I can feel the heat rising Everything is on fire Today's a painful reminder of why We can only get brighter The further you put it behind ya And right now I'm on the inside Lookin out, cause Standing in the flames It's a beautiful kind of pain Setting fire to yesterday, Find the light, find the light, find the light
Ричард не мог поверить в то, что произошло. Он все еще сидел на коленях подле бездыханного тела Бердины, неосознанно сжимая в ладони ее кожаную перчатку. Он не мог поверить как в то, что ее руки и правда были мертвенно холодными, так и в то, что через секунду она не откроет глаза и не спросит его, как он мог купиться на столь дешевый розыгрыш. Томас, сидевший по его правую руку, не смел шевельнуться. Он только что пережил одни из самых трудных минут в своей жизни, но не выглядел так, словно был обеспокоен этим. Он, как и Ричард, не мог выйти из оцепенения. Ее кожа была белой, как мел, и отдавала синевой; бурый кожаный костюм — даже не красный! — разорван на груди и залит темной, застывшей кровью, а глаза были давно закрыты. Все то время, что Мерисса удерживала Искателя и Исповедника, морд-сит медленно дрейфовала в объятия смерти, и, благодаря Ричарду, не чувствовала при этом боли. Она будто провалилась в отупляющий сознание сон, и этому сну было суждено затянуться на многие века. — Когда она перестала дышать? — Я был сосредоточен на том, что Мерисса делала с тобой, но, судя по всему, прошло лишь несколько минут. Несколько минут. Ричард чувствовал, как внутри него вскипал гнев — неконтролируемый, отчаянный. Он был готов кричать от этой вопиющей вселенской несправедливости. Если бы они освободились раньше, темноволосая морд-сит все еще была бы жива. Сердце Искателя истекало кровью, когда он думал о том, что сейчас происходило в Эйдиндриле, но еще больнее ему было от мысли, что он мог оставить своего верного друга во тьме Подземного Мира и не попытаться вернуть ее. Он не мог смириться, не мог просто позволить себе уйти, расплатившись за это годами сожалений. Конечно, будь Бердина жива, она бы порвала себе голосовые связки, крича на него и заставляя его уйти отсюда, чтобы защитить Мать-Исповедницу. Она бы твердила, что это великая честь — умереть, защищая лорда Рала и его сына. Но каждый раз, каждый раз, когда очередная морд-сит клялась ему, что хочет умереть на поле боя, он мысленно давал себе обещание, что каждая из этих несносных женщин умрет в своей постели, окруженная толпой внуков. И он, Владетель его побери, сдержит это обещание. — Мне нужна твоя помощь, — взгляд Ричарда задержался на лице Томаса лишь на долю секунды, чтобы привлечь его внимание. Исповедник отреагировал молниеносно. — В чем бы она ни заключалась, я сделаю это. — Хорошо. Направь в ее тело поток Магии Ущерба и сделай так, чтобы твои силы подчинились мне. Томас не выказал никакого удивления, а вместо этого переместился ближе к голове морд-сит, чтобы сделать то, о чем его попросил другой чародей. Он положил обе ладони поверх ее смертельной раны, и Искатель увидел, как вокруг него начала пульсировать аура высвобожденной магии. Ричард же обхватил негнущуюся кисть Бердины обеими ладонями и сделал то же самое, но, если Томас всего лишь выступал источником силы, то Ричард был тем, кто ее направлял. Это было удивительно, управлять настолько мощным потоком энергии, и в то же время чувствовать, как эта первозданная мощь позволяет обуздать себя. Когда в его власти было столь много магии разрушения, Ричарду было необходимо контролировать себя, чтобы не нанести телу морд-сит еще больше повреждений. Он плотно сомкнул веки и сжал челюсти от напряжения, используя всю совместную мощь их магии, чтобы убрать кровь из ее легких как можно быстрее и чтобы ее душа успела вернуться в здоровое тело. Сейчас ему казалось, что все то, что он восстановил до появления Мериссы, было просто каплей в море. Если бы не поддержка Томаса, не было бы ни единого шанса, что план Ричарда сработает. У Бердины не было бы ни единого шанса, потому что в одиночку Ричард потратил бы на это не меньше часа. Медленно, секунда за секундой он уничтожал все то, что мешало лечению. Он не знал, как много времени прошло, но не только из-за того, что это было обычным явлением во время лечения, а еще и потому, что заживление ран на теле мертвого человека было подобно разговору с замерзшей глыбой в ледяной пустыне, ибо каждую секунду он ощущал вокруг себя лишь холод и пустоту. Раньше, когда ему приходилось лечить Бердину, он мог проникать в ее мысли, чувства, эмоции. Он умел чувствовать ее боль и разделять ее. Сейчас он не слышал ни единой мысли. Наконец, спустя минуту невероятных усилий, ее тело было готово к лечению. — Теперь надо заняться легкими, пока не слишком поздно, — проговорил Ричард, не выходя из задумчивости, сотканной из полотна его дара. — Уверен, мы восстановим ее тело, но как ты планируешь вернуть в него ее душу? Когда Ричард не ответил ему, Томас одарил его лишь коротким взглядом, который дал понять, что его обещание все еще было в силе, и объяснения вовсе не были обязательны. Магическая аура Томаса все еще пульсировала, но теперь это была магия созидания, и она заживляла ее рану. Несмотря на то, что лорд Рал провел практически всю свою жизнь среди морд-сит, он не мог сказать, как им удавалось так просто играть с завесой Подземного Мира, спасая умерших людей дыханием жизни. Он видел, как они делали это — видел несчетное количество раз, но сам никогда не пытался — даже после того, как сосредоточил в своих руках всю власть. Несмотря на все его тщетные попытки выкинуть это из памяти, слишком отчетливо запечатлелись в его разуме картины тех ужасных времен, когда он сам балансировал на краю жизни, будучи пленником Денны по приказу собственного отца. Но сейчас он вспомнил, пусть и не без содрогания. Потому что это было необходимо. Он наклонился к Бердине и приоткрыл ее рот. Зажав ее нос, он коснулся ее приоткрытых губ своими и вдохнул воздух в ее легкие. После одного долгого вдоха ничего не изменилось. Слушая то, как воздух тихо выходит из ее легких, Ричард изо всех сил старался взять себя в руки и убедить, что это еще не был провал. Он обменялся взглядом с Томасом, который все это время был лишь безмолвным наблюдателем, и увидел, как тот понимающе кивает. Даже слишком понимающе, будто он уже видел подобное и знал, что за этим следует. Уголок губ Исповедника дернулся в неуверенном подобии обнадеживающей улыбки, которую он позволил себе впервые за все то время, что он знал Искателя. Отчаяние разжало свои тиски вокруг легких Ричарда. Он вновь склонился к ней, повторил те же действия, но теперь более уверенно, впустив в ее легкие больше воздуха. Когда Ричард откинулся на пятки, он прибегнул к самому, по его мнению, бессмысленному действию: он впервые обратился к неподвластным ему силам, моля их, чтобы они отпустили ее душу и позволили ей вернуться к ним. Если эти силы и правда когда-то защищали людей, за что были прозваны «добрыми духами», то сейчас наступило подходящее время, чтобы вспомнить об этом. Ричард не был в отчаянии. Не был… Третья попытка. Третья порция воздуха. Второе обращение к добрым духам. Ричард был пуст изнутри, как будто весь воздух, что в нем когда-либо был, теперь принадлежал миру смерти. Он дышал чернотой и горечью. Томас медленно поднялся, даже не отряхивая штанин. Он неотрывно смотрел на морд-сит, как будто боялся, что упустит тот момент, когда она откроет глаза. — Солнце сядет через несколько часов. Надо найти лошадей и возвращаться в Эйдиндрил, — тихо обратился к нему Искатель. Исповедник кивнул и медленно развернулся, на ходу подзывая к себе исповеданного им солдата. Сам Ричард не мог заставить себя встать до того, как он попрощается с ней. Он отодвинул выбившуюся темную прядку с ее лба и в последний раз окинул взглядом столь хорошо знакомое лицо, которое теперь казалось застывшим в неизменном спокойном и возвышенном выражении. Ричард знал, что в смерти не было ничего возвышенного. Поэтому перед его глазами навсегда останется ее лицо, наполненное свойственными ей игривостью и радостью, столь отличавшими ее от остальных морд-сит, а вовсе не застывшее навсегда выражение вселенской скорби. И именно тогда, когда он уже начал подниматься с колен, проиграв схватку с самой смертью, жизнь вернулась в ее тело с тихим стоном. Морд-сит медленно открыла глаза, и выглядело это так, словно она всего лишь задремала на пару минут. Первый глубокий вдох — и ее здоровая грудная клетка поднялась, расправляя легкие. Ее кожа начинала медленно приобретала здоровый оттенок. Бердина выглядела так, словно только что очнулась от глубоко потрясшего ее кошмара. Не слишком осознанно, она прикоснулась к своей груди свободной от перчатки ладонью. Засохшая кровь, порванный кожаный костюм, но ничего больше. Ничего. Ричард не мог ни пошевелиться, ни вымолвить ни единого слова. В его глазах стояли слезы. — Кажется, я не просто выключилась, а? — она вяло улыбнулась, глядя в лицо ее лорду Ралу, на котором сейчас можно было увидеть все оттенки облегчения и радости. Он не счел нужным отвечать, а вместо этого крепко обнял ее. Морд-сит не показала ни единого признака того, что ей было больно, а вместо этого крепко обняла его в ответ. Искатель не имел ни малейшего понятия, кто нуждался в этом больше. — Теперь-то признаете, что я ваша любимица? — хитро спросила она. — Только не говори остальным, — Ричард был настолько счастлив видеть ее живой, что не стал отказывать в такой малости. — Не могу ничего обещать. Через десяток минут Томас вернулся с лошадьми, но не с тремя — с пятью, и в сопровождении у него был не один лишь имперец, а еще один солдат — д’харианец. Тот, издалека завидев лорда Рала, немедленно отсалютовал ему. Томас же, увидев Бердину вполне живой и стоящей на ногах, не смог удержаться от широкой, даже немного ошалелой улыбки. Морд-сит ответила на нее гордой ухмылкой и вздернутым носом. Не каждую морд-сит возвращает к жизни сам лорд Рал. И не каждая морд-сит получает смертельную рану, защищая его сына.***
— Он приближается, — Кара немного нахмурилась, прислушиваясь к своим чувствам. — Довольно быстро. — Хорошо, — в голосе Матери-Исповедницы, стоявшей рядом, слышалось облегчение, несмотря на то, что обычно способности д’харианцев, которые всегда знали, где был их лорд Рал, несколько пугали ее. Сейчас она даже завидовала им. Из Замка, лавируя между идущими туда толпами людей, шел Зедд. Учитывая его рост, было довольно сложно не заметить его приближение. Кэлен уже знала, зачем он искал ее: очевидно, он хотел, чтобы она ушла в Замок, дабы не подвергать себя опасности. Одновременно с Зеддом появился и Бенджамин, но капитан Когорты шел с совершенно другой стороны — он только что был в городе, чтобы выслушать рапорт о том, что происходит у его южных подступов. И капитан, и волшебник Первого Ранга одновременно раскрыли рот, чтобы затем одновременно посмотреть друг на друга и синхронно замолчать. Сложную ситуацию разрешил жест Зедда, который кивнул Бенджамину. — У южных ворот собраны все наши силы, но имперцев гораздо больше. Пока что мы сдерживаем их, но, когда лорд Рал подойдет к Эйдиндрилу, он не сможет миновать ворота. У нас не так много времени, чтобы оттеснить войска и освободить ему путь. — С самого начала у нас хватает сил только на то, чтобы сдержать их, — лицо Матери-Исповедницы превратилось в камень, когда она вступила в диалог. Прямо сейчас она не могла позволить себе ни единой эмоции. — За спиной имперцев не меньше пятидесяти футов широкого моста, который полностью занят их людьми, и мы не сможем оттеснить их при всем желании. — И каков наш выход — пустить войска в город? — капитан скрестил могучие руки на груди. — Как иначе мы можем освободить ворота? Джегань послал двухтысячное войско, в то время как в нашем распоряжении в пять раз меньше солдат. — Один д’харианский солдат стоит десяти таких, как те орущие куски мяса, которых сюда послал Джегань, — презрительно фыркнула Кара. — Да, и именно поэтому я не хочу терять их всех, отправляя в безнадежное сражение, — отрезала Мать-Исповедница ледяным тоном. — Капитан, как только Ричард окажется достаточно близко, начинайте отступление и рассеивайте солдат по улицам города. В отличие от них, вы знаете Эйдиндрил, так воспользуйтесь этим преимуществом и покажите им наше гостеприимство. А когда все закончится, отступайте к Замку. И сохраните столько солдат, сколько позволит удача. — Как прикажете, Мать-Исповедница. Коротко отсалютовав, он направился к своей лошади, чтобы отправиться к войскам и начать выполнять указания Матери-Исповедницы. Судя по тому, какое серьезное и суровое выражение приняло лицо д’харианца, они вовсе не обрадовали его. Уже когда он вскочил в седло, Кэлен в последний раз окликнула его: — Бен! — теперь в ее голосе послышалась небольшая частица эмоций. Ее последний приказ не должен был звучать слишком официально. — Защищайте Эйдиндрил так, словно он — и ваш дом. Капитан вновь отсалютовал, на сей раз — вовсе не коротким и дежурным жестом. Даже с расстояния разделявших их десяти метров она увидела, как дрогнул уголок его губ. Это уже было так, и потеря Эйдиндрила вместе с Дворцом Исповедниц расценивалась капитаном не менее болезненно, чем потеря самого Народного Дворца. Теперь настала очередь Зедда. Когда он начал говорить, Кэлен заметила, что толпа, поперек которой он пробирался к ней, стала гораздо реже. — Почти все жители уже в замке, так что и тебе пора уходить отсюда, Кэлен, — обратился к ней Зедд, беззастенчиво возвышавшийся прямо перед ней. В детстве Первый Волшебник настолько пугал ее своим внушительным ростом, что она не могла и подумать, что когда-нибудь будет перечить ему. Но та маленькая девочка могла лишь представлять, как когда-нибудь наденет белое платье и станет Матерью-Исповедницей. Нынешняя Кэлен была слишком далека от этой девочки. — Я должна остаться еще ненадолго. — Не вознамерилась ли ты ждать Ричарда здесь все оставшееся время? — Возможно. В воротах замка, почти в тридцати футах от Кэлен, возникла облаченная в черное фигура Никки. Колдунья, тонко почувствовавшая, что происходит, скрестила руки на груди и широким шагом направилась к остальной компании. Зедд упер руки в костлявые бока и поглядел на Мать-Исповедницу самым суровым из всех возможных взглядов. Кэлен стойко перенесла его взгляд, но приближавшаяся фурия-Никки все сильнее и сильнее смещала перевес в сторону Зедда. — Кэлен, почему я должен объяснять тебе, что это опасно — оставаться в городе, полном солдат, да еще и в твоем положении? Ты думаешь, что, встреть ты Ричарда у этого моста, когда он вернется, он не снесет нам всем головы в первый же удобный момент? Подошедшая Никки собиралась присоединиться к гневной тираде, но Зедд, кажется, опередил ее мысли, и даже колдунье было нечего добавить. Она лишь ограничилась тем, что одарила собравшуюся компанию ледяным взором. Кэлен вздохнула. — Просто дай мне немного времени, Зедд. Я не безрассудна и не безответственна, поэтому уйду, когда наступит момент. А пока я не могу отсиживаться за стенами Замка, зная, что Ричард где-то за теми воротами в сопровождении всего лишь нескольких человек. — Ты не поможешь ему, подвергая себя неоправданному риску. — Неоправданным риском было бы прямо сейчас вскочить в седло и попытаться самостоятельно изничтожить всю эту армию, — ответила Кэлен, с трудом сохраняя самообладание. Тугой комок беспокойства за ее мужа и сына сжался настолько сильно, что она едва могла думать о чем-то другом. — Если Мать-Исповедница этого хочет, мы не оставим ее в одиночестве, — поддержала ее Кара, и четыре другие морд-сит согласно закивали. Они хотели дождаться возвращения Магистра Рала ничуть не меньше, чем его жена, хотя и старались не показывать это. — Тогда и я останусь, — неожиданно заявила Никки, становясь бок о бок с Кэлен и прислоняясь спиной к высокому каменному парапету. — Если понадобится, я выступлю в роли последнего оплота благоразумия. Теперь у старого волшебника не было другого выбора, кроме как уступить этой компании. — Бедный мой внук и правнук, — проворчал он напоследок, явно имея ввиду то, как трудно им справляться с таким количеством своенравных женщин.***
Последний час пятеро всадников мчались галопом, чтобы добраться до Эйдиндрила, и вот, теперь, когда шпили Дворца Исповедниц прорезали пылающее закатом небо прямо перед ними, они впервые замедлились, чтобы оценить ситуацию. От южного моста их отделяла жалкая половина мили, но практически все это расстояние занимала открытая местность, которая уже не могла скрыть их присутствие от армии Джеганя. Все его солдаты столпились на мосту, и все меньше оставалось на равнине. Но Ричард знал, что это смещение сил не предвещало ничего хорошего — скорее наоборот. Прямо сейчас перед ним стояла самая страшная картина из всех, что ему доводилось лицезреть: даже с такого расстояния он видел, как отступали его собственные солдаты, позволяя толпе войск Джеганя бурным потоком влиться в мертвые улицы города. Эйдиндрил, который мог бы выдержать многомесячную осаду, если бы его ворота были закрыты для неприятеля, сейчас был захвачен, потому что ворота не могли быть закрыты в отсутствие лорда Рала. Если бы не он, сейчас весь город был бы в безопасности. Кэлен была бы в безопасности, а Томас сохранил бы необходимое его разуму стерильное поле. Если бы он просто остался во Дворце Исповедниц именно сегодня… Ярость ослепила его. Не говоря ни слова никому из тех, кто сопровождал его, он выслал коня галопом и понесся вперед, к подступам в город. Он собирался сделать так, чтобы большая часть этих солдат осталась погребенной под каменными обломками на самом дне ущелья и чтобы в город больше не зашел никто, кто мог представлять потенциальную опасность. Его меч уже давно был в его руке, оставшиеся спутники — позади, но не слишком далеко, а подковы его коня уже отбивали бешеный ритм по мосту, до которого он добрался за жалких несколько минут. В его сознании острие меча стало продолжением его собственной руки, а люди вокруг — жалкими, медленными и неповоротливыми деревянными мишенями. Все время принадлежало ему, пока его мысли являли собой яростный поток концентрированной ненависти и страха. На мосту были лишь пехотинцы, которые не представляли для Ричарда особенной угрозы — по крайней мере, не в том состоянии, в котором он был. Практически с магической точностью его самый обыкновенный, далеко не магический меч находил незащищенные места в броне противника, и его точечные удары, нанесенные на скорости бешеного галопа, эффективно расчищали ему дорогу к главным воротам. Он не стремился убить каждого на своем пути, вовсе нет — его целью было всего лишь добраться до другого конца моста, а люди, бросавшиеся под ноги его вороного с целью задеть — просто помехами на его пути. Ему оставалось преодолеть лишь несколько футов, и вот — мост был позади, как и много сотен солдат Ордена, не сумевших остановить его. Бердина, Томас и двое других спутников пронеслись мимо внезапно остановившегося Ричарда, поначалу не поняв, что именно произошло. Когда остановились и Томас с Бердиной, а д’харианец и имперец прямо за ними вступили в ожесточенный бой на стороне защитников Эйдиндрила, занявших позиции у самого разветвления главной улицы на более мелкие городские артерии, Рал понял, что время настало. Он вернул меч в ножны. — Лорд Рал, что вы творите? — вот так просто, без обиняков закричала Бердина, пока ее кобыла брыкалась, отбиваясь от имперцев, как от надоедливых мух. Морд-сит была о них ничуть не более высокого мнения, а потому, в перерывах между своими рваными выкриками, наносила короткие и смертоносные удары эйджилом. — Уезжайте! — только и закричал он, видя, что за их спинами, ловко расчищая себе дорогу мечом, появился капитан Мейфферт. — Капитан, сопроводите их во дворец! — Нет! — возопили одновременно и морд-сит, и Исповедник, а Бенджамин, только что освободивший свой меч из грудной клетки одного из нападавших на него мужчин, выкрикнул: — Что ты задумал?! Нам всем необходимо вернуться туда! Ричард не стал отвечать, зная, что это было лишь бесполезной тратой времени, которого и без того было не слишком много. Он был обязан действовать. Он был обязан остановить эту армию, пока она вся не промаршировала по улицам Эйдиндрила. Он спешился, понимая, что верхом он был просто не способен проделать то, что планировал, без лишнего риска для своей жизни. Вороной жеребец, теперь свободный от всадника, начал нервно гарцевать на месте, словно призывая Ричарда вернуться в седло и унести отсюда ноги, да поскорее. Но Искатель был непреклонен. Все то, что происходило сейчас, было его виной. И именно он должен был остановить этот нескончаемый поток, затапливавший столицу Срединных Земель. По всему его телу курсировала магия, подобная потоку чистейшей природной энергии, требовавшей освобождения. Ричард отчаянно хотел поддаться, стереть границы между ним и окружающим миром, но это было слишком просто. Прежде чем броситься в магический омут с головой, он был обязан выждать секунду и сделать так, чтобы его маневр не стал самоубийственным. Вдруг, сквозь обволакивающий туман он почувствовал, как слева от него встал другой человек. Его сын. Это осознание одновременно и напугало его, и воодушевило. Он воздел руки к небу и возвел вокруг них обоих непроницаемый кокон, через который не смог бы пробиться ни единый клинок. Он видел подобную магию множество раз, и поэтому сейчас заклинание получилось у него само собой, интуитивно. Исповедник последовал его примеру, вплетая в заклинание свою собственную магию, и, когда Ричард передал всю его мощь в руки юноши, оно полностью подчинялось ему одному. Нечто подобное происходило, когда они лечили Бердину, но тогда вся власть принадлежала Искателю. Сейчас все было наоборот. Томас едва не потерял равновесие, когда выставленный им щит впервые попытался пробить один из имперцев, вложив все силы в свой замах. Когда клинок соприкоснулся с барьером, незадачливый солдат получил абсолютно обратное действие: барьер оттолкнул его с силой, прямо пропорциональной той, которая была направлена против него. Он отлетел на несколько метров, и этого оказалось достаточно, чтобы Бердина убила его одним точным ударом эйджила в основание черепа. Ричард почувствовал, как его силы, освободившиеся благодаря вмешательству другого боевого чародея, вновь начали свой танец внутри его сознания. Он буквально мог видеть, как магическая аура вокруг его тела переливалась и блестела устрашающим светом. Он собирался высвободить ее мощь, понимая, что сейчас он нуждался в ней как никогда. Кэлен нуждалась в ней. Их сын нуждался в ней. Весь Эйдиндрил нуждался в ней. Ричард задержал дыхание, и все его существо будто сжалось внутри его тела. Весь воздух, окружавший их, начал смещаться, сгущаться внутри купола. Это ощущалось так, словно оба Рала оказались в грозовом облаке. Ричард собирал все больше и больше воздуха, и давление внутри купола нещадно росло, делая каждое их действие слишком тяжелым, слишком медленным. Даже бой вокруг них будто замедлился, когда каждый солдат почувствовал, как его ноги начали вязнуть в самой атмосфере, словно в болоте. Ричард сжал руки в кулаки и вытянул их над своей головой, словно готовясь бросить вперед какой-то невидимый предмет. Безо всякого предупреждения, он совершил этот самый бросок, закричав от того, каких усилий стоило его телу одно простое движение, но, даже за секунду до этого никто не смог бы догадаться, что он выбросит вперед сам концентрированный воздух. Невидимая волна, сорвавшаяся с места подобно цепному псу, сбивала на своем пути абсолютно все. Центр ее могущественной силы удивительным образом пришелся именно на высоту человеческого лица, поэтому те имперцы, что попадались на ее пути, в миг падали и будто сжимались в размере, как будто их прижало невидимым камнепадом. Это могло бы выглядеть почти комично, если бы не то, что через несколько секунд их тела начинали разрываться от давления, превращаясь в нечто, лишь отдаленно напоминавшее человеческое существо. И вот, пройдя половину моста, воздушная волна, будто достигнув невидимого препятствия, ринулась вниз, проламывая под собой внушительного размера монолитные каменные плиты. И вот, сопровождаемые оглушительным грохотом каменные глыбы полетели в пропасть, оставляя на своем месте зияющую пустоту.***
Мать-Исповедница стояла в арке, ведущей во внутренний двор Замка, когда услышала страшный рев где-то далеко, на юге. Зедд, стоявший рядом с ней, точно так же напрягся, осознав оглушительную мощь этого звука: именно так могли рушиться целые города. Переглянувшись, Мать-Исповедница и Первый Волшебник направились к лестничному пролету, извивавшемуся вдоль толстых каменных стен Замка Волшебника, чтобы увидеть юг города. Кэлен, Зедд и последовавшая за ними Кара поднялись по узкой лестнице на второй этаж и уставились в одно и то же окно, пытаясь разглядеть в нем, что происходило у южного моста. Оконный проем был необычно широким, но все равно недостаточно большим сразу для троих людей. Кэлен удалось собственными глазами убедиться в том, что все улицы Эйдиндрила оставались на своих местах, а не были сметены чем-то, не поддающимся описаниям и логическим доводам, но то, что произошло в действительности, поначалу просто не уложилось у нее в голове. Мост, соединявший Эйдиндрил с остальными Срединными Землями, рушился, унося за собой сотни солдат Джеганя и, вместе с этим, отрезая путь почти половине посланной им армии. — Кто мог сотворить нечто подобное? — вопросила Кара, приподнявшаяся на цыпочках за плечом другой женщины. — Мы все хорошо знакомы с этим человеком, — Зедд, кажется, пребывал в молчаливом потрясении. Будучи Первым Волшебником, он вполне осознавал, каких затрат стоила настолько мощная магия, и потому не сомневался в том, что, из всех присутствующих в Эйдиндриле, на это хватило бы сил только у Ричарда. И, скорее всего, у Томаса. — Если это и правда сделал Ричард, значит он там, у южных ворот, — Кэлен следовало бы радоваться этому факту, но «там» еще не значило «здесь». — Нам придется отстраивать этот мост не меньше пары месяцев, а до этого момента — жить на припасах, — проворчал Зедд. — Вяленое мясо не так уж плохо в дороге, но до сего момента я надеялся, что какое-то время смогу обойтись без него хотя бы в родном Эйдиндриле. — Кажется, лорд Рал сделал так, что мы все хотя бы доживем до того момента, когда можно будет поесть вяленого мяса, — вскинула голову морд-сит. Очевидно, жест лорда Рала впечатлил ее, хотя от столь мощной магии у нее забегали мурашки по коже. — Кара права, — кивнула Кэлен, немного отходя от окна. Она была мрачна. — Припасов должно хватить на несколько месяцев, поэтому Ричард поступил правильно. Уж лучше ужинать так, чем лежать в земле. Не успела она отойти от окна, как вдруг ее привлекло странное движение где-то на площади у подножия замка, от которой, к тому же, начиналась дорога, ведущая во Дворец Исповедниц. Кэлен слегка наклонилась, опираясь ладонью на грубую каменную стену, и, наконец, нашла лучший угол обзора. Площадь была абсолютно безлюдна — на ней не было ни солдат, ни обычных мирных жителей. Было лишь одно существо, беспорядочно и бешено метавшееся по каменной облицовке площади: вороной конь. Очень хорошо знакомый Кэлен вороной конь. Сохраняя лишь малую толику самообладания, Мать-Исповедница, быстро перебирая непослушными ногами, спустилась по узкой лестнице, чтобы выйти к главным воротам. Надо сказать, что, несмотря на невероятную длину этого моста, благодаря его крутому подъему было отлично видно площадь, соединявшую дороги, ведущие в Замок и во Дворец Исповедниц. И вот сейчас, когда Кэлен подошла к воротам, она получила возможность убедиться в том, что зрение не подвело ее. Как и всегда, к ее несчастью, ее глаза были поразительно зорки, а реальность — слишком безжалостна, чтобы пощадить их. Зедд и Никки ослабили защитный барьер главных ворот настолько, что Кэлен миновала их, даже не ощутив знакомое магическое покалывание. Эта мысль могла бы получить более широкий отклик в ее сознании, но сейчас ее беспокоило вовсе не это. В поле ее внимания была лишь безлюдная площадь. — Кэлен! — голос Зедда доносился будто издалека, и дело было вовсе не в том, что он все еще был за стенами Замка, а она — вне их. — Останься с жителями, пока меня не будет, — коротко попросила она его таким тоном, который не терпел отказа, и начала спуск по крутому мосту, отмечая, как за ней раздавался звон каблучков, постукивавших по облицовке. Кара не отговаривала ее, наоборот — она молча следовала за ней, держа эйджил наготове. Несколько минут потребовалось им, чтобы дойти до площади. Вороной жеребец уже не бесновался, перескакивая с передних ног на задние, а, уставший и измотанный, просто бегал рысью вдоль фонтана. Кэлен видела, что одна из его передних ног запуталась в поводе, и, если она не была изрезана, это было просто чудо. Ее затылок кололи чужие взгляды, и ей было ясно, что теперь за ней следовала не только Кара, а еще, как минимум, несколько морд-сит и солдат. Но, как и раньше, эта мысль быстро сгорела в ее сознании. Не испытывая страха, она мягкой поступью приближалась к одичавшему от страха животному, которое, прибежав к людям, теперь боялось подпустить их к себе. Мать-Исповедница шла, позволив рукам свободно повиснуть вдоль ее боков, чтобы не вызывать у животного лишний стресс, и, когда она оказалась достаточно близко, она начала успокаивать жеребца голосом, чтобы он, наконец, перестал бегать кругами. Еще несколько минут он безостановочно нарезал круги вокруг одинокой фигуры Матери-Исповедницы, и только затем послушался. Вороной перешел в медленную рысь, был почти на грани шага, и, сделав несколько последних темпов, остановился. Все те, кто стоял позади Кэлен, в этот момент затаили дыхание и замерли, боясь, что любое резкое движение вновь приведет животное в состояние неистового страха. Если они и собирались отговаривать ее, то момент прошел ровно тогда, когда она покинула мост. Теперь каждое движение, каждое неаккуратно произнесенное слово могло быть опасно. Конь посмотрел на Исповедницу с дежурным недоверием, но затем, словно осознав, кто стоял перед ним, он мягко фыркнул, позволяя ей подойти. Его ноздри все еще широко раздувались, жадно пропуская через себя воздух. Мать-Исповедница подошла к нему тем же медленным шагом, с каждой секундой ужасаясь тому, что видела, сильнее и сильнее. Шерсть бедного животного была практически полностью покрыта кровью. Кэлен наклонилась и заставила коня приподнять ногу, чтобы она могла освободить ее от плена кожаных поводьев. Они и правда рассекли ему ногу, но это еще не было смертельным приговором. Гораздо больше ее пугали кровавые пятна на его ногах, шее, крупе и даже морде: одни были совершенно свежими, другие — засохшими и темными. Прекрасная черная шерсть превратилась в полотно из бурых кровавых заклеек и светлых влажных пятен. Лошадь без всадника никогда не значила ничего хорошего — значит, окровавленная лошадь без всадника была предвестником чего-то воистину ужасного. Кэлен взглянула на свои пальцы, испачканные в чужой крови, и медленно сжала ладони в кулаки. Под ее кожей начинали пульсировать искры магии, едва подчинявшейся ее контролю. Пусть рядом и не было источника угрозы, сейчас дар исповеди работал как защитный механизм. Великих усилий стоило ей предотвратить действие этого механизма. Ее плечо сжала ладонь ее извечной тени — Кары, и Кэлен с трудом погасила искры магии внутри себя. Если она потеряет контроль, морд-сит придется расплачиваться за это часами агонии, несравнимой даже с болью от истязания эйджилом. — Это не его кровь, — морд-сит говорила это не только потому, что хотела успокоить ее, но и потому, что действительно считала так. Кэлен, в искреннем порыве недоверия, обратилась к собственным чувствам и позволила своим метаниям утихнуть, когда в ее груди медленно разгорелся огонек дара Ричарда. Он был ярким, мощным, живым. Но Кэлен знала, что, чем ярче горел огонь, тем быстрее он мог потухнуть. Она старалась не думать о том, что могло заставить этого вышколенного боевого коня покинуть своего хозяина.***
Защитный барьер вокруг Ричарда и Томаса спал, когда они, наконец, оба опустились на колени, абсолютно обессиленные этими магическими усилиями. Руки Исповедника дрожали, как будто все это время они удерживали сам небесный свод. Когда Искатель обернулся, он увидел, что все те, кто находился позади них, лежали ничком на земле. Должно быть, столь мощное смещение воздуха попросту сбило их с ног. Бенджамин и Бердина, находившиеся к ним ближе всего, только-только начинали подниматься, опираясь на руки, и, казалось, они все еще были дезориентированы. Морд-сит ошалело помотала головой и даже застонала, встав на ноги. Она все еще опиралась ладонями на собственные колени. — Лорд Рал, если вы вытащили меня с того света лишь для того, чтобы снова отправить туда, то не пойти ли вам… — С того света? — резко прервал ее жаркую речь Бенджамин, немного ошеломленный подбором слов. Ну, и тем, что Бердина действительно подразумевала то, о чем сказала — это было ясно по ее смертельно серьезному тону. — Долгая история, на которую у нас нет времени, — отмахнулся Ричард. — Теперь-то мы можем вернуться во Дворец? Кажется, здесь мы закончили, — поддержала морд-сит нетерпеливо, указывая на горы окровавленных и изуродованных трупов, застилавших нетронутую разрушениями часть моста. Зрелище было воистину впечатляющим, не говоря уже о том, что вокруг самой воительницы в бурой коже и стоявшего рядом капитана были внушительного размера горы мертвых тел. — В Замок, — поправил ее капитан. Бердина непонимающе уставилась на него. — Мать-Исповедница приказала собрать всех в Замке Волшебника на время атаки. Хотя и немного не под стать ситуации, хотя и устало, но Ричард улыбнулся. Он знал, что Кэлен не растеряется и сделает все, что необходимо. — Не будем медлить. Бен, ты идешь впереди со мной и докладываешь о ситуации, остальные — следом. — Владетелевы лошади разбежались, как только вы проломили мост, — посетовала Бердина, поправляя на руках кожаные перчатки. — Так что теперь пойдем пешком. — Не имеет значения. Главное — держитесь рядом. «Пойдем» было слишком громким словом. Хотя Ричард уничтожил довольно значительную часть наступавших войск, это вовсе не значило, что город был свободен. Совсем наоборот. Сражения не разгорелись разве что на крышах. Д’харианцы блокировали узкие улицы, мешая проникновению имперцев вглубь города, но это не значило, что численное превосходство совсем перестало играть какую-либо роль. Д’харианцы, бесспорно, были прекрасными бойцами, но объединенные силы Имперского Ордена подавляли их своей совместной массой. Ричарду, Томасу, Бердине и Бену приходилось продвигаться аккуратно, избегая грандиозных стычек, иначе они рисковали оказаться в окружении, из которого уже не смогли бы выбраться. Они дошли до площади в центре Королевского Ряда, скрупулезно следуя изначальному плану: добраться до Замка Волшебника без потерь. И, поначалу, план действовал. На этой площади они встретились с несколькими десятками имперцев и примерно таким же количеством солдат Когорты, а это явно означало, что удача была на их стороне. Все и правда шло по плану, пока силы д’харианцев не оказались исчерпаны, и на площадь не хлынул поток сразу с нескольких улиц, встречавшихся на этой площади. Море кожаных и металлических доспехов буквально затопило круглое огороженное пространство, по которому раньше прогуливались аристократы со всех Срединных Земель. Теперь вместо ароматов дорогих сыров и вин здесь витал запах крови, а музыку заезжих бардов заменил лязг стали. Ричард попытался понять, насколько сильно перевешивало количество имперцев, но сдался, осознав, что это ничего не значило. Их было слишком много, чтобы и правда задумываться над этим. Где-то справа Бердина увернулась от очередного удара и ловко подсекла нападавшего на нее мужчину, чтобы в следующий же момент накинуться на другого имперца сзади и опрокинуть его прямо на того, что попался ей под руку за секунду до этого. Это была крайне неразумная тактика для того, кто хотел убить каждого, кто попадался на его пути — только вот, Бердина не стремилась к убийствам. Она была богиней войны, задыхающейся родным, пропитанным кровавым смрадом воздухом. Она не могла позволить себе поддаться кровавой жажде, обуявшей ее тело и сознание. Ричард приказал им выжить, несмотря ни на что, и сейчас они были обязаны выбраться с этой площади, и неважно, скольких при этом пришлось бы убить или оставить без сознания. Это была не их битва. Их битва была только впереди. Каре едва не пришлось тащить Кэлен за руку обратно в Замок. Она уперлась, упрямо стоя на месте и не двигаясь. Она завороженно смотрела на толпы солдат, заволакивавших городские улицы, тогда как в ее груди медленно тикали часы, отмерявшие время до полного краха. Ее пальцы все еще были в крови, и она знала, что это значило. Это был последний момент, когда она могла уйти, не впутываясь в эту битву, не ставя на кон все, что у нее оставалось. Она могла уйти в Замок и закрыть ворота, чтобы спасти всех тех, кто был внутри, от расправы Имперского Ордена. Она могла спасти себя и своего нерожденного ребенка. Кара, сжимавшая ее плечо и практически кричавшая на нее, с каждой секундой делала это решение все тяжелее. Едва ли Кэлен слышала, что именно кричала морд-сит. Ее мысли были слишком далеко. Женщина с трудом дышала. Ей приходилось напоминать себе о том, где она находилась и что происходило, в то время как кончики ее пальцев омывала холодная вода отчаяния. Она была обязана принять это решение. Один шаг влево, и Кара сможет увести ее отсюда, в безопасность. Всего лишь один шаг, и она могла потерять Ричарда, но не подвергать опасности своего сына и всех тех, кто сейчас ждал их в Замке. Всего один шаг, который она не могла сделать. Ричард пробирался через толпы противников, методично убирая их со своего пути. Его тело экономило энергию, не совершая ни единого лишнего движения. Бойцы, нападавшие на него, убивали себя силой собственного ускорения и массы, а он, Ричард, был тем, кто ставил меч на их путь. Его противники были не обычным сбродом, который Джегань отправлял во многие сражения — это были опытные, тренированные бойцы, облаченные в кожаные доспехи и даже кольчуги, но даже они не могли сравниться в своей ярости с Ричардом, который пробивал путь к собственной жизни и всему, что было ему дорогу. Камни в Королевском Ряду были скользкими от крови. Прямо в центре площади кипела битва, но Ричард видел, что одна из улиц, радиально отходящих от нее, была свободна. И доступ к этой улице оказался открыт благодаря самоуверенности имперцев, которые уже почувствовали себя победителями, осознав силу своей совместной, и оттого необъятной массы. Искатель огляделся и, убедившись, что его спутники оставались рядом, как он и приказал им, закричал: — За мной! — голос Ричарда привлек внимание Бена, Томаса и Бердины, которые сразу проследили за направлением взгляда Искателя. Сам он, откинув последнего нападавшего на него мужчину, перешел на бег, лавируя между теми, кто пытался достать его своим оружием. Ричард был островком спокойствия среди моря кровавого безумия. Он был призраком, ловко ускользавшим от каждой попытки достать его, а его собственные удары сводились до короткой вспышки его клинка и короткого вскрика того, чьи мышцы он распорол. Наконец, нужная улица, а впереди — другая площадь с роскошным фонтаном; та самая, у которой пролегал нужный ему мост. Ричард ускорился, следя за тем, чтобы его спутники успевали за ним. Имперцы тоже не мешкали, но на их пути все еще стояли солдаты, защищавшие своего лорда Рала, и это значительно усложняло их задачу. Тем не менее, они напирали с неистовством своры волков, а Искатель гнал от себя мысли о том, что они охотились именно за его бьющимся сердцем. Пусть Джегань и желал увидеть его в Долине Заблудших, его собственные шавки, почуявшие кровь, рисковали нарушить все его планы: возможность убить самого лорда Рала казалась им заманчивой, блестящей в свете всеобщей славы и почитания, и с клыков каждого зверя этой своры уже капала слюна об одной мысли об этом. Они обезумели от жажды и могли бы убить собственных жен, встань они на их пути. Но Ричард не позволял себе отвлекаться. Ему было все равно, сколько людей жаждало лишить его жизни — их никогда не было мало. Его цель лежала впереди, высилась черной громадой, выступающей из самого сердца неприступных скал. Он должен был добраться туда до того, как его поглотит многоглавый зверь Ордена. Это было единственным, что действительно имело значение. Но действительно ли спасение было «единственным», что волновало его? Он и сам не заметил, как на задворках его сознания замерцала мысль о том, что, если ему не суждено выбраться из этой битвы, его сын станет единственным, кто сможет возвести границу. Мысль эта промелькнула и исчезла, растворившись в стуке его сердца, подобравшегося к горлу. Но если ему придется выбирать между двумя жизнями: своей и своего сына — неужели он выберет свою? Легкие Ричарда горели, когда он пересек центр площади и побежал вперед, к мосту. Он был настолько сосредоточен, контролируя перемещение Томаса, Бердины и Бена справа, слева и позади себя, и вместе с этим следя за тем, чтобы к ним никто не смог подкрасться с боковых ответвлений улиц, что не сразу заметил, что мост перед ним не был пуст. Его сердце пропустило несколько ударов, в то время как глаза зафиксировались на белом платье и длинных темных волосах, которые нещадно трепал разбушевавшийся на мосту ветер. Его мысли превратились в вакуум, а где-то в груди загорелось отчаяние и бессилие, когда он оценил возможность того, что весь тот поток, который прямо сейчас преследовал его, не настигнет ее прямо на этом мосту. Эта возможность была ничтожно мала. Вакуум сменил холодный, липкий ужас, пустивший корни в его сознание и заставивший волосы на его затылке встать дыбом. Кэлен узнала его сразу же, как только он появился на площади, пусть их и разделяло, на тот момент, огромное расстояние. Она едва не рухнула на колени, осознав то, как много солдат следовало за ним: это была воистину орда, несокрушимая орда, которая пожирала каждый сантиметр, разделявший ее и ее жертву. Ричард, Томас, Бердина и Бен практически бежали, подстегиваемые звуками сражения позади себя, но вскоре перед ними возникло препятствие в виде нового отряда имперцев, появившегося из другой улицы. Рука, сжимавшая плечо Кэлен, дрожала. Кара переводила взгляд с Матери-Исповедницы на лорда Рала, и, казалось, она была готова собственноручно разорвать себя на части, чтобы спасти одного и защитить другую. Кэлен чувствовала то же. Позади нее зияли открытые ворота Замка Волшебника. За ее спиной Зедд распростер руки, чтобы выпустить залп огня волшебника и испепелить целую группу имперцев, тонувших в толпе вдалеке и ожидавших своего череда, чтобы напасть на столь желанную жертву. Он боялся попасть слишком близко к четверке д’харианцев, потому что тогда и они могли пострадать от его сокрушительной магии. Рядом с ним Никки точно так же закрыла глаза и выпустила всю свою магию одним коротким невидимым ударом воздушной волны, повалившем наземь десятки солдат, но теперь — не слишком далеко от оборонявшихся д’харианцев. Кэлен словно со стороны наблюдала за тем, как Ричард прорубал себе дорогу к ней. Он ни разу даже не взглянул на нее, но она знала: он видел, что она была здесь, и это подстегивало его безумную ярость. Дар внутри него горел ярким, обжигающим пламенем, и Кэлен задыхалась, чувствуя все то, что сейчас обуревало его. Его магия, пусть даже и оставленная в одиночестве, без поддержки Меча Истины, сжигала изнутри их обоих и заставляла его сражаться с необыкновенным неистовством. Невероятными усилиями Ричард прорвался к мосту, и за ним, словно мотылек на свет, последовала сама битва. У него не было шансов покинуть ее, ведь теперь он был бьющимся сердцем самого сражения — тем, с чего все начиналось и тем, что должно было принести конец. И вот, когда их взгляды встретились, она видела молчаливый приказ: уйти. Позволить ему остаться, чтобы спасти жизнь остальным. Его смерти жаждали слишком многие, и только она могла остановить кровавое безумие. Только его смерть. Не мечи Томаса и Бена, не эйджил Бердины и Кары, не магия Зедда и Никки, не исповедь Кэлен. Только его собственная жизнь, которая значила так много для остальных и самую малость — для него самого. Кэлен посмотрела на Томаса и увидела, как на его плече медленно расцветала широкая алая рана. Она взглянула на Бердину, ее темный от крови висок и на Бена в его тяжелом черном доспехе, в свете закатного солнца отливавшем темно-красным. Ричард хотел, чтобы они ушли в Замок и оставили его. Кэлен яростно покачала головой. В ее глазах стояли слезы. В этот миг она злилась на него всеми силами своей души, и ее собственная магия душила ее изнутри, мечтая прорвать ее смертную оболочку и вырваться наружу. Теперь она чувствовала не пыл его дара, а уничтожающую ярость своего собственного. Ричард выкрикнул приказ, и Томас с Бердиной отделились от общей толпы, ступая на более свободное пространство. Взгляд морд-сит горел холодной решительностью, а руки крепко сжимали эйджил, золотая цепочка которого уже совершенно утратила свой цвет под слоем крови. За их спинами Ричард и солдаты Когорты, включая Бена, выстроились в несколько рядов, намереваясь сдерживать натиск настолько долго, насколько это было необходимо, чтобы ворота Замка Волшебника успели надежно закрыться. Кэлен, молча наблюдавшая за всем происходившим, даже не пошевелилась, как и Кара. Она буквально вросла в свое место, связанная обещанием, данным Ричарду еще до его отъезда. Она останется рядом с Кэлен, что бы ни случилось; что бы ни происходило с ним самим и как бы больно ей ни было смотреть на то, что Бен обрек себя на ту же судьбу. Кара хотела быть рядом с ними, но еще больше она хотела защитить свою подругу и исполнить приказ своего повелителя. Та же клятва перед Ричардом связывала и Бердину, которая была готова отдать свою собственную жизнь за безопасность того, кого раньше презирала всем сердцем. Но Исповедник, который не так давно был в шаге от того, чтобы встать рядом с Кэлен и отправиться в безопасность Замка, оказался не готов к тому, что для него хотели другие. Он вклинился в ряд сражавшихся плечом к плечу д’харианцев, не намереваясь оставлять Ричарда и Бена. Он был слишком молод, чтобы уступить тому, что сейчас сковывало тела Бердины и Кары — кандалам долга. Он был слишком горд, чтобы позволить кому-то, тем более собственному отцу, умирать за себя. И он был слишком самонадеян, подумав, что еще мог встать на его место. Отчаяние, светившееся во взгляде Искателя, который мог лишь наблюдать за тем, как Исповедник возвращается в гущу сражения, чтобы совершить абсолютно бесполезную жертву, вдруг гулко отдалось где-то в грудной клетке Кэлен. Теплый поток магии Исповеди внутри нее вдруг обмелел, а ее свечение стало тусклым и безжизненным, когда она осознала, что наступил тот самый момент, когда она могла потерять абсолютно все. Она стояла в точке невозврата, охваченная отчаянием. Что-то внутри Кэлен с грохотом раскалывалось, ломалось на части. Она была абсолютно бессильна, хрупка и уязвима, и впервые в своей жизни чувствовала себя настолько бесполезной и беспомощной, плененной собственным телом. Она не могла смотреть на то, как ее сын и ее муж шли на верную погибель, пусть и ради того, чтобы защитить сотни других людей и ее саму. Кэлен будто впала в транс. Совершенно бессознательно, она позволила своей магии занять каждую частичку ее тела, полностью наполнить ее существо. Но в этой магии, ее магии, больше не было тепла. Было что-то чужое — то, чего она никогда не испытывала раньше в столь знакомом ей феномене собственной сущности. Вместо ледяного спокойствия была ярость. Вместо любви — ненависть. Вместо уверенности — страх. Она позволила им затопить свое тело, от кончиков пальцев и до самой макушки. Когда это случилось, красное небо над полем кровавой битвы приобрело фиолетовый оттенок, чтобы затем перейти в обсидиановый черный. Весь свет сконцентрировался вокруг фигуры Кэлен, и она, казалось, стояла в самом центре светового урагана. Тогда она выпустила на свободу то, о чем не имела ни малейшего понятия. В этот миг, подобное защитному кокону, ее окутало голубоватое сияние, но сияние это не было естественным. Оно было соткано не из магии жизни, а из магии самой смерти — обратной стороны ее дара. И тогда Кэлен закричала. Воздух прорезал гром, но теперь вовсе не беззвучный. Этот гром отдавался эхом даже на далеких холмах, сопровождаемый раздирающим душу криком Матери-Исповедницы. Над головами имперцев разверзлась черная бездна, разрываемая всполохами молний, а воздух наполнился смрадом Подземного Мира. Молнии бушевали в воздухе несколько секунд, будто вбирая в себя все силы, вложенные Исповедницей в ее крик, полный вселенской боли. Они полыхали, разрывая небесное полотно и посылая дрожь по всем дышащим существам, оказавшимся в их власти. И все человеческие существа, абсолютно бессильные перед стихией смерти, стали немыми свидетелям того, как армия Имперского Ордена превратилась в пепел, когда сама небесная стихия настигла свою цель.