Правительница Д'Хары

      Вся спальня была окутана золотым сиянием, и каждый его светлый луч забирался в потайные уголки огромной комнаты, изгоняя оттуда тайны, скрытые дневным солнцем. Вечер — это время, когда можно рассказать все, зная, что впереди ждет только ночь. Вечер — это подготовка к борьбе с иллюзиями, стирающими границы реальности и сна.       Кэлен боялась грядущей ночи. Она понимала, что впереди ее ждало нечто ужасное, потому что теперь темнота причиняла боль. Она приносила тишину и забытье, а ничего страшнее этого она уже не могла вспомнить.       Тишина приходила тогда, когда заканчивались слова и сами звуки, из которых плелась ткань мироздания. Пустота была вакуумом, как тот, в котором она проснулась много недель назад.       Кэлен стояла у окна и отстраненно впитывала в себя красоту закатных лучей. Она хотела замедлить время и всегда находиться у света, не попадая во тьму. Она наслаждалась звуками вокруг: пением птиц, еще не скрывшихся от холодов, тихими и короткими разговорами морд-сит за дверью; даже шумной возней торговцев где-то далеко в городе. Ее спасал от тишины даже собственный голос, и разговоры с самой собой уже не казались нелепыми.       Возможно, это был знак, предупреждавший, что выздоровление было далеко. Кэлен понимала, что что-то внутри нее перевернулось с началом этой войны. Раньше она не боялась тишины, а любила ее, а ночь была ее союзницей в многочисленных сражениях и вылазках.       Изменилось слишком многое.       Кэлен отвернулась от окна. Ее глаза не сразу привыкли к более темной обстановке вокруг, поэтому пару секунд она стояла, зажмурившись. Она обернулась на звук открывающейся двери, не порицая себя за надежду. Ее сразу постигло разочарование: дверь не открылась, и Ричарда на пороге не оказалось.       Кэлен бодрствовала уже более получаса и лишь из-за того, что заходившее солнце начало резать глаза, отсвечивая на стене. Днем Ричард не занавесил окно специально, чтобы в этой комнате не было и намека на тоску или горечь, которая поселилась в их душах и, в частности, в их отношениях. Должно быть, так он решил показать ей, что жизнь продолжается. Кэлен пыталась поверить ему, но не могла. Она прислонилась к окну спиной, чтобы почувствовать слабо нагретую поверхность. В голову невольно закрадывались воспоминания о весне в Эйдиндриле, но эта мысль была мучительна. Эйдиндрил полыхал чумным пожаром, пока она молча теряла силы вдали от дома.       Ее голову терзали мысли о том, что нужно извиниться. Она хотела сделать это еще пару часов назад, но не смогла. Она была в плену сумасшествия, и в голове не было и единой мысли о слове «прости». Ее эгоистичную часть волновали только собственные переживания; ее не заботили мысли других. Эта часть брала верх и сейчас, потому что Кэлен просто сидела в своем маленьком убежище, защищавшем от опасного мира вокруг, и не пыталась найти Ричарда. Она просто ждала, как будто это принесло бы ей облегчение.       На самом деле, все было наоборот: с каждой лишней секундой ее гнев на саму себя брал верх и сводил весь эгоизм на нет. Но Кэлен не двигалась с места, разрываемая двумя желаниями: найти человека, теперь спасавшего каждый ее бессмысленный день, или остаться здесь.       Какое-то мгновение Кэлен стояла неподвижно, как будто боялась спугнуть внезапное и окончательное решение, пришедшее ей в голову. Но это уже было бессмысленно. Она двинулась медленным шагом к входной двери, по пути стараясь привести себя в порядок. Она так и не решилась заглянуть в зеркало, поэтому просто не могла представить, как выглядит сейчас. Утешало ее одно: вьющиеся локоны, которые спадали ей на плечи, не выглядели такими уж спутанными и неопрятными.       Кэлен открыла шкаф и достала оттуда сапоги и накидку, которые привезла из Эйдиндрила. Пусть в спальне было тепло благодаря камину, весь остальной Дворец должен был промерзнуть насквозь. Она не выходила за пределы комнаты уже очень давно и не могла знать наверняка, но опыт и здравый смысл наконец вернулись к ней. За дверью она увидела только Бердину, хотя до этого она точно слышала другой женский голос.       — Ты одна? — спросила Кэлен у морд-сит, которая приветственно улыбнулась ей. Она явно знала, что произошло между ней и ее лордом Ралом, но старалась не подавать виду.       — Теперь — да. Райна ушла совсем недавно, — на щеках морд-сит вспыхнул легкий румянец.       Кэлен мягко улыбнулась. Эти двое выдавали себя с головой каждый раз, когда видели друг друга.       — Ты не знаешь, где сейчас Ричард?       — В Саду Жизни, должно быть, — Бердина задумалась. — Он часто бывает там. Кэлен попыталась вспомнить, где именно находится Сад Жизни. Она не нашла никаких ответов, и, видимо, это отразилось на ее лице, потому что морд-сит незамедлительно предложила Кэлен проводить ее туда.       — Да, спасибо, — и Кэлен не без опаски двинулась вперед.       С Бердиной она была знакома хуже, чем с Карой. Так уж сложилось, что эта морд-сит чаще оставалась подле Ричарда, помогая ему с работой, поэтому Народный Дворец не дал им шанса узнать друг друга лучше, разведя в противоположные его концы. Но все же и она, и ее старшая сестра в эйджиле уже успели стать ее друзьями. Бердина не покидала покои Кэлен в самые трудные дни, и она была обязана ей.       По пути Исповедница старалась запомнить каждый коридор, который они проходили вместе с телохранительницей. Ноги ее не слушались, они были как ватные. На каждому шагу Кэлен не покидало ощущение, что к ним были привязаны огромные булыжники, которые неумолимо тянули ее вниз; но она продолжала идти. Ее подгоняло как некогда сильное желание извиниться перед Ричардом. Хотя, возможно, дело даже не в извинениях: она очень сильно хотела увидеть его.       О духи, если бы та Кэлен, которой она была несколько месяцев назад, увидела ее сейчас, она бы потеряла дар речи. Извиняться перед тираном-Ралом? Не быть способной выйти из собственных покоев? И пусть та Кэлен частично заблуждалась, думая о Ричарде таким образом, насчет всего остального она, определенно, сказала бы правду.       Они с Бердиной подошли к особенно охраняемому коридору, по которому ходили как минимум двадцать солдат. Кэлен привлекли шипастые браслеты на их предплечьях. Она внезапно вспомнила, что это за знак и кому он принадлежит; это были солдаты Первой Когорты, личные телохранители лорда Рала, присутствие которых подсказало ей, что она пришла в верное место. Они смотрели на нее с уважением и даже кивали в знак почтения. В голове мелькнула неожиданная мысль, что она не понимает, за что они ее уважают. Она уже не та, кем была раньше. Не та бесстрашная Мать-Исповедница.       Когда они подошли к дверям высотой почти в десяток футов, Кэлен уже была готова скрыться в противоположном направлении, подальше от своей цели. Они прошли самый охраняемый коридор, так что отсутствие солдат одновременно и настораживало, и успокаивало. Она смогла вздохнуть спокойно лишь когда сделала пару шагов по направлению к двери и поняла, что та была слегка приоткрыта. Как будто ее ждали.       Она выкинула эту глупую мысль из головы и просто открыла дверь пошире, чтобы суметь туда протиснуться. Когда Кэлен поняла, что это не составляет особого труда и все же прошла вовнутрь, она попросила Бердину не ждать ее. На ее лице сначала мелькнуло недоверие, затем удивление, и лишь потом она решила подчиниться и просто кивнула.       Кэлен оказалась в огромном помещении, крыша которого была обозначена прозрачным стеклянным куполом, освещенным закатными лучами солнца. Все здесь искрилось: на каждом листе дерева играл солнечный блик, а небольшой пруд, который было видно сквозь низкие деревца, сам по себе казался сгустком света. Среди этой гармонии Кэлен и увидела Ричарда. Он стоял посередине сада, у небольшого постамента, вокруг которого в круг закручивалась узкая дорожка, шедшая прямо от входа.       Его фигура в окружении такого великолепия казалась чем-то естественным и даже правильным. Как волк в лесу был воплощением власти, так и сейчас не возникало сомнений, что это все принадлежит только Ричарду. Здесь главным был он, и ничто не говорило против этого.       Кэлен не спеша двинулась вперед, прямо по дорожке. Она оглядывалась по сторонам, изучая пейзаж вокруг. Каждое из всех этих растений она видела хотя бы один раз, но в разных местах. Кэлен никогда не задумывалась, что будет, если их соединить. Теперь ее голову вряд ли покинет понимание того, насколько великолепны могут быть вещи, не сочетаемые в природе, но от этого не менее прекрасные вместе. Она удовлетворенно подумала, что тот, кто это создал, был гением.       Кэлен уже не старалась идти бесшумно, ведь Ричард все равно на нее не реагировал. Скорее всего, специально. Или из-за того, что был зол на нее, или потому что хотел дать ей какое-то личное пространство, чтобы она смогла освоиться в этом необыкновенном месте.       Кэлен встала рядом с Ричардом и вдруг поняла, что не знает, что сказать. Исповедница чувствовала себя нашкодившим ребенком, и это странное, незнакомое ощущение не давало ей покоя. Она сделала усилие воли и вспомнила, что ее будущий муж старше нее всего на пару лет.       — Ричард, — начала она неуверенно, глядя на свои руки и не поднимая взгляд. Она не осмеливалась снимать с себя маску, пока что, — прости меня.       Она не смогла сказать большего. Болезненный ком в горле запрещал ей делать это, поэтому она ограничилась двумя словами, из-за которых и пришла. Ричард перевел взгляд на нее, и Кэлен задержала дыхание. В его глазах не было ни злобы, ни обиды на нее. Она и не понимала, насколько ее действия могут ранить его, пока не увидела пустоту, поселившуюся в его черных зрачках. Рука Кэлен быстро метнулась к его и ободряюще сжала. Этот простой и даже детский жест очень часто поддерживал ее, поэтому она решила поделиться тем немногим, что у нее есть, с Ричардом.       Он тоже сжал ее руку, и его глаза как будто ожили, а вместе с ними и что-то внутри него. Это «что-то» долгое время спало в нем, а теперь словно очнулось и получило второе дыхание. Быть может, это была именно она — надежда?       Она ожидала что-то услышать в ответ, но вместо этого Ричард просто прижал ее к себе. Кэлен обвила руками его шею и уткнулась носом во впадинку между ключиц. Эти жесты заменяли все тысячи и миллионы «прощаю», которые могут говорить друг другу люди. Иногда слов было недостаточно, и они оба это знали.

***

      Солнце уже давно село, но Ричард и Кэлен все равно остались в Саду Жизни, не намереваясь возвращаться так рано. Они сидели у небольшого пруда на другом конце Сада, который Кэлен и увидела одним из первых здесь. Ее голова покоилась на коленях Ричарда, пока он перебирал ее волосы.       Кэлен упивалась окружавшим ее спокойствием. Наступала темнота, а ей было, наконец, все равно. Она не разрывалась на части от непонятной тревоги, она не чувствовала этих странных и навязчивых желаний, а настойчивый голос внутри не требовал своего. Это — ее маленькое счастье, но оно того стоило. Наверное, когда-нибудь Кэлен будет по-настоящему здорова, а пока ей вполне нравилось и это. Ричард внезапно остановился и убрал руку от ее волос. Кэлен немного напряглась. Она повернулась так, чтобы видеть его лицо. Ричард отстраненно поглядывал куда-то в сторону. Она проследила за его взглядом, но не увидела ничего, что могло бы привлечь внимание.       — Что-то случилось? — она обеспокоенно посмотрела на него.       Он перевел взгляд на Кэлен.       — Накануне свадьбы ты тоже говорила, что не хочешь заводить детей, но мне кажется, что дело не в д’харианском менталитете и даже не в смерти твоей сестры, — он посмотрел на нее так мягко и осторожно, будто боялся спугнуть. Ричард чувствовал, что ей будет трудно ответить, поэтому не мог требовать.       Кэлен отвернулась и посмотрела на пруд. Все ее спокойствие испарилось, и при взгляде на водную гладь у нее возникло одно желание: погрузиться туда и не вынырнуть.       Какое-то время они молчали. Кэлен старательно отводила глаза, а Ричард искал ее взгляд. Он просто взял ее за подбородок и мягко заставил посмотреть на себя. Сейчас скрываться от него было бесполезно и, вообще-то, невозможно физически, поэтому Кэлен едва слышно вздохнула. Он все же поймал ее.       Она попыталась собраться с мыслями и даже поднялась с колен Ричарда, сев рядом с ним. Когда она начала говорить, ее голос был чересчур тихим.       — Знаешь, еще в детстве мама всегда говорила мне, что у Исповедниц не может быть любви — только долг. Мы всегда исполняли то, что было предписано еще тысячи лет назад: искали правду ценой собственного счастья, — Кэлен грустно улыбнулась, но продолжила. — Нас боялись. В подростковом возрасте мне не разрешали в одиночку выходить за пределы Дворца Исповедниц, потому что после первой исповеди многие люди стали меня ненавидеть. Они считали, что я лишила рассудка совершенно невинного человека.       Теперь на ее лице не было и тени грустной улыбки. Кэлен не знала, как продолжить свою исповедь. У нее ушло некоторое время, чтобы подобрать правильные слова.       — Я всегда спрашивала себя, почему я родилась Исповедницей. Это глупый и бесполезный вопрос, понимаю, но… — она вздохнула, собираясь с мыслями. — Мне было трудно осознать, кто я такая. Каждый раз, когда мне приходилось кого-то исповедать, я чувствовала себя чудовищем. В первые разы это было особенно яркое ощущение; потом оно стало утихать, но не ушло полностью. Когда погибли другие Исповедницы, — она вновь сделала паузу, невольно показывая значимость того, что так хотела сказать, — я поняла, что не смогу иметь детей из страха, что их постигнет та же участь.       Она подняла взгляд на Ричарда. Его грозовые серые глаза смотрели на нее с пониманием и толикой печали, но без осуждения. Кэлен смогла вздохнуть чуть спокойнее, убедившись в этом.       Исповедница придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Он обвил ее талию своей рукой, и Кэлен почувствовала его поцелуй на своей макушке. Вновь наступила тишина. Кэлен слышала размеренное и спокойное дыхание Ричарда, и это помогло ей успокоиться и начать дышать в такт с ним. Она прикрыла глаза, наконец не боясь тишины и даже радуясь ей. Теперь она приносила спокойствие и не оставляла осадка печали.       — Убийство других Исповедниц — величайшее преступление из всех, что мог совершить мой отец. Странно осознавать, что именно его внукам придется возрождать Орден.       Кэлен удивилась его открытости, вспомнив, что еще до свадебной церемонии она бы не преминула одарить его косым взглядом. Ее существо противилось этой мысли, ведь она приносила вполне ощутимую физическую боль. Но она посещала ее не в первый раз.       Как в венах ее детей могла течь кровь Даркена Рала?       Как Добрые Духи могли так пошутить над ее горем?       Кэлен погребла эти вопросы на глубине, не доступной для ее мыслей, как только простила Ричарду грехи его отца. Горе затмевало ее разум, но она более не смела возлагать ответственность на невинного человека.       — Всегда найдется кто-то, кто сможет превзойти даже его жестокость. Джегань ничуть не лучше, Ричард. Он найдет великое множество способов использовать магию Исповедницы во зло, и я не хочу давать ему в руки оружие.       — Пока я дышу, Джегань не приблизится к твоим детям. Даже если ты не позволишь мне стать их отцом, я прослежу, чтобы с ними ничего не случилось. — тихо пообещал Ричард, взяв Кэлен за руку. Она улыбнулась, удивляясь, откуда у него были силы на юмор даже в такой мрачной ситуации.       Она сжала его руку в ответ.       — Думаю, ты — лучший кандидат. К тому же, единственный, ради кого я соглашусь надеть ошейник.       — Сочту это за комплимент.