And Then a Bit

Проснувшись следующим утром, Луи сталкивается с парой зелёных глаз, робко за ним наблюдавшей, а тело его переплетается с уже изученным телом Гарри. На лице сама собой довольно вспыхивает улыбка, и он поднимает руку, чтобы провести большим пальцем вдоль щеки Гарри. — Доброе утро, красавчик. Тот озаряется улыбкой, едва не слишком великой для размеров его физиономии, угрожающей расколоть её на разные части и на вид почти что болезненной. У него чуть опухшее ото сна лицо, кудри растрёпанны и своеобразно слежались на одной стороне, но Луи считает, что он, возможно, никогда ещё не выглядел великолепнее. Ему хочется просыпаться рядышком с Гарри, со спутанными конечностями, как будто игра в твистер пошла не по плану, каждый день своей оставшейся жизни. — Очень доброе утро, — подтверждает Гарри и подаётся вперёд, чтобы поприветствовать его поцелуем. «Утреннее дыхание, будь оно проклято», — думает Луи, отстраняясь с сомнением, на лице его появляется слегка нахмуренный взгляд. — Прости за прошлую ночь, Лу, я просто… наверное, я поддался эмоциям. То есть это… мне кажется, для меня это было нереально: почти сбылась моя самая большая мечта. Луи трясёт головой, ещё раз быстро чмокая его в губы. — Не переживай из-за этого, милый. Гарри переворачивается на спину, упирая взгляд в потолок, его правая рука держит Луи. Тот притягивает их сцепленные руки поближе к себе с намерением немного поиграться с его гигантской ладонью и длинными пальцами, пока им не пришлось подняться с постели и лицом к лицу столкнуться с серьёзными вещами, которые они так долго откладывали, как вдруг его внимание привлекает татуировка. Против воли его большой палец скользит по въевшимся в кожу Гарри словам. I just want it to be you and I forever… И внезапно всё становится ясно как день. Он поднимает глаза, встречаемый направленным на него взглядом, и знает, что осознание уже отпечаталось у него на лице очевидным окрасом. — Для меня? На несколько секунд глаза Гарри застилаются веками, и неосознанно хватка Луи у него на запястье крепчает. Вновь открыв глаза, Гарри придвигается ближе, так невозможно близко, что, по мнению Луи, они могли бы настолько приблизиться, разве что забравшись под кожу друг друга. И он находит, что ему бы хотелось этого, как бы жутко это ни прозвучало. Просто это как… Ну… Ему кажется, что не существует такого понятия как «находиться слишком близко к Гарри». Теперь, когда они вместе, он всё время как будто голоден до его прикосновений, как будто физический контакт необходим ему, чтобы выжить, и чем ближе он подберётся, тем лучше. — Всё всегда для тебя, — шепчет в итоге Гарри, его лицо так близко к лицу Луи, что можно почувствовать совсем лёгкую струю воздуха, слетающую с его губ, пока он говорит. Это одновременно самые трогательные и самые душераздирающие слова из всех, что Луи когда-либо слышал, и потому его едва ли удивляет одинокая слеза, скатившаяся у него по щеке. Гарри поднимает руку, чтобы смахнуть эту сырость, и лёгким движением большого пальца по нежной коже под глазом ловит её. — Я постоянно думал, что рано или поздно мне придётся остепениться, — признаётся Гарри спустя ещё одну минуту молчания, шёпотом, по всей видимости, одержимый намерением заставить Луи расплакаться. — И всё время это казалось мне жутко несправедливым по отношению к человеку, с которым бы я остался, ведь я всегда знал, что никогда никого не смогу полюбить так, как тебя. По итогу передо мной встал бы выбор: обзавестись семьёй или кончить жизнь в одиночестве. И эти слова, они просто… просто накрывают Луи с силой к чертям смывающего берег цунами, оттого, насколько Гарри любит его. Оттого, что парень поглощён той же непреодолимой, невероятной любовью точно так же, как Луи. И дело не в том, что прежде он в это не верил, не в том, что сомневался в правдивости его слов, вовсе нет, просто… это, пожалуй, впервые, когда Луи действительно осознал. — Как же сильно я тебя люблю, — признаётся он Гарри, его голос сдавлен из-за сильных эмоций, а разум полон нужды дать понять, как много смысла вложено в эти слова. — Я безумно, безумно тебя люблю. В голове не укладывается, как ты мог меня так полюбить, я наверняка этого не заслуживаю, да и вокруг столько людей гораздо лучше меня. Если что, то ты сам сделал выбор. — Гарри открывает рот в знак протеста, но Луи мотает головой, насколько позволяет ему позиция на боку, и заставляет его замолчать, прижав к губам указательный палец. — Понятия не имею, откуда во мне столько удачи, что ты меня полюбил, но я не собираюсь задаваться вопросами, я буду просто молча радоваться этому факту. Потому что я люблю тебя, Гарри. Очень сильно. Я очень сильно в тебя влюблён. Гарри поджимает губы, оставляя поцелуй на всё ещё прижатом к ним пальце. — Ты любовь всей моей жизни, — отвечает он Луи; слова вылетают спокойно, противореча палитре самых разных эмоций, пестрящих в его глазах, на нижних ресницах заметна влага, как будто он пытается сдержать свои слёзы. — Да, — выдыхает Луи, прижавшись губами к тёплой коже у него на груди и оставив поцелуй на самой маленькой из ласточек. Он чуть отстраняется и укладывает свою голову Гарри на торс. — А ты моей, — шепчет он, потому что это правда, самая честная правда из всех, что доводилось ему когда-либо говорить. Луи пальцами обводит линии более крупной ласточки, и что-то, о чём он когда-то прочёл, внезапно возвращается ему в память, вынуждая его засмеяться. — Знаешь, — начинает он, пытаясь отогнать напряжённость, зацепившуюся за их неоднократные признания в любви и замусорившую воздух серьёзностью, чего Луи строго не поощряет в такую-то рань. Впереди их ждёт ещё множество важных разговоров, так что сейчас ему просто необходимо разрядить обстановку. — Как-то я прочитал одну штуку… ну, у фанатов есть чокнутая теория о них, — он снова проводит большим пальцем по птице. — Что они — это ты и я. И в его ожиданиях Гарри должен был рассмеяться, замотать головой на абсурдные теории заговора, которые состряпали их фанаты, когда парни были всего лишь друзьями, но вместо этого Гарри выдерживает молчание длиною в минуту, после чего: — Не такая уж и чокнутая… — бормочет он тихо — чуть тише, и Луи бы не расслышал, хоть они и находятся друг к другу близко настолько, насколько это возможно по-человечески. В шоке, Луи малость приподнимается на кровати, как только вникает в смысл озвученных ранее слов, и, одной рукой боком удерживая себя на весу, опускает взгляд на Гарри, пока в глаза лезут растрёпанные волосы. — Что? — спрашивает Луи, пожалуй, чуть резче, чем запланировал, потому как, блин, он полностью обескуражен. Что за чёрт? Затем он замечает в глазах Гарри это — страх, и понимает, что тот ещё не успел прийти в себя — а как это возможно, если не прошло и двадцати четырёх часов? — что он чувствует себя неуверенно из-за того, какой сильной была и как долго длилась его влюблённость в Луи. Господи, у Гарри никогда не должно быть причин смотреть на него таким взглядом, словно он боится его реакции на признание, каким бы оно ни бы. Он быстро наклоняется, чтобы поцеловать Гарри прямиком в губы, обхватывая свободной рукой его щеку. — Что? — повторяет он на этот раз мягче, поглаживая большим пальцем нежную кожу под глазом. — У птиц нет бровей, Лу, — заявляет Гарри, как будто это способно всё объяснить, но, вопреки главному своему предназначению, слова вводят Луи в ещё больший ступор. — Я не… что? — Это и есть мы. Не знаю… может, это и правда жутко — набить у себя на теле татуировку, которая олицетворяет тебя, и умолчать об этом, но… — Нет, Гарри, — Луи трясёт головой, ошеломлённый и… чрезвычайно… чрезвычайно… польщённый. — Нет, вовсе нет, малыш. Расскажи мне, расскажи почему. — Ну я… Думаю, тогда я пришёл к осознанию и принял тот факт, что влюблён в тебя, плюс ничего не собиралось меняться в ближайшее время… ну, вообще-то никогда не собиралось. На тебя уже давным-давно снизошло прозрение насчёт твоей ориентации, но… но мы всё так же оставались лучшими друзьями, и… наверное, в тот момент у меня хватило мужества наконец-то признаться себе, что ты не влюбишься в меня ни с того ни с сего, но… — он снова делает паузу, как будто может произнести лишь определённое количество слов, прежде чем ему придётся начать сначала, попробовать снова: — Но то, что я к тебе чувствовал… то, что я к тебе чувствую, — это… это настолько большое чувство, Луи. Оно такое… такое, что я до сих пор не могу до конца поверить, что можно испытывать нечто подобное по отношению к людям, и мне необходимо было это в чём-то выразить. Необходимо, хоть я и знал, что ты не испытываешь того же, мне просто нужен был некий символ моих чувств к тебе, ведь… ведь это… — Самое прекрасное, что только может быть, — заканчивает за него Луи, после того как Гарри прервался, похоже, не в силах подобрать правильных слов. Луи всё ясно, ему всё предельно-предельно ясно, поскольку именно так он и относится к Гарри. — Да, — выдыхает Гарри, прижимаясь рукой к его шее и поглаживая пальцами пульсирующий участок. — И для меня, Гарри. — Он садится как следует, чтобы должным образом взглянуть на обе ласточки. Они прекрасны, Луи всегда так считал, но никогда прежде при взгляде на них у него не пылало сердце так, как сейчас. — Ладно, и которая из них я? — интересуется он, уже прокручивая в голове вполне очевидный ответ. — Которая поменьше, — Гарри улыбается, проводя по ней пальцем, точно лаская, а сердце Луи грозит лопнуть от переизбытка влюблённости. Он широко улыбается и кивает. — Думаю, в этом есть смысл. — Хм, — Гарри хмыкает с лёгкой улыбкой. — Как и в бровях дугой. — Он усаживается прямее и поднимает руку, чтобы пальцем огладить бровь Луи. Изогнутой формы. Ах. Он переводит свой взгляд на бровь Гарри, видит прямую линию, а затем опускает глаза на птицу покрупнее напротив той, которая изображена в виде Луи, видит прямую бровь и окончательно всё понимает. Хорошо, у птиц нет бровей. — Получается, это как любовный баннер? — спрашивает он, потому что всегда в каком-то роде задавался этим вопросом. Естественно, Гарри, вероятнее всего, знал, что, как только он сделает татуировку, ему придётся это скрывать. — Мне показалось это символичным. Ведь я скрывал свою любовь, — он пожимает плечами, будто в этом нет ничего страшного, но живот Луи скручивается узлом, напоминая о том, как много боли он причинил Гарри, о том, что разбирательство в собственном дерьме отняло у него семь лет впустую. Семь лет он мог провести с Гарри вот так. Господи. Луи мысленно даёт себе обещание провести остаток дней, заглаживая вину перед ним, ни на долю секунды не дав ему усомниться в том, что Луи любит его больше, чем свою жалкую жизнь. — Прошу, никогда больше её не скрывай, — шепчет он, наваливаясь на Гарри и зарываясь в него, подчиняясь стремлению прикоснуться к каждому дюйму его кожи. Гарри крепче его обнимает и оставляет поцелуй на макушке. — Никогда, — он выдыхает в волосы Луи, громко настолько, чтобы тот мог услышать. Это похоже на обещание. После этого они разговаривают не особенно много и просто обнимаются крепко в постели, наслаждаясь близостью, до тех пор пока их животы не начинают урчать в унисон, а Луи наконец не приходит к умозаключению, что ещё дольше откладывать душ на потом гиблое дело, ведь в нём по-прежнему сперма Гарри. Гарри наклоняет голову, чтобы оставить поцелуй в уголке его рта, прежде чем мягко перевернуть их обоих, чтобы Луи оказался снизу. Он снова его целует, на этот раз в губы, а затем, полностью отстранившись, скидывает ноги с края кровати и потягивается на месте, выгибаясь в спине и полностью очаровывая Луи тем, как перекатываются его мышцы во время движений. — Сходи в душ, малыш, я пока закажу обслуживание в номер, — предлагает Гарри, полностью поднявшийся на ноги, во всей своей обнажённой красе. Луи ничего не остаётся, кроме как наблюдать. — А ты присоединишься ко мне? — Он всё-таки выбирается из постели, вокруг глаз, конечно же, залегла сетка морщинок, пока он улыбается Гарри, своему… своему парню? Чёрт, Луи очень надеется, что так оно теперь и есть. Нужно будет добавить это в длинный список вещей, детали которых им предстоит обсудить. — И после этого поговорим, — добавляет он на всякий случай. Гарри криво ему улыбается. — В душе? Хочешь поговорить в душе? Луи закатывает глаза и прямо усаживается на кровати, одеяло обмоталось вокруг его талии, выставляя обнаженный торс напоказ. Его взгляд не упускает момента, когда мерцающие искоркой глаза Гарри проскальзывают вниз. — После, придурок. Ухмылка Гарри становится шире, и он перегибается через кровать, чтобы захватить губы Луи в свой плен, в дразнительной манере проводя языком по нижней губе, а затем отстраняется. — Я обязательно составлю тебе компанию. Луи еле посчастливилось сдержать в себе стон. Вместо этого он ещё раз подаётся вперёд и проворно чмокает Гарри в губы. — Хорошо, — бормочет Луи ему в рот, прежде чем отстраниться и встать с кровати. Это первое вертикальное положение с тех пор, как Гарри кончил в него прошлой ночью, и до сих пор Луи чувствует себя таким же расслабленным и скользким, что Гарри бы без проблем проникнул в него во втором заходе. Он чувствует это, пока направляется к двери ванной комнаты, может быть, даже покачивая бёдрами чуть больше обычного, поскольку знает, что Гарри за ним наблюдает, и ощущает, как несколько капель семени вытекают из него и скатываются по внутренней стороне бёдер. Луи чувствует, что принадлежит Гарри, и, пусть он так рьяно дорожит своей свободой, индивидуальностью и прочей фигнёй, ничто из этого не исключает возможность принадлежности к Гарри, и Луи как никогда надеется, что это чувство останется с ним надолго, растянется на всю его жизнь на этой планете, ведь ему уже никогда не захочется возвращаться к тому, что он испытывал всего лишь днём ранее. Он может поклясться, что слышит, как матерится себе под нос Гарри, когда Луи проходит в ванную комнату, оставив дверь слегка приоткрытой, и подозревает, что его пятая точка, скорее всего, может иметь к этому какое-то отношение. Как будто только что его сделали властелином целого, мать его, мира. Он поворачивает кран в душевой, ожидая, пока вода достигнет нужной ему температуры, а затем медленно ступает под тёплые струи, закрывая глаза и запрокидывая назад голову, пока на него каскадом падает вода, стекая по волосам, а затем каплями обрушиваясь на тело. Луи не слышит, как в ванной появляется Гарри, и тот не сообщает о своём присутствии до тех пор, пока позади не слышится тихое: «Блин». Он открывает глаза, мгновенно натыкаясь взглядом на Гарри, и несколько секунд они просто смотрят друг на друга, разделяемые стеклянной дверцей душевой кабины. После чего Гарри подходит ближе и, открыв её, проходит внутрь. — Блин, Лу, — повторяет он, приблизившись, затем прижимается ладонью к щеке Луи и проводит большим пальцем вдоль нижней губы. — Какой ты красивый. Ты просто грёбаный шедевр искусства, детка. У Луи замирает сердце — по крайней мере, так ему кажется. Он чувствует тепло, покалывание в теле и… и чувствует себя любимым. Он чувствует себя любимым. Очень, очень любимым. Люди и раньше делали ему комплименты, тысячи людей сыпали его комплиментами, в конце концов, это неотъемлемая часть его деятельности. Блин, да сам Гарри за всю жизнь наговорил ему не меньше миллиона любезностей, но до этого он никогда… никогда по-настоящему в них не верил. Не то чтобы… понятно, что Луи совсем не урод, понятно, что выглядит он вполне неплохо, но никогда прежде он не чувствовал себя настолько красивым, словно Гарри высказывает восхищение не только внешности, но и личности. Словно Гарри имеет в виду красоту Луи. — Я люблю тебя, — произносит он, ибо никаких слов в этой ситуации не будет достаточно, но эти три кажутся максимально близкими по значению. Обе его руки ложатся Гарри на бёдра, прежде чем полностью его обхватить и притянуть поближе, головой Луи зарывается ему в шею, а вода обрушивается вокруг них тёплым-тёплым дождём. — Проклятье, Хаз, знаю, я уже миллион раз об этом сказал, а ещё и двадцати четырёх часов не прошло, но я люблю тебя. Очень сильно. Гарри смеётся ему в волосы, сжимая в своих объятиях ещё крепче. — Как будто я против. Надеюсь, ты скажешь мне это ещё много-много раз и будешь говорить это каждый день ещё охренеть как долго. — Вечность? — Луи не может удержать себя от вопроса, поднимая вверх голову, чтобы взглянуть на него. — Вечность меня более чем устраивает, да, — отвечает Гарри с улыбкой, но затем, как по щелчку выключателя, выражение его лица мгновенно меняется, принимая озабоченный вид, когда он начинает теребить зубами свою нижнюю губу. Словно боится, что Луи был настроен не совсем на такое. Внезапно он вспоминает, что они этого не обсуждали, они не обсудили ещё много чего, за исключением факта, что Гарри, судя по всему, был влюблён в него семь долбаных лет, Господи Иисусе. Луи почти становится дурно. — Меня тоже, — говорит он, не отыскав ответа получше, сердце в груди бьётся в бешеном ритме миллиона ударов в минуту, словно зажило собственной жизнью, словно в любую секунду оно может вырваться наружу. — Не верится, что ты достался мне, — шепчет после этого Гарри, заворожено, голос едва различим за шумом льющейся в душе воды. — Что ты… — он запинается, словно сомневаясь в дозволении закончить начатую фразу, хотя обоим прекрасно известно, какое слово повисло в воздухе между ними. — Твой, — подытоживает Луи с уверенностью. — Я твой. — Может быть, это немного наивно, ведь им предстоит выяснить ещё столько вещей — и всё же они вручают друг другу сердца, но их любовь велика, а это, безусловно, самое важное. В остальном они разберутся позже. — Мой, — повторяет Гарри, проговаривая слово так, будто пробует его на вкус. — И я… я тоже твой. Луи кивает, потому что знает, потому что понимает. Он слегка наклоняется, прикасаясь губами к тёплой, влажной коже на груди Гарри, именно там, где бьётся его сердце за баррикадой плоти и рёбер, ощущая, как ритм отражается у него на губах. — Мой, — произносит он, словно впечатывая это слово в его кожу. К тому времени, как парни возвращаются из душа, с влажной кожей и расслабленными телами, за дверью их уже поджидает тележка с завтраком, и Луи вдруг осеняет: «Ну вот и всё». Самое время выложить все карты на стол, сейчас они всё обсудят, и это… и это пугает. Не потому, что что-то может пойти не так, ведь с Гарри ему предельно спокойно, он чувствует себя довольным, как никогда в своей жизни, словно впервые всё кажется настолько правильным. Они определённо на одной волне, возможно, не в таких глобальных вопросах, как брак, или дети, или отношение к минивэнам, деревянным заборчикам и золотистым ретриверам, но всё это обсуждаемо. Ведь они любят друг друга, оба хотят по-настоящему честных хороших отношений, и… это действительно самое важное. «Даже не верится, — думает он, пока проскальзывает в пару трусов и один из огромных джемперов Гарри, подмечая краем глаза, как тот натягивает на себя свои брифы, — что всё это время они уже могли всё это иметь, если бы только были честны друг с другом, если бы больше общались. Это никогда не повторится, — молча даёт он себе обещание, — никогда». С этого дня у них не будет тайн друг от друга, они будут рассказывать друг другу всё. Да. За завтраком они устраиваются на диване, Гарри для фонового шума включает телевизор, пока ими уплетаются заказанные им яйца и фрукты. Досыта наевшись, Луи немного отклоняется в сторону и кладёт голову ему на плечо, слегка повернувшись, чтобы поцеловать татуировку корабля у него на бицепсе. На Гарри лишь пара нижнего белья, торс остался оголённым, и Луи упивается жаром, излучаемым его мягкой кожей, и ощущает себя неимоверным счастливчиком, ведь теперь ему позволено это трогать, оберегать и любить, хотелось бы надеяться, охренеть какой долгий срок. Покончив с едой, Гарри оставляет свою тарелку рядом с тарелкой Луи на маленьком кофейном столике напротив и разворачивается к нему лицом. Луи одаривает его скромной улыбкой, прежде чем решить, что им необходимо быть ближе, ближе, ближе друг к другу, и вскарабкивается ему на колени, переставляя их конечности до тех пор, пока оба не находят наиболее удобное положение. Он укутывается в Гарри, оставляя поцелуи на шее, когда чувствует, как оборачиваются вокруг него руки и прижимают крепче к широкой груди. — Я должен быть уверен, что мы хотим одного и того же, дорогой, — начинает Луи после нескольких минут тишины. — Это… ну, это же всё надолго, да? Прямо настоящие моногамные бойфренды, без срока годности, я надеюсь? Гарри слегка отводит назад голову, чтобы установить с ним зрительный контакт. — Я не шутил, когда говорил про вечность, Лу. Я сходил с ума по тебе семь лет, когда ты был мне не больше, чем другом, и давным-давно свыкся с тем, что это никогда не изменится. Тем более сейчас, когда мы с тобой реально вместе. — Тебе не… — начинает Луи, неуверенность омывает его тело приливной волной неприязни. Он делает глубокий вдох: если честно, раньше эта мысль не приходила ему в голову, но теперь ему от неё нездоровится. — Тебе не кажется, что ты меня, может быть, слегка превозносишь? Как бы, я не… по правде говоря, не так уж я и хорош, Хаз. Откуда тебе знать, что это не придуманная версия меня, которую ты слепил, в которую ты влюбился, а настоящий я просто померкнет в сравнении, окажется совсем не тем, на что ты рассчитывал… — Лу… — начинает Гарри, глаза его горят и выглядят так, будто он изо всех сил пытаясь сдержать улыбку. И с треском проваливается. Мудила. — Не глупи. Я знаю тебя, я знаю, чего хочу и что получаю. И первое, поверь мне, соответствует второму. Даже очень. К тому же, солнышко, последние шесть месяцев я фактически встречался с тобой, я знаю, каково это — просыпаться с тобой каждое утро и готовить для тебя завтраки. Я знаю, когда тебе хочется, чтобы тебя обняли, а когда лучше оставить тебя одного. Знаю, какие прикосновения ты любишь и что в жизни не запомнишь смыть с раковины зубную пасту после того, как почистишь зубы. Я не строю завышенных ожиданий о том, каким будешь ты или отношения с тобой, но мне известно, что с тобой я всегда намного счастливее, что твоё присутствие что-то во мне успокаивает, даже худшие времена делает гораздо-гораздо терпимее. Не то чтобы… ну, я знаю, что мы будем ссориться, я знаю, что впереди ждут и сложные периоды, и ночи в обнимку с диваном, и моменты, когда мы, возможно, с трудом будем друг друга переносить, но… я хочу пережить и эти моменты тоже, Луи, до тех пор, пока они будут связаны с тобой. Луи кивает с бешено колотящимся в груди сердцем и чувствует, как собираются в уголках его глаз слёзы, угрожающие пролиться. Он быстро их смаргивает, преисполненный решимости не разрыдаться на этот раз. — Гарри, это не должно повториться, — заявляет он твёрдо, а затем уточняет поспешно, заметив, как слегка содрогнулся от этих слов Гарри: — Я имею в виду, что больше мы не облажаемся так с общением. Отныне мы должны разговаривать друг с другом, говорить о своих чувствах. Не убегать, Хаз, не съёбываться в ЛА, не сообщив мне, не игнорировать меня, и не избегать, и не забивать на мои сообщения, обнаруживая себя лишь через снимки папарацци и Sugarscape, я этого больше не вынесу, я… — Прости, Лу, — перебивает его Гарри робким голосом, едва отличимым от шёпота. — Прости меня, просто я… мне было так чертовски больно, это было нерационально и необдуманно, мне просто… нужно было исчезнуть. На той встрече ты разбил мне сердце, Лу, и мне нужно было уехать, пока я окончательно не сломался, а в Лондоне всё напоминало о тебе. Даже мой дом в Лос-Анджелесе напоминал о тебе, так что в итоге я остановился у друга. Ты как… ты самая большая часть моей жизни, самая важная, но вряд ли я на самом деле догадывался, как глубоко ты в ней поселился, пока каждое напоминание о тебе не стало резать ножом по сердцу. А ты был повсюду. Знаю, я был дураком, наивным придурком, но я же… всё это казалось таким настоящим, понимаешь? Для меня. Очень часто, особенно ближе к концу, сложно было представить, что ты притворяешься. Так что по глупости я начал думать, что, быть может, у меня появился шанс, быть может, ты смог бы полюбить меня так же, как я тебя, и со временем, думаю, мне как бы стало казаться, что всё становится настоящим, просто мы ещё не готовы о таком говорить, а я струсил поставить тебя перед фактом: скорее всего, я побоялся быть отвергнутым, побоялся того, что ты сделаешь, узнав о моих чувствах, но не ответив взаимностью. А потом я вроде как сам себя убедил, что, конечно же, ты не можешь быть настолько хорошим актёром и тоже должен ко мне что-то чувствовать, поэтому, когда выяснилось, что тебе так легко было сидеть там за обсуждением нашего разрыва, я просто сорвался. Мне казалось, тогда ты уже понял, я не мог и представить, что ты до сих пор не имеешь понятия, как я к тебе отношусь, раз уж это кристально очевидно даже людям, с которыми я не знаком. Он делает глубокий вдох, остановив поток речи; слова выскочили из него со скоростью, неслыханной ранее в исполнении Гарри. Луи нужна пара минут, чтобы определиться, с чего ему лучше начать, ведь Гарри рассказал ему так много всего, вывалил целую кучу информации, а он не знает, о чем рассказать в первую очередь, откуда начать, знает только, что сильно любит Гарри. — Мне было не легко, — он решает начать с этого, а затем разъясняет: — на той встрече. Мне было совсем не легко. Я не… — он запинается, делает глубокий вдох, пробует снова: — Я ведь не… я не знал, Гарри. Я не понимал, что я чувствую, я охуеть как запутался, я просто… блять, ты не сказал там ни слова, Хаз, и я растерялся, всё, что я знал, — мне не хочется, чтобы это заканчивалось, не хочется, чтобы это вообще когда-то заканчивалось, но я не знал как, или почему, или хоть что-нибудь, я ни черта не понимал, а ты упёрто молчал, и я просто представления не имел, что мне делать. Прости меня. — Нет. — Гарри яростно начинает мотать головой и обхватывает его лицо своими ладонями, удерживая перед собой. — Нет, блин, нет, Лу… прости меня. Боже, нужно было раньше рассказать тебе о своих чувствах, а не ждать, пока ты сам догадаешься, нельзя было даже соглашаться на этот дурацкий спектакль, я же знал, что для меня это значит гораздо больше, чем для тебя, следовало ещё много лет назад тебе во всём признаться, просто мне было… так страшно. Он застенчиво смотрит на Луи и дарит ему полукривую улыбку. В его глазах горят искры, как будто, даже несмотря на неприятную часть их разговора, он никогда не был счастливее. Луи знакомо это чувство. — Но теперь мы вместе, да? Луи кивает и подаётся вперёд, чтобы ещё раз поцеловать Гарри, казалось бы, не в состоянии им насытиться. Возможно, ему никогда не будет достаточно, он может умереть после целой жизни, прожитий вместе, и всё ещё страстно желать прикосновений его губ. — Вместе. Гарри счастливо мычит, отдавая вибрацией в районе подбородка Луи и довольно вздыхая. — Ты делаешь меня очень счастливым, — шепчет он, как будто это секрет, и сердце Луи вспыхивает, угрожая разорваться от обожания и любви и в то же время от стыда и раскаяния. — Всё-таки я причинил тебе много боли — прости меня, Хазза. За все эти годы, прости. Я никогда… я не мог и подумать. Если бы я только знал, я… Гарри перебивает его настойчивым поцелуем. — Ты делаешь меня очень счастливым, — повторяет он, чётко проговаривая каждое слово, словно это поможет Луи лучше понять их смысл. — Больше, чем кто бы то ни был, больше, чем что бы то ни было. Так счастлив я только с тобой. Даже когда мы не были вместе, я всё равно предпочитал тебя всем остальным. Да, было больно, естественно, но этот вариант всегда был гораздо лучше, чем альтернатива совсем не учавствовать в твоей жизни. Ты делаешь меня счастливейшим человеком на свете. — Всё равно прости, — тихо произносит Луи, потому что ему действительно жаль, и Гарри должен об этом знать. Он тает в его объятиях и, прижавшись покрепче, через ткань джемпера ощущает жар тёплой обнажённой кожи. Гарри обнимает его в ответ, так же крепко: — И ты меня. С тех пор в турне дела идут куда лучше, чем Луи мог даже мечтать, жизнь его теперь куда лучше той, о которой он мог даже мечтать. Если раньше ему казалось, что классно состоять в фальшивых отношениях с Гарри, то встречаться с ним на самом деле — просто грёбаная фантастика. Это значительнее, лучше и гораздо серьёзнее, чем то, на что он когда-либо смел рассчитывать. И самое удивительное в том, что всё по-прежнему здорово, они остаются собой, и это действительно невероятно. Они подшучивают над остальными парнями и их командой, ходят на ужины за руку, не заботясь об окружающих, которые их замечают. Они не стесняются действующих на нервы публике проявлений любви, и Луи, честно говоря, крайне удивлён, что в The Sun и Daily Mail, которые продолжают считать их жизнь достаточно интересной для печати, до сих пор не отправили ни одной гневной жалобы. Всё кардинальным образом изменилось, но в то же время осталось прежним — по большей части отношения с Гарри. Они и раньше были близки к статусу настоящей пары, так что не многое в их поведении изменилось, скорее уж… что ж, теперь, когда они оба наконец в курсе, что настроены на одно и то же, перестали существовать касания чересчур дозволенные, либо чересчур запретные, либо чрезмерно интимные. Позволительно любое прикосновение, и теперь они будто стали свободнее: нет причин заморачиваться, нет причин повторять себе, что это всего лишь притворство. Всё по-настоящему, их отношения, возможно, — самое настоящее явление в жизни Луи, и определённо самое, самое лучшее. Он упивается правом подкрасться к Гарри и поцеловать его в шею, пока тот беседует с членом команды, или поклонником, или журналистом. Или пока тот просто стряпает ужин, с головой погруженный в приготовление шедеврального соуса для своей пасты. Луи нравятся короткие поцелуи, которыми они невольно обмениваются при каждом удобном случае, многочисленные «я тебя люблю», которые они произносят по несколько раз на дню до тех пор, пока парни не принимаются закатывать глаза и восклицать: «Мы знаем. Ты любишь его, он любит тебя, все друг друга любят — это потрясающе». И всё же ребята рады за них, Луи уверен. Очень рады. Вряд ли ему когда-нибудь удастся забыть лицо Найла, когда Луи показался у него на пороге, как одичавший шизик, умоляя поменяться партиями в «Little Things», чтобы посвятить серенаду для Гарри из песни, которую, как выяснилось недавно, Эд сочинил после его рассказов о Луи. Если подумать, это даже кажется поэтичным. Для согласия Найлу не потребовалось и пары секунд, после чего он сжал друга в крепких объятиях и обзвонил оставшихся двух парней, договорившись о встрече на площадке для репетиций. Луи был ему так благодарен: кажется, ему никогда не будет под силу его как следует отблагодарить. И до сих пор благодарен. Пожалуй, придётся пожертвовать своим первенцем либо же просто-напросто оплатить для них с Барбарой приличный круиз. В общем говоря, тут есть над чем поразмыслить. Они встретились с ребятами следующим днём перед концертом, явившись рука об руку, их тела были настолько испещрены следами прошедшей ночи, что Лу бессильно вздохнула и опустила руки после неудачных попыток их скрыть, и взгляд на трёх своих мальчиков — трёх своих лучших друзей, сидящих бок о бок на диване, точно в ожидании их прихода, в ожидании, затаив дыхание, услышать, чем всё обернулось — согрел что-то у Луи внутри. Факт, что их так сильно беспокоило его с Гарри счастье. Парни разразились дружными возгласами, заметив их появление, и вскочили с дивана, чтобы заключить их в сокрушающие групповые объятия. — Ну наконец-то, блин, — объявил Найл, качая головой с широченной улыбкой на всё лицо. — Сто лет ждали, пока вы со своим дерьмом разберётесь, — подколол Лиам, притянув Луи за крепким объятием. — Рад за вас, — тихонько произнёс Зейн, обнимая Гарри, пока тот уткнулся лицом ему в шею. Сейчас Луи кажется, что эти слова не были предназначены для его ушей, хотя, конечно же, за него Зейн тоже, несомненно, счастлив. — Спасибо, — прошептал в ответ Гарри, но что-то подсказывало, что благодарен он Зейну за нечто большее, чем просто произнесённые им только что слова. После Великобритании и маленького перерыва у них продолжается турне по Европе. Сначала пара концертов в Осло, дальше Стокгольм, а после — добраться до Копенгагена. Они запланировали выступления за день до и после дня рождения Гарри, освободив его от официальных мероприятий, чтобы тот мог слетать домой и отпраздновать в кругу семьи. Однако вскоре после их воссоединения Гарри предложил Луи остаться в Копенгагене и провести это время вместе, наедине. Луи не пришлось уговаривать. Энн пообещали навестить на несколько дней во время отпуска подлиннее и точно так же поступили с мамой Луи. Хотя не сказать, что они совсем не виделись в последнее время: парни отправились к ним в свой выходной между выступлениями в Великобритании, сразу после примирения, и удивили родителей своим появлением, чтобы лично сообщить о переменах в своих отношениях. Едва ли Луи когда-нибудь видел кого-то из них счастливее, чем в тот момент, когда они явились у них на пороге, взявшись за руки, переплетая пальцы. Сейчас Луи озабочен планированием дня рождения Гарри, даже после того как тот без устали твердил, что не ждёт ничего сверхособенного и что просто дня в его компании было бы более чем достаточно. Луи заставил Пола забронировать для них королевский люкс вместо обычного люкса, в котором они остановились по прибытии в отель, и это стоило того, чтобы потянуть Гарри за руку, когда после возвращения тот уже был нацелен направиться вслед за остальными парнями, и отвести его к другому номеру. Что касается самого дня, то Луи старался отыскать идеальный баланс между тем, чтобы им чем-нибудь заниматься и просто находиться рядом, наслаждаясь компанией друг друга. Остальные парни на этот раз решили остаться в сторонке и воздержаться от их романтического вечера, тем более что к Найлу прилетела Барбара, чтобы несколько недель тура провести с ними, поэтому Луи пообещал им поужинать и позже отпраздновать двадцатитрёхлетие Гарри. Впрочем, теперь этот день принадлежит только им, и, после того как разбудить Гарри утренним минетом в честь дня рождения, он заказывает им обслуживание номеров и вручает Гарри его подарок. Луи пришлось очень долго подумать над тем, что ему подарить, ведь факт состоит в том, что у них уже всё есть, а всё, чего у них нет, они могут просто пойти и сами же себе и купить. Гарри проделал довольно неплохую работу над подарком Луи, и ему просто захотелось подарить Гарри что-то такое, что приобрело бы для него настолько же большое значение, как и та поездка для Луи. Его подарок не выглядит особо эффектным, он даже не очень большой и похож на обычную неприметную квадратную коробочку с аккуратной тёмно-синей лентой поверх обёртки. Луи оборачивает руки вокруг запястий Гарри и целует сквозь небольшую улыбку его кудри, после чего Гарри чуть подаётся вперёд, молча прося о поцелуе. Луи подчиняется просьбе и мягко целует его, а затем они оба снова переводят своё внимание на покоящийся в руках Гарри подарок. Он осторожно развязывает бант, приподнимает крышку коробки и, увидев перед глазами связку ключей, лежащую на скомканной жёлтой папиросной бумаге, поворачивает к Луи голову, и на лице его застывает милейшее выражение полной растерянности. - Ключи? – спрашивает Гарри и немного поворачивается боком, чтобы лучше взглянуть на Луи, не разрывая их телесного контакта. Луи только улыбается, вытаскивая из своего кармана мобильный, щёлкает пальцем по экрану и, отыскав нужное, протягивает его Гарри. - Что это, милый? – спрашивает он растерянно, изучая изображение на телефоне Луи и иногда проводя по экрану большим пальцем. - Наш с тобой дом, - объясняет Луи. – Ну, или наша хижина, или гигантское бунгало, или ещё что – если честно, я не в курсе, как это называется, Гарри. Это твой подарок ко дню рождения. - Ты купил мне дом? - Хижино-бунгало-дом для отдыха, - поправляет его Луи с широкой улыбкой. – В, э-э, Таиланде, да. Я подумал, что когда-нибудь нам обоим захочется туда вернуться, поэтому было бы неплохо иметь там что-то своё, согласен? Он находится на другом, более уединённом острове, так что мы сможем свалить отсюда и в своё удовольствие спокойно наслаждаться собой. Ну, или кем-то ещё, если мы всё же решим кого-нибудь с собой прихватить и… - Лу, - перебивает Гарри, счастливо ему улыбнувшись. Он перекидывает ноги через колени Луи, седлая его, и наклоняется, чтобы быстро поцеловать его в губы, а затем отстраниться и посмотреть ему в глаза. – Он идеален, Лу. Поверить не могу, что ты… Это слишком много, малыш. Больше, чем слишком. Ты слишком хорош для меня. Луи мотает головой из стороны в сторону, вовлекая его в ещё один поцелуй, и тихо бормочет ему в губы: - Это невозможно. - Я люблю тебя, - произносит Гарри в перерывах между поцелуями, и Луи, наверное, за всю жизнь по-прежнему никогда не устанет слышать от Гарри эти слова. - С днём рождения, солнышко, - отвечает он, вверх-вниз водя пальцами по коже под джемпером Гарри. – Я тоже тебя люблю. Они отправляются на обед в неформальный ресторан, на который Луи дали неплохую рекомендацию, но перед этим проводят немного времени возле отеля, болтая с фанатами, каждый из которых горит желанием поздравить Гарри с его днём рождения. Он светится. Они расхаживают за ручки по улицам Копенгагена, и Гарри буквально светится, излучая счастье огромными волнами, а Луи просто очень гордится тем, что он – прямая тому причина. После того, как они заканчивают с обедом, Луи выходит на улицу и тащит Гарри за собой по всему городу, пока его телефон указывает им направление к нужному месту, а Гарри всю дорогу пытается разузнать у него, куда они направляются. Добравшись до туда, Луи приходится ещё раз хорошенько убедиться в том, что он в правильном месте, прежде чем вспомнить, что сотрудник, которому он писал по электронной почте, предупредил его, что это место не похоже ни на одно из тех, о котором он слышал или видел в Париже или в каком-нибудь другом из больших городов. Луи тянет Гарри следом за собой, поднимаясь на мост перед ними и теснее прижимая к себе уже замёрзшего парня, пока вокруг них вальсирует леденящий кожу воздух. - Лу, что мы… - начинает Гарри, но тут же замолкает, когда Луи останавливается на середине моста и лезет в карман, после протягивая Гарри его содержимое. Тот берёт его с хмурым на лице выражением, всё ещё явно растерянный. – Что… - он останавливает себя, взглянув на перила, на которые Луи указывает ему, слегка тряхнув головой в их направлении. Должно быть, у него всё же получилось выявить связь между висящими на перилах многочисленными замками и одним, находящимся у него на ладони, с чёрным водоустойчивым маркером, потому что его рот образует небольшое «о», а сам он сразу же переводит на Луи свой осознанный взгляд. - Только если ты этого хочешь, конечно, - спешит успокоить его Луи, сжимая руку с предметами и жалея, что из-за холодной погоды ткань перчаток мешает им прикоснуться к коже друг друга. – То есть я знаю, что на самом деле это ничего не значит… - Для меня что-то бы значило, - перебивает его Гарри с озорной полуулыбкой на лице, прежде чем снова опустить взгляд на серебряный замок на своей ладони. - Да, - Луи заметно расслабляется, и уголки его губ тут же поднимаются в скромной улыбке. – Для меня тоже. Гарри поднимает на него взгляд, озаряясь широкой улыбкой, и наклоняется, чтобы быстро поцеловать Луи, прежде чем зубами стянуть с себя сначала одну перчатку, а затем другую, вручая обе в руки Луи, чтобы тот подержал их, пока Гарри снимает с маркера колпачок и несколько секунд молча стоит, размышляя над тем, что написать. Наконец он переворачивает в своей большой ладони замок и что-то на нём спешно строчит покрасневшими от холода пальчиками, а Луи тут же решает после возвращения в отель побаловать своего мальчика чашечкой горячего шоколада. С небольшой улыбкой Гарри забирает у Луи свои перчатки и вместо них передаёт ему замок с маркером. Ветер морозит кожу, и несколько секунд пальцы Луи кажутся ему совсем замёрзшими и окостеневшими, но, когда он видит, что Гарри написал на замочке, его сердце трепетно пропускает удар, а сам он будто парит в воздухе. И ничто – даже настолько дерьмовая погода – уже не сможет спустить его с такой высоты. Он поднимается на носочки, чтобы поцеловать Гарри, но получается скорее столкнуться зубами, потому что ни один сейчас не в состоянии сдержать своей улыбки во весь рот, и от этого у Луи в животе бурлит маленькими пузырьками счастье, после ещё и перетекая по венам приятным теплом. Луи снимает с маркера колпачок и добавляет на небольшой замочек кое-что от себя. Ещё секунду он любуется делом их рук – чёрными буковками на фоне серебристого цвета замка, а затем отдаёт его Гарри, молча говоря ему повесить замок на перила. Так Гарри и поступает, вытаскивая ключи и восхищённо глядя на то, как он висит рядом с другими замками, сияя серебром в море бронзы, в отличие от остальных ещё совсем непострадавший от ветра и непогоды. Тогда Луи достаёт свой телефон, чтобы сделать снимок, и быстро печатает новый твит, пару секунд ещё любуясь полученным результатом. http://i.imgur.com/VPw4Si6.png С днём рождения мою лучшую половинку @Harry_Styles. Не могу дождаться провести с тобой вечность ! http://i.imgur.com/hcVYwLP.jpg Когда он снова переводит своё внимание на Гарри, тот смотрит на маленький ключик, лежащий в центре его ладони и кажущийся по сравнению с ней почти крошечной. Луи прижимается к его боку, целуя в уголок рта, а затем снова опускает взгляд на ключик в руке. - Бросай. Гарри кивает, крепче стискивает в ладони ключ и, торопливо чмокнув Луи в губы, выбрасывает его так далеко, как только может. Они вместе смотрят, как крошечный объект парит в небе, едва узнаваемый, а затем плюхается в воду и начинает тонуть, оседая на дно. Луи отдаёт Гарри перчатки, торопливо натягивая свою пару на закоченевшие пальцы, и берёт его за обе руки. - Ну, вот и всё, я думаю. Теперь тебе от меня не избавиться, если только ты, конечно, не горишь желанием ненадолго окунуться за ним на самое дно. Гарри качает головой, улыбаясь широко и довольно. - Какой же ты глупый. Лу. И почему я только люблю тебя. Он беззаботно пожимает плечами в ответ. - Ну, вообще я не знаю, но безумно тебя люблю, так что, надо сказать, это всё-таки большое счастье, что ты любишь меня. Гарри встаёт на шаг ближе к нему, улыбаясь робкой и вроде бы странной, но душераздирающе искренней улыбкой. - Я люблю тебя, потому что когда я думаю о том будущем, какого бы мне хотелось, то вижу тебя. Я вижу тебя, большой дом и так много детишек, что все вместе мы смогли бы собрать свою футбольную команду. Я вижу собаку, большой минивен и разбросанные по всему дому игрушки. Вижу, как ты ворчишь утром, наступив на детальку от ЛЕГО, которую наш старший забыл убрать, и как гоняешь со всеми ними мяч в нашем огромном саду на заднем дворике. Я вижу семейные поездки за город и наши с тобой небольшие вылазки, пока какая-нибудь из наших мам будет присматривать за детьми. Я вижу, как с каждым днём всё больше и больше в тебя влюбляюсь, как мы состариваемся вместе, как я просыпаюсь рядом с тобой, в твоих руках, каждое утро до дня моей смерти. Я вижу внуков и… я вижу… я вижу вечность, Луи… - он останавливается на минуту, кажется, не в силах отыскать ещё больше слов, отчаянно крепко сжимая в ладонях руки Луи. Луи встаёт чуть ближе, чтобы ласково клюнуть его в замёрзший и красный от холода нос, и нежно произносит с такой улыбкой, что грозится нещадно расколоть его лицо пополам. - Размазня. Гарри улыбается ещё шире и издаёт короткий смешок. - Это только ты так считаешь, - отвечает он нахально, прежде чем чуть заметно смутиться. – Но именно этого я хочу, Луи. Я знаю, что не прошло ещё даже месяца, но… Луи качает головой, слегка наклонив её набок и изогнув губы в забавной улыбке. - Семь лет прошло, Кучеряшка. Гарри бесшумно выпускает воздух из лёгких и кивает, зарываясь в его объятия, а Луи крепче стискивает его в своих руках, и они оба поворачиваются, вглядываясь в водную гладь, где ключик от их замка рябью оставил круги на поверхности, опустившись на дно, где его уже никогда не найти. Луи не хочет, чтобы его нашли. Когда они возвращаются в отель и Луи поворачивает в сторону их люкса, Гарри тянет его в другом направлении, вместо этого подталкивая к невзрачной двери с напечатанной на ней надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Луи вопросительно поднимает бровь, а Гарри только улыбается ему застенчиво, распахивая дверь свободной рукой. - Один из членов персонала любезно согласился сделать мне одолжение, - объясняет он, когда они входят во что-то, по виду напоминающее ординаторскую, но не настолько роскошную, как забронированный ими номер или сам отель. – Я хотел показать тебе кое-что, но мешать гостям в столовой совсем не хотелось, и, знаешь, нести его в наш номер было бы глупо, наверное. – На самом деле, учитывая тот факт, что он и представления не имеет, о чём говорит Гарри, можно с уверенностью сказать, что Луи не знает, было бы это глупо или нет. – Поэтому я поговорил с персоналом, и она сказала, что для меня сможет его сюда принести, - он кивает в сторону стены, где прямо на длинном столе расположился серебристого цвета синтезатор. Гарри присаживается на скамейку напротив него, волнительно улыбаясь Луи со сверкающими в глазах искорками. Он похож на живое произведение искусства, не меньше: его кудри выглядывают из-под бини цвета бордового мергеля, щёки и нос сплошь красные от холода, а губы розовые и чуть потрескавшиеся, но всё такие же манящие и аппетитные. - Я практиковался, - усмехается ему Гарри, стягивая с себя сначала перчатки и шарф, затем своё дорогое пальто и, наконец, шапку. Он принимается усердно разминать пальцы и, сверкнув в сторону Луи озорной улыбкой, грациозно опускает их на клавиши. Гарри начинает очень красиво наигрывать первые аккорды Little Things, но, не дойдя и до второй строчки первого куплета, он лажает, громко выругивается, расстроившись, и переводит на Луи внимательный взгляд с недовольной гримасой. - Обычно я лучше играю, это ты заставляешь меня нервничать. Луи непроизвольно выпускает короткий смешок, потому что Гарри сейчас выглядит таким по-детски очаровательным, а затем наклоняется и целует его в надутые губы. - Подвинься-ка, - говорит он. – Я научу тебя, хочешь? У тебя уже почти получается, милый. Он кивает и освобождает для Луи немного места рядом с собой, прежде чем положить пальцы на клавиши и попытаться ещё раз. Следующие полчаса они проводят, наигрывая эту же песню, и навыки Гарри значительно улучшаются, так что у него уже почти выходит доиграть до конца первого куплета. Конечно, вряд ли Гарри когда-нибудь станет первоклассным пианистом, но он такой невыносимо очаровательный, когда изо всех сил пытается сосредоточиться. Луи вскакивает со скамейки и достаёт свой телефон, делая быстрое фото, а затем снова выкладывая его в твиттер. http://i.imgur.com/EQgtYuC.png Пытаюсь научить @Harry_Styles играть Little Things, и у него уже почти получается ! :) http://i.imgur.com/sdSjYrs.jpg Гарри смотрит на него с улыбкой. - Дай мне ещё раз попробовать, а потом мы вместе поднимемся и подготовимся к ужину, хорошо? Луи кивает ему с улыбкой. - Конечно, милый. Он наигрывает первые аккорды и первый куплет, несколько раз останавливаясь, чтобы переставить пальцы, прежде чем продолжить, а Луи в этот момент прошибает такая волна нежности и любви, что на секунду ему даже становится страшно за своё самочувствие. Он не может поверить, что теперь это его жизнь, что судьба так щедро одарила его удачей и что парень, сидящий напротив и пытающийся научиться играть песню, которую он написал для Луи и которую Луи использовал в качестве признания ему в любви, теперь принадлежит ему. Что они принадлежат друг другу. Они ещё и месяца не пробыли настоящей парой, но всё же это лучшее время в жизни Луи, и если оно хоть капельку говорит о том, каким будет остаток их совместно прожитых лет, то Луи, пожалуй, можно с уверенностью назвать самым счастливым человеком из всех, что дышали на этой планете. Пока двадцатью минутами позже Гарри готовится в их ванной к ужину, Луи берёт с тумбочки свой телефон, чтобы проверить время, и замечает, что всего пять минут назад Гарри написал о чём-то в твиттере. С лёгкой улыбкой, сдержать которой у него бы не вышло, даже если бы он попытался, Луи стукает пальцем по кнопке «открыть». http://i.imgur.com/24VmVIE.png Я влюблён в Луи и все его мелочи. Луи улыбается, чувствуя, как в сердце порхают бабочки. Ему всегда безумно нравилось, как ловок Гарри со своими словами и каламбуром. Он проходит в ванную к своему мальчику, с ласковой улыбкой ловя в зеркале глаза Гарри, и кладёт ему в руки свой телефон, прежде чем встать сзади, обернуть руки вокруг его торса и поцеловать в плечо. - Я тоже тебя люблю.