***
Мать-Исповедница шла по коридорам Народного Дворца, ступая медленно и уверенно, не испытывая ни малейших проблем с пышными юбками своего платья: за последнее время ей пришлось провести много времени в дорожной одежде, но привычка ходить в платьях с длинным шлейфом вряд-ли могла когда-либо оставить ее. Ее не покидало ощущение, что сегодня весь мир застыл и преобразился в одну картину, которая отображала суть понятия «скрываться под маской» как нельзя целостно и наглядно. Все люди во Дворце, встречавшиеся Матери-Исповеднице и сопровождавшим ее морд-сит, занимались обычными делами, радовались предстоящему торжеству, улыбались небольшим мелочам и тихо, чтобы никто не слышал, перешептывались, словно в их маленьком мире не происходило ровным счетом ничего важного. Кэлен могла бы подумать, что их отнюдь не волновали чужие беды и несчастья. Но она знала: под этими улыбчивыми масками и скрывалась вся суть происходящего — то, насколько глубоко людей прожгли ужасы войны. Кэлен не могла ни скрыть, ни отринуть свое волнение, настолько нечеловечески сильным оно было. Она могла лишь дышать, рвано и прерывисто, пока ноги несли ее к залу бракосочетания, пока ее сознание вытаскивало из самых своих глубин самые тяжелые воспоминания. На Кэлен со свежими силами обрушилась боль от потери всех Исповедниц, и то, что она осталась последней в роду, вновь стало болезненно ясно и очевидно. Она чувствовала себя так одиноко, так неправильно, зная, что к алтарю ее не мог повести ее отец — исповеданный человек, лишенный души и покинувший мир много лет назад; что она не увидит улыбающихся глаз своей матери и своей названной сестры. И пусть эти давнишние раны уже успели зарубцеваться, они все же отдавались призрачной болью где-то в ее сердце. Кэлен надела Маску Исповедницы, чтобы никто не смог увидеть ее чувства. Маска будто намертво приросла к каждой черте ее лица, к каждой мышце, лишив способности к малейшему проявлению эмоций. Она намеревалась дать людям повод отвлечься от своих тягостей и, наконец, выдохнуть спокойно, а потому не могла позволить себе слабость. Кара и другие морд-сит, шедшие рядом, теперь вышли немного вперед и завернули за угол. Мать-Исповедница последовала за ними, и они оказались у входа в зал, который с двух сторон окружали солдаты Первой Когорты. Ей не нужно было даже задумываться, у правильных ли дверей они оказались, поскольку ее воспаленное сознание узнавало каждый виток изящной золотистой росписи, украшавшей их. Она успела запечатлеть в памяти каждый сантиметр пространства, даже положение каждого владетелева канделябра в зале, где ей предстояло распрощаться со своим прошлым и настоящим. Вряд ли ее могло удивить хотя бы что-нибудь: она была готова к кроваво-красным шторам, того же цвета вымпелам и еще Создатель-ведает-чему, горячо любимому домом Ралов. Стражники улыбнулись и отсалютовали ей. Кэлен не могла не отметить, с каким необычным для нее, но тем не менее открытым благоговением они сделали это. Она могла догадаться, что это было связано не со статусом Матери-Исповедницы, а со статусом будущей жены их Магистра. — Все уже там? — спросила Кэлен, прерывая недолгое молчание. Солдаты кивнули в это же мгновение, и Кэлен не смогла не отметить быстроту их реакции. — Да, Мать-Исповедница. — По д’харианскому обычаю, невеста должна заходить в зал последней, — шепнула ей на ухо Кара. — Ах, да. Совершенно вылетело из головы, — чуть громче, чем следовало, ответила она морд-сит. Кара советовала ей изучить свадебные обычаи д’харианского народа, но Кэлен благополучно отложила это в дальний ящик. Раньше она бы детально изучила этот вопрос, но сейчас, да и все последнее время, ее голову занимали совсем другие мысли. Кэлен чуть не раскраснелась от своей забывчивости, но все же удержалась, ведь ей совершенно не хотелось запомниться солдатам Когорты девчонкой с лицом под цвет ее подвенечного платья. К тому же, ее незнание д’харианских обычаев иногда порядком раздражало ее будущего супруга, а она не была готова терять столь очевидное преимущество. Это свело на нет ее стыд. Собравшись с мыслями, она кивнула им в знак того, что настало время открывать двери. После этого перед Кэлен раскинулся огромный зал, смутно напоминавший тронный зал Дворца Исповедниц в Эйдиндриле. Никакого красного, никакой мрачности и суровой торжественности. Из огромных прямоугольных окон лились лучи света, которые, будто ведомые какой-то магией, сливались ровно в центре зала, там, где сейчас стоял ее будущий муж. Солнечный свет, окружавший его ореолом, придавал его образу еще больше власти и могущества. Сейчас Кэлен не смогла бы вымолвить ни единого слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она вопросительно посмотрела на Кару, от удивления забыв, что надо делать. Морд-сит без лишних слов подтолкнула Кэлен вперед. Жест был довольно легким и незаметным, но Исповеднице вдруг показалось, что подруга изо всей силы толкнула ее в пропасть. Исповедница пошла вперед по длинному идеально белому ковру, украшенному золотистым узором. Уверенность вернулась к ней с самого первого шага, залегла стержнем в идеально прямой спине и спряталась на дне зеленых глаз, дерзко смотревших в глаза будущему мужу. Лишь раз она позволила своему взгляду отклониться, чтобы поймать в толпе Цириллу. Сестра одобряюще кивнула ей и улыбнулась так, чтобы Кэлен поняла: она была на ее стороне. Сотни внимательных глаз пытались преодолеть ее защиту, но тщетно. Попытка была оригинальной. Как часто люди одаривали ее взглядами, преисполненными злобы, как часто — страхом, но восхищением… Гости, собравшиеся в зале, смотрели на нее именно с этим чувством; даже с каким-то восторгом, воодушевлением, словно наблюдали за птицей, летящей прямо в огонь: более несвободной, чем они сами. Они знали, что она пошла на это ради них, и не могли отрицать, что для этого ей пришлось разбить себя на куски и заново собрать. Она упрямо вздернула подбородок, не позволяя другим узреть ноты принуждения в ее действиях. Мать-Исповедница оставалась Матерью-Исповедницей даже в Народном Дворце, а все остальное не имело значения. Через несколько секунд она уже встала лицом к лицу с Ричардом. — Как вам это, Мать-Исповедница? — официально, но, к счастью, без издевки, спросил Ричард полушепотом, кивком указав на окружающее их пространство. На его лице была заиграла легкая, даже немного озорная улыбка. Кэлен поймала себя на том, что не могла оторвать от нее взгляд. Вопрос касался убранства зала, теперь украшенного посеребренными подвесными кашпо; окна были занавешены полупрозрачной серебристой тканью, которая пропускала солнечный свет в его первозданном состоянии, но при этом словно лучилась от этого естественного усилия. Это место было таким светлым и воздушным, что вряд ли в нем можно было думать о чем-либо, что могло ранить сердце. — Такое ощущение, что я вернулась в Эйдиндрил, — Кэлен благодарно, по-настоящему благодарно улыбнулась ему впервые с самого их знакомства. Это решение Ричарда поселило в ней надежду на то, что их брак окажется не таким плохим, как она ожидала. Она услышала деликатное покашливание Натана Рала. Исповедница обернулась и окинула почтительным взглядом высокого седого мужчину, вставшего прямо перед ними, ровно под витиеватой серебряной аркой. Кэлен вспомнила, что уже видела его в Народном Дворце. Натан был родственником Ричарда, пророком. По словам Бердины, ему было где-то около тысячи лет, и такую долгую жизнь ему обеспечил Дворец Пророков и заклятие, замедлявшее старение его жителей. Наверное, не только чары не дали ему так постареть, но и происхождение — казалось, Ралы вообще не могут выглядеть старыми. — Вы еще успеете поговорить, — старец слегка улыбнулся. Ричард кивнул, и Натан начал свою речь. Кэлен не слышала его слов, она ушла в свои мысли. Исповедница вновь представила ее Дворец и его шпили, уходящие в небо, летящие колонны и громаду Замка Волшебника, темневшую вдали, такую же могущественную и древнюю, как и само мироздание. Мысли о доме помогли ей совладать с собственным страхом, все неприятные чувства отступили, и даже корсет не казался таким удушающим. Она услышала, что Ричард сказал свои слова, и сейчас ей пришло время сказать то же самое. Она немного отстраненно взглянула на обоих мужчин, и уже собралась открыть рот для произнесения свадебных клятв. В отличие от д’харианских обычаев, их она знала наизусть. Она не успела продемонстрировать свое знание. На ее голову обрушился поток острой боли. Кэлен схватилась за голову и издала приглушенный стон. Боль быстро нарастала и вскоре спустилась по ее шее, обвила позвоночник, ответвилась в ее руки и ноги, и спустя считанные секунды Исповедница перестала контролировать все свое тело. Она невольно осела на колени, невзирая на то, что в этот самый миг на нее смотрели все важные люди Нового Мира. Через пелену собиравшихся от боли слез она смогла увидеть Ричарда, который опустился на пол вслед за ней. На мгновение она смогла услышать, что происходило вокруг нее: огромное количество охов, возгласов, полных ужаса, и слова Ричарда. Она не смогла разобрать из них ровным счетом ничего, но это стало неважно, когда на нее обрушился еще один, совершенно непревзойденный по силе поток боли, хлынувший по тем же каналам, что были проложены прошлыми приступами. Она услышала хруст своих же ребер и почувствовала, что ее руки залиты чем-то теплым. Это была кровь. Ее кровь. Пришло осознание того, что она больше не может упираться в пол дрожащими руками. Кэлен не смогла ничего сделать и просто упала, чувствуя привкус крови во рту. Исповедница начинала терять связь с внешним миром, но до нее вдруг дошел голос Ричарда. Ей удалось разобрать всего несколько слов: «Сноходец» и «посвящение». Даже сквозь туман, выстланный судорогами ее тела и путающимися мыслями, она вдруг осознала, что происходит. На один миг в ее голове обосновалась критическая ясность. Сноходец. Посвящение. Она поняла, что ей было необходимо делать. Кэлен боролась с ужасной болью, и выговорить что-либо казалось просто невозможным. Она сделала последний рывок к жизни, которая могла быть утеряна здесь и сейчас, и прошептала первые строки присяги: — Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас, — боль стала отступать, и мысли Кэлен немного прояснились. Следующие строки дались немного легче. — В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе. И мир вокруг нее замолчал. Только что утихший звук ее голоса сменился звенящим ничем. Новых приступов боли не последовало. Кэлен позволила себе слабо вздохнуть и прикрыть глаза. Темнота еще никогда не казалась такой успокаивающей и манящей.Глава III
22 декабря 2014 г. в 17:55
Кара затянула корсет сильнее, так, что Кэлен с шумом выпустила из легких весь оставшийся воздух. Конечно, эта процедура происходила не впервые, но мало когда она просто задыхалась от ярости во время нее.
— Он… — Кара сделала еще один рывок, стягивая нити потуже, — отпустил Никки? И не то что не посоветовался — даже не сказал мне об этом?
О чем был их вчерашний разговор? Ах, да. Об уважении. О сотрудничестве. Владетель! Все же стоило исповедать его.
Ее голос звучал необычно высоко. Еще немного, и в эти слова закрался бы истеричный оттенок, но Кэлен, как всегда, удерживала себя в руках, чтобы не достичь грани. Она вырвалась из цепкой хватки морд-сит и подбоченилась, поверхностно дыша. Кара оглядела ее с ног до головы изучающе-обеспокоенным взглядом, и Мать-Исповедница осознала, как выглядит со стороны: ноздри зловеще раздувались; волосы, которые она не успела привести в порядок с ночи, все еще были растрепаны, а лицо — совершенно красное от гнева, в тон платью.
Неудивительно, что Кара выпроводила служанку от греха подальше, только собравшись рассказать последние новости. Кэлен стоило напрячься уже тогда.
— Он что, настолько глуп, чтобы отпустить самую могущественную колдунью Древнего Мира, еще и приближенную Сноходца, при этом ничего от нее не узнав? — костяшки ее пальцев побелели, настолько сильно она сжала руки в кулаки.
Кара подошла ближе к разъяренной Исповеднице и положила руки ей на плечи, чтобы успокоить.
— Никки будет под нашим надзором и не сможет сбежать, — сейчас Кара была на удивление спокойна, как будто назло взбешенной подруге. Кэлен не смогла не припомнить, как эта морд-сит ведет себя с другими людьми: язвительная, решительная, опасная. Возможно, ключевым словом здесь было «с другими».
В любом случае, настоящая Кара была совсем другой, но об этой ее стороне знали лишь Ричард, Кэлен и, без сомнений, капитан Мейфферт.
Ярость Кэлен немного успокоилась, когда она подумала об отношениях Кары и Бена. В этом было что-то странное и несвойственное им обоим: Бенджамин — скромный мужчина, бесконечно преданный Ричарду и всей Д’Харе, иногда позволяющий себе ухмыльнуться в сторону морд-сит или же беззлобно подшутить над одной из них, и Кара — типичная представительница этих самых морд-сит, периодически открыто посмеивающаяся над самим лордом Ралом и получающая от этого явное удовольствие.
Кэлен скрестила руки на груди, стараясь поддерживать раздраженный тон.
— Она сбегала из самых защищенных тюрем Народного Дворца, — напомнила Кэлен. — И вы, морд-сит, охраняли ее там. Я не думаю, что обычные покои ее удержат.
На этот раз злиться начала Кара. Мгновение назад ее лицо оставалось спокойным, но вдруг на нем проявилось едва заметное раздражение — следствие недоверия Матери-Исповедницы.
— Лорд Рал приказал мне охранять ее. Ты думаешь, я не справлюсь со своей задачей? — задетая гордость перестала болеть так же быстро, как и начала, и уже спокойно она добавила:
— Ты действительно не понимаешь, почему он разрешил ей покинуть темницу?
Кэлен задумалась. Конечно, возможен вариант, что Никки поменяла свои взгляды на жизнь, а Ричард понял это и пощадил ее, но это вызывало у Исповедницы глубокие сомнения. Быть может, он решил, что с ней, здоровой и пребывающей в трезвом уме, будет легче договориться. Кэлен не знала Ричарда так хорошо, как Кара, но даже она понимала, что все эти варианты были слишком просты для него.
— Я не могу дать разумное объяснение. Может, ты расскажешь, с чего это он проявил такое милосердие, госпожа Кара? — Кэлен уже хотела сесть в кресло, стоящее рядом, но вдруг поняла, что если сделает это, то вполне может задохнуться уже по-настоящему. А ведь морд-сит так же затягивают корсеты друг другу, и при этом не просто свободно передвигаются, но даже сражаются.
— Он сказал, что Никки сможет дать нам нужные сведения только на ее условиях, — рассудительно начала морд-сит. — Ее условие заключалось лишь в относительной свободе. Она не покинет Дворец без нашего разрешения, а если захочет, ее всегда кто-то остановит — здесь ее сила не работает как надо даже без Рада-Хана. К тому же, только она обладает такими познаниями в магии и так хорошо знает Джеганя. Такой союзник бесценен.
Кэлен успела привыкнуть к корсету и наладила дыхание, после чего гонка ее сердца потихоньку затихла в ее груди. Она все же решилась и села, но ей потребовалось время, чтобы почувствовать себя комфортно.
— Он решил сделать из нее союзника? — Кэлен вскинула брови. Она была уверена, что сейчас Кара дословно процитировала Ричарда. — Сестру Тьмы не так просто перевести на чью-то сторону. К тому же… Тот, кто предал единожды, предаст без раздумий и в третий, и в четвертый раз.
Кэлен заинтересовалась магическими познаниями Никки. По словам Зедда, самым могущественным человеком, обладающим магией, был его внук. Ричард владел Магией Приращения и Ущерба и был первым боевым чародеем, появившимся на свет за три тысячи лет, и, честно говоря, ей было очень любопытно узнать, где же наступал предел могущества этой колдуньи, если ее будущий муж пошел на такие уступки.
Спустя несколько секунд в ее голову вернулись воспоминания о недавнем разговоре с Бердиной. Та говорила, что Даркен Рал не обучал своего сына магии, потому что был слишком занят изучением темных сторон колдовства, но держал его в Народном Дворце (если тот не сбегал на пару со своим другом), лишь изредка позволяя видеться с дедом. В таком ограниченном пространстве Ричард мог получить лишь крупицу знаний о своем даре. Когда Даркен Рал пал от его руки, за новым лордом пришли Сестры Света с целью забрать его во Дворец Пророков. Но ни волшебники, ни тем более Сестры Света не могут обучить человека, одаренного столь мощной магией, пользоваться всеми ее аспектами, поэтому он может распоряжаться своим даром чуть чаще, чем в случае острой необходимости.
— Мы почти сломали ее, — сквозь поток рассуждений до нее дошли слова Кары, — но ей удалось рассеять свое сознание и уберечь разум. Она может здраво мыслить и помнит все, что нам необходимо, но она уже не так сильна. В таком состоянии ее легко заставить предать даже Владетеля.
На ее губах появилась хитрая улыбка, граничащая с кровожадной. Похоже, именно такой ее и видели пленники — безжалостной и готовой на все ради своего Магистра.
— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, — в голосе Кэлен сквозила усталость. Спорить с морд-сит — бесполезное и утомительное занятие, это пройденный опыт. — Но если что-то случится, знай, в этом виновата не я, а твой Магистр. Последствия тоже обрушатся на его голову.
Мать-Исповедница старалась не задумываться о том, что, вообще-то, безразличие, которым пропитались ее слова, было насквозь показным. Они оба несли ответственность за все, что касается безопасности Нового Мира, а тем более — после вчерашних новостей об условиях соглашения. Теперь она, как Мать-Исповедница, должна стать опорой для лорда Рала, а он — для нее, и каждое решение станет их общим решением.
Кэлен впервые посмотрела в зеркало с того момента, как надела свадебное платье. Все те же растрепанные волосы, на которые, по ее мнению, было попросту страшно смотреть, и уставшее выражение лица. Эта ночь просто вымотала ее. Ни одна невеста не сможет уснуть, зная, что завтра свяжет свое сердце с любимым человеком, но Кэлен волновалась из-за другого. Вести из Срединных Земель не давали ей покоя, как и каждая мысль о Ричарде. Она с ужасом вспоминала их вчерашний разговор: пощечину, его холодный взгляд, ее собственные слезы. Это стоило того мира, которого они достигли вечером, после всех ссор, но сейчас, когда ей предстояло встретить его уже на церемонии, она не знала, как будет функционировать их договор. Выходить замуж за того, кого не любишь и даже не знаешь, тем более когда вверенные ей страны альянса загорелись пламенем войны и чумного вала, все еще казалось Кэлен дикостью.
Кэлен мотнула головой, чтобы отбросить эти мысли. Сейчас было не время и не место для самоистязания. Множество монархов вступает в брак из политических соображений, и она, Мать-Исповедница, никогда не была готова к браку по любви. Нечто подобное всегда казалось ей непосильной роскошью.
Женщина подошла к туалетному столику и взяла гребень. Она аккуратно села на стул и стала расчесывать спутанные длинные волосы.
— Позови служанку, пожалуйста. — тихо сказала она, даже не глядя на Кару.
Морд-сит, тонко почувствовавшая перемену в ее настроении, кивнула и вышла из комнаты, оставив Кэлен одну.