Нелюбимая жена

Под Zola Jesus – Night - Это не твое место! – кричит гнилое тело, спотыкаясь и ковыляя от входа. – Слезь! Слезь немедленно! - А то что? – расположиться на железном троне удобно - невозможно. Оно вообще сущее наказание. Но сидеть тут больше негде, а я уже достаточно времени провела в этой отвратительной башне, чтобы путь по кругу тронной залы мне порядком наскучил. – Саурон всемогущ и прозревает все вокруг, разве не так? Был бы против – прогнал. Ломилинд останавливается, не доходя нескольких шагов. Уступить ему место, в конце концов, можно из соображений банальной жалости. Как он держится на ногах – вообще хороший вопрос. Внезапно я понимаю, что даже при самом успешном для Саурона развитии событий его сын может не дожить до возвращения кольца на историческую родину. Что ж, значит, именно это обстоятельство сохранило жизнь мне. Если я когда-то и была запасным вариантом, то сейчас явно перешла в разряд основных. - Встань, - он шепотом выплевывает это слово, и по подбородку снова бежит неприятная сукровица. Дед раздражен и не обращает на каплю внимания, буравя меня взглядом. Хотя вон же в руках порядком промокший платок – специально, видимо, для таких случаев. Да, он обречен. - Ты ведь слышал наш разговор. Не мог не слышать. Ты нежилец. Он даже не рассчитывает на твое тело. Почему ты все еще ему веришь? - Мне больше некому и не во что верить, - без запинки выдает он в ответ, как давно заученную молитву. – Отцу необязательно быть откровенным с такой шалавой, как ты. Открывать тебе все наши договоренности тоже нет нужды. Ты всего лишь еще один путь к отступлению на непредвиденный случай. После последней войны он не пренебрегает осторожностью. - И ты искренне веришь, что основной план – вот это? – я киваю на мутно-кровавую каплю, которая сорвалась с его подбородка и упала на каменный пол. – Ты глуп, Ломилинд. Даже странно, что у Саурона получился такой недалекий отпрыск. Наверное, на тебе Эру отдохнул сполна. Не знаю, зачем злю его. Он уже более достоин поминальной речи. Хотя, окажись я на его похоронах, вряд ли смогла бы найти в себе хоть одно доброе слово. И, тем не менее, я встаю, уступая неудобный трон. Наверное, это просто заложенное воспитанием уважение к старшим. Ломилинду повезло, что не он растил меня, иначе бы и такой милости, скорее всего, не дождался. - Когда начнется наступление? – я снова – уж в какой раз – отхожу к проклятому балкону. Кажется, я здесь несколько дней. Хотя точно сказать сложно. Оторванный от тела дух не чувствует ни голода, ни усталости. Солнца здесь не видно. Вечное красноватое зарево, чуть ярче, чуть тусклее… Впрочем, разглядывать все равно особо нечего. Мне. А вот Саурон больше не говорил со мной и вниз со своего смотрового поста не спускался. Он видит больше. А я - только тысячи черных тараканов, которые ползут из глубин страны, тянутся к авангарду будущей главной битвы. Бессчетные полки занимают широкую равнину перед Вратами, разбивают лагери. Судя по всему, одна битва уже состоялась. И те, кто находится на той стороне горной гряды, даже сумели одержать победу. Радуются, наверное, отмечают. Интересно, они хоть догадываются, насколько большее испытание ждет их, когда двери Мордора распахнутся? Быстрее бы уже! Это ощущение затянувшегося ожидания сводит с ума. Но это моя первая война. Кто знает, может, так оно и нужно. Я поворачиваюсь, но дед так и не удостаивает меня ответом. Он устало и болезненно падает на железное твердое сидение, и по комнате – его надорванный выдох. - Кого ты обманываешь? У тебя же есть постель. Лечь в нее было бы лучшей идеей, чем умереть на его троне. - Никто не собирается умирать, Алассэ, - хрипит он, стараясь изобразить улыбку. - Это имя никогда мне не подходило. В твоих устах, в этих стенах… Сейчас больше, чем когда-либо. - И как же предлагаешь тебя называть? Лютиэн? Отцу не очень нравится это… сочетание звуков. - С той Лютиэн меня разве что сочетание звуков и роднит, - но зачем я спорю? Хочет звать "радостной" – пусть зовет. В конце концов, по имени меня здесь только дед и помнит. Остальным всегда хватало ругательств и банального «эй, ты!». Умрет Ломилинд – и мое имя совсем сотрется из памяти обитателей темной крепости. И это даже не худший вариант. К тому же не впервой. Во дворце Трандуила право на имя я тоже заслужила не сразу. Не эльдиэ, а функция. Производитель потомства. Опять. Руку от живота отдергиваю силой. Не время. Неважно. Снова возвращаюсь на балкон, всматриваясь в орду перед Черными Вратами. Отсюда не видно, что творится там, с другой стороны. Но не сложно догадаться, что силы людей Гондора и оставшихся эльдар сейчас занимаются тем же, чем и полчища орков да вастаков. Варят картошку, точат клинки… А кто-то поглаживает кольцо по холодным округлым бокам. Будто сама чувствую прикосновение этого грубого пальца... Только вот о том, что объединенные войска смогут выставить сопоставимое количество воинов, не приходится даже мечтать. Я хорошо изучила документы мужа. Они лишь косвенно касались удаленных от Лихолесья фронтов, но и этих сведений казалось вполне достаточно, чтобы понять главное. Если друг Леголаса не призовет на помощь силы более могущественные, чем смертные соседи, бессмертные остатки эльфийского народа и даже уже умершие легионы – шансов у них нет. Держи кольцо крепче, Арагорн. Ведь звать тебе больше некого. Наша жалкая семейка, да несколько сумасшедших майар – вот и все, что осталось в Средиземье от могущественных сил и сказаний прошлого. Но кольцо там. Где-то за Вратами… Или все-таки мои знания вернее знаний Саурона? Если так, то это может оказаться просто невыразимым везением. Подумать только: он кинет всю свою мощь туда, за пределы страны, на новоявленного короля людского племени. А маленький хоббит… Нет. Непонятно, как такое могло получиться и сколько еще на это незнание можно рассчитывать. Невыразимо хочется верить, что отважный хоббит сейчас где-то здесь, по эту сторону высокой горной гряды. Ползет, незамеченный, к своей цели. И эти так называемые высшие силы, которые мне не помогли, ему – помогут. Проведут, дадут возможность исполнить, уничтожить… даже сохранить мир, может быть. Впрочем, до мира дела больше нет. Месть. И сын. Тот, которого я успела родить. А остальное пусть горит и рушится, если ему так угодно. Я оглядываюсь на горящее Око. Оно все так же обращено на северо-запад. На Арагорна смотрит. Или на сына. Сердце снова ненужно бьется, как пойманная рыба на берегу. Сработало ли? Принял ли мои условия? Надо было стребовать с него обещание не трогать Эстелиона, пока – хотя бы. Что Саурону какие-то мертвые орки и даже один маленький проигранный фронт? Каприз… Исход войны все равно будет решаться здесь. Ха! Будет! Уже. Уже решен. Как же глупо было надеяться, что мои неумелые чары смогут скрыть наступление армии Трандуила. Понимал ли это сам Трандуил? Что со мной, что без меня – всего лишь выигранное время, отданный долг чести. Без меня шансов, может, было бы и поболее... Нет, все-таки, кажется, единственное, во что мой муж верил – так это в удачу маленького смешного хоббита. Это ли не признак отчаяния? Или даже покинувшего рассудка? С той же долей вероятности этот хоббит лежит сейчас где-нибудь здесь, хладный и с остекленелым взглядом. Невозможно. Это невозможно, Трандуил. Скорее всего, кольцо и, правда, у Арагорна. А, значит, надо вытерпеть подготовленную Сауроном пытку до конца. Дождаться пока люди проиграют и… - Куда ты пошла, дрянь? – Ломилинд поднимает свою больную голову, когда я все-таки направляюсь к давно манившей меня двери. - Погуляю. - Никто не разрешал тебе покидать эту залу. - Всемогущий майа, - напоминаю я деду, показывая пальцем вверх. – Захочет – остановит. Но он не хочет. Ему, в общем-то, наплевать и на меня, и на Ломилинда – на всех нас. В наши жизни и смерти он поиграет потом, когда все закончится. А сейчас его волнует кольцо, которое рядом. Я это чувствую, он это чувствует. Очень близко. Очень. Заберу. Пустая крепость отзывается эхом. Все на войне. Не видно даже моих дальних родственников-близнецов. Наверняка, они там – у ворот или даже за ними. Эти-то, в отличие от Ломилинда, не будут сидеть в стороне. Кровь и смерть им нравятся. И выслуживаться перед Сауроном – тоже. Бедные, тоже ведь думают, что представляют собой нечто большее, чем еще парочка запасных недолговечных тел. Винтовая лестница. Нет, они подобного не допускают. Поведут свои армии в первых рядах. Повезет – погибнут сами. Нет – придется и их как-то учитывать… Но даже если так, их смерть – самая легкая часть задуманного: всех уничтожить. Каждого, в ком его кровь побеждает. Близнецы, близнецы, близнецы... Нечего их бояться. Это в мой прошлый визит они были сильнее. Сейчас, когда я не вымотана, когда свыклась со своим искажением, вряд ли они смогут мне что-либо сделать. Тем более, Кама и Моро - люди. Хоть и с частичкой майарской крови – всего лишь люди, и выйти за границы физического мира они способны лишь в той мере, в какой им разрешает это Саурон. Или я? Встряхиваю головой, спускаясь ниже на еще один пролет. Темный коридор. Не знаю, почему открываю дверь на этом этаже. Почему-то кажется, что нужно мне именно сюда. Нет, близнецы - это не сложно. Он сам. Вот где задачка. Майа не убить. Но я попытаюсь, снова отрежу кольценосный палец. Откушу – если будет нужно. Главное, чтоб поближе подпустил. Хотя об этом волноваться вряд ли стоит. В комнате, в которую я наугад захожу, никого, хотя очевидно, что хозяева покинули ее не так давно. Может, близнецы и покинули. Широкая кровать уж всяко не для орков или назгулов поставлена. Я скольжу по чужой обители, не чувствуя ни малейших угрызений совести. Любой житель Барад-Дура слишком долго вторгался в мою жизнь, чтобы претендовать на неприкосновенность своей собственной. Но это точно их комната. Идеальный порядок с одной стороны кровати, почти полное его отсутствие – с другой. Оружие, склянки, книги. Никогда не задумывалась, чем эти звери занимаются в свободное от совокупления и истязаний время. Почему-то я иду в ту часть комнаты, где идеально четко лежит на кровати подушка, а кинжал – параллелен краю стола. И тут же рядом – надо же, какая отвратительная прелесть – маленькая резная рамка. С миниатюры смотрят двое одинаковых, и сначала мне кажется, что это они – мои брат и сестра. Но, взяв изображение в руки, понимаю, что нарисованные люди куда как старше. Не могли же они так быстро постареть… Родители. Конечно. Родители и дети. Их нужно убить тоже. Я, усмехаясь, падаю на кровать. До чего прекрасный план ты составила, королева Лютиэн. И такой простой. Всех убить. Почему до тебя никто не додумался до такой простоты? Вырезать на корню весь этот гнилой род. Всех, кроме Эстелиона. А Леголас? По потолку бежит кривая трещина. Старая. Уходит к стене… Это тупик. Я что, правда подниму кинжал, если Леголасу все-таки не повезет выжить в битве? Усталый вздох – мой, конечно же – летит по комнате в полной тишине. Зачем все усложнять? Есть только одна жизнь, которая еще имеет значение. А остальное… по ситуации. Может, удастся освободить пленников. Отсюда до Ородруина ближе. Если нет – то это отличный способ заслужить доверие у своей семьи и… и поспособствовать объединению чужой. Ахаха! Все вместе выйдут в Благословенных землях. Заживут – как в сказке. Даже лучше. Меня еще благодарить будут за такую быструю транспортировку единственного сына в Аман. А кольцо до жерла я допинаю ногами! Только бы не поддаться. Не забыть, что никто из нас, из его наследников, выжить не должен. Даже если вдруг очень хочется. Мерзкую рамку кидаю обратно на маленький прикроватный столик. Наверняка, эти старики где-то в глубине Мордора… К чему опять столько рассуждений, королева Лютиэн? Ты в этом хороша, но больше сомневаться ни в чем не нужно. Проходит еще несколько часов. Или минут. Или дней. И эта камера мне надоедает тоже. Кажется, что ожидание никогда не прекратится. Я снова спускаюсь по уходящей в жерло земли лестнице. Она бесконечна и ведет глубоко. В бесконечные пыточные. В неисчислимые душные камеры. Но туда я не пойду. Снова толкаю дверь. На этот раз – комната посветлее, и тут явно натоплено. Потому что… Это похоже на кошмар. Два маленьких ребенка сидят в небольшой кроватке, послушно играя в оставленные им кубики. Целых несколько мгновений мне кажется это миражом, нелепой шуткой, которая еще раз напоминает, почему в моей жизни появился Саурон и зачем он так долго меня здесь мучил. Про то, что растет под сердцем, напоминает тоже. Но нет. Эти малыши – не мираж, хоть и сложно представить что-то более не вписывающееся в интерьеры Барад-Дура, чем детская комната. Шаг, и они одновременно поднимают на меня свои кудрявые головы. Темные каштановые волосы, миндалевидные глаза и почти абсолютная идентичность. Какие-то материнские чувства или, может, просто опыт, подсказывают мне, что это девочка и мальчик. Но отличить почти невозможно. Я делаю еще несколько шагов. Дети не боятся. Вряд ли я самое страшное в списке того, что им приходится видеть каждый день. Однако улыбаться они мне тоже не торопятся. Мальчик смотрит испытующе и недоверчиво. Взгляд девочки не узнать трудно. Ее мать подарила мне немало подобных: холодных и неприязненных. Проходит несколько минут, и я перестаю занимать их внимание. Привыкнув ко мне, они вновь возвращаются к своей игре, складывая кубики в какую-то башню. Болезненно напоминающую ту, где мы все сейчас находимся. Они строят, рушат, строят вновь. Девочка отползает к изголовью большой кровати, ей надоело. Брат еще какое-то время пытается играть один, то и дело смотря на сестру. Но в итоге тоже бросает свои игрушки, следует за ней и прижимает собственническим, совершенно недетским жестом. Наплодили орчат. Извращение, которое лелеяли поколениями... Я отвожу взгляд. Еще двое в список на уничтожение. И что-то в этом списке, королева Лютиэн, только старые, убогие да дети… - Что ты здесь забыла? Совсем на детях повернулась? А вот и она. Давно не виделись. Кама хватает за руку, по старой привычке все еще может прикоснуться. Но ее пальцы проходят сквозь полупрозрачное тело, стоит этого захотеть. Она сильнее за последние годы не стала. А вот я – да. - Какое интересное время вы выбрали, чтобы стать родителями. - Не твое дело! - брызжет она слюной. Моро бы повел себя спокойнее. Его половина комнаты больше похожа на усыпальницу. А эта дрянь – у Саурона в любимицах не зря. - Ты-то здесь какими судьбами? Не думала, что ты хорошая мать. Скорее бы предположила, что вы выслуживаетесь на передовой. - Выслуживаться теперь надо тебе, - злость как-то моментально ее покидает. Она улыбается. Знает что-то. - Зачем? - Затем, что ты кое-что обещала. Она разворачивается, выходит - я следую. Путь знакомый. Снова в эту постылую залу, куда я всегда возвращаюсь, в какую бы сторону не бежала. - А дети? – спрашиваю, пока мы идем по винтовой лестнице. – Они сидят там одни? - За ними смотрят. Хотела помочь? - Почти, - вообще-то я хотела удушить их подушкой. Смотрят за ними. – Скажи, а где ваши родители? - Далеко. - Саурон их отослал, когда с ними стало противно трахаться? Молчит. - И вас отошлет, когда эти вон подрастут? Молчит. - Вам сколько лет? Тридцать? Сто? - Тебя я переживу, - бросает она через плечо. – И твоих эльфийских выродков – тоже. - Попробуй, - улыбаться и я могу. Но для уверенности у меня побольше оснований. Ломилинд все так же сидит в железном кресле, развалившись и, кажется, уснув. Кама не обращает на него внимания. Впрочем, как я сейчас понимаю, она никогда этого не делала, если в теле не было Саурона. Она идет прямиком к надоевшей смотровой площадке. И вариантов у меня немного. - Разве ты не должна быть там? – спрашиваю я, выходя следом за сестрой. - Должна. Но благодаря тебе, сука, все самое интересное пропущу. - Ааа. Личный конвой. Ну да, этот вон, - киваю в сторону трона, - никуда не годится. - Конвой? Нет, задача другая. Брат ловит твоего эльфика, а я слежу, чтобы ты как следует отрезала ему головёнку, - она снимает с пояса свою смотровую трубу и пристально вглядывается в сторону Врат. - Сейчас? – руки холодеют. - Ну, скорее, чем ты думаешь. Эта битва много времени не займет... И не надейся меня перехитрить. Я тебе по-сестрински помогу, если вдруг заколеблешься. Только не рассчитывай потом сама остаться живой. - Я тебе такого подарка не сделаю, - шипением из собственного рта. В голове – миллион возможных вариантов. Но побеждает неизменно один. Скинь! Скинь ее вниз! Сейчас! Рано. Не знаю, чего жду. Но внутренний подсказчик точно знает, что такой поступок сейчас не ко времени. Нет, сначала кольцо. Потерпи. - Пошел, - едва уловимый шепот срывается с ее губ. Он не мне адресован, но я вглядываюсь вдаль, хоть сначала ничего не вижу. Все вроде бы так же. Это черное море из кривых доспехов, ятаганов, шлемов. Проходит наверное секунд двадцать, прежде чем я понимаю, что произошло. Во Вратах, прямо в середине, открываются малые створы. Не знала, что они там были, но, с другой стороны, я никогда и не подходила к ним близко. - Что происходит? Почему такая маленькая дверь? - Переговоры, дура. Саурон любит поиграть, - усмехается она. Ей это нравится. О, она в восторге. В этом их предпочтения схожи: отрывать лапы по одной у пойманного в ловушку жука. Я вглядываюсь, как могу, но даже моего зрения не хватает, чтобы понять происходящее. Кажется, из ворот выезжает только один всадник. Его не разглядеть. Просто муравей. Один из. - На, любуйся, - протягивает Кама свою трубу. Не хочется доставлять ей удовольствие, но подарок я хватаю обеими руками. Створы еще раскрылись не вполне, но там, вдали… О, Эру. Да они издеваются! Даже не армия. Несчастная горсть. Сколько их там? Тысяча? Две? Только в одном черном квадрате, который стоит сейчас перед вратами – воинов больше. А их здесь – сотни… - На что они надеются? – шепчу я. Но тоже – не Каме. - Хотят, наверное, умереть покрасивее, - смеется она, и впервые в ее голосе мне слышно истинное удовольствие. Ей правда сейчас смешно и весело. Одинокая черная фигура тем временем выезжает на середину поля, что разделяет армии. Ему навстречу выдвигаются целых восемь всадников. Они сходятся, говорят, но ничего, разумеется, не слышно. - О чем они? - Мы выдвигаем ультиматум, который они не смогут принять, - продолжает улыбаться Кама, настолько захваченная приятными для нее событиями, что даже не брезгует со мной говорить. Принять условия Мордора, видимо, на самом деле нет возможности. Переговоры заканчиваются уже через несколько минут, причем не очень миролюбиво. Всадник на белом коне выхватывает меч... Восьмерка разворачивается и отправляется к своим. А вот Голос Саурона никуда не едет, продолжая оставаться на месте черной точкой. - Они его убили, - говорю я очевидное, отдавая устройство. - Невелика беда, - замечает Кама и наводит свою трубу на горные вершины. Значит, там тоже сидят воины Саурона… Не сказать, что я не ожидала подобного, но оглушительный грохот барабанов вдруг обрушивается на равнину, как по щелчку. Ворота Мораннона с отвратительным скрипом, который внушает больше отвращения и страха, чем все кричалки многотысячных войск, медленно распахиваются настежь. Черная орда выкрикивает последний протяжный боевой клич и исторгается за Врата огромной смертоносной волной… Я отворачиваюсь от неприятной картины к Огненной горе. Я, кажется, одна на нее смотрю. Ведь абсолютно все в окружающем мире устремлено туда, где погибнут сейчас последние защитники привычного мира. И немигающее Око запоминает момент такого долгожданного триумфа… Мне тошно. И мерзко. Потому что это – можно было предугадать. Но я, как наивное дитя все думала, что что-то могу, чему-то помешаю. И, к сожалению, таким же глупцом был Трандуил. Мы оба... Хоть бы сын миновал этой участи. - Что ж ты не смотришь? – смеется за спиной Кама. – Развалина тут рассказывал, как ты рьяно убеждала Саурона в своей преданности. Но, кажется, наша королевишна сейчас заплааачет. - Смотри в свою трубку. Не отвлекайся на мелочи. - Какая же ты дура, - самодовольно болтает сестра. – И ты, и все твои эльфики. Вам не жить в новом мире. Я лично позабочусь, чтоб каждый остроухий получил билет на корабль до ваших святых земель… Выпотрошу каждую эльфийскую тушу… Она все говорит и говорит, опьяненная моментом их уже безоговорочной победы, а я… То ли потому, что смотрю на Гору, то ли потому, что не разделяю общей эйфории от той неравной бойни, что сейчас происходит у Мораннона… Я вскидываю голову, не понимая, что происходит. Замирает окружающая реальность, и сердце пропускает удар. Ничего, абсолютно ничего не произошло. Все также убивают друг друга за Черными вратами. Все так же окружены светлые воинства. Так же сух воздух и не видно солнца. Но тишина режет слух, и земля словно уже не держит моих ног. Вдруг – я это кожей чувствую – и Око поворачивается к Горе. Его сердце, если оно существует, тоже сейчас пропустило удар. Мгновение снова тянется и никак не хочет минуть в прошлое. А мои собственные мысли вдруг побежали, как взбесившиеся озлобленные крысы. Оно там! В одно мгновение слетают все внутренние запреты, предосторожности. Сейчас! Не думая, не сомневаясь, я перехватываю за пояс засмотревшуюся на битву Каму и со всей силой толкаю ее за парапет! Она даже не сопротивляется, не успевает. Только ее визг все дальше, дальше, дальше. Я смотрю ей вслед. Но вот странно – падает она все равно быстрее, чем заканчивается эта растянувшееся мгновение. Око – на меня. Оно выпускает Гору из виду буквально на секунду. Но этого достаточно. Достаточно! Секунда – и весь окружающий меня мир скатывается в какофонию звуков, чувств, вспышек. Бооолииии. Я оборачиваюсь к огромной огнедышащей горе, точно понимая, где моя рана. Где-то позади шаркающий по полу призрак – чуть не бежит. А уже пронзает и меня, и деда, и весь этот иссушенный искаженный мир вокруг. И чувствую как урчит земля, собираясь выплюнуть последнее отравляющее эхо только что поглощенного. И... Донес. Маленький незаметный хоббит его донес! Мне хочется рвать себе волосы, вырывать себе ноющие от адской боли кости, но нечто словно ведет через этот кошмар. Скорее, рефлекс, чем осознанное действие. Может быть, смутная память о сыне и моем долге перед ним, а, может, занятия с Тауриэль и книги мужа толкают прочь. К Ломилинду я подбегаю одновременно с тем, как извлекаю из ножен его же кинжал. Кинжал, который мне вручил Саурон. Из жерла кормящей этот край горы вырывается столб яркого пламени. Подземные источники все-таки вырвало. Не смогли они съесть большую часть души темного майа и не подавиться. - Что?.. – заходится Ломилинд. Он, как заколдованный, смотрит на гору, все еще не понимая, не веря, даже не видя обнаженное оружие в моих руках. - Кольца больше нет. Это кажется глупым: говорить очевидное. Но кому врать? Слова, которые слетают с языка, доставляют слишком большое удовольствие. Несмотря на собственную боль утраты, вопреки этой свербящей пустоте, которая и меня загребает. Но видеть, как эти твари мучаются – слишком щедрый подарок. Подарок, которым сложно пренебречь. Я смотрю на гримасы Ломилинда, которые сменяют одна другую. Мука, неверие, разочарование и – главное – осознание скорой смерти. Неминуемой, обязательной, близкой. Это моя ошибка. Я увлеклась, потратила несколько драгоценных секунд. Время, которое мне подарил какой-то маленький хоббит, я просто выкинула на ненужное ликование. Сильный толчок сотрясает пол под ногами, и адский скрежет заглушает все остальное. Я успеваю только кинуть быстрый взгляд наверх, чтобы понять: верхняя часть крепости и огромное огненное око на ней – кренятся вбок. И почти сразу – новая волна. Меня отбрасывает от Ломилинда на добрые несколько футов. Я почти сразу подскакиваю на месте. Нужно! Немедленно нужно добраться до него. Раньше, чем Саурон найдет это чертово тело. Свет личного солнца становится жарче, ближе. Кренится, заваливается, падает… Я бегу туда, внутрь тронной залы, куда толчком кинуло мою слабую жертву. Под ужасный, отвратительный звук падающих камней он поднимает на меня свои мутные зеленые глаза. Мне еще пара шагов, когда там – в глубине этих почти не видящих зрачков – мелькает понимание. Ломилинд ползет от меня, и из его искореженного открытого рта, который он так и не закрыл от ужаса, льется длинный хриплый умоляющий писк. Музыка. Просто музыка. Слова не подбираются и не складываются в нем. Только смерть близится с каждым моим шагом. И он смотрит на меня так, как я давно мечтала. Все те годы издевательств, насилий, притворного участия и попыток слепить из меня свою маленькую глупую копию. Теперь в его глазах – главное. Предвкушение неминуемого – того, что парализует страхом его и наполняет меня отголосками только что погибшей силы. Смерть. Его жалкая и слишком уж надолго отложенная смерть. Я заношу руку… Но последний мой шаг – уже не к нему. Под гулкий удар, в очередной раз сотрясший основание крепости, на меня поднимаются огненные глаза. - Нет, - только и успевает сказать мой персональный темный бог, все думая, что может мне приказывать. - Попробуй убеги! - мне все кажется, что это не я опускаю руку. Будто со стороны смотрю и все не верю, что этому смельчаку удастся закончить начатое, завершить смертельный взмах. И снова – та же замершая секунда. Вот – клинок прошел по белой коже на шее этого демона. Вот рука устало опускается дальше. И вот – огненные зрачки все жгут меня, обещая скорую расправу за неповиновение, за то, что посмела ослушаться прямого приказа. Рука с гниющими пальцами – так же, как и моя, еще по инерции – опускается на пол, стараясь дать опору слабому телу. Чтобы встать, ответить, оттолкнуть… Но эта очередная отвратительная секунда между судьбоносной раной и ее последствием проходит. Распускаются ровные края разрезанного горла. Кровавый цветок, выросший на неблагодарной почве летящего во тьму мира. Он хватается за глотку, пытаясь остановить кровь, затянуть края, глотнуть воздух. Но он слаб, а рана глубока. Клинок с колким звоном ударяется о камень, окончательно выпадая из моих рук. Инстинктивно – встаю, сразу делая шаг назад. Не верю. Не верю. Не верю, что так просто. Искусанные губы снова разёваны, пытаются удержать воздух. Он свободную руку выкидывает, хватая меня за ногу. Я дергаюсь, но вдруг понимаю… не за чем. Выживать я не собиралась. Что за глупые рефлексы самосохранения? По потолку бежит огромная трещина. Крепость расходится по швам, корчась в агонии, как и ее хозяин. Он держит меня, зло заглядывая в глаза. Треск – там, позади, не выдержали балки, держащие балкон. Он улетел вниз, в нашу общую будущую могилу. Глаза гаснут. Огромный кусок потолка падает вниз в пяти шагах от нас. Я на секунду отвлекаюсь на этот звук – а глаза уже зелены. И они – принадлежат мертвому. Безвольное тело падает вбок, освобождая уже ненужные мне ноги. И темная душа мечется по каменной захлопывающейся тюрьме. Улыбаюсь. Мне вдруг – покойно и хорошо. Он не уйдет. Это его смерть – тоже. Вероятно, он бы попробовал мое тело, но оно далеко. Тела маленьких близнецов – не вынесут и минуты. И, скорее всего, погибнут в течение того же времени. Орки, слуги, такие же бешеные духи. Все, Саурон. Это все. Я отпинываю тело своего деда. К сожалению, мы довольно скоро встретимся. Если таким, как мы, есть еще путь в чертоги Намо. С улыбкой – искренней и счастливой, это правда – сажусь на пол. Я наблюдаю за черной тенью, которая похожа на муху, залетевшую в комнату летним вечером. Сейчас. Сейчас мы абсолютно все умрем, и мир станет лучше. Он станет таким, каким не был, пожалуй, с тех пор, как айнур сотворили его своей песней. Пропадет искажение и темные, жадные владыки с их извращенной свободой выбора пропадут. Уж по крайней мере, потеряют и силу, и влияние, и... надолго. Вот что я подарю своему сыну. Вот в чем повторю судьбу своей тезки, а может, даже и превзойду ту, первую Лютиэн. Новая заря, новая надежда, новая жизнь. Но я же себе вру… Ликование угасает, и искаженная радость гаснет вместе с ним. Есть кое-что, чего я не предусмотрела. Стоило подумать о сыне, чтобы вспомнить и об этом… обстоятельстве. Будь ты неладен, Трандуил! И ты, и твой талант строить слишком далеко идущие планы! Камни все летят вниз, каким-то чудом не задевая... Переиграл, как всегда меня переиграл. Рука снова ложится на живот, как будто сможет защитить от бездны, что раскрывается подо мной… Туда мне самая дорога – в небытие для вечно проклятых. Но не могу, не могу, не могу убить дитя, что он мне подарил! Черная тень все ближе к окну, но я больше не смотрю. Никого я не победила. Потомки… еще остались его потомки. Он их найдет. Ослабевший дух сможет жить и в таких, как Моро... Да в любом нечестивом сомневающемся сердце. Но я стягиваю остывшее опаловое колечко со своего пальца.