Мы можем наполнить до краёв эту чашу, Мы можем пускать искры, пока не загорится пламя, Мы можем начать всё сначала. Да, мой друг, мы можем продолжить и дальше. Но что с нами будет? Что с нами будет в конце? Marie Key — «Landet»
Спустя две недели они возвращаются в конференц-зал Modest!, чтобы наконец обсудить их дальнейшие действия. Две насыщенные обществом Гарри недели. Две чудесные, но и необычайно странные недели. Кажется, за это время в СМИ о One Direction упоминали чаще, чем за последние два года. Было забавно следовать догадкам и предположениям людей, к тому же Луи уже начал получать удовольствие, размещая наводящие или непристойные твиты. По сути, это как шутить над всем миром. На следующий день, после их короткого путешествия по супермаркету, фанаты буквально с ума сошли, в полдень застав заливающего в машину бензин Луи в сиреневом джемпере American Apparel и вчерашних джинсах. Никто не сомневался, что этот джемпер принадлежал Гарри, подтверждением тому служили неподходящий размер и миллионы фотографий многолетней давности самого Гарри в той же вещице. Это был гениальный ход: благодаря ему не оставалось никаких сомнений, что Луи провёл ночь в доме Гарри. И совершенно неважно, что больше чем всего-то безобидных объятий между двумя приятелями не случилось. Кроме того, они вместе прибыли на репетицию, фотографируясь с фанатами на входе и выходе. Ели в разных частях Лондона и даже отправились в Манчестер, чтобы снова поужинать в ресторане Rosso. Было здорово. Очень здорово. И вовсе не похоже на дешёвый пиар. Теперь же они снова пребывают в конференц-зале Modest!, и всё бы ничего — вот только Луи чувствует себя ужасно. Горло ещё прошлой ночью начало жутко саднить, но проснувшись, плюс ко всему он обнаружил температуру, страшный кашель и горло, которое всякий раз словно бы натирали наждачной бумагой во время очередной его неудачной попытки заговорить. Поэтому он старался этого не делать. Гарри обеспокоенно на него поглядывает, то ли из-за постоянного молчания, то ли из-за того, что он выглядит так, будто скончался божией волей, а потом был воскрешён. Впрочем, весьма неудачно. Этим утром Луи делал всё в черепашьем темпе, в результате чего умудрился опоздать. Он поймал такси, не доверившись безопасности навыков своего вождения, и прибыл к зданию Modest! лишь в самый последний момент. Им с Гарри не довелось поговорить до начала встречи, но тот явно заметил, что что-то было не так. И поведение Луи, как ни прискорбно, только укрепило его подозрения. Сложно уделять должное внимание встрече в промежутках между отхаркиванием своих лёгких, постоянными головокружениями и жаром. К счастью, Гарри берёт всё на себя и на все вопросы и доводы отвечает сразу за обоих. Гарри Стайлс с самого своего рождения слишком хорош для этого мира, и однажды Луи обязательно придумает, как дать ему то, чего дать никто и никогда не сможет, потому что он заслуживает всего самого лучшего на этом чёртовом свете. Хотя, с другой стороны, именно этим ведь Луи сейчас и занимается. Он даёт Гарри шанс наконец раскрыться и быть самим собой, пусть одна только мысль и пугает Луи больше всего на свете — он более чем готов пойти на это ради Гарри. Мысль впервые так ясно заседает у него в голове, и он вдруг понимает, что хочет этого. Не для себя — не сейчас, по крайней мере, — но для Гарри. Он делает это ради Гарри и вполне этим доволен. Если снова обратить внимание на людей напротив, то можно заметить присутствующих на этот раз Гарри Магги, Ричарда Гриффитса, всё ту же же леди из PR-кампании (имени которой Луи опять же не помнит), а также Саймона Джонса. Такого огромного количества людей, как на прошлой встрече, нет. Как и нет особо большой разницы. По крайней мере, на этот раз Луи не сопоставляет себя чему-то среднему между зверушкой в зоопарке и подопытной морской свинкой. Что ж, прорыв налицо. — До сих пор реакция наблюдателей была в основном положительной, — информирует Саймон Джонс, тыча на что-то в своём iPad. — А заинтересованность вами двоими стала даже больше, чем мы ожидали. Уверен, вы заметили, что One Direction за последние две недели весьма часто упоминались в СМИ. На данный момент трудно сказать, как это повлияло на вашу популярность в целом, возможно, верного представления, взглянув на продажи альбома и сингла, мы не получим, но количество подписчиков ваших twitter, стоит отметить, заметно возросло. В общем-то, каминг-аут на данном этапе не должен навредить вашей карьере. А даже наоборот: это может помочь. Наверное, больное состояние Луи ему сейчас только на пользу, в противном же случае он бы не смог не фыркнуть, что прозвучало бы довольно грубо. Саймон Джонс — тот ещё лицемер и, говоря обобщённо, человек, терпеть которого Луи не может в любом своём состоянии. Пусть он хорошо выполняет свою работу, но факта его абсолютной мудачности это никак, к сожалению, не меняет. По словам рассиживающих перед ними экспертов, два года назад каминг-аут оказался бы для них худшим решением, грозясь неумолимо разрушить группу, — теперь же каминг-аут может её спасти. До чего же смешно. — Именно поэтому мы советуем, — продолжает Джонс, — раскрыться в конце месяца. Поскольку нашей главной задачей является привлечение общественности, мы хотим, чтобы каминг-аут был наиболее эффектным, чтобы вызвать максимум внимания. План заключается в том, что в следующее воскресенье на Teen Choice Awards вы прибудете отдельно от остальных. Сначала прибудут первые трое парней, а затем, минут через десять, появитесь и вы, что, как нам кажется, вызовет довольно много шума. Переполох, во всяком случае, совершенно точно гарантирован. Уделяйте друг другу максимум своего времени и внимания, но ничего не подтверждайте и не отрицайте. Той же ночью мы опубликуем заявление, подтверждающее статус ваших отношений, после чего вы поблагодарите фанатов в twitter за поддержку, а затем мы устроим несколько интервью для всей группы и несколько исключительно для вас двоих. Конечно же, главной темой вашего обсуждения будет новый альбом и процесс его создания, а мы убедимся, что в статьях о ваших отношениях и каминг-ауте упомянут также о выступлении на TCA и новом альбоме. Как вам такая идея? Ошеломлённый Луи понятия не имеет, с чего начать и что ему думать. Всё до сих пор кажется таким нереальным, к тому же этот их план… даже воображение Луи не в состоянии представить себе такого размаха. Вряд ли это бы получилось даже в том случае, если бы его голова не была такой вялой, тяжёлой и не болела так, будто по ней долбят кувалдой. Да, всё вокруг вызывает далеко не самые приятные ощущения. — Ну… — начинает Гарри. Тишина на мгновение задерживается, и, когда за началом не следует должное продолжение ответа, Луи поворачивает вбок голову, чтобы посмотреть на Гарри, сразу же натыкаясь на изучающий его взгляд зелёных глаз. Кажется, Гарри смотрит на Луи, ожидая его одобрения или неодобрения. Луи чувствует, как Гарри сжимает рукой его руку, и принимает это за подтверждение того, что он обо всём позаботится. — Ну, — повторяет Гарри, — думаю, мы просто доверимся вашему решению, да? Вот только единственное наше условие заключается в том, что отношения должны выглядеть настоящими и искренними. Обман ни в коем случае не должен раскрыться, людям нельзя думать о наших отношениях, как о попытке пиара. Всё должно выглядеть натурально, ясно? — Разумеется, — быстро соглашается Магги. — Поверь мне, Гарри, не в наших интересах раскрывать заключённое соглашение. Мы как можно ближе стремимся к аутентичности, чему нас, кстати говоря, научила ситуация с Луи и Элеонор. Да и, не побоюсь заметить, до сих пор вы неплохо справлялись с демонстрированием своей убедительности. — Да, — соглашается Джонс, — мы вполне довольны вашей игрой. Очень убедительно. Не будь я в курсе, с лёгкостью бы повёлся и решил, что вы действительно вместе. Ко мне подходила пара человек из прессы и индустрии, интересуясь статусом ваших отношений. Так что постарались вы, ребята, на славу. Именно такого комфорта, как между тобой и Гарри, кстати говоря, и не хватало в ваших с Элеонор отношениях, Луи. Не думаю, что нам придётся волноваться о том, что ваш поцелуй вызовет отвращение, как это было с Луи и Элеонор. Хотя, вероятнее всего, вы заранее обсуждаете физические стороны ваших общественных отношений. Когда вы поцелуетесь на публике, нам бы очень хотелось, чтобы это не выглядело так, будто это первый ваш поцелуй, и… Подождите минуту. Стоп-стоп-стоп. Прокрутите назад, перемотайте плёнку, повторите-ка, блять. Луи совершенно перестаёт обращать внимание на продолжающий что-то бубнить голос Саймона, а мозг вдруг полностью зацикливается на его последних словах. Когда вы поцелуетесь на публике…. Когда вы поцелуетесь на публике…. Когда вы поцелуетесь на публике…. Вот же ж срань господня. Твою мать, а Луи ведь это и в голову не приходило. Гадство. Гадствогадствогадствогадство. Ему придётся целовать Гарри, о боже, что за хрень? И… дело в том, что, ну, это произойдёт не совсем в первый раз. Луи… не нравится часто об этом вспоминать. Честно говоря, он всегда старался не думать об этом вообще. Гарри даже не в курсе, что Луи помнит об этом маленьком происшествии — настолько сильно он старался не думать. Достаточно сильно, впрочем, чтобы наутро не без успеха симулировать частичную амнезию. Ведь Луи и Гарри уже целовались. Однажды. Несколько лет назад. Это было очень давно, но Луи до сих пор помнит тот вечер настолько детально, как будто всё случилось буквально вчера. Это произошло после The X Factor, в тот самый день, когда им объявили о предстоящем контракте. После чего они в дерьмо напились, решив отпраздновать это всей своей дружной компанией. В итоге всё закончилось тем, что Найл вырубился на кухонном полу рядом с недоеденным сэндвичем, Зейн уснул на полу в ванной, выблевав всё содержимое своего желудка, а Лиам, в котором, к счастью, не побывало ни капли спиртного благодаря единственной почке, завалился на кровать. В то время как Луи с Гарри оказались единственными, кто в этом доме ещё не спал. Они, опьянённые водкой, оживлённые энергией и друг другом, бок о бок сидели на диване, хихикая и перешёптываясь между собой. Луи не знает, как это произошло, он ни малейшего понятия не имеет о том, как всё из точки А внезапно умудрилось перейти к точке Б. Ему известно только то, что они сидели непозволительно близко, над чем-то смеялись и практически вешались друг другу на шею, а в следующую секунду уже целовались. Если в мире существует что-то, чего Луи никогда не забудет, то это прикосновение губ Гарри. То, как они накрывали его губы, с идеальной точностью подстраиваясь под их изгибы. И плевать, если Луи долгие годы пытался убедить себя в том, что он этого не хотел. Только из-за того… из-за того, что Гарри был, есть и всегда будет парнем. Луи тогда как можно усерднее боролся с подобными мыслями. Он был безумно напуган испытываемыми им в тот момент чувствами, ведь… ведь ему нравилась Ханна. Ханна была замечательной, но… поцелуй с ней отличался от поцелуя с Гарри, и не потому, что это был Гарри, нет. А потому, что Гарри был парнем. Именно об этом Луи всю свою сознательную жизнь старался не думать, потому что… ладно, насколько бы отвратительными не были эти мысли, его жизнь всё-таки была бы намного проще, не будь он геем. Вовсе не значит, что поцелуй был плох, по крайней мере, тогда ему так не казалось. Гарри с самого начала был честен в своих сексуальных предпочтениях, и Луи это никогда не беспокоило, но на Гарри не вешали ярлыков. Гарри не навязывали нетрадиционную ориентацию до того, как он сам успел с ней примириться. Луи вырос в Донкастере, играл в футбол, был обычным парнем, и статус гея совершенно точно не соответствовало его образу жизни. На его мысли влияли банальные стереотипы, и Луи никак не мог понять, что признание своей нетрадиционной сексуальной ориентации — хотя бы самому себе — в нём настоящем всё равно ничего бы не изменило и не сделало бы его другим человеком: он бы по-прежнему оставался Луи, всего лишь Луи, пусть и более открытым. Для него это время было мрачным. Разумеется, к тому моменту его жизнь изменилась, он прошёл через нечто удивительное, невероятное и просто потрясающее, но внутренняя борьба нависла над его головой грозовым облаком. Он боролся с этим единственным известным ему путём: используя много-много юмора. Будучи главным весельчаком и первоклассным клоуном, Луи отлично знал как играть. Поэтому внутренняя борьба и неуверенность в себе очень скоро были перекрыты намёками на гомосексуальность и постоянным флиртом с Гарри. И поскольку большинство прикосновений происходило исключительно между ними, потому что так у них было всегда, он бы солгал, сказав, что на сцене он намеренно не поднимал этот флирт на более высокий уровень. Оглядываясь назад в прошлое, можно сказать, что таким способом он примирялся со своей ориентацией, что значительно упрощало факт того, что он далеко-далеко не натурал, когда бороться с этим никак не хотелось. Луи не знает, как ещё это можно описать, если только не самым нелепым способом справляться с подобного рода проблемами. Но ведь он никогда и не утверждал, что решение проблем, связанных с чувствами, — его главный конёк. Тогда как юмор небезрезультатно отвлекал и позволял поверить в то, что всё ещё может быть хорошо. Степень пережитой им интернализированной гомофобии была чрезвычайной. Всё было настолько запутано, ведь он не имел абсолютно ничего против гомосексуалов. Гарри был геем и человеком, которого Луи ценил больше всего на свете (наряду с семьёй, возможно), и Луи ни на секунду даже не задумывался о том, что с Гарри может быть что-то не так только лишь потому, что он гей. Нет, Луи не думал, что с ним что-то не так, а скорее… ему банально не хотелось иметь дело с тем, что повлечёт за собой пребывание геем. Не хотелось признавать, что люди были правы, не хотелось предоставлять им возможности сказать: «А я тебе говорил» или становиться ходячим стереотипом. Руководство, PR, а иногда и сама семья постоянно твердили ему, как пребывание геем отразилось бы на его будущем. Как это разрушило бы его карьеру, значительно подрезало бы основу существования One Direction. Неудивительно, что он не горел желанием выйти из шкафа — пусть и самому себе. Это далеко не та часть жизни, которой он может гордиться. Тем, как он боролся с Гарри и поцелуем, он тоже не особо гордится. Луи было трудно понять, как Гарри всё ещё может его терпеть. Хотя Гарри знал, без сомнений. Вообще-то они никогда этого не обсуждали, но Луи на все сто процентов уверен, Гарри прекрасно знал, что Луи был геем, ещё задолго до того, как тот наконец решил ему раскрыться. Но несмотря на это, он никогда ничего не говорил, никогда не давил на Луи, принуждая того сесть и хорошенько всё обдумать, а лишь коротко намекал. Это ясно дало понять, что Гарри довольно-таки стойкий малый. Он знал, что Луи нужно было разобраться в этом вопросе самостоятельно, пусть это и заняло бы не меньше полутора миллиона лет. Уровень уверенности в себе и согласия со своей ориентацией в его случае никогда ещё не достигал таких высот, как у того же, к примеру, Гарри, и из всех его достойных преклонения качеств именно этим Луи, возможно, всегда восхищался и завидовал больше всего. Всегда было предельно ясно, как сильно Гарри был не согласен с действиями Луи, как сильно он ненавидел ситуацию с Элеонор. Ему всегда казалось, что Луи бесполезно откладывает в долгий ящик столкновение с неизбежным. А Луи порой думает, что каким-то образом отрицание того, кем он действительно является, для Гарри было так же мучительно, как и для него самого. Гарри сразу выразил всю свою неприязнь к отношениям Луи и Элеонор, будучи к ней категорически безучастным с самой их первой встречи. Это шокировало всех, потому что он всегда был вежлив даже с самыми грубыми папарацци, однако именно с той минуты он и установил максимальный уровень своего взаимодействия с Элеонор. Говоря иными словами, абсолютно нулевой уровень. Честно признаться, Луи это заботило бы гораздо сильнее, если бы только поддержание видимости отношений с Элеонор не отнимало у него столько сил. С Элеонор всё было не так, как с Ханной, потому что вторая была одной из его лучших друзей и их отношения больше напоминали медленное перевоплощение во что-то, напоминающее роман, ну, или что там может быть между двумя подростками. С другой же стороны, им с Элеонор было суждено стать настоящей взрослой парой. С определёнными ожиданиями вроде романтических ужинов, влюблённости и тонны остального дерьма, которого бы Луи к ней никогда не испытал, потому что становилось всё более и более очевидно, что женщины всё-таки далеко не в его вкусе. Отсутствие химии и физической близости в их отношениях было мелочью, но догадывающиеся люди всё же нехило ударили по вере Луи в его актёрские способности. Как оказалось в итоге, в нём просто-напросто обнаружилась апатическая депрессия. Это, как и открытие, последовавшее за поцелуем с Гарри, стало для него катализатором для чуть запоздавшего признания самому себе и примирения с тем, о чём он прекрасно знал долгие годы, но во что упорно отказывался верить. Он отчётливо помнит, как это был одновременно и лучший, и худший день в его жизни. Как огромный груз спал с его плеч, но как тяжелый страх начал давить на грудь и сжимать сердце с лёгкими, угрожая превратить его в ничто. Слишком много противоречивых чувств, изнуряющих эмоций — и всё вдруг вышло из-под контроля. Но Гарри вместе с ним стойко прошёл через самые трудные времена. Он поддерживал Луи, пока тот рыдал на всю катушку, периодически смахивая слёзы своими пальцами и губами, и так близко прижимал его к своей широкой груди, что, кроме пульсации в своей голове и звуков собственных рыданий, Луи только и мог слышать устойчивое сердцебиение Гарри. Гарри прижимал его ещё сильнее, нежно поглаживая по спине, пока тот тем временем продолжал бормотать: «Я гей, я гей, я гей, о боже, я гей». Именно Гарри был его скалой на протяжении последующих нескольких месяцев: во время разрыва с Элеонор (который, слава богу, закончился гладко: к счастью, отсутствие химии и чувств у них было взаимным), во время признания остальным участникам группы, руководству и маме. Как только он осмелился признаться самому себе, ему захотелось покончить со всем этим, захотелось принять это после стольких лет пребывания не тем, кем он являлся. Гарри был его скалой, его якорем, он удерживал его корабль над водой, не позволяя уплыть или же затонуть в бездне. Гарри всегда был рядом, всегда был верной опорой и самой-самой лучшей частью жизни Луи. Его лучшим другом. Ровно год спустя они набили себе парные татуировки. Дружеские татуировки. Корабль и компас. Изначально это была идея Луи. Гарри уже несколько лет с ума сходил по татуировкам, и тот вслед за ним начал загораться идеей, уже обзаведясь парочкой штук. Он хотел доказать Гарри, как много тот для него значит, насколько не важно, что руководство разделяет их на публике и насколько не имеет значения всё то пройденное ими дерьмо, ведь Луи всегда был бы рядом, всегда был бы рядом ради него. Гарри чуть ли слезу не пустил, когда Луи предложил ему корабль и компас. А сердце Луи разрывало от любви к лучшему другу, слишком юному, чтобы взваливать на свои плечи так много. «Хотя это были не первые их дружеские татуировки», — думает он, стукая большим пальцем по «Оops!» на своём предплечье. Гарри почерком лучшего друга набил себе «Hi» — первое, что сказал ему Луи, после чего тот и не подумал дважды о своём скором ответе. Но корабль и компас были особенными, и Луи ясно осознавал, почему так много людей считали эти татуировки парными. В конце концов, потому что они и в самом деле были парными. Корабль и компас оказались лишь первыми в длинном списке татуировок, которые, по-мнению ларри-шипперов, были парными. Далее следовали бабочка на животе Гарри и «it is what it is» у Луи на груди, но только они оба знали, что их поистине связывало: Гарри пришёл в гостиничный номер Луи с наброском на своём iPad, без умолку тараторя о бабочке на животе и представляя Луи слова, которые он теперь уже навсегда обвёл чернилами на своей коже. Это всегда были всего лишь две разные татуировки, и не имеет значения, как люди их расшифровывали. То же было с верёвкой и якорем: Луи и Гарри привлекали тату на морскую тематику, они часто сидели и обсуждали это, а затем в голову пришла идея о верёвке и якоре, потому что им обоим это казалось чем-то интересным. Но это ничего не значило. Ничего. Однако всё снова возвращается к тому факту, что Луи всем обязан только Гарри. Ему очень часто кажется — по вполне понятным причинам, — что он бы не стал тем, кем он сейчас является, если бы не Гарри. Гарри. Которого ему очень скоро снова предстоит поцеловать. Чёрт. Просто… им ведь нужно будет притворяться парой, настоящей парой. Нужно будет максимально возможно отыгрывать убедительность, потому что их отношениям нельзя превратиться в комедию вроде PR-отношений Луи и Элеонор. Луи не позволит этому произойти. Но, кроме того, он не имеет ни малейшего представления о том, как ему сначала целоваться с Гарри взасос, а потом снова быть хорошим другом. Они всегда были особо тактильными и ласковыми по отношению друг к другу, но это не включало обмен ДНК. Луи не был рождён для «случайного секса» или «секса по дружбе»: как прикажете ему в одну минуту обжиматься с Гарри, а в следующую уже снова быть другобратоприятелем? То есть это ведь Гарри — с ним у Луи не получится так убедительно притворяться. Во всяком случае, он старательно пытался притворяться с Элеонор, а теперь посмотрите, чем всё обернулось! Как его обжимания с Гарри могут выглядеть натурально?! Им придётся практиковаться? Будет очень плохо, если их первый поцелуй на публике окажется до чёртиков неуклюжим, но как иначе? Чёрт, Луи придётся выдуть ведро водки, понадеявшись на хмельную храбрость, чтобы избавиться от неловкости или нервозности. Их единственный поцелуй не может повлиять на последующие (блин, «последующие», то есть во множественном числе, то есть больше одного, ах ты ж чёрт). Во-первых, они были в жопу пьяными, а во-вторых… ну, кажется, на следующий день Луи притворился, что ничего не помнит. Упс? Иногда Луи позволяет своим мыслям ненадолго представить, что бы случилось, если бы Найл не пробудился ото сна на кухонном полу и не побрёл в гостиную их дорогого гостиничного номера, держа в руках недоеденный сэндвич. Думать об этом всегда чуточку страшновато, потому что, говоря предельно честно, Луи тогда настолько далеко зашёл, что если бы одному из них и пришлось остановить начатое, то исключительно Гарри. Из-за прибытия Найла Гарри и Луи отскочили друг от друга быстрее, чем до усрачки запуганный чесноком вампир. Что было весьма даже к лучшему. Следующим утром Луи не придумал ничего лучше, кроме как просто-напросто притвориться, что после перепоя у него провал в памяти, не желая рисковать возникновением неловкости и изменением в их отношениях. Наверное, это не самый разумный выход из ситуации, но что было, то было. Гарри же в свою очередь о поцелуе никогда не упоминал. — Луи? — Голос Саймона вырывает Луи из мыслей, заставляя на нём сконцентрироваться, не обращая внимания на размытое в глазах изображение. Он и в самом деле чувствует себя неважно, а эта встреча всё никак не может закончиться. — Добавишь что-нибудь? — Э-эм… — Последние десять минут Луи не обращал на разговор никакого внимания, а значит, и понятия он ни малейшего не имеет, о чём они говорили. Гарри заботливо сжимает его руку. – Нет. Нет, мне нечего добавить. Магги кивает. — Хорошо. Мы вышлем контракт вашим адвокатам и подпишем его в среду. А сейчас вы свободны. Как всегда, было приятно побеседовать, мальчики. Луи удаётся пробормотать что-то в согласие или прощание, прежде чем быстро пожать трём мужчинам руки и со всех ног оттуда удрать. В голове единственная мысль: домой, домой, домой, но добраться туда в его положении трудно, потому что чувствует он себя, мягко выражаясь, запредельно ужасно, и никогда ещё ему так не хотелось в свою постель так сильно, как сейчас. — Луи! — зовёт Гарри, чуть напугав, вынуждая Луи остановиться посреди коридора и обернуться. Луи чувствует себя как никогда нелепо, но всё же пытается застенчиво улыбнуться Гарри, о котором он, кажется, совсем позабыл, спеша скорее покинуть проклятое здание и вернуться домой. — Прости, малыш, — с трудом выхрипывает он. Нет, правда, разве может быть ещё хуже, если он уже почти умирает? — Совсем забыл попрощаться. Я ужасно себя чувствую, так что мне нужно добраться до своей постели. И желательно поскорее. Гарри стоит напротив него, обеспокоенно сморщив лоб. — Да, — говорит он. — Замечу, что внутри твоё состояние казалось куда терпимее. Выглядишь просто ужасно. — Спасибо, дружище. Ты, как никто другой, в нужный момент умеешь утешить, спасибо за поднятие самооценки. Складочка у Гарри на лбу чуть увеличивается. — Твоя самооценка всегда должна быть на высшем уровне, — спокойно заявляет он, поглаживая подбородок Луи, прежде чем приложить руку ко лбу и проверить температуру. — Чёрт, да ты же горишь, — бормочет он. — Давай я отвезу тебя домой и приготовлю суп, а ты поспишь в моей постели. Сейчас тебе никак нельзя оставаться одному. — Гарри, в этом… — «нет необходимости» пытается возразить Луи, но Гарри тут же затыкает его своим взглядом, да и, если честно, Луи не видит смысла продолжать этот спор. Будучи в больном состоянии, он часто себя жалеет, а иметь под боком кого-то, кто с таким энтузиазмом проявляет инициативу позаботиться о тебе, как ни крути, уж явный плюс. — Хорошо, — произносит он, слегка улыбаясь. Гарри оборачивает руки вокруг стройного тельца Луи, который в свою очередь позволяет себе облокотиться о Гарри, с довольным видом наслаждаясь тем, как идеально он подходит к его груди, словно Луи — часть мебельного гарнитура из Икеи, а Гарри — шуруп, удерживающий его в цельном состоянии. Или что-то вроде того. Не суть важно в общем-то. Они выходят из здания Modest!, когда Луи полностью доверяет Гарри свою бездыханную тушу, зарывшись лицом в изгиб его шеи и положившись на то, что тот безопасно доведёт его до машины. — Не знаю, может, мне показалось, — шёпотом произносит Гарри, к тому моменту как они вышагивают по тротуару к припаркованному им автомобилю, — но в машине, припаркованной через дорогу от моей, я, кажется, заметил папарацци. Или просто какому-то чуваку с огромной камерой жизненно необходимо было направить её на нас. — Хм. — Луи пытается оторвать своё тело от таких уютных объятий Гарри, но лишь вздрагивает, когда тот напрягает вокруг него свои руки и прохладными губами прижимается к пылающему жаром лбу. Луи словно в раю. Не хватает лишь мелодии арфы и ангельских песен. И старика с бородой, говорящего: «Добро пожаловать», вот тогда бы Луи и правда решил, что умер и попал в рай. — Останься, — шепчет Гарри, притягивая его обратно. — Мы в любом случае будем парой, так что допросов с пристрастием нам всё равно никто не устроит. «Устроит», — думает Луи, но не решается произнести вслух. Допросы будут, потому что статус их отношений не будет подтверждён ещё целую неделю, но ведь это не важно, так? Гарри прав, как и всегда. Гарри останавливается и, открыв пассажирскую дверь, осторожно подталкивает к ней Луи. Всего на мгновение у того возникает желание наклониться и в благодарность чмокнуть парня в губы, но, к счастью, он одёргивает себя, прежде чем основательно опозориться. Стало быть, лихорадка совсем затуманила его мозг. Удобно устроившись в автомобиле, Луи прикладывается затылком к сиденью и засыпает, пока Гарри плавно ведёт машину по направлению к своему дому. Он просыпается некоторое время спустя, когда Гарри ласково встряхивает его за плечо, припарковавшись напротив дома, а после этого обойдя машину, чтобы подойти к сиденью Луи и мягко обхватить ладонью его руку. — Приехали, радость моя, — произносит Гарри мягким и тихим голосом. — Давай пойдём уложим тебя в кроватку, да? Луи кажется, что он в ответ что-то бормочет, но осадок от воздействия прекрасной смеси лихорадки со сном по-прежнему упорно отказывается его покидать, так что о точной уверенности в его случае не может быть и речи. По крайней мере пятьдесят на пятьдесят. Он выходит из машины, передвигая тяжёлыми конечностями и образуя ими несогласованные движения, и принимается опасно покачиваться в стороны, пока его тело наконец не выравнивается по стойке смирно. Когда кровь вдруг резко приливает к мозгу и вызывает головокружение, дезориентируя и сбивая Луи с толку. Гарри хватает его за бёдра и пытается выровнять ещё беспомощное благодаря сонливости тело лучшего друга, неожиданно для него оказываясь чересчур близко. И где-то в глубине сознания Луи замечает, как приятно пахнет Гарри. Сочетанием чего-то свежего и фруктового с чем-то уникальным, чем может пахнуть лишь сам Гарри. А, что? Луи кладёт голову ему на плечо, концентрируясь на вдохе и выдохе и желая, чтобы мир вокруг прекратил так быстро вращаться. — Хочешь, я тебя отнесу? — интересуется Гарри, ласково поглаживая рукой Луи по спине и осторожно прижимая его ещё ближе. Наверное, он просто прикалывается, но, честно признаться, Луи вполне уверен, что согласись он на предложение — и Гарри, как непозволительно хороший друг, непременно выполнит им обещанное. Луи обречённо мотает своей головой, глубоко выдыхая Гарри в плечо. — Нет, — тихонько отвечает он, сползая руками на талию Гарри. Гарри, который такой очаровательный, такой надёжный и тёплый. — Нет, — повторяет Луи, наконец медленно возвращаясь к нормальному состоянию. — Я могу идти. Скорее всего, я просто встал слишком резко. — Хорошо, — соглашается Гарри спустя секунду молчания. — Хорошо. — Луи улыбается ему где-то в районе ключиц, чувствуя, как губы друга прикасаются к его макушке. — Давай-ка заведём тебя внутрь.***
Пару минут спустя, устроившись наконец на кровати, Луи вдруг понимает, что никогда в жизни его еще так не обхаживали с намерением затащить в постель. — Переоденешься во что-нибудь? — спрашивает Гарри, прекращая взбивать подушки у Луи за спиной. Тот обводит взглядом свои штаны, толстовку и представляет напяленные на себя вещи Гарри. Не самая приятная мысль, учитывая вполне вероятную возможность в его случае вот-вот сгореть заживо, пусть в незначительных перерывах ему и кажется, что он мог бы до смерти замёрзнуть. Быть может, одеяло Гарри чудодейственным образом все же способно его исцелить. — Разве что только футболку. Гарри проводит ладонью по щеке Луи, вынуждая того неосознанно о неё потереться. — Как скажешь. Гарри отдергивает руку и сворачивает к шкафу, но возвращается, к счастью, так быстро, что Луи и не успевает заметить отсутствие прохлады его ладони на своём лице. На этот раз пальцами Гарри сжимает футболку, которая для Луи, конечно же, окажется невыносимо огромной, но у неё прохладная ткань, которая вроде как и к телу прилипать не будет, что весьма даже кстати. — Переодевайся, а я пока принесу стакан воды. Ты принимал сегодня Панадол? Луи отрицательно трясет головой, после чего нагинается и с небывалым усердием стягивает с себя носки. Процесс избавления от одежды в его состоянии занимает, как ни странно, довольно много времени, но каким-то образом ему это всё-таки удаётся, и он наконец благополучно проскальзывает в футболку. Луи вздыхает, со всех сторон охваченный ароматом Гарри, и не упускает возможности насладиться тем приятным чувством, когда прохладная ткань постепенно охлаждает перегретое тело. Он точно на небесах. Обернувшись, Луи замечает Гарри, стоящего у двери, ведущей в ванную, со стаканом в руке. Он прочищает горло, проходит в комнату, присаживаясь на кровать, и вытягивает вперед ладонь с двумя крохотными пилюлями и стаканом воды. Луи проглатывает все ему любезно предложенное. Гарри улыбается на это действие и встаёт с кровати, в то время как Луи откидывается на подушки и снова погружается в заоблачный рай. Простыни под ним мягкие и прохладные — наверное, из египетского хлопка или чего-то такого. — Поспи немного. Я приготовлю суп. Луи снова улыбается в знак благодарности — это всё, что он может сделать, чувствуя, как сон уже утягивает его в свои чары. Мягкость свежих простыней и рука Гарри, нежно поглаживающая его голову, срабатывают лучше всякой колыбельной, так что несколько секунд спустя он уже мгновенно проваливается в сон. Проснувшись, он мысленно отмечает, что чувствует себя значительно лучше: Панадол, благо, сделал своё дело, несколько снизив температуру. Ему по-прежнему нехорошо, но ощущение неминуемой смерти на порядок уменьшилось — вероятно, его смело можно удостоить званием победителя. Итак, Луи: 1, температура: 0. Он тянется за телефоном, который неожиданно оказывается на прикроватной тумбочке, рядом со стаканом воды, — должно быть, Гарри оставил его здесь, когда забирал снятую задремавшим Луи одежду. Последней нигде не оказывается видно, так что следует предположить, что Гарри в привычной своей манере наверняка уже закинул её в стиральную машину. Взглянув на время, он видит, что уже четверть четвёртого дня, значит, он успел прилично поспать. Он замечает несколько разных уведомлений на экране. Сообщение от мамы, просящей позже ей перезвонить, пропущенный звонок от Зейна и совсем недавний твит Гарри. Он быстро отвечает маме, что перезвонит завтра, и решает проигнорировать Зейна — если у него что-то важное, он может снова позвонить, Луи сейчас не в состоянии говорить с кем-то, кроме Гарри. Наконец он открывает Твиттер, чтобы посмотреть, какой бред Гарри на этот раз решил превратить в твит. http://imgur.com/qVHjY2n Сам готовлю куриный суп. Чувствую себя настоящей домохозяйкой. Луи нажимает на ссылку прикрепленной картинки, переходит на аккаунт Гарри в Instagram и видит аппетитную фотографию супа, который без сомнений в этот же самый момент закипает внизу в кастрюльке. http://imgur.com/hgVB1YM До этого твита Луи даже и не предполагал, насколько голоден. Он может лишь представлять, как люди прямо сейчас гадают, для него Гарри готовит суп или же нет. Наверное, позже они должны будут это чем-то подтвердить. — Отлично. Ты проснулся, — голос Гарри вырывает Луи из собственных мыслей, он поднимает взгляд от телефона и видит стоящего в дверях парня, поднос в его руках, две тарелки, кружки и исходящий от всего этого пар. Луи выпрямляется и снова кладёт телефон на тумбочку. — Да, — говорит он, улыбаясь, когда Гарри осторожно, чтобы не споткнуться и не расплескать содержимое подноса, проходит в комнату. — Только что. — Стало лучше? — Гарри ставит поднос Луи на колени, и его встречает небесный аромат супа. — Да, — подтверждает Луи. — Сон пошёл мне на пользу, думаю, жар уже спал. Гарри протягивает и прикладывает руку ко лбу Луи, проверяя температуру. — Нет, ты уже не такой горячий. — Эй! — Луи от возмущения открывает рот, наигранно обижаясь. — Пожалуй, позволю себе с тобой не согласиться, спасибо. Гарри требуется всего доля секунды, чтобы понять, и вот он уже улыбается, во всю демонстрируя свои ямочки. — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. Ты всегда горяч, ты это хотел услышать? Хотя прямо сейчас ты выглядишь ещё милее, укутавшись в одеяла, как… — Гарри умолкает, размышляя какое-то время, прежде чем его улыбка становится шире, и он достаёт из своего невероятно узкого кармана телефон (как в эти джинсы ещё что-то влезает, Луи никогда не поймёт). — Вообще-то, — он продолжает, — может, мне просто… — направляет телефон на Луи, и до второго доходит, чего он хочет. — Если ты это сделаешь, клянусь Богом, я тебя кастрирую, Гарольд! — говорит Луи, слова вылетают прежде, чем он вообще успевает о чём-то подумать. Гарри кладёт телефон на тумбочку и запрыгивает в постель рядом с Луи, тянется за одной из тарелок на подносе и притягивает колени к себе, укладывая между ними тарелку. Луи тянется за своим супом, и несколько следующих секунд они едят в тишине. Суп невероятно вкусный, но, опять же, его готовил Гарри, поэтому ожидать чего-то другого было бы глупо. Он не замечает, как Гарри заменяет свою тарелку телефоном, но вскоре сигнал уведомления отрывает его от поглощения пищи. Какое-то время он не обращает на него внимания, доедая последние несколько ложек супа, а затем тянется через Гарри к своему телефону. Очередной твит, Луи смотрит на Гарри с приподнятой бровью, но встречается лишь с самодовольной ухмылкой. Он, улыбаясь, качает головой, потому что Гарри действительно такой чудесный придурок, скользит пальцем по экрану и открывает твит. http://imgur.com/2EqM0Tk Лу выглядит очень мило, укутавшись в одеяла, жаль, он не позволил мне это запечатлеть. — Серьёзно? Это лучшее, что ты смог придумать, Гарри? — спрашивает он, но не получает ответа, когда Гарри отворачивается и снова начинает что-то печатать. Очередное уведомление приходит через секунду. http://imgur.com/OV4bmbf «Если ты это сделаешь, клянусь Богом, я тебя кастрирую, Гарольд!» Луи стонет и тянется за телефоном Гарри, пытаясь его отобрать. — Боже, отдай мне телефон, Стайлс. Я просто удалю твит, чёрт, ты же позоришь меня. Гарри громко и нагло смеётся, отворачиваясь телом подальше от Луи и держа телефон так, чтобы тот не смог его достать. Когда Луи, чтобы отобрать телефон, поворачивается к Гарри, тело начинает болеть, а головная боль —возвращаться, но он не обращает на это внимания. Он с трудом наклоняется к Гарри, чувствуя, как поднос, о котором совсем забыл, соскальзывает с колен. Он инстинктивно пытается его остановить и каким-то чудом чай во всё ещё полных до краёв кружках не разливается по всей постели. Они молча встречаются взглядом. В глазах Гарри всё ещё танцует радость, и вскоре он, честное слово, начинает хихикать. Луи не может не улыбаться в ответ. — Упс, — говорит Гарри, снова широко улыбаясь, и тянется за кружкой на подносе. — Пей чай, пока не остыл, Луи, — насмешливо гладит его по макушке, Луи хмурится, но всё же берёт чай. Он тёплый, конечно, холоднее, чем хотелось бы, но жидкость успокаивает горло. Снова сигнал уведомления, и Луи поднимает глаза на самодовольный взгляд Гарри. — Теперь ты закончил? Гарри кивает, всё ещё широко улыбаясь, заставляя Луи взять телефон и взглянуть, что он написал на этот раз. http://imgur.com/PPtj8FH Тогда лучше не буду. Луи удивлённо смеётся. — Ты просто нечто, Гарри. — Что? — спрашивает Гарри. — Спасибо, я предпочту поберечь своё хозяйство, а то мало ли тебя с твоими угрозами. Луи снисходительно ему улыбается и саркастично протягивает: — Не волнуйся, сладкий. Все равно не хотелось отнимать у мира восьмое чудо света. Гарри надувается. — Чтоб ты знал, на мой член никто ещё не жаловался, спасибо большое. Луи согласно мычит, прежде чем небрежно ответить: — Ну, да, миленький член. Шокированное выражение лица Гарри бесценно, и Луи самодовольно взрывается хохотом. — Э-эй! — скулит Гарри, пихая Луи плечом. — Он не миленький. Не издевайся над моим членом, у него тоже есть чувства. — Я не издеваюсь, милый. Я достаточно его повидал и знаю, что у тебя хороший член. — Ээм… что? Что он несёт? Как они вообще могут говорить об этом? Боже, нужно научиться думать, перед тем как открывать рот. Гарри ухмыляется. — Он ещё милее, когда твёрдый, милый. Ах, сволочь повысила ставки. Долю секунды Луи даже не знает, что ответить. Поэтому решается на сухой сарказм. Наверное, это станет его девизом. Забудьте о «живи настоящим» и прочей ерунде. Нет, Луи Томлинсон живёт «в любой непонятной ситуации используй сарказм». Это истина. А если нет, то должна быть. Луи сделает это истиной, да. Копирайт: Луи Томлинсон. — Я просто уничтожен, мне ещё не доводилось встречаться с такими чудесами. — И не придётся. — О да. И как мне теперь жить? — Ну… — Гарри начинает, но его тут же перебивают. — Не заканчивай это предложение, Гарольд. Гарри смеётся и наклоняется, целуя парня в висок. — И не мечтай, малыш. Луи качает головой и снова открывает twitter, пока Гарри убирает с колен поднос и кладёт его со всеми тарелками и кружками на пол. К тому времени, как он возвращается в кровать, Луи уже успевает ответить на твит Гарри. Он ухмыляется, услышав сигнал уведомления его телефона. Гарри серьёзно на него смотрит, открывая твит. — Будет лучше, если окажется, что ты не написал ничего о моём члене, Луи. Луи качает головой, широко улыбаясь. — Я бы никогда, дорогой. У меня всё же ещё есть достоинство. Он смотрит на твит, загружающийся на экране его телефона, и улыбается. http://i.imgur.com/aagwZOa.png @Harry_Styles ты придурок! Но спасибо за суп! И постель! И компанию! #тыотличнаянянька Гарри нежно улыбается. — Не за что, Лу. — Он сползает немного вниз, перекатываясь на бок лицом к Луи, устраиваясь поудобнее. — А тебе точно стоит здесь находиться? — спрашивает Луи, снова заматываясь в одеяла и разворачиваясь лицом к Гарри. — Не хочу, чтобы ты тоже заболел. — Хм, — произносит Гарри. — Да, стоит. А теперь тихо: я печатаю твит. Луи ласково закатывает глаза, но всё же молчит, ожидая очередного уведомления. Оно приходит всего несколько секунд спустя. http://imgur.com/qyc4PHW @Louis_Tomlinson В любое время, тыковка. Даже если сам ты и дурак! .хх Луи снова улыбается, и это, кажется, стало постоянным выражением его лица с тех пор, как он стал проводить больше времени с Гарри. Это приятно. — Друг, я так тебя люблю. Гарри в ответ улыбается, прежде чем выхватить у Луи телефон. Тот протестует, но в конечном итоге сдаётся, когда Гарри кладёт оба их телефона на прикроватный столик. Атмосфера меняется, когда Гарри снова кладёт голову на подушку. Он мягко закусывает нижнюю губу — признак того, что он нервничает и хочет что-то сказать. Луи молчит, ожидая, пока он начнёт говорить. Гарри начинает несколько секунд спустя. — Ты уже думал, что скажешь семье? Луи вздыхает и прячет голову в подушку, прежде чем снова посмотреть на Гарри, чьи глаза полны сочувствия. Это было худшей частью договорённости с Элеонор, за исключением, конечно, вынужденного разделения с Гарри на публике, — держать всё в секрете от семьи. Конечно, его мама, Дэн и Марк знали, но другие члены семьи, другая часть мира действительно были удивлены тем, что Луи и Элеонор встречались и были настоящей парой два с половиной года. Лгать семье — худшее, что Луи когда-либо делал, но он прекрасно понимал, почему это было необходимо. Да, он по-прежнему врёт. Может, уже не так часто, у них нет привычки обсуждать его половую жизнь дома за воскресным ужином, но он врёт умалчивая. До сих пор его мама — единственная, кто знает о его ориентации. Может, Дэн тоже знает, Луи не удивится, если окажется, что Джей рассказала ему. Нет, конечно, он доверяет своей семье, но не может полностью доверять им в этом плане. Потому что его сёстры слишком маленькие, ими слишком легко управлять и их слишком много в социальных сетях. По крайней мере, он позволит им узнать немного больше, по крайней мере, он поделится с ними неотъемлемой частью себя, по крайней мере, на шаг они станут ближе. Если, конечно, они всё ещё будут с ним разговаривать после того, как он сбросит эту бомбу. Хотя, если честно, он бы не хотел их упустить. В конце концов, он обманывал их много лет. Не рассердиться оказалось бы, наверное, неожиданной реакцией в этом сценарии с их стороны. Он просто обязан всем им — Марку, девочкам, бабушке с дедушкой — рассказать это лично. Луи едва может представить, насколько все усложнится, если они узнают об этом из прессы. Боже, нет. Но разговор с ними на эту тему не то, чего он ждёт с нетерпением. Как можно говорить о чём-то подобном? После того, как они много лет "защищали" его от всего, что на самом деле было правдой? От всего, от чего защищать его никогда не нужно было в первую очередь? Что, если после этого они не захотят иметь с ним ничего общего? Что, если они станут смотреть на него по-другому после того, как узнают, что он гей? Они проблема, вставшая у Луи на пути, как только он раскрылся себе, но проблема, чтобы не думать о которой, он сделал всё возможное, он ждал каждый день, чтобы рассказать им, но становилось только хуже. Наверное, так было нужно, но он определённо не сделал ничего хорошего для шанса на прощение. Чёрт, это не самый приятный разговор. А теперь ему придётся говорить об этом. Скоро. Нет времени на подготовку. Потому что в субботу они летят в Америку — это меньше, чем через неделю. В его распоряжении всего пять дней, чтобы рассказать обо всём и сделать это лично. Боже, почему его жизнь так похожа на мыльную оперу? — Я не могу рассказать им правду, ведь так? — наконец говорит Луи слабым и подавленным голосом. — Физзи и Лотти только пятнадцать и семнадцать. Остальным ещё меньше. Все они есть в twitter и Instagram. Друзья, прохожие на улицах будут спрашивать их об этом. Я не могу просить, чтобы они хранили такой секрет, не могу взвалить такое на их плечи. Чем меньше людей знают, тем лучше. — Он глубоко вдыхает и закрывает глаза. Почему он постоянно впутывает себя в подобные ситуации? Секундой спустя он открывает глаза, чувствуя руку Гарри на своём предплечье — знак утешения. — Хотя мне больше не придётся врать о своей ориентации. Надеюсь, они всё ещё будут разговаривать со мной после того, как узнают, что я годами их обманывал. — Лу… Луи качает головой. — Всё в порядке, Гарри. Нет, Боже, это просто пиздец. — Он на секунду останавливается, запуская руку в растрёпанные волосы. — Конечно, я расскажу маме правду. И Дэну, наверное. Не знаю насчёт Марка. Думаю, он заслуживает правды. Не знаю. Чёрт. Как мне выбирать между тем, кто достаточно хорош, и тем, кто заслуживает доверия? Потому что так нельзя, Гарри. Это погубит нас. И мне нужно рассказать обо всём до того, как мы улетим. Они должны услышать это от меня лично. Это последнее, что я могу сделать. Нужно ехать в Донни. Думаю, завтра. По крайней мере, во вторник утром. Я посвящу маму во все подробности. Я уже несколько недель избегаю её расспросов. Расскажу Стэну. И, чёрт, Хаз, что, если они не поверят? Что, если они поймут, что это обман? — Хочешь… — Гарри замолкает, снова прикусывая губу. Прочищает горло и пытается продолжить низким голосом. — Хочешь, чтобы я поехал с тобой? И. Ох. Луи даже не рассматривал такой вариант. — Я… я не… А ты бы поехал? — Ему удаётся себя уговорить. Гарри почти обижается на его слова. Или его тон. Или и то, и другое. Неважно. — Что значит «поехал бы я»? Конечно, я бы поехал, Лу. Я бы с радостью поехал с тобой. В любом случае, если ты считаешь, что так тебе было бы легче, то нет ничего, чего я хотел бы больше, чем быть с тобой. Может, это поможет, может, легче заставит их поверить, не знаю. Кажется, мы играем весьма правдоподобно. Я бы мог попытаться поговорить с Лотти и Физзи, если они рассердятся на тебя, помочь разъяснить ситуацию твоей маме. Не знаю. Просто быть рядом. Луи даже не нужно время, чтобы подумать, он отвечает сразу. — Да, чёрт, Гарри. Я был бы рад. Правда. Это было бы прекрасно. Гарри широко ему улыбается. Серьёзно, да. Чёрт. Было бы замечательно, если бы Гарри был рядом. Помог бы всё объяснить, это хоть какое-то утешение. Иметь кого-то, кто на его стороне. Кто поможет, если он влипнет. Кто на все сто процентов знает правду. Луи всегда лучше переносит бурю, когда рядом Гарри. Последние шесть лет научили его этому. Как их песня «Strong». Потому что она немного для Гарри. Или много. Для него, о нём. По крайней мере, в первоначальной версии. Пока другие писатели не пришли и не переделали её в любовную песню, она была только о Гарри. «Strong» Луи только о Гарри. О том, как он был рядом с Луи во время самых трудных периодов его жизни, как они навсегда были связаны вместе, потому что иметь в жизни Гарри для существования Луи было так же необходимо, как и дышать. Гарри научил его тому, что он не должен делать всё сам, не должен взваливать всё на свои плечи и справляться с проблемами в одиночку. Что нормально — просить о помощи, нормально — говорить, что ты в ком-то нуждаешься, и таким человеком всегда был Гарри, в нём всегда нуждался Луи, в том, кто всегда знал, что сказать, что сделать и как помочь. Чаще всего Луи даже не нужно было ничего говорить, потому что Гарри уже был рядом, делал всё то, что нужно, и без каких-либо инструкций. Чаще всего одно даже присутствие Гарри делало Луи сильнее. Поэтому «Strong» действительно его песня. Песня Гарри. Формально. Она была бы ещё больше для Гарри, если бы другие писатели не переделали её в любовную. Но Луи понимал это тогда и понимает сейчас. Песня о любви гораздо больше подходила One Direction, а дружба между ним и Гарри была уникальной. Её трудно понять посторонним, хотя Луи, конечно, и не говорил остальным, что писал о Гарри. Они думали, он рассказывал об Элеонор, а причин их переубеждать Луи не видел. Но он понимает, почему люди неправильно толковали или и вовсе не понимали их дружбу. Если честно, иногда Луи даже не уверен, что сам её понимает. Она просто есть. Она выходит за рамки нормальной дружбы и лежит в совершенно другой плоскости. В пузыре под названием ГаррииЛуи. Это именно то, чего, Луи думал, у него никогда не будет. Если честно, он даже не знал, что такое возможно — знать другого человека настолько хорошо, что он практически становится продолжением тебя. Их интимная близость намного глубже, чем в каких-либо других его отношениях, с каким-либо другим человеком. Они просто знают друг друга, они понимают друг друга. Они подходят друг другу. Просто и очевидно, они подходят друг другу. И иногда присутствие Гарри, его прикосновения, его голос и всё остальное для Луи так же важно, как и биение его сердца, работа мозга и воздух в лёгких. Это не логично. Это не «нормально». Это не то, что Луи может объяснить. Но это есть, и это лучшее, что у него когда-либо было. — Это пошло бы на пользу и для всей этой шарады, да? — говорит Гарри, осторожно смахивая чёлку Луи набок. — Люди бы стали говорить о том, что я поехал с тобой в Донни. Я мог бы попросить Ника, чтобы он позвонил нам во время своего шоу, пока мы будем ехать, можем подкинуть несколько подсказок, написать что-нибудь в twitter, например. Беспроигрышно, да? Луи не считает участие Николаса Гримшоу беспроигрышным, но это вовсе не значит, что они враги, как хотелось бы журналистам. Просто их взгляды на определённые вещи расходятся. Определёнными вещами в основном является Гарри. И Луи вовсе не обижается на Ника из-за их с Гарри публичной дружбы, из-за того, как они проводят вместе время на глазах у общественности, как они окружены слухами об отношениях, и это даже шло на пользу, пока лишь шёпот между Луи и Гарри, будучи даже на расстоянии десяти дюймов друг от друга, практически заставлял Modest! созывать экстренное совещание. Он не обижается. (Может, и обижается). Гораздо больше потому, как Ник общался с ним на радио. Луи не знает, что сделал этому человеку, чтобы так обидеть. Может, Луи не всегда был дружелюбен по отношению к нему, может, Гарри просто всегда больше нравился Луи. Ха! Одним словом, Луи Томлинсон не самый большой фанат Ника Гримшоу, и это очень даже взаимно. — Да, — говорит Луи вместо того, чтобы озвучить все эти мысли. — Беспроигрышно. Значит, завтра? Улыбка Гарри даже ещё нежнее, чем любящее выражение его лица, когда он смотрит на Луи, которое и заставляло всех думать, что они влюблены друг в друга. — Давай подождём до утра вторника, милый? Дай себе ещё один день для подготовки. Луи кивает, чувствуя, как веки становятся всё более и более тяжёлыми. — Конечно, звучит неплохо, да. Я позвоню маме и спланирую всё завтра. — Замечательная идея, Лу. А сейчас тебе лучше поспать, да? — Да, — сонно соглашается Луи, — доброй ночи, Хаз. — Доброй ночи, Лу. Последнее, что чувствует Луи, прежде чем засыпает, — как Гарри прижимается губами к его лбу.