Дурацкая жизнь

Когда к Даррену приходят друзья, чтоб поздравить с окончанием съемок, то он пиздит счастьем, хохочет и говорит спасибо. Он не видит смысла в идиотичных страданиях и травле остальных собственным отчаянием. Ведь ему нехрена не нравится говорить о «Glee» в прошедшем времени. А потом Даррен валится на кровать, хрипит в подушку и глотает комок нервов, застрявший где-то в горле вместе с истерикой. И как-то становится не важно, что люди, и он сам в том числе, трещат о лечении временем и о том, что все проблемные крысами свалят сами. Потому что это не фига не работает, потому что у Даррена не фига не получается так сделать. Или он просто заведомо выцарапал ногтями себе на лбу «пиздабол» и теперь пестрит этим каждому встречному, доказывая необратимость ситуации. Зная последствия собственной истерии, Крисс уже не старается отшвырнуться от мысли о временном пьянстве. Просто чуть больше зависает перед зеркалом, не палится дерьмовым дыханием и кругами под глазами. А вообще, кому какая разница? Карьера гремит старой телегой, грозясь свалиться с рельс, но ему предлагают новехонький поезд. И Даррен не вправе воротить носом. Пиар-менеджеры не позволят. В последний день съемок музыка с бараньим упорством ломит перепонки, но сползшийся из всех дыр народ этого не замечает. Все танцуют, крутясь и разрывая собственные глотки громким смехом да песнями. И хрен поймешь, веселятся они, или стараются так же беспалевно слить свои печали в яму с общим дерьмом. Даррен чешет макушку, прыгает и смеется, стараясь не врезаться в сваленные кучей стулья с коробки. А потом его утаскивают на крышу здания, типа для того, чтоб проорать слова песен на прощанье. Крисс ненавидит это гребаное «на прощанье». Он ненавидит его также сильно как тупорылого Уилла Шеррода и липучую Мию Свайер. Чтобы не разрыдаться, приходится стащить у Корда флягу с виски. И никто не в праве осуждать Крисса. Ведь напускное счастье, что приторной дрянью оседает в голове Даррена после алкоголя, в кой-то веки, не кажется чморливой ложью. Когда приходится встречаться вымученным взглядом с друзьями, то хочется трещать о каких-то бестолковых вещах вроде: «мы будем каждую пятницу зависать у меня» или «ты чего, я всегда на связи». Но каждый чует своей жопой, что этот пиздеж не стоит даже показушной хрени, типа правил поведения за столом. Все сольются не сразу. Со временем. Сначала у твоих бро появятся новые очешуенские проекты и знакомые, затем им понадобится свалить на другой континент или уехать из города, а ты станешь паршивым воспоминанием на сраной фотке в чужом телефоне. Даррену хочется верить, что это гребаный кошмар, который сейчас сбежит в свой черномазый угол, к чертям и злым духам, что цапают его за пятки. Но ничерта не меняется. Все продолжают хором вопить знакомые песни, нажираться в говно и залипать на местных любителей душераздирающих речей. Крисс почти блюет от накопившегося в душе дерьма. Пьяный смех прорывается к уху раздражающим голосом Мии, что наловчилась туго вязать узлы на шее Даррена, старясь удушить так, чтоб не помер, но чтоб и место собственное знал. Свайер пиздит про какую-то херню, пачкает щеку красной помадой, стараясь обслюнявить. И Крисс отмахивается, отталкивает надоедливую бабу да валит куда подальше, блудясь среди трейлеров. На деле же получается шарахаться кучей вонючего дерьма. Даррену хочется скулящей псиной забиться под чье-то крыло, прореветься от души, громко и навзрыд. Чтоб себя не травить и чтоб глотка перестала гореть адским Люцеферским пламенем со всякими последующими спецэффектами. Когда Даррен бездумно стучится в трейлер Колфера, то первые несколько секунд его давит желание свалить отсюда куда подальше, поджав хвост. Но тормознутое сознание не может до конца переварить идею крысиного побега. А дверь открывается. На пороге стоит Крис. Чертовски помятый, с покрасневшими голубыми глазищами и поджатыми губами. Он наиграно скалит зубы и что-то бурчит себе под нос, даже не стараясь оправдать свое состояние. Даррен, в принципе, и не просит. Они сидят на кровати с идиотским постельным бельем. В руках держат по бутылке пива, смотрят себе под ноги и тяжело вздыхают. «Праздник» перетек в какую-то слезливую попойку старых братанов, что удумали налакаться и помянуть былые деньки. - Это, блять, кажется каким-то нескончаемым дерьмом, - Делится своими мыслями Даррен и с шумом валится назад. Колфер фыркает, пытаясь отпихнуть ногой пустые бутылки, но те с извращенно-резким галдежом летят на пол, закатываясь под ближайшую тумбу. Крис падает на кровать рядом с Дарреном. А затем они сдирают друг с друга одежду, отшвыривая куда-то в бок; пьяно ржут от того, что Даррен вхуярился башкой в стенку и продолжают целоваться, давясь собственными языками. Даррен трахает рвано, кусает и вылизывает чертову Колферовскую шею, чувствуя, как чужие пальцы впиваются, царапают спину. Хриплое дыхание над ухом заставляет вдалбливать Криса в кровать сильнее, до искр из глаз и сорванного голоса. Когда Колфер отрубается, сопя Даррену в макушку, то последний лишь сильнее сжимает зубы, чтобы не разреветься от безысходности. Потому что больше ничего не будет. Не будет секса в трейлерах и ближайших подсобках, не будет чертовски-смущающих заигрываний и шуток. А еще не будет долбанного Криса Колфера, от которого крышу нахуй сшибает. Проваляться до утра не получается, потому что Морфеево царство хватает за грудки и тащит за собой нашкодившей шавкой. Даррен лишь успевает сильнее прижать к себе Криса, что довольно лыбится во сне. Даррен как-то не хочет, чтобы он свалил. Вообще никогда.