушался к ней. — Добрые Духи, Ричард, прекрати, — засмеялась она, игнорируя обуявшее ее напряжение, и схватила первую попавшуюся ей в руки вещь (а ей оказалась подушка), чтобы метнуть ее в него. В реакции ему не откажешь, поэтому он без труда увернулся, а Кэлен едва не зарычала от досады. Следующей в ход пошла самая толстая пачка бумаг, которую ей только удалось нащупать рядом с собой. — Прекратить что? — невинно осведомился он, вновь избегая летящего предмета. — Щекотать меня, конечно! — выпалила она, осознавая, что она, должно быть, никогда раньше не кричала его имя с такой громкостью и тем более не задыхалась от смеха, почти катаясь по постели. Ее успокаивало, что такой ее мог видеть только Ричард. — И использовать нашего ребенка в корыстных целях — тоже. — Если тебя не устраивает только это… — в его глазах плясал хитрый огонек. Кэлен, не дожидаясь продолжения начатой им фразы, как можно более изящно приняла сидячее положение (а это становилось с каждым днем все сложнее и сложнее, не говоря уже об изяществе) и одарила его томным, обольстительным взглядом. У нее в голове созрел план мщения. — Знаешь, я не имею ничего против твоего предложения насчет ванной, — соблазнительно прошептала Кэлен, приблизив губы к уху Ричарда, но сознательно умолчала об одном «но», о котором ему пока было не обязательно знать. Ричард, хоть и не до конца поверивший в ее незлопамятность, все же не заставил уговаривать себя. Кэлен поднялась с постели и, взяв его за руку, повела в ближайшую соседнюю комнату, едва ли не половину которой занимала белая, под цвет мраморных стен, ванная, настолько широкая, что в ней могли поместиться бок о бок два человека. Не дожидаясь, пока Ричард перехватит инициативу, она усадила его на край ванной и встала между его ног. Кончиками пальцев она подняла его подбородок и склонилась к нему, порывисто и жадно припадая к его губам и позволяя его рукам скользнуть под ее рубашку, намеренно оставленную расстегнутой. Сейчас Ричард был настолько увлечен, что даже не заметил, как Кэлен заставила его сесть, оставляя за его спиной всю длину ванной. И даже когда она опустила руки на его голые плечи, обводя пальцами линии мощных мышц, он был слишком расслаблен, чтобы подумать о том, что она собиралась сделать. Кэлен воспользовалась его уязвимостью и, как только он совсем немного отстранился от нее, она, подловив момент, толкнула его, Ричарда, никак не ожидавшего этого, в воду. Импульс был настолько велик, что из ванной едва не вылилась треть воды, не говоря уже о том, что большая часть брызг осталась на ее рубашке. Кэлен, не сдерживаясь, захохотала, наблюдая за тем, как Ричард сел, откидывая мокрые волосы со лба. — Помню, ты сегодня говорил что-то про неожиданные атаки… Как тебе вода? — невинно спросила она, проходя вдоль ванной поближе к Ричарду и медленно застегивая на себе большинство пуговиц. — Уже теплая, — буркнул Ричард. Он искусно имитировал сердитый вид. — Как жаль, — Кэлен опустилась на колени рядом с ним, складывая руки на бортике ванной. Мышцы на ее лице дрогнули, когда она все же смогла удержаться от победной ухмылки. Их лица были на одном уровне друг напротив друга, так что он при всем желании не смог бы пропустить это. — Не будь ты беременна, я бы отомстил. — Месть за месть? Это несправедливо. Ричард покачал головой, явно не согласный. Кэлен представляла себе, как перед его глазами пробегала вереница таких желанных для него картин: вот он обхватывает ее талию обеими руками и перекидывает через бортик, и она тоже оказывается в воде; вот намокает его рубашка на ней и он ее снимает. Но этот раунд остался за ней. Он придвинулся поближе к Кэлен, благо тонкая и изящная конструкция ванной позволяла сделать расстояние между ними совсем незначительным, и его лицо оказалось в опасной близости от ее лица. Она чувствовала его горячее дыхание на своих губах, и ее сердце невольно ускорило свой ритм. — Ладно. Теперь, когда мы сровняли счет, ты мне позволишь, наконец, поцеловать тебя на моих условиях? — Сначала я должна проверить, какие у тебя условия, — хитро улыбнулась она, — но даже после этого — вряд ли. Я все еще злюсь на тебя. — М-м, правда? — он отвел прядь волос за ее аккуратное ухо, будто ненароком проводя пальцем по его краю. Его прикосновение было довольно освежающим, особенно учитывая то, на его пальцах все еще были капли воды, пусть и теплые, — так вымести на мне всю свою злость. Словно в знак принятия его предложения, Кэлен, не прекращая их зрительного контакта, коснулась его шеи и начала свое неспешное путешествие вниз. На миг она даже ощутила, как его пульс, очень быстрый, неровный, отдавался под его загорелой кожей. Она спустилась немного ниже, скользя пальцами по знакомой линии его ключиц. Она подалась вперед и прикоснулась к ее выступу своими влажными приоткрытыми губами. Сместившись в сторону плеча, она пару раз мягко прикусила его кожу. Обычно Ричард скудно выражал удовольствие, но по тому, как он ненадолго задержал дыхание, Кэлен поняла, что ее действия были ему приятны. — Если ты еще раз устроишь мне испытание щекоткой, клянусь, это будет ощущаться больнее, Ричард Рал. Искатель решил, что сейчас с ней было слишком опасно спорить, поскольку его полное имя прозвучало уже дважды, а потому соизволил улыбнуться в знак того, что он воспринял ее угрозу всерьез. Кэлен, полностью осознавшая свою сегодняшнюю победу, позволила себе торжественную ухмылку.***
— Давно хотел показать тебе это место, — первым делом сказал Томас, когда они с Никки поднялись на одну из самых высоких башен комплекса Дворца Исповедниц. Всего башен было семь или восемь, и все располагались на равном отдалении от центральной части дворца, по форме напоминавшей цилиндр. Большинство из башен использовалось в защитных целях, и даже сейчас, на таком расстоянии, на трех самых близко расположенных из них можно было разглядеть дозорных: они вышагивали по кругу по затененной террасе. Никки однажды сказала ему, что просто так попасть на любую из башен было невозможно, но, как он самолично проверил, это было совсем не так. Он дерзко подверг сомнению ее вывод, когда сунулся сюда в одну из своих бессонных ночей и не встретил при этом ни одного патруля, даже ни одного гвардейца. Узкая винтовая лестница, обшарпанные каменные стены, десяток минут подъема и, как результат, на Эйдиндрил открывался просто завораживающий вид. Томас был уверен, что здесь-то Никки не придерется ровным счетом ни к чему. Колдунья хоть и дышала довольно тяжело после долгого подъема, сейчас с удовольствием закачивая в свои легкие свежий воздух, но ни за что не упомянула бы вслух, что башня, с ее спертостью и духотой, вовсе не пришлась ей по вкусу. Человек, которого в Имперском Ордене благоговейным шепотом называли «Госпожой Смерть», никогда не стал бы признавать свою слабость таким образом. Никки сделала несколько шагов по скрытой от солнца террасе и прислонилась к парапету, скрещивая руки на его краю и заводя ногу за ногу. Она пока не вымолвила ни единого слова, и Томас с нетерпением ждал, когда она попытается как-нибудь ужалить его, чтобы потом разрушить все созданное впечатление одной случайной полуулыбкой. Обычно это выражалось в слабом подрагивании губ, но Исповедник знал — с ее стороны это могло бы считаться комплиментом. — Ну же, перестань делать вид, что на жаре у тебя пересохло горло, и скажи что-нибудь, — Томас расплылся в довольной улыбке, становясь бок о бок с ней. Пейзаж, раскинувшийся перед ними, был действительно великолепен: была видна каждая улица древнего Эйдиндрила, каждое здание с его особенной, уникальной в своем роде архитектурой. Сразу становилось понятно, по каким законам циркулировала жизнь в городе: в центре — главная площадь, на которой находились все административные здания, которые несколько утратили свои функции со времени постройки Дворца Исповедниц; радиально от нее отходили широкие улицы, которые пересекались с другими, идущими по окружности вокруг площади. И только ближе к окраинам эта строгая структура немного нарушалась, и где-то районы представляли собой неаккуратные прямоугольники или фигуры, вовсе не имевшие в себе ни малейшего геометрического смысла. На северо-западе высились чудовищного размера скальные массивы и буквально вросший в камень Замок Волшебника, отделенный от всего остального Эйдиндрила пропастью, над которой перекинулся широкий и длинный мост. Замок не мог не приковывать к себе внимание своей отчужденностью и мрачной гордостью. Когда Томас впервые увидел его в предрассветных сумерках, в которых ему заново открылась столица Срединных Земель, ему показалось, что в мире не было рукотворного сооружения, выглядевшего столь зловеще и в то же время источавшего такое могущество. На востоке виднелась громада другого моста, соединявшего столицу Срединных Земель с остальным миром, а ближе к южной оконечности города лежал тот самый район, выжженный дотла во время эпидемии. Томас, хоть и не мог увидеть подобное с такого расстояния, знал, что за ним лежал слишком хорошо знакомый ему курган. Но сейчас ему меньше всего хотелось думать о нем. — Красиво, — признала она, но без энтузиазма. Он не ожидал услышать большего, объясняя себе это двумя словами: это Никки. Бурно реагировать было не в ее привычках, если речь не шла о жизненно важных вопросах, хотя и в этом случае она предпочитала холодный и трезвый взгляд на вещи. И все же, Томас не мог позволить себе просто взять и промолчать. Не мог, и все тут. — Да, вид довольной посредственный, будем честны. Помнится, в д’харианской темнице мне доводилось видеть вещи поинтереснее, — бойким тоном начал он, и Никки одарила его взглядом, который явно просил его замолчать. Но было слишком поздно. — Учитывая каменные пейзажи, столь дорогие д’харианцам, и полное отсутствие естественного освещения, виды там были гораздо более самобытными, нежели здесь, хоть и немного скудными. И, знаешь, когда я встретился лицом к лицу с моим доселе невидимым соседом, — вернее, одним из них, — я мигом забыл о всякой скуке, а окружение преобразилось просто невероятным образом. Вот ты когда-нибудь играла в гляделки с крысой, м? Трудно изобрести вещь более увлекательную. Никки закатила глаза, и уголки ее губ все же приподнялись, смягчая черты ее лица. Эта женщина была обладательницей неземной красоты, которую вряд ли могли посулить и Создатель, и Владетель, пусть даже они работали бы над ее сотворением на пару, но ее иллюзия быстро погибала, стоило незнакомцу заглянуть ей в глаза. Большую часть времени ее взгляд был способен заморозить или обратить в камень. Но, к счастью, это не касалось Томаса, довольно быстро ставшего исключением. — Ни на одной карте Нового и Древнего Мира вместе взятых не найдешь место, где достигает своего предела твое остроумие, — фыркнула она, но ее голос быстро вернулся к более спокойному состоянию. — К твоему сведению, я тоже хорошо знакома с теми пейзажами. И этот, бесспорно, нравится мне гораздо больше. Правда. Ее взгляд будто попал под действие окружавшего их зноя, и Томас наблюдал за тем, как он становился все более и более теплым. Ему нравилось видеть, как по стенам, которые Никки выстроила вокруг себя за долгие столетия своей жизни, начинали ползти трещины, когда он был рядом. Она становилась другой. Настоящей. И точно так же ему нравилось чувствовать, как рушились его собственный стены, позволяя ему быть откровенным с ней, доверять ей. Единственное, о чем она не знала — вернее, единственной, о ком она не знала, — была Лора, его персональный призрак, и именно поэтому Томас чувствовал себя так, будто он разрывался между сном и реальностью. Беловолосая девушка навещала его каждую ночь, и иногда это были кошмары, путавшие его сознание, а иногда это были воспоминания. Не такие яркие, как в ту грозовую ночь, но все же воспоминания. А в реальности была Никки. С холодными голубыми глазами, ехидными замечаниями и черными платьями разных фасонов. Но, должно быть, он успел слишком привыкнуть к этому — настолько, что ему не хотелось забывать эти глаза, переставать выслушивать ее замечания и замалчивать уколы в сторону глубины выреза на этих самых платьях. Пожалуй, если бы между ними все могло оставаться неизменным, он мог бы быть счастлив, ведь эта самая реальность рядом с ней казалась единственно верной. Стоя у парапета, Томас и Никки тихо говорили о том о сем, плавно переходя с одной темы на другую и, по сути, не говоря ровным счетом ни о чем. Колдунья невольно начинала чувствовать себя юной послушницей, когда оказывалась рядом с этим Исповедником. Да, благодаря векам, прожитым во Дворце Пророков, она выглядела лишь немногим старше Томаса, но в ее душе не было того, чем жил он. Иногда ей казалось, что ее тело стало пристанищем вечной пустоты или самих чертогов Владетеля. Так было всю ее сознательную жизнь. Так было уже тогда, когда она в последний раз видела своего отца живым и когда она отправлялась в Танимуру, чтобы стать Сестрой Света. Так было, пока во Дворце Пророков не появился Ричард. Никки искоса поглядывала на Томаса, стоявшего сбоку от нее. Она была рада, что прямо сейчас его увлекла какая-то деталь в пейзаже, и он не мог заметить, как внимательно она наблюдала за ним. Она была рада, потому что в противном случае он бы, усмехнувшись, спросил ее, что ее так сильно заинтересовало. И ей пришлось бы врать, потому что она не хотела говорить, что в каждом его движении видела призраки других людей. Колдунья скользнула взглядом по волнистым, смолянисто-черным волосам, которые он унаследовал от матери, темным бровям и длинным ресницам, сейчас затенявшим его пронзительные серые глаза — дар его отца. Когда он усмехнулся, все же поймав на себе ее взгляд, Никки и в этом увидела что-то хорошо знакомое: то была усмешка с вечным нагловатым оттенком, которую редко позволял себе Ричард, но которую так искренне обожал Гарольд Амнелл. Даже притом, что Никки не была подругой старшего Амнелла, она смогла бы отличить эту усмешку от любой другой. Томас был потрясающей комбинацией многих людей, с которыми она оказалась связана волею судьбы, и она была потрясена, понимая, что сейчас, с ним, была она, а не кто-либо еще. Она была тем, кому он больше всего доверял и кого он полюбил, но не просто как друга. И это заставляло ее сердце биться медленно и болезненно, потому что он не мог быть с ней. Он не мог принадлежать ей, потому что он предназначался кому-то другому там, откуда пришел. И Никки прекрасно понимала, что это не могла быть она. Когда Исповедник, окончательно переключивший все внимание на свою спутницу, приблизился к ней, он приподнял ее подбородок большим и указательным пальцами и задал самый безобидный вопрос из всех, что только можно было придумать: — Что заставило тебя задуматься настолько, что ты забыла фыркнуть спустя целых пятнадцать минут нахождения здесь? — А что? Ты успел соскучиться по моему фырканью? — усмехнулась она, но как-то совсем не весело. Томас заметил это — что было вовсе неудивительно со всей его фамильной проницательностью. — Никки, я серьезно. Что-то случилось? — он коснулся пальцами ее щеки, и Никки все так же не нашла в себе сил отстраниться. Она винила себя за это, но не могла отказать себе и в этой малости, особенно учитывая то, что она собиралась сказать. Что она была обязана сказать. — Нам надо кое-что обсудить. — Сейчас? Здесь? — он явно не горел желанием нарушать очарование момента серьезным разговором, но Никки не могла больше затягивать это ни на один лишний день. Совесть, спавшая в ней беспробудным сном многие годы, сейчас проснулась, свернулась мерзким комом внутри нее, и извивалась, словно десятки змей, заставляя ее идти вперед, на сей раз игнорируя свои собственные желания. — Да. Я должна сказать тебе, что тот поцелуй был ошибкой. После того, как она призналась в этом без малейшей заминки, воцарилось молчание, и впервые за все это время башню навестил прохладный ветер. Его поток ненадолго прервал тишину, но не смог окончательно заглушить ее. — Ты, кажется, не считала так, когда сама стала его инициатором, — заметил он, отстраняясь всего на полшага. Никки постаралась напустить на лицо всю решительность, всю твердость, что только могла. Она должна была убедить его. — Я была опустошена, а ты сам пришел ко мне. Я всего лишь хотела заполнить эту пустоту, — прохладным тоном ответила она, и теперь сама отошла от него. У нее было желание скрестить руки на груди, но они оба знали: этот жест был слишком явным показателем слабости. — Даже не пытайся доказать мне, что ты просто воспользовалась мной, — в его голосе смешались суровость и неверие, твердость и мягкость. Он даже нашел в себе силы усмехнуться. Она видела, что он не хотел верить ей. — Так не целуют тех, кто ничего не значит. — Это был мимолетный порыв, ничего больше. Нам нужна была помощь друг от друга, и мы ее получили. — И это ты называешь «помощью»? — сердито возразил он. Его глаза метали молнии. — То, что между нами — потребность в помощи? Сейчас Никки больше всего хотела зажмурить глаза, избавить себя от его взгляда, такого пронзительного и холодного. Но она должна была проявить твердость. — Между нами не может быть ничего большего, Томас, — тихо, но уверенно сказала она, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы он понял ее предельно четко. Но в этом не было необходимости. Он не запятнал свою гордость ни одним лишним словом, но не смог скрыть свое поникшее лицо. Никки сжала руку в кулак, пряча ее за спиной, понимая, что прямо сейчас вокруг нее должна была усилиться магическая аура, и она могла лишь надеяться, что он не видел ее так же отчетливо, как обычно видел Ричард. Томас отошел от нее еще на пару шагов. Его лицо перестало выражать какие-либо эмоции, застыло в безразличной маске, слишком хорошо знакомой Никки. Слишком часто она видела ее на лице Кэлен. — Если таково твое желание. Он резюмировал свое согласие очень коротко, но даже в этих четырех словах прозвучало нечто настолько холодное, словно в башню внезапно заглянул ветер с самих ледников. Она задушила стон, когда он, обойдя ее и едва не задев плечом, скрылся в дверном проеме, ведущем на винтовую лестницу. Колдунья старалась успокоить себя, повторяя как мантру: «его место не здесь. Не рядом с тобой». Она убеждала себя, что не могла привязать его к себе, потому что ему было необходимо вернуться в свое время, на свое место. Никки не могла быть частью этого плана. Он должен жить будущим, а не прошлым, и она не могла позволить себе привязаться к нему, как бы тяжело это ни было. Ее магия заставляла воздух вибрировать в нескольких сантиметрах над ее кожей, а плечи подрагивали, выдавая всю немощность ее тела по сравнению со скрываемой в нем силой. Когда звук его шагов стих, Никки, наконец, выпустила стон, так и рвавшийся из ее груди, но вовремя сцепила зубы. Окружающий ее воздух издавал низкий, угрожающий гул. Никки позволила мощи ее магии вырваться в виде кулака из сгустка воздуха, который настиг высоко в небе лишь мертвенную пустоту. Его было тяжело увидеть, невозможно услышать, но, если бы она направила этот кулак в другого человека, он бы почувствовал его очень отчетливо и со всей болью. Это было похоже на состояние Никки. Воздух вокруг нее все еще вибрировал, когда она села, прислонившись спиной к парапету, и обхватила голову руками. Ее все еще сотрясала собственная неконтролируемая ярость, питавшаяся бессилием. Она не могла позволить ему привязаться к ней, и потому обрубила первую же нить, крепко связавшую их друг с другом; но она так и не смогла решиться и отпустить тот ее конец, который держала в собственных руках.