Нелюбимая жена

Классика. Тут нужна классика. Johann Sebastian Bach – Toccata and Fugue in D minor Он ведь не будет спасать тебя вечно. Его самого уже давно никто не спасал. Конечно, хочешь, чтобы он пришел и за руку отвел от зеркала подальше. Но его нет, а бездна поет громче здравого смысла. Слаще. Проще. Отражение щерится холодной улыбкой и незнакомым огнем зеленых глаз. Почему зеленые? От кого? Впрочем, глаза еще можно терпеть. Но волосы. Мерзкая копна цвета заходящего солнца. Слишком рыжие для ваниа и синда. Слишком светлые для нандо. Цвет огня в кузнечном горне. Тысячу лет я думала, что это цвет волос моей матери. Что, интересно, думала она сама? Она не думала. Она - почти наверняка - знала. Зеркало - мой самый говорливый собеседник. Невероятно, сколько нового готова поведать хрупкая поверхность в собственных покоях. Загляни в собственное лицо - и пойми, почему тебе дали имя давно умершей дочки майа. Почему же, интересно, именно той, что победила темного приспешника в неравной схватке? У моей матери было плохое чувство юмора. Я сижу так давно, но не помню, сколько. На полу, обхватив колени рукой и - привет мужу - выпивая одну бутылку вина за другой. Этот диалог с прошлым почти невозможно прервать. Да и зачем? Зеркало честнее моих родственников, моих предков, моих собственных мыслей. Зеркало рассказывает и расставляет по местам то, что всегда было лишь странным стечением обстоятельств. Прабабушка - о, та самая - так старательно скрывалась от взгляда валар, что предпочла остаться в далеком, всеми забытом крае, чтобы никто не видел ее позора. И только после того, как дитя ее страданий отправилось в Мандос, она смогла вернуться домой в Валинор. Вместе с тем, кто любил ее, несмотря ни на что. Верный тэлери. Верный, молчаливый подкаблучник. Может, и неплохо, что его крови нет в моих жилах. Нет. Не сметь так думать. Он любил и смог пройти суровое испытание вместе со своей возлюбленной. Не мне его судить. Зато дед не подкачал. О да, достойный сын своего отца. Трандуил назвал бы его потомком Феанора, если бы не знал истинного происхождения. Для него это одно и то же - просто зло. Горячий, порывистый, эгоистичный. Его хватило лишь на эпоху. А потом - пропасть. Я не знаю, куда и зачем он ушел из нашего дома. Знаю, что сгинул он в Войну Последнего союза. А на чьей стороне - остается лишь гадать. Или спросить прародителя, если доведется встретиться. А мать. Она так боялась. Это сейчас ясно. Мне шепчет об этом едва знакомое лицо в зеркале. О, да. Она, как никто, боялась безумия. Своего, моего... А что в результате? Жалкая смерть от орочьей стрелы. Смогла бы она выжить, прими то, кем на самом деле была? Наверное, смогла бы. Что значат какие-то орки? Отражение и сейчас шепчет, как легко приказывать таким, как они. Потомок Саурона. Мой муж соврал мне. Опять. Конечно, он не думает, что кровь темного майа безобидна. Неееет. О, он знает, что это не так. Его попытки успокоить - милы, но фальшивы. Иначе он бы пришел. Он бы взял тебя. Он бы давно сделал тебе ребенка, не будь так напуган тем, кто ты есть. Но он ведь правда пытался. Он хотел успокоить, хотел показать, что все может быть почти нормально. И я ведь верила. Верила, пока не вернулась в свою спальню и не посмотрела в зеркало. А дальше - будто пропасть, и только тысячи кусочков мозаики складываются в единый рисунок. Тот, что не обманет меня. - Госпожа, к вам посетитель. Меня, наконец, отпускают собственные глаза. Слуги теперь боятся. Меня или за меня - не так важно. Просто их страх пахнет. Еще одно сомнительное достоинство прозрения. Я будто постарела на тысячелетие всего за пару дней, и теперь я вижу. Вижу то, что эльфы думают. Слуги, советники, даже те, старшие. - Кто? - Наследник Элрохир, госпожа. - Впускай. Иримэ исчезает. Когда-то, не так давно, она казалась мне гораздо более опытной и искушенной, чем я сама. Так, наверное, и было. Странный год. Его шаги слышно. Уверенные обычно, но не сегодня. Незнакомая территория, неясная цель. - Привет, наследник. - Здравствуй, королева. Не ожидал застать тебя на полу. - Почему бы и нет? Довольно удобно. В отражении вижу, как он сомневается. Но медленно подходит и садится рядом со мной, на пол. Не хочу смотреть ему в глаза. Глаза могут обмануть, а вот отражение - вряд ли. Через зеркало - вот как я буду с ним общаться. - Что с тобой? - голос глух, не уверен. Глаза и правда - как у ребенка. - Я взрослею. Это больно. - Ты так и не рассказала свой секрет. А я так и не узнал. Как же мне тебе помочь? - Ты не поможешь мне. Это не твоя судьба. - А чья же, по-твоему? Не жди от него помощи, он придет, только если ему самому это будет выгодно. Дааа. Он такой. Нет! - Ты его совсем не знаешь. Не суди по тому, что он дает тебе увидеть. Нечего ответить. Да и что ему сказать? Собственные глаза снова притягивают, обещая новые открытия в родовой истории. О да, там есть, что рассказать... - Он тебя бьет? Я нехотя выныриваю из своего забытья, складывая слова в осмысленный вопрос. И смеюсь в голос: - Что? - Я видел синяки у тебя на руках, - он моего веселья не разделяет. - И то, как он утащил тебя в лес пару дней назад. Скажи мне правду. Правду. - Пару месяцев назад на меня и небольшой отряд напали пауки. Все выжили, но, скорее, случайно. С тех пор я беру уроки владения оружием у нашей стражницы. Это про синяки. - А теперь неправда. - Мой муж никогда не делал мне больно, если я ему этого не позволяла. Грустнеешь на глазах, наследник. И хочешь сказать. Говори, это уже не секрет. - Я бы... никогда с тобой так не обращался. Эти глаза в отражении. Серые, грустные, правдивые. Такие, как он, не врут. Год назад я бы оценила. - Поздно об этом говорить. - Знаю. Просто не хочу, чтобы этот дворец стал для тебя приговором. Я же видел тебя в Лотлориэне. Ты будто собственная тень в этих стенах. Открой глаза - есть другие миры и другие возможности. Может, и не для таких, как Трандуил. Он навсегда останется в своем истлевшем прошлом. А мы другие. В нас больше от человека, чем от эльфа. Мы живее этих мумий. И имеем право менять свое мнение столько раз, сколько нам того захочется. Выбирать. - Во мне нет ничего человеческого! Люди - слабы. Я – нет. Он смотрит то ли с испугом, то ли с осуждением. Что, неприятно такое видеть? Без разницы. Не знает и не поймет. - Мы уезжаем завтра утром. - Я обязательно провожу и тебя, и владычицу. Долгое мгновение он смотрит мне в глаза. Не мне. Зеркалу. Что там узнавать? Кивает. Медлит. Решается. Да сколько можно? - Тебе нужно выспаться перед дорогой, наследник, - жестоко, но что мне с ним еще делать? - Да. Прощай, королева. - Прощай. Он уходит, а отражение снова зовет к себе. Видишь, это не зло. Это во благо. У него переболит. Твоя судьба иная. Совсем-совсем иная. - Я не знаю, что происходит с тобой, - все еще не ушел, оказывается. - Но все в этом месте пахнет тьмой. Не верь тому, что она тебе шепчет. - Знал бы ты, как похож сейчас на Трандуила, - мои губы в зеркале улыбаются. - В правде не стыдно сойтись и с таким, как он, - отражение опускает черную голову, отражение снова бросает на меня взгляд, отражение уходит. Пусть идет. Мне есть о чем подумать и без него. Хуже всех, очевидно, было бабке. Гордая синдиэ, прошедшая так много дорог. Она же была старше деда примерно на столько же, на сколько старше меня Трандуил. У нее была вечность, чтобы выбрать себе мужа. А выбрала она Ломилинда. Дед и спустя тысячелетия вызывал у домочадцев странные эмоции. Рассказывали, что он был искусен в ювелирном деле. Прекрасно пел, но редко это делал. Умел убеждать, но чаще пользовался силой оружия. Дома не осталось эльфа, с которым бы тот не подрался. Горячий нрав – так говорили. Еще до женитьбы дед сам сделал себе корабль и отправился в плавание на северо-запад. Туда, где под толщей воды до сих пор лежат леса, равнины и горы старого Балерианда. Зачем он туда уплыл и что хотел найти? Его не было почти 50 лет. И вот такого мужа выбрала себе бабушка. Три года – вот сколько они прожили вместе. Три года – даже не мгновение. А потом в одну из долгих северных ночей Ломилинд просто ушел. Шептали всякое даже и при мне. Шептали, но я не слушала. Мать запретила еще в детстве, а я была послушной дочерью. Это лицо снова улыбается. Дает понять, как глупо выглядит прилежание. Не скалься, я и сама знаю. Сбежал. Вот как чаще всего называли поступок деда, который оставил жену и только что родившуюся дочь. От чего он бежал? К чему? Знал ли он, что жжет ему душу, или, как и я, бродил во тьме большую часть жизни? Мне досталось так мало этой проклятой крови. Но и это – невыносимо. Как терпеть большее? Не жалей, ему нравилось. - Твои служанки пол дворца поставили на ноги, волнуются. В зеркале неожиданно появляются медные локоны и острые кинжалы. Почему-то это первое, что я замечаю. Быстрый взгляд, оторванный от отражения, в окно – там уже темно. В прошлый раз вставало солнце. - Говорят, ты заразилась от владыки и заперлась у себя с винным погребом. Пытаются подослать к тебе врача, но Трандуил сказал, что не нужно. Думала, это пустые сплетни… - О нет. Мы, искаженцы, все такие, - мне опять смешно. Смешная же шутка. Но поднимаю взгляд на стражницу, а на ней все то же испуганно-недоверчивое выражение, что и у предыдущего посетителя. – Не бери в голову. Она подходит ближе. Замечаю, что в руках у нее поднос с какой-то едой. Она ставит его рядом и снова отступает на шаг. - Поешь. И, кажется, идея с доктором все же неплоха. - Раз муж запретил меня лечить, значит, плоха, - развожу руками, но быстро их прячу. Слишком уж сама себе напоминаю существо, которое сидит в подземелье. Конечно, похожа. Искажение. И он бросил тебя. Видишь, пытается спасти своих подданных от общения с тобой. - Он не запрещал лечить. Только сказал, что тебе поможет время. - Владыка мудр и справедлив, - с сарказмом соглашаюсь. Рука в зеркале неуверенно ложится на тарелку, берет кусок сыра, отправляет его в рот. Я жую, а она все смотрит и не уходит. - Что происходит с тобой? Нельзя об этом говорить. Даже ей, но мне так надоело болтливое зеркало. - Ты когда-нибудь думала, откуда у меня все эти способности? Начальница стражи резко опускает взгляд. Ох, она совсем не умеет врать. Чудесное качество для подданной и отвратительное для друга. Конечно, она думала. А сейчас пытается взять себя в руки: - Я не боюсь. - А я – да! – отражение предательски срывается на крик, хватает тарелку и кидает в ничего не ожидавшую эльфийку. Только скорость реакции спасает ее от болезненного удара. Они все будут смотреть на тебя так. Они будут бояться и презирать. И вечно – вечно - вечно ждать от тебя беды! Отражение продолжает кричать мне в самое ухо, и я уже сама плохо понимаю, кого пытаюсь прогнать – злой голос в голове или стражницу, которая подвела. – Уходи! Убирайся! Пошла! Прочь! В какой-то момент понимаю, что в комнате уже никого нет. И кричать не на кого. Я одна, а за окном уже совсем темно. Это бездна сгущается, болезненно и мучительно. Мне страшно. Мне, правда, страшно. Слезы вырываются наружу, и я реву в голос, не в силах ничего с собой поделать. Я опускаю голову, отрываясь от проклятого отражения, но это уже неважно. От себя не убежишь. Трандуил такой же, он тоже тебя бросил. Ему тоже страшно. Конечно, страшно. Но он не бросил, он принял. Он же сказал. Поэтому он так часто приходит, да? Я не знаю. Все ты знаешь. Это только сомнения. У него были такие же. Поэтому он не показывал мне свою тьму. Он тоже боялся, что я отступлю. Он боится ТЕБЯ. Он жалеет о своем выборе. Он не будет бороться за тебя. Он в войне за самого себя проигрывает. Нет, это не так. Он бы помог тебе, будь твои надежды правдой. Как? Как бы он мне помог?! Держал бы за руку?! Не давал бы мне думать о своей крови? Отвлекал бы поцелуями и сладкими речами в ближайшую тысячу лет? Нет-нет-нет. Все, что он мог сделать, он сделал. Дальше – я должна сама. Сама принять и сама осмыслить. Сама сделать свой выбор. Слезы все еще текут по щекам, но в голове вдруг поразительная ясность и тишина. Никто не говорит со мной. Я сама с собой говорю. Я снова поднимаю взгляд к зеркалу, но там только я, заплаканная и похудевшая. Не знаю, сколько так сижу, наслаждаясь тишиной и сладким вкусом победы. Минуты, а, может, часы. Пора. Прихватив бутылку, иду по родной своей дорожке. Сколько уже раз? Мне даже по сторонам смотреть не нужно, там ничего нового нет. Босые белые ноги. Темный, почти черный пол. Лестница, переход, лестница, его дверь, растерянный страж. - Госпожа?.. Но владыка же спит… - Не бойся, я тебе снюсь, - открываю дверь и погружаюсь в привычную темень его покоев. Семнадцать шагов вперед, налево десять, дверь. В неясном ночном свете я все равно хорошо его вижу. Волосы светятся на подушке звездным пламенем. Дыхание глубокое, мерное. Молодец, все-таки увидела, как спит твой муж. За это можно большой глоток вина. Подхожу к кровати и сажусь на пол, голова сама падает на белую простыню рядом с ним. Тихо. На волосы ложится теплая после сна рука. - Я без кинжала. - Я это понял по запаху вина. Смотрю на свою бутылку. Пятая? Шестая? Не чувствую себя пьяной, но, наверное, это все-таки так. Протягиваю ему вино. Муж приподнимается и пьет, как и я, из горла. - Так себе, - он возвращает мне сокровище и снова ложится. Пальцы начинают перебирать волосы. Приятно. - Это было нелегко. - Это и не могло быть просто. - И что бы ты делал, если бы я выбрала другую сторону? - А ты бы пришла, если так? Поднимаю голову и смотрю в глаза. Да, он просчитал все намного лучше. Я бы ушла. Как мой дед. Есть местечко, где таким, как мы, наверняка, рады… Плохо отдаю себе отчет в том, что говорю, но мысли просто льются наружу. Он поймет, я знаю. Он единственный, кто меня поймет. - У меня в голове будто плотину прорвало. Голоса шептали отвратительные вещи. И столько знаний. Чем больше думаю, тем больше понимаю. Не только про себя. Про все, про всех. - Будь аккуратнее. Это искажает. - Это моя кровь, мои знания и моя сила, - отрицательно качаю головой, но слишком уж усердно, кружится все. - Прадедушка может делать все, что хочет. Я поступлю иначе. Он молчит, не прерывает. Последний глоточек. Бутылку я ставлю на пол, а сама переползаю на кровать. - Подвинься… Я много думала о предках. Они все были не правы. Дед, кажется, просто поддался тьме. А мать слишком усердно ее отрицала. У обоих не получилось ничего хорошего. - У тебя другой план? - Да. Я буду делать то, что умею, и защищать то, что люблю. И кого люблю. - Достойно, - улыбается. - Сними эту маску, - пальцами пытаюсь подцепить морок, но не получается, конечно. - Зачем? - Помнишь, ты показал мне свое настоящее лицо и дал право выбрать, хочу ли я тебя такого? Я хочу. Будь собой. И я буду, раз тебя мои… ммм… назовем это особенностями. Раз они тебя не смущают. Расстегиваю его рубашку. Странно. А я год думала, что он спит голым. - Скоро рассвет, - протестует, но морок исчезает. – А ты пьяна. - Не так уж и сильно, - стягиваю платье и ложусь на него, прижимаясь всем телом, покрывая поцелуями. – Я их провожу. Я их так провожу, что Галадриэль ни на секунду не пожалеет, что дала согласие молчать. А Элрохир перестанет обо мне беспокоиться. Наконец, чувствую его руки на своей спине. Сильнее, ближе… Он перекатывается, прижимая меня к кровати, шепчет в губы: - Про него ты тоже поняла? - Это не было сложным. - У тебя могла бы быть взаимная любовь, - опять отстраняется. Он бы извинился за то, что забрал меня, но, наверное, не будет. Просто уйдет. - Так, муж, - нет, я все-таки сильно пьяна. Мое прозрение относительно этого выдает случайный смешок. – Хватит трагедий. Я не жалею о том, кого полюбила. Мы приняли друг друга и не будем исправлять. И поэтому я очень… - целую его шрамы, притягиваю к себе снова, извиваясь под его тяжестью, – очень… тебя хочу. Борется, чувствую. Но и сам не знает, зачем. - Искушать за эти дни ты научилась отменно, - шепот скользит по коже, и я, наконец, чувствую, как входит в меня его плоть. Моооой. - Семейное, наверно, - улыбаюсь, сегодня я сама не дам ему уснуть рядом.